Глава 14
Раф проснулся с головной болью, во рту у него пересохло так, что язык прилип к нёбу. Он лежал на простынях, мокрых от пота.
Память медленно возвращалась к нему. Лихорадка… Будь она проклята. Ее не было с того самого дня в Париже, когда Раф узнал, что теперь он герцог Ашерст. Он думал, что избавился от нее навсегда.
Раф попытался открыть глаза, но веки были такими тяжелыми, что он оставил эти тщетные попытки. Однако он знал, что, если просто полежит здесь несколько минут, силы постепенно вернутся к нему, по крайней мере, их хватит, чтобы встать с кровати, найти таз с водой и намочить голову, ноющую от боли.
Он шевельнулся, чтобы распрямить ноги, но тут же понял, что укутан не простынями, но кое-чем гораздо более интригующим.
Заставив себя открыть глаза, он увидел под своим подбородком растрепанную копну волос.
— Чарли?.. — Он поднял онемевшую руку и потер плечо. — Чарли, просыпайся.
Она что-то невнятно пробормотала и, свернувшись калачиком, придвинулась поближе.
Ну, разве не занятно? Хотя было бы замечательно, если б он вспомнил, как она здесь оказалась.
Стараясь лежать тихо, чтобы не разбудить ее — иначе она уйдет, в этом он, по крайней мере, не сомневался, — Раф старался вспомнить, что случилось вчера вечером.
Он едва добрался до кареты возле военного министерства и почти свалился в нее. Но больше он ничего не помнил. Это не пугало и не удивляло его, потому что Фитц не раз рассказывал о том, что он говорил или делал в горячечном бреду, чего сам Раф не помнил.
Но что, если он напугал Чарли? Если сказал или сделал что-то, что могло разрушить все, чего ему удалось добиться за эти месяцы, — завоевать ее доверие, успокоить ее страхи, прогнать кошмары?
Но она была рядом.
О господи, рядом. И так хорошо, что она здесь. И, судя по всему, ей тоже хорошо.
Он осторожно повернулся, стараясь не побеспокоить Шарлотту, пока удобнее устроит ее на своем плече. Его рука оказалась рядом с ее талией, и он не устоял перед искушением провести по ней ладонью, насладиться мягкими изгибами ее тела, выпуклостью бедра.
Раф закрыл глаза, предавшись мечтам, которые все эти долгие недели одиночества одолевали его…
Он вдруг ощутил, как его рука гладит грудь Шарлотты, ласково пробуждая ее тело к тому, что его прикосновения могут сделать для нее… для них обоих.
Словно тая, она подалась к нему, ее тело откликалось на то, чего бодрствующий разум все еще боялся. Он прижался губами к ее рту, и ее губы без слов пригласили его открыть ей блаженство физического единения, где любовь, истинная любовь — подлинный учитель.
Открыть ей блаженство… обладать ею… уничтожить все ее страхи, чтобы она воспарила в небесах… чтобы оба они, вместе воспарили, скрепив свою любовь слиянием тел.
Она не знала. Она не могла знать, как он жаждал открыть ей все это.
Раф чувствовал, как его тело пронзило желание. Осмелится ли он? Не испугает ли он ее?
О господи. Как он желал! Как он нуждался…
Раф был весь мокрый от пота. Ему совсем не нравилось просыпаться утром после приступа лихорадки. Особенно когда разыгрывается воображение. Его пыл утих, уступив место здравому смыслу.
— Чарли! — снова встряхнул он ее за плечо. — Пора просыпаться, дорогая. Уже утро.
Она медленно приподнялась, вытянув ноги и выгибая спину, как проснувшийся котенок… и быстро села в кровати, толкнув его рукой в низ живота так резко, что у него перехватило дыхание.
— Раф!
Господи, она была прекрасна! Еще сонная, такая теплая и мягкая, спутавшиеся волосы цвета темного меда упали на лицо, рассыпались по плечам…
— Хорошо спалось? — спросил он, понимая, что это глупая попытка сохранить непринужденную атмосферу.
— Я… м-м-м… о боже мой, уже утро!
— Кажется, я только что сказал это, — пробормотал он, потирая ушибленный живот.
Она быстро моргнула.
— Это я виновата во всем. Я должна была уйти, как только ты заснул, но… мне захотелось остаться. — Глаза ее расширились. — Близнецы… и прислуга! Скоро весь дом будет на ногах. Мне нужно идти, идти прямо сейчас.
Раф провел пальцами по ее щеке. Ему хотелось вернуться к тому моменту, когда она в волнении упомянула, что ей захотелось остаться с ним.
— Но мы поговорим позже? Нам многое нужно сказать друг другу.
Закусив губы, она кивнула и выскользнула из постели.
Он едва сдержался, чтобы не остановить ее, когда она, подхватив туфли, бесшумно пошла к двери. Уже положив руку на дверную защелку, она обернулась и взглянула на него:
— После завтрака?
— Да, после завтрака. Военному министерству сегодня придется обойтись без меня. Мы доедем на прогулку, ты и я.
Шарлотта улыбнулась: эта мысль явно понравилась ей, и, открыв дверь, она шагнула в коридор.
— Мисс Сиверс? О, какой стыд, какой стыд!
Шарлотта захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, словно целая армия в ярости собиралась взломать ее.
— Возможно, вначале нужно было выглянуть.
Раф пытался не рассмеяться, глядя на Шарлотту.
— Заткнись, — прошипела она сквозь зубы, и все мысли о романтической поездке за город разом выветрились у него из головы. — Просто заткнись, Рафаэль Дотри. Мне нужно подумать.
— Неужели? Хорошо. Но, пока ты думаешь, а я молчу, кто это там визжит в коридоре?
Шарлотта закрыла глаза и вздохнула:
— Миссис Баттрем.
Она отстранилась от двери, подошла к камину, села в кресло и сунула ноги в туфли.
— Откуда мне было знать, что эта фурия поднимется наверх так рано и станет рыскать по коридорам? Перестань улыбаться, это вовсе не смешно! — сердито посмотрела она на Рафа.
— Ты уверена? А меня это изрядно веселит. Кстати, нам было весело? А то я смутно помню.
— Прекрати. Вспоминать нечего. Ты был болен, и я уложила тебя в постель.
— Я полураздет. Вы воспользовались моим беззащитным состоянием, мисс Сиверс?
Раф снова улыбнулся, когда она схватила со стола статуэтку слоновой кости и сделала вид, что сейчас запустит в него. Наконец она не выглядела испуганной.
Раздался громкий стук в дверь, и послышался голос миссис Баттрем:
— В течение часа я ожидаю вас обоих внизу. Герцог вы или нет, это касается моей репутации как уважаемой компаньонки. Это недопустимое оскорбление, ваша светлость, вы слышите меня? Это недопустимо!
— Да-да, благодарю вас, миссис Баттрем. А теперь ступайте! — прокричал Раф, отбрасывая одеяла и выбираясь из постели. Он поморщился: головная боль напомнила, что громкие голоса сейчас совсем некстати. — Недопустимо? Дьявол, настоящий дракон! В какой-то миг мне показалось, что за дверью сам Веллингтон.
— О господи. Это моя вина. — Шарлотта опустила голову на руки. — И что нам теперь делать? Николь и Лидия сейчас проснутся. Что я скажу им? Что я скажу Эммелине? Какой пример я подаю двум юным впечатлительным девочкам, доверенным мне?
Раф побрел к ней. Ноги у него были словно ватные. Он не помнил, чтобы когда-либо видел Шарлотту такой взволнованной.
— Звучит мрачно. Может, тебе стоит подробней рассказать мне, что произошло здесь прошлой ночью, чтобы мы могли разобраться с этим?
— Ничего не произошло. — Шарлотта вскочила на ноги. — Абсолютно ничего не произошло здесь прошлой ночью. Я уже говорила тебе. Ты был болен. Твои зубы ужасно стучали, и ты был почти не в себе. Ты думал, что я — это Фитц.
— Дорогая, я никогда бы не подумал, что ты — это Фитц. Во-первых, он выше ростом, и у него такая дурацкая борода.
— Прекрати превращать все в шутку. Я пытаюсь объяснить. На тебя было жалко смотреть. Поэтому я легла рядом, чтобы согреть тебя, вот и все. И… я заснула. Вот и все, что произошло.
Раф больше не улыбался.
— Ты это сделала? После всего, что случилось, после моих проклятых кузенов… И как ты чувствуешь себя? Ведь я прикасался к тебе и… ты сделала это для меня? Я повержен, Чарли. Это правда. Спасибо тебе.
Шарлотта опустила взгляд.
— Ну, это… это было не так уж ужасно. И ты был очень болен. — Она взглянула на него. — Ты выглядишь гораздо лучше сегодня утром. Надеюсь, лихорадка прошла.
— Я тоже так думаю. Действительно, сейчас все хорошо, и извини, если я напугал тебя. Фитц говорил, что, когда лихорадка наваливается на меня, я выгляжу как смерть. Но она уходит так же быстро, как и появляется. Я вел себя прилично?
На секунду она закусила губу, а затем кивнула:
— Я уже говорила тебе. Все, что случилось, — это полностью моя вина.
Он пытливо взглянул на нее:
— Итак, что-то все же случилось? Ну, Шарлотта Сиверс, мое целомудрие еще в целости?
— Еще раз, Раф: буду очень рада, если ты прекратишь попытки отвлечь меня и просто замолчишь. Что нам теперь делать? Миссис Баттрем близка к апоплексическому удару из-за того, что на вверенной ей территории случилась такая мерзость, и, честно говоря, я не могу винить ее. Но ты знаешь, что она не позволит нам просто скрыть то, что видела, и не станет притворяться, будто ничего не произошло.
— Верно. Эта женщина выбрала себе работу — присматривать за девицами, которые должны выйти в свет, руководить ими, находить для них блестящие партии. Во всяком случае, это ее репутация. И как говорит лорд Петерс, мы должны все стоять перед ней в струнку, поскольку, как мне известно, женщина никогда не прекратит болтовню и не сохранит в тайне ни один секрет. Мы должны объявить о нашей помолвке. Я серьезно, Чарли.
— Ты хочешь сказать, что я скомпрометирована. Нет, я не признаю этого. Это может звучать смешно, если учесть, что именно я ответственна за всю эту кутерьму, но я целиком и полностью отказываюсь, чтобы меня считали скомпрометированной Дотри дважды!
— Это вопиюще! — воскликнула миссис Баттрем часом позже в гостиной в ответ на объяснения Шарлотты.
Она подняла правую ногу.
— Почему бы вам, как говорят простолюдины, не показать ее — на ней бубенцы.
Шарлотта глядела на Рафа в явном замешательстве.
— Позволь мне, — сказал он. — Она считает, что ты лжешь ей, то есть показываешь не ту ногу, и она требует, чтобы ты показала другую, потому что бубенцы именно на ней.
— Но какие там бубенцы, если ничего не было и я не лгу. Ты был болен. Скажи ей, Раф. Скажи ей, как ты был болен.
Он наклонился к Шарлотте и прошептал ей на ухо:
— Прости, я не могу. Я действительно почти ничего не помню, что произошло ночью.
— Раф, это уже не смешно. Ты обещал…
— Я был вынужден. Ты была на грани истерики и угрожала мне той статуэткой, помнишь? Не говоря уже о том, что, даже если б ты и швырнула ее в меня, я подвергался другой опасности.
— Она соблазнила вас, да? Представляю, вы были сильно пьяны и потому не можете все вспомнить этим утром, ваша светлость, осмелюсь сказать, — понимающе закивала миссис Баттрем. — Может, люди и станут говорить вам другое — мол, во всем виноваты мужчины, но я-то знаю, это женщины почти всегда провоцируют их, особенно если у мужчины титул и богатое состояние.
— Миссис Баттрем, извините, пожалуйста, но у нас с мисс Сиверс была личная беседа, — сказал Раф, надеясь остановить ее.
Женщина продолжала, словно ничего не слыша:
— Ох, и историй я могу рассказать вам, ваша светлость. Вам следует быть осторожней с этими тихонями. Они коварны. И их маменьки не лучше. Помню, однажды некая знатная леди, имя которой я не могу назвать — мне не подобает быть болтливой, — во время частного приема взяла собственную дочь за руку, тайком завела ее в спальню одного знатного лорда и сама засунула бедное дитя к нему в постель, пока он спал. Как оказалось, перед этим она подлила ему в вино настойку опия.
— Раф, — прошептала Шарлотта. — Уйми ее.
Миссис Баттрем пригладила волосы рукой в перчатке.
— В течение недели в церкви огласили имена вступающих в брак, их имена. Я сама в этом удостоверилась, позвольте вам сказать! Как я уже говорила, меня беспокоит только моя репутация. Ведь я — одинокая женщина, вынужденная сама зарабатывать себе на хлеб. Я действительно забочусь о том, что вы все делаете и почему. Именно поэтому вы не должны допускать, чтобы подобная грязь прилипала ко мне. Вы понимаете это, ваша светлость?
— Понимаю, миссис Баттрем. — Раф отвесил ей легкий поклон. Эта женщина и впрямь на редкость полезна! — Лорд Петерс весьма настоятельно рекомендовал вас как лучшую компаньонку во всем Мейфэре. Чтобы успокоить вас, мадам, позвольте иметь честь сказать вам, что мы с мисс Сиверс сегодня обручились.
— Раф! Ты обещал!
Николь, которая, похоже, до этого момента таилась в коридоре, издала громкий вопль и вбежала в гостиную, чтобы заключить Шарлотту в объятия и пожелать ей счастья.
— Но… — Шарлотта глядела на Рафа то ли разгневанно, то ли умоляюще.
Лидия, как всегда робко, держась в тени своей сестры, подошла к Шарлотте и улыбнулась ей:
— Это самая замечательная новость, Шарлотта. Тетя Эммелина будет так довольна! Я знаю, она ужаснулась, когда ты собралась замуж за кузена Гарольда. Сейчас же пойду наверх и напишу ей.
— Но… но…
Кроме этого невнятного бормотания, Шарлотта ничего не могла сказать.
Николь наконец отпустила ее, но только для того, чтобы кинуться к Рафу и крепко обнять его.
— Ну, теперь мой выход в свет будет безупречен. Просто великолепен! — Она резко развернулась и ухмыльнулась в лицо миссис Баттрем: — А вам, несносной старой склочнице, ничего не удастся поделать!
— Ники! Сейчас же извинись!
— Да, Раф.
Николь тут же извинилась, вовсе не выглядя раскаивающейся, и выбежала из комнаты — возможно, чтобы добавить от себя несколько слов Эммелине.
— О, не беспокойтесь, ваша светлость, — сказала миссис Баттрем, слегка взмахнув рукой. — Я привыкла к испорченным детям. Кому-то достанется редкое «наказание», как вы понимаете. А теперь, с вашего позволения, я оставлю вас наедине. Вам нужно многое обсудить, и сейчас уже несколько поздно заботиться о приличиях, ведь так?
Шарлотта дождалась, пока миссис Баттрем выйдет, закрыла за ней и заперла на замок дверь в гостиную и повернулась к Рафу:
— Как ты мог, Раф? Наверху ты обещал мне, что не будешь…
— Знаю, — сказал он, проводя рукой по волосам.
Как ему объяснить это самому себе?
— Наверху, когда ты сказала, что будешь чувствовать себя скомпрометированной дважды одним и тем же семейством, твои доводы казались мне резонными. Я согласился, что не должно быть никакого давления, что между нами все останется по-прежнему, мы не станем спешить, будем заниматься каждый своими делами… У меня так болела голова, что я готов был согласиться на все, что угодно. Но ты же видела ее, Чарли? Боже мой, у этой женщины едва пена изо рта не шла. Если бы я не сказал то, что сказал, она бы уволилась и разнесла по всему Мейфэру, какое вместилище греха этот особняк Ашерста.
— Николь и Лидия, — произнесла Шарлотта, и ее плечи тяжело опустились, как только она поняла это. — Ты не мог допустить, чтобы подобные сплетни коснулись их? Если они собираются впервые выехать в свет в следующем сезоне.
Раф нахмурился:
— Близнецы? О, все в порядке. Я понимаю, о чем ты. Да, разумеется, это могло бы несколько помешать им. Но я не думал о Николь и Лидии, когда говорил это миссис Баттрем, я думал только о тебе, Чарли.
— Обо мне? Ради бога, Раф! Я никто. Я была никем, когда меня привезли на мой первый сезон, и сейчас остаюсь никем. Кроме того, я не просила тебя защищать меня. И наверняка я не просила тебя жертвовать собой ради меня.
Вот он, этот миг. Время быть честным. Впрочем, насколько Шарлотта могла судить, он все это время делал себе только хуже.
— Я ничем не жертвую. Я знаю, что вряд ли мог найти более неподходящее время, чтобы сказать это, но я люблю тебя, Чарли. Я люблю тебя.
Шарлотта не знала, что ей делать — плакать или злиться. К лучшему или к худшему, но гнев взял верх.
— Нет, Раф, не любишь. Ты заботишься обо мне. И я благодарна тебе за это. Я помогла тебе обрести уверенность, когда ты только получил титул. И ты хочешь отблагодарить меня за это. Ты хочешь загладить все, что твоя семья сделала мне. И я ценю это. Я могу даже интересовать тебя, потому что… ну, потому что я именно такая, как я есть. Ты можешь видеть во мне вызов своей мужественности и своей силе твоего… твоего…
— Обольщения? — подсказал Раф. — О, я так не думаю, Чарли. Думаю, что все далеко не так. Почему ты не веришь, что я могу любить тебя?
— Ага! — Шарлотта торжествующе ткнула пальцем в его сторону. — Вот, ты сам это сказал: могу. Ты сам не уверен, не так ли? Нет, не отвечай. Ты все равно не знаешь ответа. Знаешь, что с тобой неладно, Рафаэль Дотри? Ты хороший. Ты просто слишком хороший. Но это не значит, что ты должен заглаживать весь тот кошмар, который натворили твой дядя и кузены. И я… я вовсе не какая-то несчастная трагическая жертва, которой кажусь тебе, чтобы ты ощущал огромную потребность защищать или спасать меня. Я — это я, Шарлотта Сиверс, взрослая женщина, и я привыкла сама заботиться о себе еще задолго до той ужасной ночи в конюшне. Ты даже не знаешь меня по-настоящему. Ты знаешь меня только как Чарли, твою подругу детства. Но дружба имеет предел, Раф, и я не позволю тебе жертвовать собой ради дружбы, чтобы спасти мою репутацию, давно загубленную твоей семьей.
Раф не знал, что ответить. Это было похоже на пощечину. Или, скорее всего, она наконец достучалась до него, потому что сейчас… да, именно сейчас он понял, что было неправильно между ними с самого начала.
— Никому не понравится, если его будут терпеть только из милости, Чарли… Шарлотта. Ни бедному родственнику, который давится подачками своего дядюшки, ни женщине, которая считает себя достаточно сильной, достаточно смелой, чтобы заботиться о себе самой. Ты редкая женщина, редкий человек. Неужели ты действительно считаешь, что я жалею тебя? Что все, что было между нами с тех пор, как я возвратился, происходило лишь из-за моей жалости к тебе?
На мгновение Шарлотта закусила губу. В ее глазах стояли слезы.
— Я… нет, я не думаю, что ты просто жалеешь меня, Раф. Я верю, что ты любишь меня. И я рада этому, потому что всегда буду дорожить нашей дружбой. Я ценю твою честность, твою искренность и надежность. Я всегда любила тебя, еще когда мы были младше, когда я была ребенком. Я… я верю тебе.
— Но ты не веришь, что я знаю себя, свою собственную душу?
Ему хотелось подтолкнуть ее, заставить сказать все, прямо сейчас, чтобы они смогли начать все снова.
— Я… если бы той ночи никогда не было. Если бы ты просто пришел с войны домой, и снова увидел меня, и стал ухаживать за мной так, как я мечтала об этом все эти годы. Я была бы самой счастливой женщиной во всей Англии, Раф! Я не хочу лгать тебе, потому что это никому не поможет, а правда ничего не даст нам обоим в нашей ситуации. Мы не можем притворяться, будто на самом деле что-то происходит. Ты целуешь меня, и мне приходится преодолевать страх, внезапно охватывающий меня, даже если мне хочется всего лишь тоже поцеловать тебя.
Раф подошел к Шарлотте и протянул ей руку.
— Но ведь мы уже добились успеха, Чарли… Шарлотта.
По ее щеке катилась слеза.
— Да, Раф. Добились. Но это не значит, что ты любишь меня или что я люблю тебя.
— Так что же это значит?
— Я… не знаю. Я просто знаю, что не могу вступить в брак, который может каким-то образом истолковываться как навязанный тебе. Я знаю, что это такое, Раф, когда тебя заставляют вступить в брак.
— Ты действительно так считаешь? — спокойно спросил он. — Даже теперь ты думаешь обо мне, а не о себе. Шарлотта, ради бога, можешь ты хотя бы сейчас подумать о себе?
— Я думаю о себе, Раф, и даже довольно эгоистично, — ответила она так же спокойно. — Если между нами когда-нибудь возникнет нечто большее, чем сейчас, я должна быть уверена, что мы пришли к этому решению вместе и в свое время. — Она решительно вздернула подбородок. — И к чертям эту миссис Баттрем, распустившую слюни.
Теперь ему было ясно слишком многое. Слишком многого он не понимал прежде, а возможно, и не хотел понимать. Он защищал ее, а она защищала его. Они оба были идиотами. Но, пожалуй, не стоит говорить ей об этом прямо сейчас.
— Хорошо, — произнес он наконец. — По крайней мере, в этом мы согласны. К черту миссис Баттрем. Скажи — ведь ты чаще находилась с ней, чем я, — она не склонна к подкупу?
Шарлотта взглянула на него с таким облегчением, что он понял, что взял правильный тон. Наконец-то.
— Я бы не стала этого исключать. По крайней мере, попытаться стоит.
— Решено, — сказал он, протягивая ей руку, словно желая скрепить некую сделку.
Но когда она подала ему свою руку, он притянул ее к себе ближе, почти вплотную.
— Раф?
— Ты сказала, что мы должны вместе прийти к нашему решению и в свое время. Но я хочу, чтобы одно было абсолютно ясным, мисс Шарлотта Сиверс, даже если мы, как ты говоришь, согласимся начать все заново. Я… люблю… тебя.
— О, Раф…
Он наклонился и поцеловал ее в мокрую от слез щеку, а затем отпустил ее руку.
— «О, Раф», — говорит женщина, словно она еще не поняла: даже если я возьму на себя миссис Баттрем, то ей все равно придется возвращать с небес Николь и Лидию, сообщая им, что она не выходит замуж за их брата.
— Негодник, — с чувством произнесла Шарлотта, вытирая глаза.
— Ага, но негодник, подающий надежды. А теперь беги, Шарлотта, прежде чем я вспомню, что я герцог и должен требовать, чтобы все мои распоряжения выполнялись.
— Ты никогда не сможешь приказать мне выйти за тебя замуж, Раф.
— Ты удивишься, на что я способен, если будешь слишком испытывать мою предполагаемую доброту, мисс Сиверс. А теперь беги!
И Шарлотта умчалась.
Они начали все заново. Для них это безусловно имело смысл… А что думали остальные, им было не важно.
Раф считал обязательным являться домой к ужину каждый вечер, даже если ему приходилось потом сразу же возвращаться в министерство.
Он приносил Шарлотте цветы, которые покупал на углу улицы у толстощекой девчушки.
Он подарил ей экземпляр «Странствий Чайлд Гарольда» Байрона — сплетни о его женитьбе на мисс Анабелле Мильбенк всего несколько месяцев назад изрядно портили жизнь великому поэту-романтику.
Он брал ее за руку, и они выкраивали минуты, чтобы побыть вдвоем на площади, прогуливаясь рядом и обсуждая события прошедшего дня, или довольно часто просто молчали, наслаждаясь обществом друг друга.
— Раф ухаживает за тобой, да? — спросила Николь однажды днем в гостиной, когда Шарлотта завязывала ленту над корзиной с черно-белым котенком, которого Раф подарил ей два дня назад. — Он скомпрометировал тебя и теперь ухаживает. Он так странно изменился. Лидия говорит, что она все понимает, но она и должна так говорить, ведь она обожает делать вид, что умнее меня. Но я не такая гордячка, чтобы не признаться, что я не понимаю. Я ничего не понимаю.
Шарлотта не отрывала взгляд от котенка, который встал на задние лапки, пытаясь поймать раскачивающуюся ленту.
— Тебе действительно необходимо это понять, Николь?
— Необходимо? — Девочка наморщила свой восхитительно дерзкий носик. — Нет, думаю, нет. Но хорошая подруга поняла бы, почему я интересуюсь.
— О, хорошая подруга попридержала бы свое любопытство и спокойно дожидалась бы момента, который другой человек сочтет удобным для обсуждения такого деликатного вопроса.
— Ой, чепуха. Меня это нисколько не задевает, ведь мы обе знаем, какая я нетерпеливая. Так что вряд ли это относится ко мне, — сказала Николь, заставив Шарлотту невольно улыбнуться. — А теперь расскажи мне, почему он сейчас стал называть тебя Шарлоттой.
Шарлотта позволила ленте упасть в корзину, и котенок в ярости набросился на нее.
— Раф, — сказала она спокойно, — называет меня Шарлоттой, потому что я многие месяцы просила его так называть меня. Чарли — глупое детское имя.
Николь, похоже, обдумывала это несколько минут, а затем встряхнула головой:
— Нет, это не так. Он сердится на тебя, потому что ты не выходишь за него замуж?
Шарлотта не сомневалась, что Николь Дотри способна и святого вывести из себя.
— Почему ты считаешь, что он называет меня так, потому что сердится?
— Я не знаю. Может быть, он говорит «Чарли» не просто так. Он мог бы сказать: «моя дорогая». Но, конечно, не говорит так, он говорит: «Чарли». Но… нет, это все… это такой прием у него. И не говори мне, что ты не заметила этого, Шарлотта. Может, я и младше тебя, но я не вчера родилась.
Шарлотта не знала, что ей сказать. Она не могла спросить Николь, дразнит ли та ее, или девочка действительно замечала что-то в тоне Рафа, когда он произносил «Чарли». Но лишь одной мысли, что Николь верит в то, что она говорит, было достаточно, чтобы в уголках губ Шарлотты заиграла легкая улыбка.
— Мисс Сиверс?
Шарлотта, вздрогнув от неожиданности, подняла глаза: в дверях стоял их представительный мажордом.
— Да, Гаррис?
— Там, внизу, мистер Хью Хобарт, мадам. Он просит разрешения поговорить с вами. Очень настоятельно, мисс Сиверс. Он говорит, что дело важное, или что-то в этом роде. Я предложил ему подождать внизу, в маленькой приемной.
«Потому что Хью Хобарт не выглядит как джентльмен, достойный ожидать в гостиной», — подумала Шарлотта, но вслух ничего не сказала.
— Он хочет говорить со мной, Гаррис? Вы уверены? Наверное, он хочет говорить с герцогом?
— Он явно желает видеть именно вас, мисс Сиверс, — ответил Гаррис, снова поклонившись. — Мне следует отказать ему?
Шарлотта вздохнула. Ей бы очень хотелось отказать этому человеку, но она может пожалеть об этом: ведь тогда придется лишь гадать и беспокоиться, зачем он приходил.
— Нет, благодарю вас, Гаррис. Пожалуйста, скажите мистеру Хобарту, что я сейчас спущусь вниз. Пригласите миссис Бизли, чтобы она сопровождала меня.
— Миссис Баттрем? Вы хотите сказать, миссис Баттрем?
— Нет, Гаррис, я знаю, кого хочу пригласить, благодарю вас.
У Шарлотты не было особого желания позволить, чтобы нанятая компаньонка узнала еще кое-что о делах Ашерста. Миссис Бизли, однако, пропускала мимо ушей любой разговор, который происходил более чем в пяти шагах от нее, что делало ее идеальной компаньонкой.
— Кто такой мистер Хобарт, Шарлотта? — спросила Николь, заинтересованно приподняв бровь. — Ты побледнела, когда Гаррис назвал его имя.
Шарлотта встала, провела рукой по волосам, чтобы убедиться, что все заколки на месте.
— Мистер Хобарт находился на яхте твоего кузена Джорджа, когда она затонула, — сказала ей Шарлотта, — По некоторым причинам, известным лишь ему, мистер Хобарт считает, что это обстоятельство может служить для него возможностью находиться в обществе твоего брата. Кстати, твой брат не разделяет его мнение. Но я должна, по крайней мере, выслушать, чего хочет этот человек.
— Ну, я не понимаю зачем. В конце концов, если он был другом кузена Джорджа или кузена Гарольда, то, скорее всего, он такой же грубый и неприятный. Прикажи Гаррису, чтобы гнал его прочь, как надоедливую муху.
— Да, госпожа Николь, вы бы так и поступили или просто приказали бы отрубить ему голову, — сказала Шарлотта, с беспокойством направляясь к вестибюлю: она боялась снова увидеть Хью Хобарта, и ее сердце тревожно билось. — Но иногда, Николь, невозможно избежать того, что тебе не нравится.
— А я могу, и я буду избегать. Нужно заботиться не о том, как другие относятся к тебе, а о том, как ты к ним относишься. Думаю, я очень хорошо отнесусь к себе, если прогоню человека, из-за которого буду чувствовать себя такой расстроенной, какой ты выглядишь сейчас.
Шарлотта улыбнулась девочке:
— Знаешь, Николь, иногда мне кажется, что ты гораздо умнее всех нас, вместе взятых, как бы ты ни пыталась это скрывать. Пожалуйста, проследи за котенком, пока меня не будет, чтобы он не убежал.
Гаррис ожидал Шарлотту наверху лестницы, а затем пошел впереди нее и миссис Бизли к маленькой приемной, где находился стол на «слоновьей» ноге.
Миссис Бизли, склонив голову набок, взглянула на Хью Хобарта, сделала реверанс, затем снова взглянула на него и лишь затем проследовала в угол комнаты и устроилась в небольшом кресле. Да, миссис Бизли — неплохой судья, способный сразу понять, кто перед ней.
— Мисс Сиверс, как хорошо, что вы соблаговолили встретиться со мной.
Хобарт церемонно раскланялся.
— Мистер Хобарт? — кратко произнесла Шарлотта, сев на стул с прямой спинкой и стараясь не замечать, что по сравнению с тем днем, когда они впервые увиделись, костюм на нем, хотя и несколько нелепый, сидит сейчас гораздо лучше. Ясное дело, часть из тех пяти тысяч фунтов, которые отдал ему Раф, не задержалась в его кармане.
— Возможно, вы желаете знать, почему я позволил себе еще раз посетить ваш очаровательный дом, — вкрадчиво сказал он. — Но у меня есть новости, мисс Сиверс. Новости, касающиеся его светлости, и так как он отказался выслушать меня в военном министерстве всего час назад, я чувствую необходимость незамедлительно сообщить их вам.
Шарлотта вздохнула: ей приходится выслушивать дурацкую речь, и к тому же она поняла, что пошла на уступку этому человеку, тогда как Раф не собирался этого делать.
— Возможно, вам следовало бы написать его светлости, мистер Хобарт? Я не понимаю, чем могу помочь вам.
— Я к вам не за помощью, — быстро и довольно резко произнес Хобарт и тут же широко улыбнулся, словно смягчая свои слова. — Прошу прощения, мисс Сиверс, но сегодня ужасное утро. Нет, мадам, я здесь потому, что посвятил себя тому, чтобы выяснить, кто осмелился попытаться навредить его светлости и вам в тот день, когда мы встретились на площади.
Шарлотта не могла скрыть интерес.
— В самом деле, мистер Хобарт? Уверена, в этом не было необходимости. И все же очень любезно с вашей стороны.
— Меня могло также ранить, мисс Сиверс, или еще того хуже. К тому же кто может утверждать, что этот камень не предназначался мне, хм? При моей работе, если вы извините меня, вполне возможно обзавестись если не врагами, то уж точно людьми, которые могут, по крайней мере, желать мне зла. Если вы понимаете, о чем я.
— Вы шулер, который забирает долговые расписки у зеленых провинциальных юнцов и обдирает глупых и неосторожных простаков. У вас могут быть должники, которые решили, что лучше, если не придется платить. Именно так, мистер Хобарт?
Он сразу сел, и от его ухмылки у Шарлотты пробежала дрожь по спине.
— Хорошо, если вы так прямолинейны, то да, мисс Сиверс. Некоторым стало бы легче жить, если бы я умер.
Ей не следовало бы продолжать разговор с этим человеком.
— И это все ваши сведения, мистер Хобарт? Вы выяснили, что его светлости и мне довелось стоять вместе с вами в тот момент, когда один из ваших несчастных должников решил списать убытки со счета?
Он глубоко вздохнул, покачав головой:
— К прискорбию, нет. Я обнаружил, мисс Сиверс, что есть некто, желающий покончить с герцогом.
У Шарлотты кровь словно застыла в жилах, и она невольно вздрогнула.
— Изв… извините?
— Я убедился, мисс Сиверс, что если сунуть в нужные руки несколько шиллингов, если шепнуть пару слов в каком-то закоулке, то информации, за сохранность которой человек может не волноваться, значительно поубавится. Короче, мадам, я обнаружил некую неприятную личность, которая, получив эти несколько шиллингов, признала, что ее наняли, чтобы находиться на крыше и столкнуть расшатанный камень в тот момент, когда внизу на мостовой окажется его светлость.
— О боже…
— Да, мисс Сиверс. О боже. Пришлось ждать три дня, пока вы и его светлость не вышли на прогулку. Эта задержка вызвала недовольство моего нового знакомца, так как он считал, что ему крайне мало заплатили за такое длительное наблюдение.
— Где этот человек? Известно, кто его нанял?
И снова Хобарт вздохнул и покачал головой.
— Убийце, которого вы нанимаете, мисс Сиверс, чтобы он исполнил ваше приказание, вы не станете сообщать свое имя и адрес или объяснять свои мотивы. Мои сведения, которые я получил от человека, разговаривая с ним в трактире, ограничены тем, что я сообщил вам. И все же я подумал, что этого достаточно, чтобы пойти к его светлости и предупредить, что его жизнь может быть в большой опасности.
Шарлотта встала.
— Хорошо, благодарю вас, мистер Хобарт. Я весьма ценю вашу заботу и, разумеется, сообщу его светлости то, что вы сказали мне. Не знаю, как вас благодарить.
Хобарт быстро оглянулся — туда, где миссис Бизли сидела, мечтательно глядя в окно, а затем обратил взгляд сузившихся глаз на Шарлотту.
— Да, об этом. Это стоит благодарности. Похоже, мне досадно не везет за игорным столом в эти две недели или больше. В последнее время, к несчастью, эти зеленые провинциальные юнцы, о которых вы упоминали, либо не так зелены, либо не так легковерны, как им положено быть, и потому я обнаружил, что мне весьма не хватает наличных…
— Пять тысяч фунтов, мистер Хобарт! Вы осмеливаетесь сказать мне, что промотали пять тысяч фунтов всего за несколько недель?
— Мадам, я потратил эти пять тысяч фунтов менее чем за неделю. Но удача ко мне наверняка вернется. Так всегда бывает. Все, что мне нужно, — лишь несколько тысяч фунтов, чтобы держать банк в «фараоне» в одном из самых захудалых игорных заведений, а потом…
— И вы хотите, чтобы герцог Ашерст…
— Эй-эй! Извините! — прозвучало у двери, и Николь просунула голову прямо в комнату, а затем и сама оказалась в ней. — Мне так неловко, и я не хочу прерывать тебя, Шарлотта, но боюсь, что возникла неотложная ситуация на кухне, и там необходимо твое немедленное присутствие. Не то чтобы это был большой пожар… но я уверена, что этот джентльмен извинит тебя.
— Мистер Хобарт, миледи, почту за честь, — самостоятельно представился Хобарт, поднимаясь и в то же время склоняясь в поклоне и проговаривая эти слова мыскам собственных ботинок.
Округлив глаза, Николь смотрела на Шарлотту.
Шарлотта покачала головой девочке, Державшей у щеки черно-белого котенка. Буквально дух захватывало от этого прекрасного образа, невинного и в то же время опасного.
— Благодарю, леди Николь. Я буду там незамедлительно, как только закончу беседу с мистером Хобартом.
— Нет, нужно сейчас. Мистер Хобарт понимает, что существуют моменты, когда домашние дела превыше всего. Разве не так, мистер Хобарт? Мистер Хобарт!
Хью Хобарт смотрел на Николь так плотоядно, что Шарлотте захотелось набросить на голову девочке покрывало.
— Я… Да, конечно, — сказал он, облизнув губы. — Я могу прийти завтра, когда вы переговорите с его светлостью…
Произнося, запинаясь, эту небольшую речь, Хобарт не сводил глаз с Николь, оглядывая ее с головы до ног. Шарлотту охватила внезапная тревога: она вспомнила, как Гарольд Дотри глядел на нее той ночью в конюшне, когда разорвал ее корсаж.
Она быстро встала между ними, закрыв девочку от его взгляда.
— Гаррис! — позвала она, почувствовав облегчение, когда мажордом, который, очевидно, стоял прямо за дверью, сразу же вошел в приемную. — Мистер Хобарт покидает нас.
— Да, мисс Сиверс. — Гаррис пристально посмотрел на Хобарта. — Прошу вас, сэр.
Услышав, что входная дверь закрылась, Николь и Шарлотта тут же обменялись взглядами. Николь, хихикая, прислонилась к дверному косяку.
— Ну, надеюсь, вы усвоили урок, мисс Сиверс, — произнесла она, подражая тону миссис Баттрем. — Видите ли, главное — это хорошие манеры.
И она снова хихикнула, когда котенок ткнулся носом ей в шею.
Шарлотта пыталась сделать вид, что ее это позабавило.
— Спасибо, Николь, — сказала она, когда они снова поднимались по лестнице в гостиную. — Мне не следовало встречаться с этим человеком. Это очевидно.
— И ты хочешь поблагодарить меня за то, что я тебя выручила, — добавила Николь. — Ты именно это хочешь сказать? Что ты на самом деле так благодарна мне, что первым делом собираешься рассказать, чего хотел этот человек.
— Нет, Николь, — твердо ответила Шарлотта, когда наверху в коридоре они встретились с Лидией. — Лидия, что это у тебя?
Девушка от смущения залилась румянцем, продолжая идти к лестнице.
— Еще одно письмо капитану Фитцджеральду, Шарлотта. Надеюсь, я успею отправить его с дневной почтой. Хотя, возможно, он уже на пути домой… то есть возвращается в Англию.
Николь смотрела вслед сестре, спускавшейся по лестнице.
— Вы с Рафом кружите друг вокруг друга, не замечая того, что так очевидно всем. Лидия мечтает о своем капитане, словно из этого что-то может получиться. Шарлотта, тебе не кажется, что я единственная здравомыслящая женщина в этом доме?
Но Шарлотта не слышала ее. Она была слишком занята мыслями о россказнях этого гнусного Хью Хобарта и о том, как ей придется рассказать обо всем Рафу.
