Глава 9
Неудавшийся наследник истощенной Европы
«Он хочет унаследовать истощенную войной Европу», — удивительно точно сказал Адольф Гитлер о своем московском друге Иосифе Сталине.
Но какую роль отводит Генсек немецкому вермахту? — Роль кулака, громящегося Европу.
И в какой-то момент обоюдные планы этих лидеров пошли наперекосяк. Уже 23 июня 1941 года товарищ Сталин осознал, что тайно планируемое вторжение в Европу вслед за армиями вермахта, в частности, в Англию, давно ставшую поперек горла и Гитлеру и Сталину, откладывается, поскольку вермахт, предупреждая советский удар в спину, уже вторгся в СССР.
И тогда было принято решение начать операцию «Гроза»!
«Гроза! Гроза! Гроза!» — тревожно надрывались телетайпы и передатчики Наркомата обороны и Генерального штаба, раскаляя линии связи между фронтовыми, корпусными и дивизионными штабами.
Помню, в середине 70-х годов я встречался с полковником в отставке Вахрушевым, который в то военное время служил в звании подполковника в одном из управлений связи Красной армии. В ночь с 21 на 22 июня 1941 г. он находился на дежурстве по связи Генштаба. Вахрушев признал, что «никакого страха по факту агрессии Германии у нас не было. Да мы все особо не придавали этому значения, ибо знали, что наличными силами наши войска трех Особых округов разгромят и уничтожат вторгшихся немцев и, как он характерно выразился, в два суворовских перехода Красная армия будет на берегах Атлантического океана».
Заслышав кодовое слово, из множества сейфов с трепетом исторической значимости извлекались толстые красные пакеты с надписью «Вскрыть по получении сигнала «Гроза».
Такого пакета командующий ЧФ вице-адмирал Ф.С. Октябрьский не имел, но это не упрек наркому и начальнику Генштаба Красной армии, не упрек Сталину.
Просто планом «Гроза» Черноморскому флоту отводилась совершенно иная роль, иная задача, где командующий должен был сначала лишь выделить боевые корабли и иные надводные средства для перебрасывания дивизий и боевой техники 9-го Особого стрелкового корпуса в район Плоешти, т. е. на плацдарм румынских нефтяных месторождений. И это не могло не породить в сознании вице-адмирала Октябрьского беспечность, которая ярко проявилась на всем протяжении его командования ЧФ, вплоть до его освобождения от должности в 1943 году.
В пакетах до поры до времени покоились оперативные приказы с названиями польских, румынских, немецких городов, поселков и объектов, которые приказывалось взять в первые 72 часа после начала операции «Гроза». И теперь, изъятые из вскрытых конвертов, все эти карты и населенные пункты, к которым вели жирные красные стрелы, жадно расматривались сотнями командирских глаз. Стрелы целились на не подозревавшие об опасности Варшаву, Берлин, Кёнигсберг> ВенУ> Бухарест, Копенгаген, Будапешт, Плоешти.
«Гроза! Гроза! Гроза!»
Точно следуя приказу, командир танковой дивизии полковник Иван Данилович Черняховский (впоследствии самый молодой в Красной армии генерал армии, дважды Герой Советского Союза), находившийся на Северо-Западном фронте, бросил свои танки в наступление на Тильзит, и, захватив его, начать развивать наступление дальше, на Кёнигсберг, как было указано в извлеченном из пакета приказе. Танкам полковника Черняховского удалось продвинуться на 25 километров; но ввиду необходимости защищать, а не наступать Черняховский был вынужден повернуть обратно. Об этом достаточно четко и образно передал в начале 60-х гг. в своей небольшой книжке воспоминаний бывший комиссар дивизии Черняховского полковой комиссар Ахилл Львович Банквицер, человек редчайшей порядочности; мы встречались с ним в Москве. К сожалению, его книга не переиздавалась; впрочем, понятно почему! Он описывал, как один наш «КВ», когда кончились боеприпасы, попал в танковом сражении в окружение, но гусеницами (траками) уничтожил десятки немецких танков, наваливаясь на них всей своей многотонной мощью. После сражения было установлено, что под мощью и тяжестью танка «КВ» погибло до двух полков танков противника! И этот факт, как выявили дальнейшие проверки, действительно имел место!
Следуя лаконичному приказу из красного пакета, танковая дивизия 14-го механизированного корпуса под командованием заместителя командира дивизии подполковника Сергея Медникова, находившаяся на Западном фронте, форсировала Буг и начала наступление на Демблин. С боями дивизия продвинулась вперед на 30 километров, когда кончились горючее и боеприпасы. Сам подполковник С. Медников погиб.
На Южном фронте несколько тайно развернутых между Днестром и Прутом дивизий (развернуто было 24 дивизии, — только часть сил 9-й Особой армии!) успели вторгнуться на территорию Румынии, поддержанные ураганным огнем мониторов Дунайской флотилии, созданной после разделения Днепровской флотилии на две. Созданная после разделения Пинская флотилия по плану «Гроза» должна начать движение своих кораблей по прорытому каналу в Белоруссии с целью проникновения в крупные европейские реки.
Но эти несколько примеров — исключения, подтвердившие бесславный конец не вовремя начатой уникальной военной операции вторжения и захвата.
Все пошло не так.
В сложившейся обстановке товарищ Сталин продолжает «воспитывать» своих полководцев, превращая людской материал в безоглядно преданные, работающие на износ машины.
Идут боевые действия. В Москве уверены, что генерал армии К. А. Мерецков стал главнокомандующим СевероЗападного направления в составе двух фронтов: Северо-Западного и Северного. Тогда как Кирилл Афанасьевич (Герой Советского Союза, недавний начальник Генштаба Красной армии, впоследствии Маршал Советского Союза, кавалер ордена «Победа») арестован в скором поезде «Красная стрела» и этапирован в Сухановскую тюрьму. Генерал уже имеет опыт «общения» с костоломами из НКВД, он испытал ужасы допросов и пыток в 1937-м и понял, что бывают моменты, когда добровольно хочется променять жизнь на пулю в затылок.
В подобную ситуацию попадут командующий авиацией ЧФ 28-летний генерал-майор авиации Николай Алексеевич Остряков и его коллега, генерал-майор авиации Коробков. Оба генерала погибнут под пытками. Тогда как советские историки укажут, что оба… погибли при воздушных налетах люфтваффе, «фашистской авиации»; первый — в Севастополе, второй — в Евпатории (речь об этом еще будет вестись более подробно). И это также из серии закрытых от широкой общественности фактов.
Думается, нет надобности подробно пересказывать, как происходит обряд превращения человека в пыль, в тварь недостойную; обряд, разработанный и с успехом применявшийся в недрах чекистских организаций многие десятилетия… Отобрав ремень и портупею, срезав пуговицы на генеральских брюках, срезав петлицы с пятью звездами генерала армии, отвинтив ордена, ничего не сказав и не спросив, палачи сначала измочалили психологически униженного и раздавленного человека резиновыми дубинками, а после — в порыве чекистского кайфа вседозволенности — мочились на голову лежащего на полу в собственной крови генерала армии. Которому в беспамятстве оставалось только лежать в этой жиже до утра.
С самого назначения на должность командующего Черноморским флотом Филипп Сергеевич Октябрьский боялся именно этого: ареста. О том, какова практика издевательств над генералами и адмиралами, осуществляемая в НКВД, он знал не понаслышке. Прибывшим в Москву на совещания в наркомат ВМФ командующим флотами, как и другим адмиралам и генералам флота, в кинозале демонстрировали записанные на пленку допросы советских военачальников. С чувством такого патологического страха не годы, а десятилетия жили многие; обуреваемый фатальным страхом, жил и Филипп Сергеевич — спал, ел, пил, любил женщин, лихо, разгульно, каждый день, каждую ночь, словно в последний раз… Лишь единожды дамоклов меч реально чуть не опустится на его голову. Но, судя по всему, о надвигающемся аресте Октябрьского узнал Сталин и бросил многозначительную, но спасительную фразу:
— Он не виноват в том, что ему не пришлось защищать Кавказ, и сохранил боевые корабли. А за то, что потерял «Червону Украину», отправьте его на Восток с понижением, а там посмотрим…
Понятно, что хоть простому человечку от советской системы, хоть генералу Красной армии, познавшим насилие, легко превратиться в недочеловека, в существо антибожественное по своей внутренней сути и сущности, в тварь, недостойно скулящую, однако только дьявол во плоти иль его отродья могут проделывать с Человеком мыслящим такое извращенное уничижение…
Испытав чудовищные муки плоти, Мерецков сразу же стал давать показания. На очной ставке со Штерном (Герой Советского Союза, генерал-полковник, командующий ПВО Красной армии) он показал, что вместе со Штерном был вовлечен в преступную группу, работавшую на немецкую и английскую разведку одновременно. Указал, что группа периодически передавала за границу секретные документы о планах и вооружении Красной армии. И пока Штерн в паническом ужасе истерически кричал: «Кирилл Афанасьевич, ну ведь не было этого, не было, не было!» — Мерецков называл сообщников. Первым назвал Жукова, а после Павлова, Кирпоноса, Кленова, других. Утверждают, что не назвал он только нового командующего Северо-Западным фронтом генерал-полковника Федора Кузнецова, который и уцелеет, хотя фронт будет разгромлен в пух и прах. А вот начальник его штаба генерал-лейтенант Кленов будет арестован и умрет на допросе от сердечного приступа.
Что касается иных из названных Мерецковым, то генерала Павлова вместе со всем своим штабом расстреляют. Считается, что за разгром и развал Западного фронта. Генерал-полковника Кирпоноса особист застрелит в Киеве. По официальной версии — покончил с собой… двумя выстрелами из «нагана» в затылок! Жукова не тронули, но все его сотрудники — от шофера Бочина до начальника штаба генерала Телегина — были арестованы. К слову, Константин Федорович Телегин вышел из НКВД, в годы войны был политработником, а когда Жукова назначили командующим войсками 1-го Белорусского фронта, там в должности был и оставался генерал-лейтенант К. Ф. Телегин.
После формирования Крымского фронта прибывший в Севастополь дивизионный комиссар И.И. Азаров после одного из совещаний военного совета ЧФ, обращаясь непосредственно к командующему флотом вице-адмиралу Октябрьскому, в присутствии члена Военного совета дивизионного комиссара Н. М. Кулакова и генерал-майора П. А. Моргунова сказал:
— Филипп Сергеевич, имей в виду, сложная обстановка привела к тому, что ряд командующих не справились со своими обязанностями. За потерю и развал фронтов расстреляны Павлов и Кирпонос. Особо хочу подчеркнуть, что Кирпонос, по распространенному в руководстве страны мнению, покончил жизнь самоубийством двумя выстрелами в голову. Запомни это!
Побледневший Октябрьский только и выдавил, глядя на Кулакова и Моргунова:
— Я это всегда помню…
