Глава 2

Джадд понятия не имел, что делать в такой ситуации. Он глубоко вздохнул и даже слегка икнул. Обычно он хладнокровно реагировал и на более шокирующие признания, однако сейчас почему-то не мог безучастно отнестись к происходящему.

Стиви повернулась к нему спиной. Ее длинная светлая косичка, которая так задорно подпрыгивала во время игры, уныло повисла. Она казалась слишком тяжелой для ее тонкой шейки. Или, может быть, это Стиви внезапно стала казаться более хрупкой и беззащитной?

Ее узкие плечи сотрясались. Она плакала горько, навзрыд, всхлипывая и подвывая, и Джадд вдруг забыл о своем привычном цинизме и подошел к Стиви поближе.

— Тихо, тихо… — Он взял ее за плечи и развернул к себе лицом. Она слабо сопротивлялась. Джадд притянул ее к себе и обнял. — Простите. Если бы я знал, что все так серьезно, я бы не стал вас так изводить.

Вряд ли Стиви ему поверила. Он и сам себе с трудом верил. Джадд в жизни вообще редко извинялся, а уж перед женщинами практически никогда.

Глядя на рыдающую Стиви, он чувствовал лишь досаду и желание убраться от нее куда подальше. Но Стиви Корбетт припала к его груди, словно умоляя поддержать ее, защитить, и ему и в голову не пришло послать ее к черту вместе с ее проблемами и быстрее унести ноги. Вместо этого Джадд обнял ее еще крепче и прижался щекой к ее белокурой макушке.

Она плакала, он ее обнимал. Уже одно это само по себе выходило за все привычные рамки. Обычно Джадд обнимал женщину только с определенными целями. Если при этом на ней было коротенькое кимоно, выставлявшее напоказ великолепные ноги, можно было считать, что они уже в постели. Если на ней было коротенькое кимоно, а под ним ничего, кроме маленьких трусиков, руки Джадда ласкали ее обнаженное тело, а не успокаивающе поглаживали ее по спине.

Все это промелькнуло у него в голове, пока они со Стиви стояли, обнявшись, на ее кухне. Джадд не мог припомнить, было ли с ним такое хотя бы раз в жизни. Он ощущал прикосновение ее упругой груди, гладкость кожи, видел — ну не слепцом же он был, в самом деле, — как чуть вырисовываются под тонким шелком кимоно пикантные очертания ее трусиков, но не чувствовал при этом желания немедленно заняться любовью.

Если бы он сейчас потащил Стиви в постель, то был бы настоящим подонком. В принципе, Джадд и не отличался высокими моральными качествами, но так низко все же еще не пал. Возможно, чувство вины тоже сыграло здесь не последнюю роль. В конце концов, именно он довел Стиви до слез. И в отличие от всех остальных женщин, которые плакали из-за него, прожженного негодяя и мерзавца, у Стиви Корбетт была настоящая причина предаваться отчаянию.

Постепенно ее рыдания стихли, уступив место тихим всхлипываниям. Сквозь ткань рубашки Джадд чувствовал ее прерывистые вздохи.

— Вам нужно поскорее лечь, — ласково сказал он.

Она кивнула и попыталась вытереть слезы. Тушь под глазами размазалась, и лицо Стиви украшали черные разводы.

Горячая киска и холодный ланч ожидали Джадда Макки. Он мысленно вздохнул и простился и с тем и с другим. Удивляясь себе, он осторожно поднял Стиви на руки. Она, похоже, удивилась еще больше.

— Это совсем не обязательно, Макки. Я могу ходить.

— Где спальня?

Чуть поколебавшись, Стиви махнула рукой в сторону спальни. Тело у нее было тренированное и упругое, и в любое другое время Джадд не преминул бы пристально изучить все его особенности при помощи рук и губ. Стиви показалась ему легкой, как пушинка, — он мог бы пронести ее на руках сотню миль, и ему даже не стало бы жарко. Во всяком случае, не от физических усилий. Прижимать ее к себе и не заходить при этом дальше — вот тут действительно было от чего взмокнуть.

— Туда.

Он внес ее в большую, наполненную светом комнату. Повсюду были расставлены горшки и кадки с разнообразнейшими тропическими растениями.

— Фильм про Тарзана, случайно, не здесь снимался? — сострил Макки.

— Это мои питомцы. Гораздо проще организовать уход за ними, когда я в отъезде, чем пристраивать куда-то кошку или собаку. И, кроме того, они не будут по мне скучать.

Он опустил ее на кровать.

— Давайте ложитесь.

— Я уверена, это вы говорите всем девушкам подряд, — не могла не сострить в свою очередь Стиви.

— Я не шучу. И вам тоже не советую. Ложитесь же.

Она откинулась на ажурные подушки. По лицу было видно, какое облегчение она сразу испытала, но, подумал Джадд, сама бы она ни за что это не признала.

— Прошу прощения за рубашку.

— А? — Джадд опустил взгляд. Рубашка была мокрая и вся испачкана тушью. — Ерунда, отстирается, — отмахнулся он.

Он встряхнул легкое стеганое одеяло и накрыл им Стиви. Затем присел на кровать у нее в ногах.

— Расскажите мне все.

— Только не вам, Макки.

— Меня зовут Джадд.

— Я знаю. Под статьями ставят подпись автора.

— Господи, да забудьте вы об этих статьях хоть на минуту!

— А вы забыли? — резко бросила Стиви.

— Да!

Оба замолчали. Джадд заметил, что глаза ее снова наполняются слезами. Очень красивые глаза, цвета самого дорогого шотландского виски.

— Стиви, — мягко произнес он. — Я не собираюсь об этом писать. Мне просто кажется, что вам нужно выговориться.

Она шмыгнула носом.

— Да, но…

Джадд достал из стоящей на тумбочке коробки бумажный носовой платок и поднес к ее лицу.

— Сморкайтесь.

Она высморкалась. Он бросил использованный платок в корзину и взял еще один, чтобы вытереть ей глаза.

— Надо ведь с кем-то поделиться, правда?

— Правда. Просто это как-то неестественно — делиться с вами.

Джадд покачал головой:

— Если хотите знать, для меня это тоже не слишком естественная ситуация. Обычно, если я сижу на кровати, а рядом со мной возлежит полуобнаженная красотка, последнее, чем мне хочется заниматься, — это разговоры. И ее губкам уж точно нашлось бы другое применение.

— Макки!

— Джадд. Рассказывайте. Когда вы узнали об этой опухоли?

— Сегодня утром.

— И кто же это такой умный решил, что вам нужно сообщить об этом прямо перед матчем?

— Я.

— Понятно.

Стиви нахмурилась:

— Я делала снимки. И хотела узнать результаты. Я должна была знать. — Она взглянула в окно. В ящике на подоконнике цвели нарциссы. — Наверное, я до конца не верила в то, что произошло самое плохое. Я убеждала себя в том, что готова ко всему, но… — Она перевела взгляд на Джадда. — Вы были правы. Я упала в обморок от волнения.

— Можно вас понять.

— Джадд с преувеличенным вниманием разглядывал свои руки. Темные волоски на кистях, крепкие ногти, широкие запястья. Руки профессионального бейсболиста. Однако он не бейсболист…

— А эта опухоль, она… ммм…

— На матке. И на яичниках. — Стиви снова отвернулась к окну. — В последнее время у меня… были более сильные боли, чем обычно.

Джадд слегка кашлянул. Похоже, во всем, что касается женского тела, у него менталитет пятнадцатилетнего подростка. Ему нравилось смотреть на женщин, прикасаться, заниматься с ними любовью. То, что все они отличались друг от друга, и у каждой были свои, только ей присущие особенности, завораживало его. Джадд привык считать себя тонким ценителем. Ни одной женщине он не был верен, и такое состояние дел его вполне устраивало. Чем вряд ли можно гордиться в эту эпоху безопасного секса.

В первый раз Джадду пришло в голову, что тело женщины — это не просто чудесный инструмент для получения удовольствия. В нем заключается личность. В первый раз он подумал, каково приходится самой женщине, что для нее означает ее тело.

Осознание этого далось Джадду нелегко. Настолько, что ему было бы стыдно сейчас посмотреть самому себе в глаза.

— Мне должны сделать операцию и удалить опухоль, — тихо продолжила Стиви. — Несколько месяцев уйдет на то, чтобы оправиться после хирургического вмешательства и прийти в себя. Это в том случае, если опухоль доброкачественная.

— А что, может такое быть, что она не доброкачественная?

— Может.

Снова повисла пауза. Долгая, тяжелая, ужасная пауза.

— Но шанс, что опухоль не злокачественная, довольно высок, — быстро проговорила Стиви. — И если это действительно так, то операцию можно на какое-то время отложить. В противном случае и матку, и яичники придется удалить.

Джадд вскочил и принялся мерить шагами комнату. Остановившись возле кровати, он сердито посмотрел на Стиви:

— Тогда почему, ради всего святого, вы лежите здесь и ничего не делаете? Почему вы еще не в больнице? Не на операционном столе?

— Но я не могу делать операцию сейчас! — воскликнула она. — До Уимблдона остался всего месяц.

— И что?

Стиви закусила губу. Что за тупоумие, в конце концов!

— Я должна участвовать, вот что.

— Уимблдон никуда не денется. В следующем году поучаствуете.

— Как вы любезно заметили чуть раньше, я не молодею. Сейчас я играю лучше, чем когда бы то ни было, но, сколько мне еще осталось? — Она упрямо покачала головой. — Это мой год. Мое время. Я чувствую. Если я не выиграю Большой шлем теперь, другого шанса у меня не будет. Вне зависимости от того, что там обнаружат хирурги во время операции. Будь я на десять лет моложе, я бы смогла вернуться. Восстановительный период займет много месяцев. Может, еще дольше. И я уже никогда не буду в такой форме, как сейчас.

— А если опухоль злокачественная?

— Тогда все сложнее, конечно, — уклонилась от ответа Стиви.

— Что значит сложнее?

Она промолчала.

— Что значит сложнее? — настойчиво повторил Джадд.

— Если опухоль злокачественная, медлить с операцией нельзя ни в коем случае. Это подобно смерти.

Джадд с ужасом уставился на нее:

— Да вы с ума сошли, милая моя.

— Перед вами не стоит такой выбор. Не вам меня судить.

— Что говорит ваш врач?

— Он считает, что операцию нужно делать немедленно. Но пару недель подождать можно.

— Полностью с ним согласен.

— Вы не можете соглашаться с ним или не соглашаться. Это вас не касается.

— А менеджер ваш как считает?

— Он видит обе стороны проблемы. Говорит, что я сама должна решить, но, что если я собираюсь участвовать в Уимблдоне, то на раздумья у меня не больше двух недель.

— А у вас при этом боли.

— Боль не постоянная. Она то приходит, то уходит. Естественно, он желает мне лучшего.

— Он желает заработать денег.

— Нехорошо так говорить.

— А родители ваши что?

— Они умерли.

— Любовники?

— Вы знаете, как-то не с кем посоветоваться. — Стиви злобно взглянула на него. — Даже со «скандинавским башмачником», которому, кстати, скоро семьдесят и у него куча внуков.

— А этот гологрудый бразилец, который улыбается так, будто пасту зубную рекламирует?

— Ненавижу этого бабника. Тот, кто выдумал, что у нас будто бы роман, обучался, наверное, в той же школе для желтых журналистов, что и вы.

Джадд проигнорировал выпад.

— Значит, вам даже не у кого спросить, как поступить?

— Ну, это до тех пор, пока вы не напечатаете эту историю в своей газете. Тогда у каждого читателя появится свое мнение на этот счет, и все будут жаждать им со мной поделиться.

— Я же сказал, что разговор останется между нами.

— Я помню. Хорошо бы, чтобы и вы об этом не забыли.

— Я-то ничего не напечатаю, но новость станет достоянием общественности в тот же момент, как вы ляжете в больницу.

— Пока еще я не знаю, когда это произойдет.

— Да? Вы точно ненормальная. Вам нужно заняться этим сегодня же.

— У вас когда-нибудь была операция, мистер Макки?

Он чуть поколебался.

— На внутренних органах — нет.

— Тогда почему вы считаете себя вправе давать мне советы? Непрошеные советы, позвольте добавить.

— Слушайте, — нетерпеливо произнес Макки. — Как вы не понимаете! Это не вопрос вашей карьеры. Дело идет о вашей жизни.

— Теннис — моя жизнь.

— И вы еще говорите мне о банальностях.

Стиви задрала подбородок и высокомерно посмотрела на Джадда.

— Что ж, мистер Макки. Думаю, все ясно. Мне нужно о многом подумать, а вы мне очень мешаете. Итак, вы получили сенсационную историю, за которой, собственно, и явились, и теперь спокойно можете уйти. Всего доброго.

— Хорошо. Вернусь в редакцию и тут же примусь за ваш некролог.

Стиви резко села на постели. Одеяло сползло с нее.

— Вы не можете себе представить, насколько тяжело мне принять решение.

— Жить или умереть? Это, по-вашему, трудное решение?

— Все не так однозначно. Пока еще неизвестно, злокачественная опухоль или нет. Неизвестно, действительно ли нельзя медлить ни минуты. Но зато точно известно, что, если проводить операцию сейчас, моей карьере конец. Это единственный факт на сегодняшний день. И только на нем я могу основывать свое решение. — Она перевела дыхание. — Вы не можете понять меня, Макки. Вы не знаете, что это такое — пожертвовать мечтой всей своей жизни. Ваши мечты не простираются дальше очередной доступной телки и двойного виски.

Спорить с этим было трудно. Стиви чертовски точно описала жизнь, которую Макки вел последнее время. И именно потому, что она была более чем права, Джадд вдруг страшно разозлился. Вряд ли Стиви об этом догадывалась, но она высказала вслух его собственное, тщательно ото всех скрываемое мнение о себе. Крыть было явно нечем. Однако уйти просто так, не выпустив на прощание парфянскую стрелу, он не мог.

— Еще кое-что, мисс Корбетт. Думаю, вам следует это знать.

— Ну?

— У вас халат распахнулся.

— Да, спасибо, мне намного лучше. — Прошло несколько часов. Стиви разговаривала по телефону со своим врачом. — Лекарство помогло мне расслабиться. Я хорошо выспалась.

Во сне перед ней постоянно плавало красивое, самоуверенное, противно ухмыляющееся лицо Макки. Точно такое же выражение было у него, когда он подбородком указал на ее голую грудь. До чего же подлый человек. Не зря она его всегда терпеть не могла.

— Это был просто случайный обморок. Я переволновалась, когда узнала о результатах.

Врач, уловивший в ее тоне усталость и грусть, стал настаивать на том, чтобы операция была немедленно поставлена в план.

— Доктор, но вы же сами согласились с тем, что отсрочка на пару недель не критична, — напомнила ему Стиви. — Мне нужны эти две недели. Я должна все взвесить и принять решение.

Попрощавшись, она повесила трубку. Доктор сказал, что ей необходимо выслушать еще чье-нибудь мнение, и Стиви не стала говорить ему, что еще одно мнение ей уже известно. Даже два мнения. На матке и яичниках у нее опухоли. Злокачественные они или нет, выяснится только при операции.

С этими тягостными мыслями Стиви поплелась в гостиную и включила телевизор. По местному каналу как раз шли спортивные новости. Стиви увидела на экране саму себя, распростертую на ярко-зеленом теннисном корте. Зрители на стадионе повскакивали с мест. Журналисты и организаторы турнира словно с ума посходили. К счастью, Стиви была без сознания и не видела, что за ад творился в этот момент вокруг нее. Последнее, что она помнила, — это то, как вышла на корт. Как знать, может быть, этот турнир был для нее последним… К тому моменту, как Стиви упала в обморок, она выиграла у соперницы уже два гейма. Должно быть, она играла полностью на автомате, потому что матч абсолютно стерся у нее из памяти.

«…Можем только догадываться, чем был вызван обморок мисс Корбетт, — тараторил ведущий новостей. — Ее менеджер сделал заявление для прессы, но сообщил лишь, что с мисс Корбетт все в порядке и сейчас она отдыхает. — Где именно — он умолчал. — А сейчас мы возвращаемся на «Рейнджере Стэдиум», где в данный момент…»

Стиви выключила телевизор.

«Все в порядке. Всего-навсего опухоль. Моя карьера, скорее всего, окончена, и я никогда не смогу иметь детей, но это пустяки. Ничего серьезного».

Она прошла в кухню. Есть не хотелось, но нужно было чем-нибудь заняться. Заметив стакан, из которого Джадд Макки пил кока-колу, она поскорее сунула его в посудомойку. С глаз долой. И забыть о его существовании.

Но забыть о Макки Стиви никак не удавалось, и это сильно ее раздражало. Более того, только о нем она и думала. Почему? Может быть, потому, что он был так добр к ней — против всяческих ожиданий — и утешал ее, когда она плакала. Или потому, что он сдержал свое обещание и не предал ее историю огласке. Наверное, когда она примет, наконец, окончательное решение, стоит позвонить Джадду Макки. Пусть он узнает об этом первый. За свое благородное поведение он заслужил эксклюзивное интервью.

Стиви съела немного мюсли и свежей клубники — назло Макки, который издевался над ее приверженностью к здоровой пище, и вернулась в спальню.

Расплетая косу, она опять подумала о Джадде. О том, как он притрагивался к ее волосам, краешку губ, как держал ее в объятиях, давая выплакаться. Он нес ее на руках. Стиви отчетливо помнила прикосновение его рукава к оголившемуся бедру и его мускулистую грудь. И это не давало ей покоя.

Джадд Макки был ее заклятым врагом. С кончика его пера прямо капал яд. Он не знал пощады. Но теперь, когда рядом никого не было, Стиви могла признаться самой себе, что, когда Макки прикоснулся к ней, это вызвало у нее вполне определенную физическую реакцию: соски затвердели, и внизу живота появилось напряжение.

Она представила, как он сидит на ее кухне, удобно устроившись на стуле, и чувствует себя абсолютно в своей тарелке. Он всегда выглядел немного взъерошенным, немного помятым. Волосы у Джадда были несколько длиннее, чем обычно носят мужчины. Не потому, что он выбрал для себя именно такую прическу, а потому, что постоянно забывал сходить в парикмахерскую. Да, Макки был хорош. Этакий небрежно сексуальный одинокий волк. Классический «плохой парень». Мягкость и обходительность были ему совершенно не свойственны. Казалось, что он так и нарывается на неприятности, но, как ни странно, это только добавляло ему привлекательности. Как и нахальное выражение лица. Для женщин с определенным складом характера его очарование было роковым. Стиви испытывала искреннюю жалость к тем несчастным, которым не повезло влюбиться в Джадда Макки.

Расчесывая волосы, Стиви упрекнула себя в легкомыслии. Зачем она ввязалась в словесную перепалку с Макки? Никто не способен понять, что за выбор стоит перед ней, а он особенно. Что он может знать об отказе от амбиций? Его собственные притязания довольно заурядны. Он халтурщик и выпивоха, и многого ему не надо.

Однако в чем Макки действительно не откажешь, так это в знании женщин, подумала Стиви. Эти его последние слова она будет помнить еще очень долго.

Она положила расческу на туалетный столик и улеглась в постель. Спала Стиви на боку — если она лежала на спине, начинал побаливать живот. Положив руки под щеку, она долго смотрела в темноту и думала о Джадде. Почему-то вдруг вспомнился одобрительный взгляд, которым он наградил ее грудь. Интересно, а он заметил, что ее соски красиво выделяются под тонкой тканью кимоно?

Скорее всего, заметил. Это же Макки. Уже засыпая, Стиви почувствовала, что краснеет.