— Рэмси охотится за твоей задницей, Макки.

Встревоженный молодой сотрудник поравнялся с ним возле лифта. Перспектива навлечь недовольство главного редактора не слишком взволновала Джадда Макки, известного спортивного журналиста самой крупной газеты в Далласе. Он, как ни в чем не бывало, направился к автомату с кофе. Кофе там был крепкий и даже густой — Макки частенько шутил, что остатки, должно быть, используют для заделки трещин на Центральном шоссе.

— Макки, ты меня слышал?

— Слышал, Эддисон, слышал. Четвертак есть?

В карманах его брюк — дорогих, но невероятно измятых — не нашлось нужного количества мелочи. Макки вообще славился тем, что не носил с собой денег, и сейчас ему пришлось одалживаться у человека, который зарабатывал в разы меньше его.

— Рэмси так зол, что впору его связывать, — предостерег Эддисон, высыпая в ладонь своего кумира горсть монет.

— Да его каждый день впору связывать. — Макки следил за тем, как струйка кофе льется в картонный стаканчик. Единственным достоинством этого напитка являлось то, что он был обжигающе горячим и черным, как ночь. Или как темные очки Макки, которые все еще сидели у него на носу, хотя он уже минут пять, как находился в здании.

Практически кофеин в чистом виде, слегка разбавленный жидкостью. Макки отхлебнул из стаканчика, и стекла его очков немедленно затуманились от пара. Только сейчас он осознал, что очки на нем, снял их и кое-как засунул в карман пиджака, не менее изжеванного, чем брюки. Веки его припухли, белки глаз покраснели.

— Он велел мне поймать тебя у лифта и немедленно привести к нему в кабинет.

— Наверное, он действительно вне себя. Что я натворил на этот раз? — равнодушно бросил Макки. Майкл Рэмси был постоянно вне себя из-за Джадда Макки. Менялась лишь степень его гнева.

— Пусть он сам тебе скажет. Так ты идешь? — озабоченно спросил молодой человек.

Джадд почувствовал к нему жалость.

— Ладно, пошли.

Эддисон Как-его-там пришел в редакцию на стажировку. Он изучал журналистику в Южном методистском университете и работал на полставки. В первый же день на новом рабочем месте к нему подошел Джадд и, достав из кармана до неприличия измятый носовой платок, шутливо предложил его Эддисону — для вытирания взмокшей шеи. Однако заметив, что юный стажер, кажется, немного задет, Джадд хлопнул его по плечу, сказал, что не хотел никого обижать, и дал Эддисону лучший совет, который только мог предложить опытный журналист начинающему, а именно: хорошенько подумать, действительно ли он хочет оставаться в этой профессии.

— Рабочий день ненормированный, оплата паршивая, условия ужасающие, и вообще, лучшее, на что ты можешь надеяться, — это то, что хоть кто-нибудь успеет прочитать твою статью до того, как ее сжует собака, или на нее нагадит птичка, или домохозяйка завернет в нее куриные потроха.

Поскольку Эддисон все еще работал в «Трибьюн», можно было сделать вывод, что он не воспользовался советом бывалого репортера. Джадд непременно съязвил бы по поводу юношеского идеализма, но он слишком хорошо помнил самого себя и собственные сияющие глаза в начале карьеры.

Глаза прекратили сиять лет эдак… много назад, но изредка, обычно в хорошем подпитии, Джадд вспоминал, каково это — хотеть стать великим журналистом. Так что пусть юнец резвится, пока есть желание. Он скоро и сам узнает, что жизнь иногда играет с нами злые шутки.

Рабочий день был в самом разгаре, и редакция гудела, как улей. Журналисты стучали по клавиатурам своих компьютеров. Многие при этом еще и разговаривали по телефону, зажав трубку плечом. Мимо проносились курьеры, сваливая на столы, где и без того громоздились горы неоткрытых пакетов, все новые и новые конверты и посылки.

Некоторые сотрудники просто слонялись по редакции, потягивая кофе или какую-нибудь газировку из баночек, в ожидании новостей, достойных публикации, или — если новостей не предвиделось — божественного вдохновения.

—…арабы. Но, с другой стороны, Израиль — привет, Джадд, — не станет…

— Тогда я ей говорю: «Слушай, отдай мне ключи!» Здорово, Джадд. А она говорит…

—…цитировать. Привет, Джадд. Кому-то нужно набраться смелости и высказать свое мнение, в конце концов.

Джадд, которого в редакции все знали и любили, кивая направо и налево, проследовал за Эддисоном в кабинет главного редактора.

— Наконец-то, — измученным голосом выговорила секретарша. — Он уже собирался посылать меня на твои поиски, раз уж у нас нет собственной службы безопасности. Спасибо, Эддисон. Вы можете вернуться к выполнению своих непосредственных обязанностей.

Меньше всего Эддисону хотелось уходить именно сейчас, когда самое интересное только начиналось, но секретарша главного славилась не менее взрывным характером, чем ее босс. Он поплелся к двери.

— Привет, куколка. Что случилось? — Джадд бросил опустевший стаканчик в мусорную корзину. — Налей мне нормального кофе, а?

Секретарша уперла руки в бока и негодующе воззрилась на него.

— По-твоему, я выгляжу как официантка?

Джадд смерил ее оценивающим взглядом

и подмигнул.

— Ты выглядишь на миллион долларов.

Не дав секретарше разразиться тирадой на тему вопиющего проявления сексизма или — в зависимости от настроения — поблагодарить его за изысканный комплимент, Джадд скрылся за дверью в кабинет главного.

Сквозь ядовитые клубы дыма от двух выкуренных пачек (всего за этот день Рэмси выкурит четыре) Джадд едва разглядел самого Майкла Рэмси. Одна сигарета торчала у него во рту, другая дымилась в пепельнице.

— Вовремя ты. — Лицо главного было медно красным от гнева.

Джадд плюхнулся в кожаное кресло и вытянул ноги.

— Вовремя для чего?

— Не умничай, Макки. В этот раз ты действительно попал.

Вошла секретарша с чашкой кофе, приготовленного в личной кофеварке Рэмси. Джадд подарил ей одну из своих самых обворожительных улыбок и многозначительный взгляд, который, к вящему сожалению секретарши, не предполагал ровным счетом никакого продолжения.

Дождавшись, когда за ней закроется дверь, Рэмси выпустил изо рта целое облако вонючего дыма и уставился на Джадда.

— Ты прозевал самую главную новость года, касающуюся мира тенниса.

Джадд хмыкнул и обжег язык кофе.

— Так ты такой красный из-за новостей в мире тенниса? Боже мой, а я-то подумал, глядя на тебя, что «Ковбои» заявили о своем банкротстве, не меньше. Что там еще случилось? Макинрой обозвал судью неприличным словом?

— Стиви Корбетт свалилась прямо на корте сегодня утром. В Лобо-Бланко.

Ухмылка на лице Джадда немедленно увяла, а взгляд стал острым и заинтересованным. Чашка, из которой он пил кофе, была из тонкого фарфора, с узорным ободком по краю. Джадд осторожно поставил ее на стол. Рэмси взял недокуренную сигарету из пепельницы, в последний раз затянулся той, что уже была у него во рту, и стряхнул пепел в керамическую вазочку.

— Что значит «свалилась»?

— А вот этого мы как раз не знаем. Потому что наш журналист не явился на матч. Наш прославленный спортивный репортер, которому платят непомерно большие деньги, этим утром сладко спал.

— Давай без сарказма, ладно? Да, я проспал. Подумаешь. Что там произошло с мисс Корбетт? Наступила на свою косичку и упала?

— Нет, она не наступила на косичку. К счастью, хотя бы наш фотограф был там. Он сказал «свалилась».

— Типа потеряла сознание?

— Типа упала на корт и скорчилась, как гусеница.

— Какое ужасное сравнение.

Рэмси покраснел еще больше, хотя, казалось, больше было уже невозможно.

— Находись ты в тот момент там, смог бы подобрать свое собственное сравнение.

— Мое присутствие было необязательно. — Джадд попытался оправдаться. — Корбетт должна была легко сделать эту итальянскую девчонку.

— Так вот, она ее не сделала. Победу присудили итальянке. Корбетт выбыла из турнира.

— Она ведь только что выиграла Открытый чемпионат Франции. В этом матче она просто обязана была победить, он был практически формальностью. Я хотел днем сходить на какую-нибудь более интересную игру.

— Ага. После того как справишься с похмельем, — злобно сказал Рэмси. — В общем, как бы там ни было, а сенсационного репортажа с корта мы не получили. О том, как звезда тенниса рухнула на корт на глазах у тысяч болельщиков, которые не поленились встать с утра пораньше и по пробкам добраться до стадиона. В то время как ты почивал в кроватке.

— Что говорят?

— Ничего. Ее менеджер зачитал официальное заявление для прессы. Три предложения, не дающие ровным счетом никакой информации.

— В какой она больнице? — Джадд уже мысленно перебирал своих знакомых из медицинской сферы, готовых за зелененькие бумажки продать собственную мать.

— Она не в больнице.

— Ах, так… — разочарованно протянул Джадд. Весь адреналин куда-то испарился. Мозг мгновенно подал сигнал к отмене тревоги. Он снова вспомнил о своей чашке с кофе и сделал глоток. — Похоже, ты раздул целую историю из ничего, Майк. У нашей хорошенькой маленькой Стиви просто выдалась бурная ночка. Как у меня.

Рэмси покачал головой:

— Ее унесли с корта. Это тебе не последствия бурной ночки. — Он смотрел на Джадда немигающим взглядом, будто стараясь пригвоздить его к креслу. — Ты узнаешь, что именно с ней случилось, до того, как об этом проведает кто-либо еще. И тебе придется очень и очень поторопиться, потому что новость уже прошла по радио. Ты не слушал новости в машине?

— Я не стал включать радио. Голова болит.

— Ясно. На. — Рэмси вынул из ящика стола пузырек с аспирином и протянул его Джадду. Самый лучший его журналист, въедливый, проницательный и талантливый. И самый невыносимый. Рэмси всегда держал в столе запас аспирина — исключительно для Макки. — Возьми три штуки, четыре, да хоть все, но приди в себя и узнай, почему Стиви Корбетт упала. Рой носом землю. — Он потыкал в сторону Джадда сигаретой. — Твоя статья должна быть в вечернем выпуске.

Джадд взглянул на часы.

— У меня… как бы… днем была назначена встреча.

— Отмени.

— Нет, — уверенно заявил Джадд. — В этом нет необходимости. Я просто ей позвоню и перенесу встречу на обед. К этому времени я уже закончу с Корбетт и передам статью редактору.

Подойдя к двери, он в шутку отдал Рэмси честь.

— Знаешь, Майк, если ты не станешь немного спокойнее, то умрешь во цвете лет.

Дверь он оставил открытой. Все сотрудники услышали, как Майк Рэмси послал вслед Джадду Макки словцо, не делающее чести ни ему, ни его матушке.