Глава 29

— И как следует понимать Уазо? — Макс больше не иронизировал по ее поводу, теперь он относился к ней серьезно.

Уазо высказала все, что считала нужным, и удалилась со словами «Иду к ненаглядному моему, к Арчеру Нэту. Для вас потрудилась, пора отдыхать». Теперь можно было выяснить, что же, собственно, она имела в виду.

— Макс, честно говоря, я не знаю. Трудно ее понять. Не стоит и пытаться.

— Ты так думаешь? Я все–таки попытаюсь. Она говорила про убийцу. Убийцу, который слабеет. — Макс отложил свою газету. — Как по–твоему, Уазо действительно знает то, чего не знают все остальные? У нее дар ясновидения?

— Интересно, доктор Сэведж, что сказали бы тебе твои коллеги, если бы узнали, что ты задаешь такие вопросы? — Энн не собиралась говорить Максу о том, что дала ей Уазо. Коричневый мешочек был их тайной.

— Они не узнают. Такие вопросы я задаю только тебе. Уазо часто играет на публику, но я достаточно много слышал о ней — и у меня есть основания ей доверять. Гай верит в то, что она обладает особой духовной силой, даже Сайрус не может отрицать ее сверхъестественных способностей.

— Возможно, так и есть. Уазо часто говорила мне о таких вещах, о которых она, казалось бы, знать не могла.

Кто–то постучал в дверь, и Макс удивленно поднял брови.

— Энни, кто бы это ни был — отправь его поскорее. Нам надо кое–что обсудить.

— Попробую, — ответила она шепотом и громко сказала: — Заходите, пожалуйста.

В дверях показалась Мэдж, а за ней шел Сайрус. Мэдж выглядела уставшей и невыспавшейся. На ней было то же самое платье, что и накануне вечером.

— Я совсем не спала этой ночью. Сайрус уговаривал меня отдохнуть в приходском доме, но я не смогу заснуть, пока не повидаю всех, кто волновался вместе со мной.

— Давайте расскажем все побыстрее, — сказал Сайрус, с улыбкой глядя на Мэдж. — У меня дела в приходе, и у Энн и Макса наверняка тоже времени мало.

— Вы правы. Так вот, в нашем городе происходит в последнее время много странного и страшного. Но с Милли все в порядке. Она была в моей комнате, когда я вернулась домой из больницы от Лил. Как она попала туда — загадка. Она даже лапки не стерла. Мы всю ночи сидели с Шарлоттой и Вивиан и гадали, как это могло случиться.

Только тут Энн заметила, что под рубашкой у Сайруса что–то шевелится и это что–то — Милли. Черный влажный нос выглядывал между двумя пуговицами.

— Я знаю, что сюда нельзя с собаками, — виновато сказал Сайрус, — но Мэдж ни на минуту не может расстаться с Милли.

— Никогда больше, — поддержала его Мэдж, и ее глаза наполнились слезами. — Сайрус, дайте мне ее.

Мэдж протянула руки к Милли, но та не собиралась покидать Сайруса. Милли забралась ему на плечо и стала вылизывать его шею и щеку, а на Мэдж не обращала ни малейшего внимания.

— Бессовестная, это она мне мстит за свои страдания, — усмехнулась Мэдж, — но у нее хороший вкус. И она знает, как обращаться с мужчинами.

Как только Сайрус и Мэдж ушли, Макс вернулся к тому, что его больше беспокоило, — к статье в «Рупоре». Макс хотел, чтобы Энн прочла ее немедленно. Возвращение Милли давало ему какие–то надежды на то, что распутать страшный клубок удастся.

— Я думаю, Лил оставили в покое потому, что решили, что она уже мертва. Ее ударили по голове, она упала, и, когда появились велосипедисты, спугнувшие преступника, он, видимо, посчитал, что Лил умерла.

— Лил думает, что нападавший пытался убедиться в этом, — ответил Макс, — он наклонился над ней и ударил ее еще раз. Тут она потеряла сознание от боли.

Энн вызвала свободную официантку из зала и попросила принести кофе. Джози, так звали официантку, оказалась понятливой, и через несколько минут на столе стоял поднос с кофе, сливками, сахаром, медом. Но это было не все. Прибыли также жареные креветки, бутерброды с крабовым мясом, ледяной чай и конфеты пралине. Все, что осталось от утреннего детского праздника.

Как только Джози вышла из кабинета, Макс набросился на тарелку с креветками, как будто боялся, что Энн ему помешает и съест несколько штук сама.

— Зверски проголодался, — заявил он, доедая бутерброд и запивая его ледяным чаем, который налила ему Энн.

— Ты в состоянии думать о чем–нибудь, кроме еды? — спросила его Энн, когда поднос опустел.

— Теперь в состоянии. Я думаю о тебе. Нет, не о том, о чем думаю обычно, когда мы остаемся вдвоем. Мне нужно знать твое мнение. Прочти, что написала Ли О'Брайен. — Макс протянул Энн газету, открытую на нужной странице.

Статья называлась «Руки прочь от местных. Учебник для приезжих. Луизиана. Городок». Автор — Ли О'Брайен.

— Кого она имеет в виду под приезжими? — спросила Энн.

— Очевидно, всех, кроме местных — тех, кто всегда жил в Туссэне.

«Все, кто родился и вырос в Луизиане, — писала Ли, — прекрасно знают, что человека надо ценить не по тому, сколько книг он прочел, а по тому, что он понял и сделал в этой жизни. Даже кое–кто из мудрых приезжих признает этот факт.

Бывают моменты, когда газета должна защитить и предупредить своих верных читателей. И сейчас такой момент настал. Я не могу назвать имена — иначе кое–кто может притянуть нас к суду — и газета не будет выходить. Но я уверена, что мое предостережение будет услышано и понято даже в таком усеченном виде.

К нам приезжают из больших городов. Эти люди часто считают местных глупцами, которых можно с легкостью использовать в своих целях. Такое отношение опасно для всех жителей Туссэна, но особенно для женщин. Женщины, берегитесь. Если к вам будет втираться в доверие некий обаятельный мужчина, такой столичный франт, не сближайтесь с ним, пока не выясните всей его подноготной. Иначе попадете в беду. Звучит грубо — зато правдиво. Теперь вы все предупреждены.

Я уже сказала, что не могу назвать имен. Но историю рассказать я могу. Одна женщина из наших, из местных, отдала себя приезжему мужчине, а он оценил ее не больше, чем уличную женщину. Он оскорбил ее и унизил и был уверен, что все сойдет ему с рук. Ведь он пытался напугать ее тем, что, если кто–то узнает о происшедшем, презирать будут ее, а он станет героем. Но он плохо знает местных женщин. Та, которую он оскорбил, не успокоится, пока не отомстит. Берегитесь, приезжие! Вы недооцениваете женщин из маленьких городов. Берегитесь провинциалок!»

— Господи, что она написала! — воскликнула Энн, дочитав до конца. — Ты понимаешь, как она себя подставила?

— Почему же себя?

— Потому что она обвиняет в сексуальном насилии совершенно конкретного человека — и он захочет отомстить ей.

— И кто, по–твоему, эти приезжие? Ведь их только трое — я и братья.

— Ничего подобного. В городе много строительных рабочих — они все из других городов. У меня несколько сотрудников из приезжих. А Бобби и Том Уоллен? А новый помощник Реб — он из штата Миссисипи. Приезжих очень много и кроме вас.

— А знаешь, кто дал мне эту газету? Спайк! А знаешь почему? Он считает, что Ли написала о нас с тобой.

— Чушь какая! Как это могло прийти ему в голову. Нет, Макс. Она писала не о нас. И я боюсь, ей грозит беда.

Макс вздохнул с облегчением.

— А может, я все–таки тебя недооцениваю?

— Ну конечно, недооцениваешь, — прошептала Энн, — ты совсем плохо знаешь провинциалок.

Она положила газету на стул и вплотную подошла к Максу.

— У нас совсем мало времени, — сказала она, обнимая его за шею, — запри дверь.

Макс не заставил себя просить дважды.

Стремительно сброшена на пол одежда, забыты все треволнения последних дней. Нет ни страхов, ни отчаяния — только они как одно целое. Жизнь в розовом свете.

Отдышавшись, Энн прижалась щекой к плечу Макса. Но время, отпущенное им на наслаждение, уже истекало. Страшная догадка поразила Энн.

— Макс, я поняла — Ли писала о себе.