Глава 15
Их отношения разительным образом переменились.
Ариэлла медленно спускалась по лестнице. Эмилиан уехал около часа назад. Ужасная трагедия привела к прекрасному финалу. Девушка читала это во взгляде, которым он смотрел на нее, ощущала в исходящем от него тепле.
Еще через час она встретится с ним в Вудленде. Ариэлла едва могла дождаться того момента, когда, заключив ее в объятия, Эмилиан одарит ее особенным взглядом. Девушка не сомневалась, что после того, как они займутся любовью на этот раз, он улыбнется ей такой же улыбкой, как сегодня в ее спальне.
Ариэлла прижала руки к животу. Они с Эмилианом всего два раза были вместе, и пока она выхаживала его, то осознала, что у нее не пришли месячные. Задержки были для нее редким явлением, но в последнее время ей столько всего пришлось пережить, что в нарушении цикла она не видела ничего необычного. У нее были более важные вопросы, над которыми следовало сейчас поразмышлять.
Графство напоминало пороховой погреб. Если цыгане задержатся здесь еще на какое-то время, неминуемо грянет взрыв. Даже малейшей искры будет достаточно. Вражда между англичанами и цыганами омрачала вновь обретенное счастье Ариэллы. Она боялась того, что должно случиться. Эмилиан хотел во что бы то ни стало отомстить Джеку Толлману, и девушка благодарила Бога, что хозяин постоялого двора все еще был заключен в тюрьму в Манчестере. Ей было страшно представить, что бы в противном случае мог натворить Эмилиан.
Ариэлла услышала доносящиеся из приемной голоса и узнала в одном из них голос мэра Освальда. Она прибавила шагу, недоумевая, что этому человеку здесь понадобилось. Она по-прежнему была зла на него и на всех прочих, повинных в избиении Эмилиана.
Мэр сидел в приемной с чашкой чаю в руке, и с ним были еще два известных ей джентльмена. Все они присутствовали при ужасном происшествии. Посетителей принимали Клифф и Аманда. Когда мэр заговорил, Ариэлла затряслась от ненависти.
– Мы так рады, что виконт поправился и вернулся в свое имение, капитан. Произошедшее явилось ужасающим недоразумением, и я не нахожу слов, чтобы выразить свое сожаление.
Ариэлла споткнулась.
Заметив ее, отец улыбнулся, но в глазах его сохранялось настороженное выражение.
– Мэр Освальд, а также эсквайр Лидди и мистер Хоукс приехали навестить Сен-Ксавье и принести ему свои извинения. Они уже были у нас несколько дней назад, но ты тогда была занята, – сообщил Клифф.
Джентльмены встали со своих мест, приветствуя ее.
– Да, я не заметила их в прошлый раз. – Мысли девушки смешались. Искренни ли их сожаления? – Толлмана нужно было своевременно остановить. Нельзя было допустить подобного обращения с виконтом.
Освальд покраснел.
– Полностью согласен с вами, мисс де Уоренн. С тех пор как умер его отец, виконт занимает ведущее положение в дербиширском обществе. Мы все уважаем его. Я до сих пор не могу поверить в произошедшее. Мне в самом деле очень жаль – нам всем жаль, – и я с нетерпением ожидаю, что виконт в скором времени снова сможет заняться делами графства.
Ариэлла поняла, что Освальд говорит искренне.
Мэр пожал руку Клиффу.
– Мы нанесем визит Сен-Ксавье в Вудленде, если он пожелает принять нас.
– Уверен, что он не откажет вам в гостеприимстве, – заверил отец Ариэллы.
Он проводил гостей до двери, и девушка последовала за ними. Когда мужчины ушли, Клифф повернулся к дочери.
– Какая разительная перемена точки зрения, – сказала она.
– Мэр совершил ошибку. Очень важно, что он нашел в себе мужество признать это.
– Но как он и все прочие могли просто стоять и смотреть, как Эмилиана избивают до смерти? – вскричала девушка. – Мне никогда этого не понять.
– Я и сам никогда не понимал психологию толпы, Ариэлла. Я своими глазами видел, как добропорядочные мужчины и женщины совершали жесточайшие поступки, захваченные духом толпы, – произнес Клифф. – Мэр ужаснулся тем, что Толлман сделал с Эмилианом.
– Лучше поздно, чем никогда, полагаю, – проворчала Ариэлла. – Честно говоря, я не склонна прощать этого человека, и Эмилиан, думаю, тоже.
– Сен-Ксавье уже восемь лет носит титул виконта. Он ведет затворнический образ жизни, порождающий множество сплетен, но это не мешает людям уважать и даже опасаться его. Никогда еще не случалось происшествия подобного нынешнему. Но с приходом цыган он принял их сторону, что никак не способствовало облегчению ситуации.
– Каждый день своей жизни он сталкивается с человеческими предрассудками и едва ли мог сохранять нейтралитет перед лицом столь вопиющей несправедливости. Я сама не могла оставаться в стороне.
– Я понимаю твой пыл, Ариэлла, и восхищаюсь им. Ты не была бы моей дочерью, если бы не испытывала подобных чувств, – угрюмо произнес Клифф. – Но какой бы независимой и радикально настроенной ты ни была, тебе не удастся изменить мнение толпы и установленный миропорядок.
Ариэлла улыбнулась ему:
– Я могу попытаться.
Отец удивленно воззрился на нее:
– Ты совсем не выглядишь расстроенной. Наоборот, пребываешь в боевом расположении духа.
– А отчего мне расстраиваться? Эмилиан поправился, и я безмерно этому рада! – Произнеся эти слова, девушка подумала о том, как сильно она любит его, и покраснела. Она быстро добавила: – У меня сложилось ощущение, что приход в наши края цыган стал первым звеном в цепи ужасных событий и лишь усилил внутренний конфликт Эмилиана. Я почти сожалею об их приходе, но тогда, возможно, мы бы не познакомились.
– Долгом его дяди было рассказать Сен-Ксавье о трагедии, Ариэлла, – серьезно произнес Клифф. – Жизнь совершенно непредсказуема, и одно событие может навсегда изменить человека.
– О какой трагедии ты говоришь? – удивилась девушка. О ином несчастье, кроме порки, ей было ничего не известно.
– Он не сообщил тебе, что его мать убита толпой в Эдинбурге?
Ариэлла была поражена. Эмилиан ни словом об этом не обмолвился.
– Этого достаточно, чтобы заставить человека отречься от всего, чему он посвятил жизнь.
«Я ненавижу их всех».
– Неудивительно, что он так зол на нас и что появление цыган так повлияло на него. Он оплакивает свою утрату. Но почему же он не рассказал мне?
Клифф коснулся руки дочери.
– Он мрачный и злой человек, Ариэлла, подозреваю, был таким еще до прихода табора.
– Но теперь я полностью понимаю его! – вскричала девушка, осознавая, что сейчас он нуждается в ее утешении острее, чем когда бы то ни было.
– Знаю, ты со мной не согласишься, но я считаю, что тебе не удастся исцелить его раны. Он просто не позволит тебе этого, Ариэлла.
– Ты заблуждаешься. Даже если я и не сумею полностью исцелить его, я смогу стать ему другом.
Клифф фыркнул.
– Он скоро покинет графство вместе с табором. Что ты станешь делать тогда?
Сердце ее екнуло.
– О чем ты говоришь? Эмилиан никуда не пойдет.
Глаза Клиффа сначала расширились, затем снова сузились.
– Ариэлла, сегодня между нами произошел довольно неприятный разговор, и Сен-Ксавье заявил, что обо всем рассказал тебе – включая и свое намерение уйти с цыганами.
Она дышала с трудом.
– Он действительно посвятил меня в свои планы, но это случилось до событий прошлой недели. Эмилиан останется в Вудленде. Мы поняли друг друга, отец. Я небезразлична ему.
– Ариэлла, он недвусмысленно заявил мне, что уезжает. Он упрям и решителен и не собирается уступать. У него нет серьезных намерений касательно тебя. Даже если ты ему и небезразлична, убийство его матери навсегда изменило привычный уклад его жизни.
– Нет, ты все неправильно понял – или Эмилиан нечетко выразился, ведь он был так болен. Он не бросит меня . Только не теперь, после того, что случилось. – Она дышала с трудом. – Это должно стать началом новых отношений.
Клифф пристально посмотрел на дочь.
– Мне страшно за тебя, – наконец произнес он. – И я не доверяю Сен-Ксавье.
– Отец, я ему доверяю. Я всецело верю ему.
Едва Эмилиан переступил порог своего дома, Худ поприветствовал его широкой улыбкой:
– Добро пожаловать домой, сэр!
Эмилиан улыбнулся в ответ, уверенный, что ночует в Вудленде последний раз. Он понимал, что принял единственно верное решение и что ему действительно нужно отправиться на север с kumpa’nia . Взгляд его скользнул по висящему в гостиной портрету отца. Эдмунд, наверное, в гробу бы перевернулся, узнай он о планах сына.
Отец так много дал ему, но сейчас Эмилиану нужно забыть о прошлом. Желания Эдмунда больше не имеют для него никакого значения.
Шагая по дому, Эмилиан не переставал думать об Ариэлле. Перед его мысленным взором появилась ее прекрасная улыбка, которая постепенно сменилась угрюмо-обвиняющей гримасой. Эмилиан не сомневался, что будет тосковать по девушке, но это и к лучшему. Она ворвалась в его жизнь подобно яркому лучику солнца, он же лишь омрачил ее существование.
– Эмилиан?
Развернувшись, он увидел приближающегося к нему дядю. Мужчины обнялись.
– Как поживаешь, Стеван? Как себя чувствуют Симша и малыш? А как братья?
Стеван улыбнулся:
– Теперь, когда мы вновь обрели тебя, у нас все в порядке. Как ты сам, Эмилиан?
Замявшись на мгновение, молодой человек ответил:
– Я готов к путешествию.
– В самом деле? – Стеван пристально вглядывался в лицо племянника.
– Более, чем когда-либо. Можем ли мы уйти завтра?
– Табор уже неделю как готов тронуться в путь. Ждем только тебя. – Стеван похлопал Эмилиана по плечу. – А что будет с этой женщиной? С де Уоренн?
– Что с ней такое?
– Она пойдет с нами?
В немом изумлении Эмилиан воззрился на дядю. Даже в самых смелых мечтах он не помышлял о том, чтобы просить Ариэллу разделить кочевую жизнь цыган.
– Нет, не пойдет.
– Значит, ты вернешься к ней?
Напряжение Эмилиана росло с каждой минутой.
– Я не знаю, что мне делать, – хриплым голосом сообщил он. – Если вернусь, надеюсь, она уже будет с каким-нибудь англичанином. – Сердце его сжалось при мысли об этом. Эмилиан понимал, что возненавидит ее мужа -gadjo .
– Мне понятно твое смущение. – Стеван снова похлопал племянника по плечу. – Эмилиан, почему бы тебе не остаться в Вудленде? На север можешь отправиться в любое время – ты свободный человек и сам себе господин. Но табор должен уйти. Цыгане и gadjos стали врагами. Слишком возросло напряжение, на нас то и дело бросают злобные взгляды, оскорбляют, угрожают. Даже дети выясняют отношения на кулаках. Не могу понять, что здесь творится. Возможно, на севере люди просто привыкли к нам. Они ждут нашего появления летом, когда наступает время убирать урожай и им требуются рабочие. Точно так же они ожидают, что зимой мы уйдем, но всегда знают, где нас найти, если потребуется починить колесо или стул или залатать одежду. Южные же gadjos мне совсем не по вкусу.
Эмилиан холодно воззрился на дядю:
– А северные gadjos убили Райзу.
Стеван пожал плечами:
– Эдинбург – опасный для цыган город.
– Бог повелел цыганам быть странниками, однако на протяжении веков они не могут путешествовать свободно, – сказал Эмилиан, чье раздражение росло с каждой секундой. – Вы должны ходить где пожелаете.
– Против нас всегда издавались законы, – смиренно произнес Стеван. – Если ты твердо решил отправиться с нами, мы тебе рады. – С этими словами он вытащил из кармана и протянул племяннику сложенный носовой платок. – Я собирался отдать тебе это, если ты все же решишь остаться, но теперь счел, что это в любом случае должно быть у тебя.
Эмилиан взял платок.
– Что это?
– Вещь, принадлежавшая твоей матери. Подарок твоего отца. – Стеван уже сделал пару шагов, намереваясь уйти, но, помедлив немного, добавил: – Ариэлла хорошая женщина и любит тебя. Тебе никогда не найти другой такой жены. Я бы на твоем месте не стал оставлять ее надолго и уж точно не отдал бы в руки какого-то там англичанина.
Эмилиан ушам своим не поверил. Да, Ариэлла станет хорошей женой… но не для него.
Развернув платок, он увидел тонкую нитку жемчуга с висящим на ней маленьким золотым кулоном в форме сердца.
Его собственное сердце в этот момент готово было разорваться от боли и гнева.
Эмилиан подошел к своему письменному столу, не сводя глаз с жемчуга. Его отец подарил Райзе ожерелье, и это не какая-то глупая безделушка. Означает ли это, что Эдмунд любил ее?
Сердце Эмилиана все еще пребывало в печали – печали по обоим своим родителям.
Положив ожерелье на стол, он посмотрел на миниатюрный портрет, стоящий рядом с чернильницей. Портрет этот был написан за несколько лет до того, как Эмилиан поселился в Вудленде, и выражение лица Эдмунда было суровым. Эмилиан поднес миниатюру к глазам и принялся внимательно всматриваться в нее.
Обоюдным желанием его родителей было, чтобы сын стал хозяином имения. Но, будучи обязанным Эдмунду почти всем, Райзе он был обязан еще больше.
Послышался негромкий стук – он оставил дверь открытой. Подняв глаза, Эмилиан увидел стоящего на пороге Роберта. Эмилиан замер, вспомнив, что кузен вместе с Толлманом и мэром присутствовал на его порке. Эмилиану никогда не забыть, какой ненавистью светился тогда взгляд Роберта.
Он запретил кузену появляться в имении, но тот осмелился ослушаться. Медленно, очень медленно Эмилиан поднялся из-за стола. В душе его закипал гнев.
Роберт сделал несколько поспешных шагов вперед, растягивая губы в приветственной улыбке.
– Я так рад, что ты выздоровел и вернулся домой!
– Неужели? – Пламя гнева, сжигающее его изнутри, разгоралось. – Ты так же рад видеть меня дома, как и наблюдать за моей поркой?
Роберт сжался в комок.
– Я хотел остановить их, но я же здесь чужак, у меня нет власти.
– Сколько раз с тех пор, как я получил титул виконта, давал я тебе денег?
Кузен покраснел:
– Ну, я не знаю. Раза два или три… Эмилиан перебил его:
– Ты заявлялся ко мне по крайней мере один раз в год на протяжении восьми лет, Роберт. И как ты мне отплатил? Издевками и полным отсутствием признательности. Зачем ты явился сюда?
Роберт побледнел.
– Я очень предан тебе, Эмилиан. Позволь мне доказать это.
– Мы покидаем эти места.
Кузен охнул от неожиданности.
– Ты, должно быть, шутишь! Мы с тобой – последние представители некогда большой семьи Сен-Ксавье!
– Насколько мне известно, нет у меня никакого кузена, – ответил Эмилиан, искренне имея в виду свои слова. – А сейчас убирайся прочь с моей земли и не смей возвращаться, или я лично вышвырну тебя.
Роберт засопел.
– Ты всегда обращался со мной как с ничтожеством, хотя нам обоим известно, что ничтожество – это ты : грязный, лживый цыган, и ничего больше.
Гнев Эмилиана достиг небывалых вершин.
– Убирайся, – спокойно произнес он, хотя внутренне ничего не желал сильнее, кроме как наброситься на кузена с кулаками.
Тот покраснел, осознав, что зашел слишком далеко. Резко развернувшись, он столкнулся с входящей в комнату Ариэллой. Они ухватились друг за друга, чтобы не упасть, но Роберт даже не поприветствовал девушку и не извинился за свою неловкость. Он бросился прочь из комнаты.
Ариэлла смотрела на Эмилиана широко раскрытыми глазами.
– Хочешь догнать его?
– Я хочу, – медленно произнес он, все еще пребывая в бешенстве, – никогда его больше не видеть.
Девушка угрюмо кивнула:
– И правильно. Он и пальцем не пошевелил, чтобы защитить тебя от Толлмана, а потом ни разу не приехал в Роуз-Хилл справиться о твоем самочувствии.
Эмилиан молча смотрел на Ариэллу. Она была такой серьезной, целеустремленной и милой, что гнев его сам собой утих. Роберт не имел для него никакого значения – а вот Ариэлла имела.
«Тебе никогда не найти другой такой жены».
Эмилиану очень бы хотелось, чтобы Стеван не говорил о ней таких слов. Эта девушка слишком хороша для него, и он не может дать ей будущее, которое она заслуживает. После его отъезда она просто обязана прийти в себя. Находясь рядом, он внушает ей слишком сильную страсть. Кроме того, Эмилиан понимал, что семья Ариэллы никогда не допустит их брака, что бы там ни говорил ее отец. Даже самое упоминание о подобном союзе казалось Эмилиану абсурдным.
Нет, он не хотел жениться, а хотел лишь получать чувственное удовольствие, занимаясь с Ариэллой любовью.
Он жаждал любить ее сейчас, медленно и восхитительно, до тех пор, пока она не станет молить его о пощаде. Ему ничего не нужно было для себя, а лишь доставить ей удовольствие, показать, как он благодарен ей, как восхищается ею и уважает ее.
Но любит ли он ее?
Ариэлла, казалось, почувствовала исходящее от него желание, так как выражение ее лица изменилось.
– Я понимаю, что приехала слишком скоро. Ты не возражаешь?
Эмилиан подумал о том, что не должен позволять себе сердечной привязанности к этой женщине. Не он ли сам решил, что соблазнение – самое безопасное занятие, в отличие от всего остального?
– Я никогда не стану возражать против твоего скорейшего появления, – прошептал он и потерся бедрами о ее живот, демонстрируя силу своего желания.
Ариэлла покраснела.
– Можно ли быть более возбужденным, чем ты сейчас?
– Это мое выражение признательности тебе, – чуть слышно прошептал он.
Глаза ее вспыхнули особым светом.
– Возможно, тебе стоит снова заболеть, раз за этим последует такое проявление признательности.
– Возможно, – низким голосом произнес Эмилиан.
Эта девушка – его ангел. Как же можно ее не любить? Не поэтому ли он так сильно возбужден сейчас? И так сильно хочет ее?
Рука его легла ей на талию и стала постепенно подниматься выше, к груди. Он почувствовал, как участилось дыхание Ариэллы. Теперь его пальцы ласкали ее шею. Не отрывая взгляда от глаз девушки, он обнял ее ладонью за затылок и подался вперед, намереваясь поцеловать дразнящим легким поцелуем. За мгновение до того, как губы их слились воедино, Эмилиан ощутил всепоглощающую силу своего желания и замер.
Ариэлла разительно отличалась от всех его прочих любовниц. Она заслуживает большего, нежели просто любовник-цыган, гораздо большего.
Что с ним такое происходит? Почему его совесть пробудилась в самый неподходящий момент?
– Эмилиан?
Она заслуживает того, чтобы ее холили и лелеяли, но он не в состоянии дать ей этого. Он резко отстранился.
– Ты и в самом деле этого хочешь?
Щеки девушки залилась краской.
– В жизни ничего не хотела сильнее, – призналась она, – чем оказаться в твоих объятиях. Именно сюда завело меня наше естественное развитие событий.
Он посмотрел на нее.
– Тебе не нужно бояться меня, – добавила она.
Эмилиан скрестил руки на груди, словно желая защититься.
– Вовсе я не боюсь, – сказал он, удивляясь про себя, так ли уж Ариэлла не права. Неужели ее так называемое «естественное развитие событий» все же сделало их друзьями, практически любовниками? – Ты слишком многого от меня хочешь.
На некоторое время воцарилось молчание, затем девушка прошептала:
– Почему ты снова отвергаешь меня?
– Ариэлла, я обязан тебе слишком многим – и вовсе не таким образом должен тебе отплатить.
Она сделала глубокий вдох.
– Ты ничего мне не должен. Я пришла к тебе, движимая чувством любви и привязанности, и я уверена, ты хочешь дать мне взамен то же самое.
– Ты просишь большего, чем я готов дать тебе. Я лишь разочарую тебя и причиню боль. Тебе лучше уйти.
Ариэлла бросилась к Эмилиану:
– Ты не разочаруешь и не ранишь меня. Я слишком сильно люблю тебя – а ты слишком сильно нуждаешься во мне.
Девушка была права: он действительно до боли нуждался в ней, но это не было чисто физическим влечением, а скорее зовом сердца.
– Боюсь, я осознал одну горькую истину, Ариэлла: я для тебя всего лишь временное увлечение. Это пройдет.
Она покачала головой.
– Ты моя первая любовь, но также и последняя, – уверенно произнесла Ариэлла, не собираясь сдаваться.
– Ты очень нужна мне, – хрипло произнес он. – Я хочу делить с тобой ложе, хочу, чтобы ты смотрела на меня с надеждой и любовью. Но я не вижу смысла продолжать эти отношения. Это нечестно.
– Как ты можешь такое говорить после того, что было между нами?
Она хотела было погладить его по щеке, но Эмилиан отпрянул в сторону и перехватил запястье Ариэллы, не позволив прикоснуться к себе. Да, они действительно были близки, но это не значит, что он должен в чем-то уступить ей.
– Ты пугаешь меня, – сказала девушка, глядя ему в глаза.
– Я могу являть собой устрашающее зрелище, – пробормотал Эмилиан, но эта фраза была заглушена криками Худа, зовущего его.
Эмилиан бросился к двери и распахнул ее.
– Сэр, – в волнении произнес бледный Худ, – в таборе пожар.
Приподняв юбки до колен, Ариэлла поспешала за Эмилианом, Худом и еще несколькими слугами, но все же осталась далеко позади. Глазам ее предстала страшная картина: женщины и дети сгрудились в стороне от кибиток, на лицах их застыло одинаковое выражение боли. Мужчины сновали с ведрами между ближайшим ручьем и лагерем, пытаясь сбить пламя. Ариэлла остановилась так резко, что почувствовала головокружение, а Эмилиан бросился в самое пекло. Несколько кибиток были полностью охвачены пламенем, и заливать их водой было таким же бесполезным занятием, как пытаться с помощью стакана воды затушить праздничный фейерверк. Девушкой овладел страх. Ей не нравилось, что Эмилиан безрассудно бросается в огонь.
Быстро переговорив о чем-то с покрытым сажей и копотью Стеваном, Эмилиан обратился к слугам:
– Худ, бегите с Брауном и Коупером в сарай и на конюшню, несите все лопаты, какие сможете найти. Будем копать траншею.
Мужчины поспешили выполнять поручение, а Эмилиан обратился к Ариэлле:
– Оставайся с женщинами и детьми или отправляйся домой.
Произнеся это, он побежал к мужчинам, сражающимся с огнем.
Девушка посмотрела на горящие кибитки. Она насчитала пять, спасти которые уже не удастся, даже если локализовать пламя. Эмилиан с группой цыган стал откатывать в сторону одну из не затронутых огнем кибиток. Было очевидно, что пламя может перекинуться и на другие кибитки, а с них – на растущие на берегу ручья деревья. Если это произойдет, пожар невозможно будет остановить, и тогда все имение окажется под угрозой.
Ариэлла с отчаянием огляделась. Повсюду бегали непривязанные лошади, затрудняя и замедляя отвод кибиток. Девушка бросилась к группе женщин и детей.
– Раненые есть? – спросила она.
Джаэль, баюкающая на руках младенца, передала его другой цыганке и поднялась на ноги.
– Раненых нет, но пять семей лишились всего имущества, вообще всего, Ариэлла.
Взяв Джаэль под локоть, она отвела ее в сторону.
– Как это случилось? Кто-то оставил без присмотра костер, пока готовил ужин?
– Никто ничего не готовил. Для этого еще слишком рано.
– Так в чем же причина? – вскричала Ариэлла. Ей совсем не нравился взгляд Джаэли.
Цыганка облизала пересохшие губы.
– Мне показалось, что я видела Толлмана, бегущего к кромке леса с еще одним мужчиной.
Ариэлла замерла на месте. Взгляд ее отыскал Эмилиана, который привлек всех мужчин к откатыванию кибиток подальше от очага возгорания. Никто больше не пытался заливать пламя водой, осознав, что это совершенно бесполезно.
– Но Толлман же в тюрьме, – возразила она, глядя на Джаэль. – Ты ошибаешься. Пожар стал следствием несчастливого стечения обстоятельств.
– Неужели? – вскричала Джаэль. – Ты провела неделю в Роуз-Хилл, ухаживая за Эмилианом, а мы все это время сидели в лагере, опасаясь и шагу ступить за его пределы. Стоило кому-то из нас оказаться в деревне, нас тут же начинали оскорблять и гнать прочь! – Помолчав немного, она добавила: – Мы выступаем на рассвете, и даже это недостаточно скоро!
Не колеблясь ни секунды, Ариэлла предложила:
– Джаэль, почему бы тебе не остаться в Вудленде с Эмилианом и со мной? Твой брат нуждается в тебе, а я хочу доказать тебе, что не все gadjos жестоки и полны ненависти. Я хочу, чтобы мы стали подругами, – поколебавшись, произнесла она.
Джаэль воззрилась на нее:
– Мы и так подруги. Мне нравится твоя семья, и я знаю, что не все gadjos жестокие. Миссис Коупер, например, принесла нам индейку, а один фермер наловил для нас рыбы.
– Я тоже снабжу вас провизией, – твердо произнесла Ариэлла.
– Тебе бы лучше поспешить, – сжато ответила цыганка, – потому что завтра к полудню нас здесь уже не будет.
Ариэлла напряглась. Она не успела ничего возразить, заслышав стук копыт. Обернувшись, она увидела скачущего к ним во весь опор Алексея и еще трех всадников. Спешившись, он передал поводья своего скакуна Джаэли.
– Все в порядке? – угрюмо спросил он.
– Да, если огонь перекинется на деревья, Вудленд уже не спасти. – Джаэль замолчала, завидев возвращающихся слуг Эмилиана. Они вели с собой подмогу, очевидно фермеров, у каждого из которых в руках были лопаты и кирки.
– Знаю. – Он бросил взгляд на вновь прибывших. – Придется быстро прорыть траншею, чтобы остановить этого монстра. Ариэлла, а ты отведи женщин и детей в дом. Здесь они будут только мешать.
Девушка кивнула, а Алексей тем временем сбросил сюртук и присоединился к мужчинам. С другой стороны от горящих кибиток появился Эмилиан. Он сделал знак Алексею, затем указал на кибитки, словно проводя воображаемую линию, и что-то прокричал ему. Брат Ариэллы схватил лопату и закричал в ответ, подкрепляя свои слова жестами. Все мужчины распределились по разные стороны очага возгорания и принялись копать.
Дым поднимался в начинающее темнеть небо, но источник возгорания был локализован. Стоя чуть поодаль от прочих, Ариэлла обхватила себя руками. Женщины в едином порыве бросились вперед, обнимая своих изнуренных мужей, сыновей и братьев. Здесь были не только цыганки, но и жены тех, кто служил в имении, а также фермеров, принимавших участие в тушении пожара. Мужчины были черны от копоти. На поляне стояли остовы частично сгоревших шести кибиток, и несколько росших поблизости деревьев также были сильно повреждены. Эмилиана нигде не было видно, но в дальнем конце лагеря Ариэлла заметила своего брата, такого же усталого и перепачканного, как и остальные. Где же Эмилиан? – подумала она, стараясь не поддаваться панике.
В этот момент послышалось заунывное пение скрипки.
Ариэлла напряглась и, обернувшись, увидела сидящего у одной из кибиток паренька, извлекающего из своего инструмента печальные пронзительные звуки. Они свидетельствовали об огромном неизбывном горе.
Девушка задрожала всем телом. Никто же не пострадал. Цыгане бедны, но кибитки можно восстановить и купить новые вещи. Она знала, что кладовые Вудленда ломятся от еды, так как лично просила Худа сказать повару приготовить еду на его усмотрение для уставших мужчин. Что же до личных вещей, сгоревших в пожаре, завтра она попросит помощи Марджери и Дианы, и они вместе приобретут постельные принадлежности и белье, одежду и все необходимое для погорельцев. Конечно же табор не может выступить завтра. На то, чтобы починить кибитки, нужно некоторое время.
Какое-то движение привлекло ее внимание. Она заметила Эмилиана, устало бредущего к дому. Плечи его, обычно гордо выпрямленные, были понуро опущены, словно он признавал собственное поражение.
Ариэлла уже упросила Джаэль не рассказывать брату о том, что она видела. Девушка поспешила ему навстречу.
– Эмилиан!
Он споткнулся, но не замедлил шаг.
– Эмилиан! – Ариэлла пустилась бегом.
Он наконец остановился и повернулся к ней.
Пока девушка не подошла к нему вплотную, она не смогла прочесть выражение его лица, потому что огни в доме были потушены, и единственный свет исходит от звезд и луны. Взгляд Эмилиана был напряженно-суров.
– С тобой все в порядке? – запыхавшись, спросила девушка.
– Да. – Он скрестил руки на груди. Некогда белая рубашка стала грязно-серой, лицо его было покрыто пятнами копоти, а длинные волосы заложены за уши, выставляя на всеобщее обозрение шрам.
– Кто-нибудь пострадал?
– Нет. Никто не пострадал.
У Ариэллы возникло ощущение, будто они перенеслись во времена их первой встречи. Эмилиан вел себя как чужой. Она подергала его за рукав.
– Я распорядилась, чтобы твой повар приготовил ужин для людей, участвовавших в тушении пожара. Ты и сам, должно быть, изнурен и голоден.
Он воззрился на нее своими холодными серыми глазами.
– Я же знаю, что ты голоден. – Девушка закусила губу. – Это же был несчастный случай, правда?
Эмилиан содрогнулся.
– Джорди и еще двое видели Толлмана в лесу незадолго до пожара. И с ним был еще кто-то.
Ариэлла глубоко вздохнула:
– Толлман в тюрьме.
Он странно посмотрел на нее:
– Сегодня утром его отпустили под залог.
– Пообещай мне, что не станешь мстить ему.
Он невесело улыбнулся:
– Я никогда ничего не обещал тебе, не так ли?
Ариэллу не обрадовали его слова.
– Ты не станешь собственноручно вершить правосудие.
– Почему же нет? Потому что я обременен обязанностями руководства, как твой отец? Потому что должен служить примером для общества, как де Уоренн?
– Да! – в испуге вскричала девушка. – А еще потому, что ты лучше их!
Он пренебрежительно фыркнул:
– Никогда не понимал, что ты нашла во мне особенного, помимо моего смазливого лица и хорошего телосложения.
Ариэлла отпрянула.
– Все кончено, Ариэлла.
Время для нее остановилось.
– Что?
– Все кончено , – повысив голос, повторил он.
Слова Эмилиана потрясли ее до глубины души.
– Между нами все кончено? Вот так? Из-за такого подонка, как Толлман?
– Все кончено, потому что ты принцесса-gadji , а я цыган, – отрезал он.
Ариэлла стала медленно отступать.
Эмилиан схватил ее за запястье и заставил смотреть себе в лицо.
– Что? Нежной мольбы не последует? Испугалась дикаря-полукровку?
На глаза Ариэллы навернулись слезы.
– Ненавижу, когда ты ведешь себя так.
– Вот и хорошо, потому что я ненавижу всех gadjos , всех и каждого, черт подери!
Девушка отерла слезы.
– Ты ненавидишь вовсе не всех gadjos , и тебе это отлично известно. Ты не испытываешь ненависти ко мне .
Эмилиан яростно затряс головой:
– Я так не думаю.
Ариэлла разрыдалась.
– Я отпускаю себя на свободу, – жестко произнес он. – Здесь и сейчас я свободен.
– Эмилиан!
Он развернулся и пошел прочь.
