Пролетарскую революцию в России можно смело назвать сексуальной революцией. Однако первопроходцы теории голых тел не были в этом первооткрывателями. В пору революционной учебы в Германии и Австрии подданные Российской империи, ставшие на путь террора, с интересом знакомились с оригинальным движением «натуристов», которое местными бюргерами воспринималось как чудовищная и отвратительная пошлость, как предпосылка к скорому Судному дню через революцию плоти. Однако власти с чудаками не боролись, предпочитая выделять специальные места для отдыха, избегая тем самым широких дискуссий в прессе и, не подогревая излишнего интереса, сводили открытое любопытство общественности к «натуристам» к нулю. Разве что служители церкви критиковали «голых бесов». Правда, как всегда, нашлись те, кто испытывал нездоровую тягу ко всему порочному. Владимир Ильич Ленин, попав на «натуристский пляж» в Австрии, восхитился обилием голых тел и решил, что русские рабочие и крестьяне должны точно так же научиться… наслаждаться природой. Сие восхвалял в своих воспоминаниях соратник Ильича Бонч-Бруевич. Впрочем, тогдашние заграничные «натуристы» объявляли себя сторонниками здорового образа жизни, отдававшими приоритеты занятиям гимнастикой, вегетарианству, трезвости и борьбе с курением. Но, как говорится, благими намерениями устлана дорога в ад… К тому же, одно дело, когда вы оголяетесь наедине с природой, а другое — среди множества других человеков разного пола, возраста и физического состояния.

Со времени кровавого большевистского переворота в России «натуризм», так и не пройдя начальный этап познания, осознания и привыкания, сразу сформировался в безнравственное движение «Долой стыд!» Впрочем, чего ждать? — революция идет в массы семимильными шагами регресса! Человек божественной формации, оттачивавшийся разумной природой длительными тысячелетиями, делами большевиков за считанные годы превращался в дичайшее творение красного диавола. Наставниками на пути юных «долойстыдистов» становились их идейные отцы, чьи имена вписаны в толстые тома советских энциклопедий, те, кто как средство большевистской пропаганды на стыке XIX–XX веков использовал среди прочих гнусных штучек и порнографию. Открытки пошлого вида изготавливались в нелегальных партийных типографиях, как на территории империи, так и за границей; снимки продавались из-под полы за копейки на людных базарах, но чаще даром подсовывались студентам и курсисткам, коих и предназначалось развращать. Как отмечают серьезные исследователи, порнография в России накануне революции прошла свой золотой век. Однако та же тенденция наблюдалась и прежде — накануне революций во Франции и в Германии.

Длинноволосые, прыщавые нигилисты и борцы «за светлое будущее» спешили воочию увидеть то, что представляли в извращенных юношеских снах: юных барышень, насилуемых со всей дикостью классового садизма. И эти гулливые, вожделенные бесовские мечты исполнятся после 1917 года: Россия-барышня, стыдливая и непорочная их стараниями превратится в красную, потную революционную потаскуху.

Но сначала революционеришки вбросили в лузу сексуальной революции пробный шар — демонстративно прошли по Красной площади главного русского города нагишом, требуя от всех остальных членов российского общества примкнуть к ним. Нам говорят (если и говорят), что общество «Долой стыд!» появилось в 1925 году, да и то на очень короткое время. Забывая признать, что первые демонстрации голых с красными перевязями через плечо появились в 1919 году.

Миссионеры пошлости, «долойстыдисты» были настоящими фанатиками. На своих тайных сборищах они клялись никогда не носить одежду, исходя из принципов отрицания: «Одежду носят наживающиеся на эксплуатации буржуиМы — не буржуи, поэтому мы должны отвергнуть одежду» и пропагандируя дарвинизм, как учение, близкое идеям социализма: «Человек произошел от обезьяны. Значит, люди — животные. Животные не носят одежду. Следовательно, мы тоже не должны носить одежду».

Движение голых распространялось по изматываемой революцией, разрухой и приближающимся голодом стране, клонировалось, превращалось в кружки, секты и лиги. Не успел познавший заграничных свобод поэт Максимилиан Волошин в 1916 году приехать в любезную его сердцу бушующую Россию и в феврале 1917-го осесть в своем имении з Коктебеле, как за ним потянулись «натуристы». То ли очарованные единомыслием поэта, издавшего еще в 1910 году сборник «Блики. Нагота», в 1914 «Блики. Маски. Нагота», то ли умиленные пустынными берегами и волшебной природой Крыма, где среди девственной пустоты можно скрыть безобразия греховной плоти. К слову сказать, названия этих сборников вы не найдете ни в одной советской энциклопедии: ни в Большой, ни в Литературной, ни в Исторической, ни в Энциклопедическом словаре, ни в других официальных источниках. Зато при желании, расстаравшись, сможете прочесть статью М. Волошина «О наготе», где поэт рекламирует германское общество «Freier Bund», «поставившее своею целью физическое и нравственное оздоровление человечества посредством наготы». Его члены обоих полов, собираясь в парке в Грюнвальде, мило проводили время в подвижных играх на открытом воздухе. «Благодаря спорту и гигиене эта нагота получит право гражданства в Европе!» — уверяет читателя Волошин и тут же завлекает неверующих: мол, «идя купаться, я раздеваюсь дома, надеваю купальный халат, перехожу пятнадцать сажень, отделяющих мой дом от моря, и кидаюсь в воду. Местные жители глубоко шокированы таким поведением». Паломники, потянувшиеся в Коктебель, вскоре основали тут первый «натуристский» пляж в России (ныне здравствующий — нудистский).

Впрочем, русской интеллигенции уже давно показали завлекательность «эстетской наготы». Исполняя «Вакханалию» из оперы немецкого композитора Р. Вагнера «Тангейзер», в последнем танце, когда оба полотнища хитона, прикрепленного только у плеч, развевались в воздухе за спиной, прекрасная Айседора Дункан несколько тактов танцевала совсем обнаженной. После чего ей пришлось долго объясняться с публикой, выступая в печати, что в театре Шатле… неровный пол.

Скандал вдохновил еще одну танцовщицу. Некая Ида Рубинштейн, взбалмошная дочь богатого торговца дебютировала как танцовщица, даже не имея специального образования. Чтоб воочию показать публике свои «прелести», 20-летняя Ида сняла в Петербурге помещение, где исполнила среди прочих «Танец семи покрывал». В финале танца она разделась догола, оставаясь в одних бусах. Публика, вышедшая из дверей театра, громко насмехалась; бывший на премьере Станиславский назвал постановку чудовищной, а исполнительницу «бездарно голой». В XX веке ее «искусство» продолжат последовательницы в стриптиз-барах. А тогда, вдохновленная своей смелостью искусница решила ехать покорять Париж. Однако вместо гастролей попала в сумасшедший дом, куда Иду упрятали родственники. Улучив возможность и сбежав, она вновь шокировала, выйдя замуж за своего близкого родственника, кузена Владимира Горовица, с которым была дружна с детства. Подобные браки в русском обществе считались дегенеративными и были запрещены. Но и семейные узы показались Иде слишком тесными; бросив мужа, она бежит в поисках новых приключений и новых зрителей… Говорят, самые удачные роли Иды — Клеопатра и Шехерезада в «Русских сезонах» Сергея Дягилева. Когда на спектакле нерусскую актрису, словно мумию, выносили на носилках, чтобы медленно распеленать; «Царица Египта постепенно лишалась своих покровов и предавалась любовному экстазу у всех на глазах, причем лишь в самый критический момент являлись услужливые придворные дамы, окружавшие занавесками ложе любовников». Нечто подобное происходило и в спектакле Мейерхольда по исторической пьесе Габриэля д’Аннунцио о пизанской блуднице, где главную роль исполняла все та же Ида Рубинштейн. В адрес которой сыпались далеко не лестные эпитеты: «зеленая лягушка», «грязный скелет с судорожными гримасами», «нездешняя сомнамбула» — за ее слишком длинное и худое тело, в котором зрители не видели привлекательной эстетики, за разноцветные лохматые волосы и кроваво-красный рот «как у раненой львицы».

Так развлекалось и развращалось высшее общество, подпитываемое кроме театральных «секс-изысков» еще «новаторскими» литературными произведениями и творениями живописцев всевозможных течений.

Однако то, что так или иначе имеет отношение к искусству, в мутных головах революционеров и социалистов превратилось в пошлость и грязь; и наоборот: грязь и пошлость стали революционным искусством.

В бывшей Российской империи множились идейно-помешанные «люди новой формации», члены общества «Долой стыд!» разгуливали по улицам голыми, громогласно заявляя, что стыд — это буржуазное прошлое советского народа.

Идейным вдохновителем голых пролетариев был верный сын ленинской партии и неверный, но близкий друг Льва Троцкого (наст. Лейба Бронштейн) Карл Радек, возглавлявший колонны раздетых, марширующих по Красной площади у стен священного Кремля. Российская Империя дождалась великой свободы, принесенной ей подлыми нерусскими силами.

Карл Бернгардовин Радек (наст. Собельсон; 1885–1939) людьми определенного склада считается видным партийным деятелем, гениальным журналистом, сыном учителя. Однако, если заглянуть в книгу Николая Кузьмина «Возмездие», то мы найдем настоящие сведения, касающиеся этой особи. Родители К. Собельсона содержали публичный дом в Варшаве. Порочные наклонности проявились в нем очень рано и развились до болезненного состояния. Таким, как он, следовало сидеть в сумасшедшем доме, однако они делали так называемую русскую революцию.

Карл Собельсон и внешне, и внутренне очень похож на многих социалистов-революционеров-большевиков, однако, надо признать, был много уродливей. «Эротоман с крайне отталкивающей внешностью», — называет его Н. Кузьмин; на шаржах Бухарина Карл предстает уродливым Мефистофелем, дьяволом с высохшим телом. Сразу же после захвата власти в 1917 году Собельсон, носящий партийный псевдоним Радек, приехал в Петроград, чтобы примкнуть к своим. Его тут же назначают руководителем отдела внешней политики Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) и отдела Центральной Европы Наркомата внешних дел, где он отвечал за политику экспорта революции.

Являлся агентом двух секретных спецслужб: германской и австро-венгерской, у немцев проходил под кличкой «Парабеллум». В конце 1919-го находился в командировке в Германии для поддержки революции, был арестован, но почти сразу же освобожден. В 1919–1924 гг. член ЦКРКП(б). В 1920-м секретарь, в 1920–1924 гг. член исполкома Коминтерна. Некоторое время возглавлял Коммунистический университет имени Сунь Ятсена, занимавшийся подготовкой партийных кадров для стран Дальнего Востока. Сотрудничал в центральных газетах: в «Правде», «Известиях» и т. д. Был главным комментатором зарубежных событий, считал себя «лучшим коммунистическим журналистом мира». Однако стал символом приспособленчества и заказной, сервильной журналистики.

Большевичка Роза Люксембург заподозрила, что Радек работает на германскую спецслужбу, и попыталась передать эти сведения через Парвуса, своего любовника. Парвус (наст, Гелъфанд Израиль Лазаревич; 1869–1924) — масон, один из главных большевистских банкиров, агент «Искры», близкий друг и идейный вдохновитель Троцкого, любитель распутных оргий, которые регулярно совершались в его доме. Сведения о Карле Радеке были переданы Дзержинскому, но Радека под свою защиту взял Ленин. И немудрено, ведь тот, являясь одним из главных связных между руководством партии и германским Генштабом, был активным организатором переезда Ленина и его соратников в Россию через Германию в пломбированном вагоне.

Радек отомстил Розочке: сдал ее, назвав кому нужно адрес конспиративной квартиры, где вместе с большевичкой находился и товарищ Карл Либкнехт; оба погибли в январе 1919 года.

Курсируя по разным странам по делам своего отдела для поддержки революции, Карл Радек возвращался в Россию и, как рассказывают, любил проводить время в гостинице «Националь». Там после приездов из-за границы он задирался с иностранцами, вольно наезжавшими в страну для очередного грабежа. Этот «рыженький местечковый живчик» обсуждал и осуществлял с Троцким планы продажи русских богатств, а также пути распространения революции в мировом масштабе. «Штык будет хорош, если надо будет помочь определенной революции, но для нащупывания положения в той или иной стране у нас имеется другое орудие — марксизм, и для этого нам не надо посылать красноармейцев (…)», — предельно четко высказался К. Радек на девятой конференции РКП(б).

Его образ являет собой классический образ революционера. Изворотливый, шустрый, беспринципный приспособленец, готовый в любой момент сдать проигравших однопартийцев; в 1936 г. Радека судили по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра», осужден к 10 годам лишения свободы, но через три года был убит в камере блатными. В июле 1988 г. реабилитирован (!); впрочем, как и многие, многие товарищи с однотипным бандитско-мазохистским прошлым…

О перипетиях судьбы славного ленинца можно писать еще долго, однако вернемся к нашим голышам, марширующим нестройными рядами, ведомых и направляемых непревзойденным гением Собельсона-Радека. «Да, во главе этого шествия банного вида шел большевик со стажем, любимец Ленина, Карл Радек. Впрочем, он и по квартире разгуливал совершенно обнаженным, пугая малых детей родной сестры, с которой жил, своим членом, свисавшим у него до колена. И дети те выросли сволочами и дегенератами из-за такого воспитания». Эта информация была озвучена на телеканале НТВ в откровенной передаче «Секс в СССР» (май, 2007). Не по той ли причине и его собственная дочь не захотела прийти на единственное свидание, разрешенное после суда над К. Радеком?!

Известно, что на самую большую демонстрацию «до-лойстыдистов» в 1924–1925 гг. вышло до 10 000 человек.

Голую группу с большевистскими лозунгами и призывами не предавать классовую борьбу также встречали на Кузнецкому мосту. Несознательные граждане, собравшись в толпу, улюлюкали и показывали пальцами. В другой раз «бесстыжие», промаршировав, остановились на площади; один из самых крикливых обратился с горячими призывами к набежавшей толпе. Размахивая руками, он заявил, что стыд есть самый худший бич, доставшийся от царской эпохи. «Мы уничтожили это чувство! Посмотрите на нас, и увидите свободных мужчин и женщин, истинных пролетариев, сбросивших оковы символов буржуазных предрассудков!» Случайные дамочки, набежавшие на крики, округлив глаза, рассматривали посиневший уд горлопана. Кто-то из толпы одетых людей выкрикнул: «Дурак!», после чего молодежь атаковала обнаженных. Те спешно ретировались. Однако еще не единожды выходили на очередной шабаш, неся «голые знания» в пролетарские массы других городов.

Можно найти свидетельства, как в 1922 году происходили выступления общества «Долой стыд!» на площади Краснодара. Совершенно голый, украшенный только лентой с надписью «Долой стыд!», оратор кричал с трибуны:

— Долой мещанство! Долой поповский обман! Мы, коммунары, не нуждаемся в одежде, прикрывающей красоту тела! Мы дети солнца и воздуха!

Однако вечером на том же месте прохожие лицезрели поваленную трибуну и избитого «сына солнца и воздуха». (См. А. Трушнович. «Воспоминания корниловца 1914–1934», «Посев», 2004)

В уездном Борисоглебске с плакатом «Долой стыд!» расхаживали мужчина и женщина, о чем уже в наше время поведала своей внучке Наталия Ивановна Сачкова, 1898 года рождения.

Как-то в Гудермесе ожидали прибытия поезда с голыми. Собралась публика, предвкушая развлечение; «будем бить!» — потешались местные ребята. Только вот кроме машиниста с голым торсом, никто голый на поезде не приехал. Жители разошлись, смеясь и зубоскаля по поводу голых московских большевиков.

Бывало и так, что марширующие по городам голые люмпены не только вызывали столпотворение, но и мешали общественному транспорту: любопытство брало верх, водители автобусов и трамваев останавливались подивиться скандалу почище любого цирка. Из подворотен к месту события подбирались местные хулиганы с набитыми мелкими камешками карманами, раздавался заливистый свист, смех, гогот, улюлюканье…

Москвичи не единожды сталкивались лицом к лицу с голышами, перепоясанными кумачовыми ленточками, которые входили в трамваи, переполненные людьми. У некоторых на шее были прихваченные пеньковой веревкой плакаты революционного содержания. Рассказывают, что в момент, когда группа голых «детей солнца и воздуха» вваливалась в общественный транспорт, оттуда, ругаясь и отплевываясь, с возмущением выскакивали пассажиры. Подобное действо происходило во многих городах советской так называемой Российской Федерации.

Журнал «Баптист Украины» № 7 за 1925 год указывал на такой факт: «Рябоконевская община Евангельских христиан Одесской губернии сообщила: в августе 1924 г. в нашу общину прибыли с Кавказа двое духоборов-трясунов, и начали проповедовать крещение Святым Духом, а также отвергать брак верующих, называя его сором (хламом) жизни (здесь и далее выделено мной. — Авт.). Никакие увещания не могли остановить проповедников ереси. Наши братья убеждались продавать свои имущества, выходить из Среды верующих и вступать в их Обитель, находившуюся в Крыму близ г. Симферополя. В этой обители устанавливалось полное равенство членов; и в отношении полов проповедовалось: «Долой стыд»… Некоторые из наших верующих были прельщены ересью, продали свои имущества и отправились в Крымскую обитель. Приезжают туда, но там Ничего не находят из того, о чем им так много рассказывалось и усердно обещалось. Так и остались они ни с чем… Многие из них ушли в мир, другие сознались в ереси и искренно раскаялись, а иные так и остались искалеченными духовно». Подобные свидетельства слишком ярко напоминают то, что происходило в некоторых ложах тайных масонских орденов, проповедующих раскрепощенность духа, обнаженность тела, поклоняющихся культу секса и насилия и проводящих свои мессы в массовых оргиях. Но гражданам зарождающейся советской страны не дано было знать, что истоки социализма лежат в масонстве, как не дано было знать гражданам развитого социализма, что некоторые из советских партийных руководителей имели… высокие масонские степени. К слову, в передаче «Мировая закулиса» в серии «Русские сенсации» на телеканале НТВ нам впервые показали масонский храм под стенами Кремля, в котором под началом Великого мастера «Великой ложи России», а по совместительству профессора одного из московских университетов (он был в маске) проходят тайные мессы современных политиков-масонов постсоветского периода; а в одном из выпусков газеты «АиФ» даже напечатали интервью нынешнего главного масона России. Преемственность традиций, понимаете ли…

В 20-м году XX в. в крымском городе Симферополе побывали с «просветительской» миссией пролетарские агитаторы во главе с Владимиром Маяковским. В свободное время пролетарские поэты то с толпой поклонников, то поодиночке разгуливали по жарким, пыльным улицам. Местные жители видели, как «бунтарь, главарь, горлан» Маяковский шел в белом костюме вместе с приехавшим просвещать русских Давидом Бурлюком — «русским поэтом и художником», как его подает Краткая Литературная энциклопедия. Косоглазый еврей Давид Давидович Бурлюк, родившийся в 1882 году на хуторе Семиротовщина Харьковской губернии, подружился с Маяковским еще в годы их учебы в Московском училище живописи, из которого вместе и были исключены за отсутствие необходимого таланта и гнусное поведение (1914 г.). Советскими энциклопедиями Бурлюк назван «одним из первых русских футуристов», «отцом русского футуризма», организатором группы кубо-футуристов: Издавал стишки в коллективных сборниках с характеризующими авторов названиями «Пощечина общественному вкусу» и «Требник троих» (оба — 1913). В 1913— 1914 годах вместе с Маяковским ездил в турне футуристов по России с чтением «просветительских» лекций и стихов. С 1920 г. жил в Японии, с 1922 — в США, где издавал журнал «Цвет и рифма», славословивший его самого с его «непревзойденным» «талантом».

Это Маяковский, его стихотворение «Бродвей», написанное в 1925 году, когда его близкий друг «смотрел свысока на советских», разгуливая по тому же Бродвею!

С приехавшими в Крым двумя пролетарскими друзьями-поэтохудожниками дефилировали две совершенно голые мамзели, на которых из одежды — по красной ленте через плечо с надписью «Долой стыд!» (В Интернете есть информация, что в начале 2007 года симферопольские власти объявили конкурс на создание бронзового памятника во весь рост данному историческому променаду. Так что, возможно, крымчане и гости полуострова вскоре смогут запечатлеть себя не только на фоне Чеховской «Дамы с собачкой» (в Ялте), но и на фоне двух пролетарских шлюх (в Симферополе); а заодно и удостовериться в правдивости тех, кто пытается донести правду о преступлениях над плотью, духом и разумом миллионов граждан 1/6 части суши, планомерно совершаемых большевиками с 1917 года.)

Движение «долойстыдистов» было не просто благосклонно, а с восхищением воспринято на Западе. За подобный отказ от стыда (за грехопадение, разврат и разложение Русского общества) Советы получили несколько поощрительных очков от капиталистических стран. К началу 30-х годов иностранные корреспонденты, работающие в Москве, отмечали: советские «натуристы» исчисляются тысячами! Об этом свидетельствовал американский журналист Кинкерборгер, в 1930 году награжденный Пулитцеровской премией за репортажи из России. Говорят, бельгийский консул в России Жозеф Дуйе вспоминал: «В 1925 году при покровительстве советского правительства образовалось общество «Долой стыд!». Члены этого общества обязались отказаться от одежды и ходить голыми. Для пропаганды некоторые члены этого эксцентричного общества были посланы в поездки: в Харьков, Ростов, Минеральные Воды и так далее. Я видел их в костюме Адама и Евы в Ростове». В те годы зарубежные журналисты и дипломаты делали множество снимков с мест событий; ныне те снимки хранятся в архивах США, Великобритании, Бельгии, Германии, др., снимки отечественных ответственных лиц либо хранятся в закрытых архивах, либо вывезены и проданы за рубеж. Об этом, кстати, говорилось в уже упомянутой телепередаче «Секс в СССР». Участник передачи психолог Сергей Агарков подтверждал: «Партия в последующем очень негативно относилась к тому периоду, когда пропагандировала сексуальную свободу, распущенность. Достать снимки, протоколы и документы об обществе «Долой стыд!» труднее, чем какие-то документы НКВД. Фотографии демонстраций на Красной площади, — а их несколько десятков, — они так упрятаны в архивы партии, что до них трудно докопаться, некоторые вывезены за рубеж».

Что делали «бесстыжие» по городам и весям в течение нескольких лет не в летнюю пору, нигде не сообщалось. Ну а зимой?

«Большинство окоченевших голых называли носящих одежду рабами буржуйской отсталости», — писала одна из немецких газет того времени. Имеются свидетельства, что в конце концов, посиневшие от осенней непогоды московские бесы с табличками «Долой стыд!» и плакатами, на которых все, кто носил одежду, объявлялись «рабами буржуйской отсталости», «предателями классовой борьбы», привлекли пристальное внимание руководства страны. Поддерживая голых красноленточников в их борьбе с несознательным буржуйством и мещанством, партийное начальство прилюдно раздеваться догола не пожелало. Большинство населения страны последовать примеру «долойстыдистов» также не собиралось. До сей поры карающие органы власти бездействовали, граждан банного типа разве что приводили в отделение народной милиции да увещевали; грубо хватать и строго наказывать своих было не по-большевистски, потому как граждане хоть и полностью голые, а лозунги-то несут революционные. К тому же, каждый знал: советская власть объявила о полной свободе рабочего класса, а нахождение на публике в неглиже представлялось на заре строительства коммунизма безобидной демонстрацией этой заявленной на весь мир свободы. Но пришло время разрешить ситуацию. И тогда Совет Народных Комиссаров (СНК) поручил решение этого вопроса Наркомату здравоохранения, который возглавлял очень близкий друг и соратник товарища Ленина Н. А. Семашко. Также успешно прошедший заграничную школу революционной борьбы на деньги международного центра. Наркомздрав официально заявил, что благодарен «долойстыдистам», что те обратили внимание всего советского населения на пользу воздуха и солнечного света, после чего популярно пояснил «детям солнца и воздуха», что воздух городских улиц перенасыщен пылью и бактериями, вредными для человеческой кожи. И потому будет благоразумно не появляться на городских улицах без одежды. Для непонятливых добавил: несоблюдение этой рекомендации не останется безнаказанным; за нарушение указания полагался штраф.

Услышав о наказании, советские граждане сразу становились послушными и безоговорочно принимали все указы и распоряжения. С годами это стало основным рефлексом хомо советикус. С этого момента «нестыдное», как массовое движение, исчезло само собой.

Однако наряду с этим набирали силу и распространялись другие, еще более чудовищные движения, во главе которых стоял главный помощник партии и коммунистов, — комсомол, вскоре заслуженно получивший почетное прозвание «ленинский».

По всей России вместо кружков (да и наряду с ними) «Долой стыд!», появлялись и множились кружки «Долой невинность!», «Долой брак!», «Долой семью!». На заре своего появления многие комсомольские ячейки видели свою основную задачу не в подготовке кадров для строительства светлого будущего (такой задачи партия еще не поставила перед молодыми), а в раскрепощении молодежи, развале старого мещанского быта и уничтожении православных оков нравственности времен «проклятого царизма».

Младокомсомольцы вместо того, чтобы заняться пропагандой коммунизма, с животной радостью спешили пропагандировать свободную любовь. Причем не иначе, как на собственных примерах. Юными пролетариями, готовыми отвергнуть стыд, как классовый предрассудок, таинство отношений между мужчиной и женщиной отвергается; романтика и девственность — «страшное наследие темного мира», «царства эксплуатации человека человеком». Оттого отношения полов рассматривались ныне лишь в контексте революционной целесообразности. «Дно» общества, описанное самым страстным и самым наглым агитатором революции Максимом Горьким, вылезло наружу, обуянное горячечным беспределом и кровавыми оргиями. Жители городских трущоб, человеческий сброд, лишенный всякой морали, уголовные элементы, преступники всех мастей, — стали гегемоном революции. Получив из рук красных паханов, управлявших страной, власть среднего и низшего звена, это «дно» строило «новую» жизнь по невиданным доселе понятиям. Самое тонкое чувство, на которое только способно «дно» — пошлая эротика, самая страстная любовь — грубый инстинкт спаривания. Но они лишь повторяли то, что стало нормой в клане красных правителей. А правители и их карательные органы жили по принципу свободной любви, не заботясь о том, чтобы это скрывать от народа. Но среди системы ценностей большинства населения бывшей Российской империи половая распущенность никогда не была в почете; новая революционная мораль скорее даже вызывала отвращение. И тогда были запущены другие способы развращения народа. В дело вступил комсомол — «кузница коммунистических кадров».

Вскоре в большевистской России сексуальные преступления стали нормой поведения в среде рабочей молодежи; молодые пролетарии цинично демонстрировали отрицание всякой морали через надругательство и насилие над другими членами общества и в особенности, девушками и Женщинами. Растущая агрессивность самцов поддерживалась секретарями комсомола, рьяно проповедующими полную свободу в отношениях полов.

К примеру, в Киеве один из комсомольских секретарей укома на частых собраниях убеждал молодежь в «революционности свободной любви». То же происходило по всем городам и весям страны, докатываясь до дальних деревень, и уже не только на городских площадях и станционных вокзалах, но и на деревенских сходках выступали заезжие молодые ораторы, пропагандируя прелести новой жизни и свободы половых отношений. Уже бродили в обществе слухи о «национализации» всех женщин в пользу передового пролетариата, идейного носителя идей коммунизма.

Ничего удивительного, что изнасилование в 20—30-е годы XX века стало нормой поведения членов советского государства. К примеру, в 1926 году только лишь Московским судом было рассмотрено 547 случаев изнасилования; в 1927 г. — 726; в 1928 г. — 849. В других судах больших городов та же тенденция. У процесса изнасилования в среде советской молодежи даже появилось свое наименование: «чубаровщина». Возникло оно по названию Чубаровского переулка на Лиговке в Ленинграде, где летом 1926-го приехавшую работать на завод 20-летнюю крестьянку Любу Белякову насиловала целая банда молодых представителей рабочего класса, — 26 комсомольцев, кандидатов в члены ВКП(б) и коммунистов. (Уже в наше время, в 2006 г. об этом случае упоминала газета «АиФ», увеличив число насильников до 40 (!) человек).

Состоялся суд, в ходе которого установили, что обвиняемые и свидетели разделяют общественное мнение, озвученное рупором комсомола «Комсомольской правдой»: «Женщина — не человек, а всего лишь самка. Каждая женщина — девка, с которой можно обходиться, как вздумается. Ее жизнь стоит не больше, чем она получает за половое сношение» (18 декабря 1926 г.). «Самым скверным является то обстоятельство, — отмечает далее газета, — что этот ужасный случай не представляет собой 0 нашей жизни никакого особого преступления, ничего исключительного, он — всего лишь обычное, постоянно повторяющееся происшествие».

Ничего необычного в зверском насилии, свершаемом на глазах прохожих, не увидел комсомолец, случайно ставший очевидцем преступления. Во время дачи показаний на суде он… не мог понять вопроса прокурора, почему же он никого не позвал на помощь. Один из шайки насильников и вовсе утверждал, что изнасилования как такового и не было, разве что акт совершался без согласия женщины…

— Женщина — не человек, — твердили на суде обвиняемые, — все комсомольцы настроены точно так же, и живут таким же образом, как мы.

«Чубаровское» дело получило такой широкий общественный резонанс, что грозило срывом планов индустриализации страны; поэтому вместо обычных 5 лет, которые давали за подобные «игры», шестеро из насильников были приговорены к расстрелу, остальные получили длительные сроки отсидки.

На страницы советской печати попало и другое преступление, не менее чудовищное. И эти зверские преступления заставляли власти искать пути решения ею же порожденной проблемы. В 1927 году в Ленинграде на пляже у Петропавловской крепости тринадцать учащихся ФЗУ при Балтийском заводе после споров о сроках торжества коммунизма во всем мире зверски изнасиловали трех девушек. Суд по данному делу стал показательным; да и то только потому, что одна бедняжка скончалась от телесных повреждений, а у другой потерпевшей отец оказался видным партийным деятелем.

В ходе следствия выяснилось, что один из преступников Федор Соловцов — комсомольский активист, уже давно славился сексуальными победами. Низкорослый парень Р изъеденным оспой лицом имел восемь постоянных интимных партнерш в своей комсомольской ячейке, принуждая ИХ к сожительству. Если девушки отказывались содействовать «внедрению революционной пролетарской морали», он тут же находил рычаги воздействия: то обещал исключить из комсомола, то угрожал лишением места в общежитии, то собирался распространить гнусную молву о ее непролетарском происхождении и т. п. И, между прочим, исполнял свои обещания. Ну а в некоторых случаях комсомольский активист просто дарил объекту похоти пару дефицитнейших фильдеперсовых чулок.

Подобное стало нормой поведения в советском обществе; комсомольские и партийные вожди всегда видели в женщинах лишь сексуальный объект. Так было до конца XX века; и в сегодняшнем постсоветском обществе изувеченное внутреннее «я» Женщины не может оправиться от травмы, нанесенной ей коммунистической моралью. Общество, где человеческие нормы поведения и мораль подменяются лозунгами, обречено на длительное разложение. Советский Союз ждала участь трупа, разлагающегося, расползающегося на части.

На суде над молодыми насильниками, проходившем в Ленинграде, было озвучено, что в комсомольской ячейке ФЗУ открыто существовало «бюро свободной любви». И часто мероприятия революционной молодежи заканчивались разнузданными оргиями, когда парочки совокуплялись на глазах друг у друга. А в тот момент на пляже, — объяснили насильники, — они «страдали от нетерпежки». Рассвирепели же и били гражданок за то, что те проявили «буржуазную несознательность», отказав им по-хорошему. Комсомольцы насиловали жертвы в извращенной форме, совершая групповые половые акты прямо на пляже. Оргия продолжалась несколько часов. Совершив насилие, они жестоко избили жертвы. У одной из потерпевших оказались поврежденными внутренние органы. На крики несчастных наконец прибежал наряд милиции. Соловцов уверенно заявил прибывшим:

— Они не захотели добровольно доставить сексуальное наслаждение комсомольцам! Эго их надо арестовывать, а не нас!

Вину подсудимые так и не признали; комсомольский вожак на суде не раз подчеркивал, что видит в своих действиях «здоровую сексуальную революционную мораль». Но так как суд по делу об изнасиловании был превращен в показательный процесс, преступников сурово наказали: Соловцова расстреляли, его подельников посадили на длительные сроки заключения.

Характерным для того времени явился резонанс, вызванный этим делом. Тогда как многие в партийные органы и газеты писали гневные письма, требуя смертной казни для насильников, другие наоборот, поддерживали преступников, примеряя их опыт на себя. Анонимный автор, обращаясь в редакцию газета «Правда», писал: «Как же нам удовлетворять естественные надобности? Девушки должны были пойти навстречу просьбе товарищей-комсомольцев и снять с них сексуальное напряжение, чтобы они, вдохновленные и довольные, смело шли к новым трудовым победам! Эрос революции должен помогать молодежи строить светлое коммунистическое завтра!» Подобное понимание роли женщины в «новом советском обществе» было навязано большинству молодых людей; в среде молодых рабочих разврат и насилие на долгие годы стали нормой поведения. «Студенты косо смотрят на тех комсомолок, которые отказываются вступить с ними в половые сношения. Они считают их мелкобуржуазными ретроградками, которые не могут освободиться от устаревших предрассудков. У студентов господствует представление, что не только к воздержанию, но и к материнству надо относиться, как к буржуазной идеологии», — это цитата из письма студентки, опубликованном в «Правде» (7 мая 1925 г.).

«Эрос революции» тогда широко воспевался в обществе революционными поэтами-бунтарями, такими как В. Маяковский и иже с ним. Новые пролетарские писатели и Деятели пролетарского искусства вели дискуссии о теории «крылатого» и «бескрылого» Эроса. А идейным вдохновителем этой заразы «раскрепощения» стала профессиональная большевичка Александра Коллонтай, выступившая в 1923 году со статьей «Дорогу крылатому Эросу!» Полная раскрепощенность нравов вызвала брожение не только в головах, но и в штанах, что привело к возникновению разных течений и теорий, посвященных семейно-половом вопросам. Самой заметной и стала «теория Эроса», имевшая как бы два направления. И хотя между направлениями существовали отличия, однако главная задача «эротистов» заключалась в том, чтоб уверить общество, что в целях достижения полной свободы и скорейшей победы коммунизма необходимо избавиться от всех условностей старого мира: любви, семьи, дома. Для этого следовало полностью обнажить человеческое тело в живописи, на сцене и в кино. «Стыдливость, — это искажение всего нормального и здорового, с ней надо вести борьбу»; «любви нет, а есть лишь «голое размножение», физиологическое явление природы», — таковы основные принципы «эротистов». Советская литература с новым вдохновением, соответствующим времени, создавала образ женщины, приветствующей измены своего партнера (мужа), и которая сама была обязана удовлетворять сексуальный инстинкт мужчины (комсомольца и коммуниста).

Во время начавшихся в середине 20-х годов судебных делах по случаям изнасилования выяснилось множество нелицеприятных фактов. Оказывается, в среде комсомольской молодежи приобрели популярность так называемые «вечерки», на которых молодые люди «пробовали» девушек. Подобные мероприятия обычно проводились в помещении комитета комсомола, — фабричного ли, заводского и т. д. — куда молодежь была обязана приходить на учебу о классовой борьбе, гегемонии пролетариата, для ознакомления с трудами Маркса, Энгельса, Ленина. После чего комсомольский лидер предоставлял парням право выбирать партнершу среди пришедших на собрание комсомолок. Все знали, что секретарь комсомольской ячейки мог, при желании, покуситься сразу на нескольких понравившихся девушек.

«Пробы» проходили то по очереди, то массово, без всякого стеснения перед товарищами. Вместе с тем выявились случаи самоубийства среди комсомолок, однако обвинить в этом комсомольских работников и членов комячеек не смогли (не захотели).

Особое любопытство представляет труд Ивана Солоневича «Тяжкий вопрос о науке»; в котором известный русский публицист, ставший эмигрантом, описывает события тех лет, исходя из своего личного журналистского опыта. Иван Солоневич (1891–1953) является автором книг «Россия в концлагере», «Народная Монархия», «Диктатура импотентов», «Диктатура слоя»; а его статьи можно легко найти в Интернете. Однако обратимся к свидетельству Ивана Лукьяновича.

«Осенью, кажется, 1932 года я в качестве репортера попал на Сормовский завод — старый гигант индустрии около Нижнего Новгорода. Репортерское ремесло в СССР — унылое и стандартизированное ремесло. Человек обязан писать о том, что приказано. А если того, чему приказано быть, в природе не существует, обязан выдумать. То, что существует в реальности, никакую редакцию не интересует, и интересовать не имеет права. Жизнь обязана укладываться в схему генеральной линии. Я с блокнотом и фотоаппаратом скучно бродил по гигантской территории Сормовского завода, пока в его парадных воротах не наткнулся на целую серию «черных досок» — «досок позора», на которые наносят имена всякого отдельного элемента веселой социалистической стройки. Не «преступного», а только «отсталого» — для преступного есть и другие места. На досках красовалось около ста имен. На доски я взглянул только случайно: кому интересны имена опоздавших на работу, не выполнивших нормы, удравших от общественной нагрузки? Но случайный взгляд обнаружил целое «общественное явление»… Почти в одной и той же редакции, одна за другой, шли записи такого содержания: «Комсомолец Иван Иванов женился, старается возможно больше заработать, бросил общественную работу, исключен из комсомола как мещанский элемент». Иногда редакция записи говорила чуть-чуть иначе: «Комсомолец Иванов «повышает квалификацию», но для заработка, а не для социализма». Словом — на досках было около сотни комсомольцев, из-за женитьбы ушедших из комсомола. Я направился в комсомольский комитет: в чем тут дело? В комсомольском комитете мне ответили раздраженно и туманно: черт их знает, что с ребятами делается: у попа женятся, пойдите в женотдел, это по ихнему ведомству, женотдел прямо на стенку лезет… Я пошел в женотдел… Меня как «представителя московской прессы» обступила дюжина комсомольских и партийных активисток. Часть из них относилась к типу партийной самки, который был увековечен соответствующим скульптурным произведением во Дворце труда. Другую я отнес к числу заблудших душ — не вполне невинных жертв социалистического общественного темперамента. Всем им хотелось излить свои наболевшие души. Они и излили: одни жалобно, другие озлобленно. Фактическую сторону дела обе части рисовали, впрочем, одинаково. Фактическая сторона дела заключалась в том, что заводская молодежь ни с того ни с сего вдруг начала жениться. Это бы еще полбеды. Настоящая беда заключалась в том, что на комсомолках жениться не хотел никто. Им-де, ребятам, нужны жены, а не «орательницы» — в русском языке есть глагол «орать», имеющий случайно лингвистическое родство с термином «оратор». Им нужны хозяйки дома, а не партийные шлюхи — последнее существительное в разных редакциях передавалось по-разному. Они, ребята, вообще хотят иметь семью. Как у людей. Без развода и всяких таких вещей. И поэтому женятся не в загсе (отдел записи актов гражданского состояния), а у попа: так все-таки вернее. Потом они хотят побольше заработать, учатся, посещают курсы, «повышают квалификацию», но на собрания не ходят, и социалистическая стройка их не интересует никак. В соответствии с советской идеологией, фразеологией и прочими вещами женские души из сормовского женотдела выражались витиевато и казенно. Слушатель, не убеленный достаточным советским опытом, мог бы и в самом деле предположить, что интересы социалистической стройки стоят у женотдела на самом первом месте. Но, во-первых, партийный комитет никакой угрозы интересам этой стройки не отметил и, во-вторых, сквозь казенные ламентации о планах, собраниях, мещанстве и прочем нет-нет да и прорывались свои собственные, неказенные слова. «А нашим-то девкам — куда деваться, вот так век в комсомолках и ходить?» «Они сволочи, от комсомолок носы воротят, словно мы какие зачумленные». «Им такую подавай, чтобы борщ умела варить, а что она политически безграмотна, так им что?» «В мещанство ударились; чтоб его жену никто и тиснуть не смел»… Несколько позже председательница женотдела, тип застарелой Орлеанской девственницы, говорила мне полуконфиденциальным тоном: «Комсомолки наши ревмя ревут, почитай, ни одна замуж не вышла, конечно, несознательность, а все-таки обидно им… Эти сто, что на черных досках, — это только показательные, только для примеру, у нас весь молодняк такой же. Совсем по старому режиму пошли. Попа мы арестовали — не помогает: в Нижний жениться ездиют. Вы об этом, товарищ Солоневич, уж обязательно напишите…» Я обещал «написать» — писать обо всем этом нельзя было, конечно, ни слова. На своих спортивных площадках я поговорил с ребятами. Ребята усмехались и зубоскалили: просчитались наши орательницы, кому они нужны! «Я, товарищ Солоневич, скажу вам прямо: я на бабе женюсь, а не ца партии… Вот тут один наш дурак на комсомолке женился: дома грязь, пуговицу пришить некому, жену щупают кому не лень, ежели дети пойдут, так это еще не сказано, чьи они». Словом, разговоры носили ярко выраженный мелкобуржуазный характер. И я понял: социалистическая игра в России проиграна. В семейном вопросе коммунизм сдал свои позиции первым: с вот этакими комсомольцами справиться было нельзя. Да и солдаты были нужны: без семьи — какие солдаты. Так, несколько позже, коммунизм отступил и на церковном фронте: отступил гибко и умно, не отдавая своих основных позиций и используя религию для вооруженной защиты безбожия. Но прорыв на семейном фронте был первым решающим прорывом: комсомолец попер жениться, комсомолец стал строить семью — и тут уж все остальное, быстро или медленно — это другой вопрос, пойдет истинно старорежимными путями: семья, забота, собственность — словом, «старый режим»…».

Но до начала 30-х годов, до времени, когда члены комсомола, досыта натешившись с доступными комсомолками, решили брать в жены обычных девчат, прошло не десятилетие, а — целая эпоха циничного разврата. Закрепленного, между прочим, в первом Уставе этой организации!

Как известно, 29 октября 1918 года в Москве прошел первый съезд так называемых союзов рабочей и крестьянской молодежи, на котором было принято решение о создании Российского Коммунистического Союза Молодежи (РКСМ).

Официальная история последующих лет деятельности комсомола выглядит так:

— В июле 1924 РКСМ было присвоено имя В. И. Ленина, РКСМ стал Российским Ленинским коммунистическим союзом молодежи (РЛКСМ). В связи с образованием Союза ССР в 1922 г. комсомол в марте 1926 был переименован во Всесоюзный Ленинский коммунистический союз молодежи (ВЛКСМ).

— Согласно Уставу ВЛКСМ в комсомол принимаются юноши и девушки в возрасте от 14 до 28 лет. В 1918 г. в членах этой организации числилось 22 000 человек; в 1920 — 400 000; в 1933 — 4,5 млн. человек; в 1941 — 10 400 000 человек; в 1971 —свыше 28 млн. молодых людей всех наций и народностей СССР. За 50 лет в комсомоле прошло политическую школу более 100 млн. советских людей.

— Главной задачей ВЛКСМ является помогать партии воспитывать юношей и девушек:

1) на великих идеях марксизма-ленинизма (понимай правильно: марксизм-ленинизм осуществился на деле через обучение революционеров и деклассированных элементов, международных отщепенцев и преступников из разных стран в единых международных школах и центрах терроризма на деньги заинтересованных структур, чтобы затем вооруженным путем изменить существующий политический строй сначала в одной из европейских стран; главной целью марксистов-ленинистов была Российская империи, как самое богатое и могущественное государство);

2) на героических традициях революционной борьбы (понимай правильно: эти традиции зиждутся на развязывании Гражданской войны и массовых убийствах; за время революции, Гражданской войны и до конца 30-х годов XX в. погибло более 60 млн. только русского населения бывшей Российской империи);

3) на примерах самоотверженного труда рабочих, колхозников, интеллигенции (понимай правильно: самоотверженным может быть труд только у тех, кто поставлен в нечеловеческие рамки существования, кто находится в колхозах и совхозах, работает за трудодни и, не имея паспорта, не может изменить условия труда и жизни; кто в массовом порядке отправлен «на исправительные работы» в советские гулаги; кто вынужден выдавать «на гора» во имя спасения положения на бездарно проигранных советскими полководцами полях сражений во время Второй мировой…);

4) вырабатывать и укреплять у молодежи классовый подход ко всем явлениям общественной жизни, готовить стойких, высокообразованных, любящих труд строителей коммунизма (понимай правильно: классовый подход — это искаженное понимание событий во всех областях человеческой жизни, подаваемое через призму ненависти к «мировой оплетке империализма», к мифическим эксплуататорам и буржуям; что касается «высокообразованных», то советская система обучения по всем (!) параметрам проигрывала разносторонней системе образования, как начального, так и высшего, времен царской России).

Рассказывая о своих славных подвигах и повседневных делах, комсомольские и партийные вожаки навсегда забыли о том, как на самом деле вовлекалась молодежь в свои ряды борцов за светлое будущее. В то время, когда в редких комсомольских рядах насчитывалось не более 20 000 человек на необъятную страну, был принят 1-й Устав РКСМ, где имелся пункт следующего содержания: «Каждая комсомолка обязана отдаться любому комсомольцу по первому требованию, если он регулярно платит членские взносы и занимается общественной работой». Положение действовало до 1929 года, когда была принята вторая редакция этого Устава. Параграф о соитии изъяли. За это время ряды членов изрядно укрепились, ведомые в светлое завтра их идейными вожаками, преданными сыновьями коммунистической партии. Первыми руководителями — председателями, генеральными секретарями Центрального Комитета комсомола в те годы были: с ноября 1918 по октябрь 1919 — коммунист и деятель Коминтерна Оскар Львович Рывкин (1899—1937); с 1919 по апрель 1922 — коммунист Лазарь Абрамович Шацкин (1902–1937); с 1922 по июль 1924 — коммунист и бывший революционный комиссар Петр Иванович Смородин (1897–1939); с 1924 по май 1928 — коммунист Николай Павлович Чаплин (1902–1938); с 1928 и по апрель 1929 — коммунист, сотрудник Коминтерна Александр Иванович Мильчаков (1903–1973). Последнего на ответственном посту сменит коммунист Александр Васильевич Косарев (1903–1939), прошедший героические традиции революционной борьбы на фронтах Гражданской войны, научившись с 15 лет хладнокровно убивать своих соотечественников в единичных и массовых расстрелах. Комментарии, как говорят, излишни.

Итак, на заре становления «активный помощник и резерв Коммунистической партии» — комсомол — вписал самую черную страницу в свою славную биографию.

Сразу же после создания РКСМ, для знакомства с новой организацией в столицу были посланы инициаторы с мест. По их возвращении во всех школах, на заводах и фабриках городов проходят митинги по созданию комсомольских ячеек. Губкомы, проводя в жизнь политику новой организации, вовсю выдавали постановления о том, что каждый комсомолец или рабфаковец имеет право реализовать свое половое влечение, а комсомолка или рабфаковка должна его удовлетворить по первому же требованию, — в противном случае она лишалась звания комсомолки и пролетарской студентки.

Но в адрес комсомольских вожаков стали поступать жалобы от сексуально озабоченных товарищей, которым девочки-комсомолки не пожелали отдаться. Нарушительниц правил комсомольской этики и новой коммунистической морали осуждали и карали на шумных комсомольских собраниях. Однако многие комсомолки приводили в ответ слова большевички Александры Коллонтай: «Женщина теперь сама сможет выбирать себе мужнину», и парировали, что если мужчины будут принуждать их к соитию, то они выйдут их комсомола. Однако смелых, готовых дать отпор было не так уж и много.

«Нынешняя мораль нашей молодежи в кратком изложении состоит в следующем, — подводила итог (между прочим, и своего личного весомого вклада в дело морального и психофизиологического разложения русского общества) известная коммунистка Смидович в газете «Правда» (21 марта 1925 г.) — 1. Каждый, даже несовершеннолетний, комсомолец и каждый студент «рабфака» (рабочий факультет) имеет право и обязан удовлетворять свои сексуальные потребности. Это понятие сделалось аксиомой, и воздержание рассматривают как ограниченность, свойственную буржуазному мышлению. 2. Если мужчина вожделеет к юной девушке, будь она студенткой, работницей или даже девушкой школьного возраста, то девушка обязана подчиниться этому вожделению, иначе ее сочтут буржуазной дочкой, недостойной называться истинной коммунисткой…»

В результате, когда все без исключения комсомольцы и коммунисты были уверены, что у них есть права на удовлетворение мужской физиологической потребности, в Стране Советов назрела новая проблема: что делать с детьми, рожденными от свального блуда свободной любви. Дети крылатого Эроса, которых матери не могли прокормить, пополняли детские дома, становились беспризорниками. Зачатые в жутких условиях, — не в процессе любви, а в процессе бездушия и насилия, — никогда не знавшие материнского тепла, они росли и вливались в ряды преступного мира.

«Брачный бойкот комсомолок, а также и комсомольских форм сексуальной жизни был, конечно, симптомом огромного национального значения. Может быть — самым решающим симптомом существования нации. Здоровый, нормальный, общечеловеческий инстинкт с отвращением отбросил все сексуальное экспериментаторство и вернулся к традиции», — подметил публицист И. Солоневич. Но то, что по сердцу человеку нормальному, было как кость в горле большевику. «Опять Россия стала буржуазной, снова в ней культ семьи», — гневно возмущался Троцкий в 30-е годы, осознавая, что даже давнее убийство царской семьи становилось отчасти бессмысленным, потому как конечная цель в деле уничтожения семьи, как ячейки общества, не достигнута. Ведь на семье держится все — и нравственность, и государство. А убийство семьи помазанников подорвало все устои общества, вызвало чудовищный обвал всех ценностей, вольно попираемых каждым, кто объявлял себя партийцем. Но на это и был расчет. Это за трагедией русских помазанников в обществе последовали «Долой стыд!», «Долой невинность!», «Долой брак!» и: «Каждая должна отдаться каждому…».

Утешает только то, что наше поколение появилось на свет уже после экспериментаторства. Но сколькие из поколения наших бабушек и дедушек рождены в этом чудовищном эксперименте, в этом публичном доме революции, и — кто из этих выродков стал нашим с вами близким родственником?!

«Свободное» поведение комсомольских лидеров и членов комсомольских ячеек стало возможным благодаря господствовавшей тогда в стране идеологии.

В 1924 году в издательстве Коммунистического университета имени Якова Михайловича Свердлова была издана брошюра некоего новоиспеченного советского профессора, специалиста в области психоневрологии Арона Залкинда «Революция и молодежь». Именно в ней впервые появились знаменитые 12 половых заповедей революционного поведения пролетариата. Среди которых имеются следующие (дословно):

— Не должно быть слишком раннего развития половой жизни в среде пролетариата.

— Половой подбор должен строиться по линии классовой революционно-пролетарской целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания.

— Не должно быть ревности.

— Не должно быть половых извращений.

— Класс, в интересах революционной целесообразности, имеет право вмешаться в половую жизнь своих сочленов: половое во всем должно подчиняться классовому, ничем последнему не мешая, во всем его обслуживая.

Этот «великий», «видный», «гениальный» советский психиатр и сексопатолог, по праву получивший звание советского профессора (как насмешка над профессорскими званиями, кои заслужили ученые Российской империи) Арон Борисович Залкинд (1886–1936) достоин того, чтобы его цитировать. Ведь по его заповедям, его популярным «научным» трудам строилась классовая этика советского народа; на этом фундаменте (пусть даже и видоизмененном) воспитывались поколения наших близких: отцов, матерей, бабушек и дедушек. Уверяю, вам не будет скучно от прочтения его научных трудов. Судите сами. Вот отрывки из книги «Революция и молодежь»; очень кратко.

«На авансцену истории выдвигается новый господствующий класс, — он начинает строить свои собственные правила поведения, свою этику.

Итак, коллективизм, организация, активизм, диалектический материализм, — вот четыре основных мощных столба, подпирающих собою строящееся сейчас здание пролетарской этики.

«Не укради» эксплуататорской библии давно и хорошо было заменено этической формулой товарища Ленина: «грабь награбленное», которая является лишь русским видоизменением Марксовой формулы: «экспроприация экспроприаторов».

«Не убий» — собственно говоря, для буржуазии — было ханжеской заповедью… Пролетариат — первый в истории класс, который не прибегает к ханжеству, — подойдет к этому правилу вполне откровенно, строго по-деловому, с точки зрения классовой пользы — диалектически. Если человек крайне вреден, опасен для революционной борьбы, и если нет других способов, предупреждающих и воспитывающих, на него воздействий, — ты имеешь право его убить… т. к. метафизической самодовлеющей ценности человеческой жизни для пролетариата не существует.

«Чти отца» — пролетариат рекомендует почитать лишь такого отца, который стоит на революционно-пролетарской точке зрения, который сознательно и энергично защищает классовые интересы пролетариата, который воспитывает детей своих в духе верности пролетарской борьбе: коллективизированного, дисциплинированного, классово-сознательного, революционно-смелого отца. Других же отцов, враждебно настроенных против революции, надо перевоспитывать: сами дети должны их перевоспитать (что и делают сейчас комсомольцы, пионеры). Если же отцы ни за что не поддаются этому революционному воспитанию, если они всячески препятствуют и своим детям воспитываться в революционном духе, если они настойчиво пытаются сделать из своих детей узких хозяйчиков, мистиков, — революционным детям не место у таких родителей: после энергичной борьбы, если она оказалась безуспешной, дети этически вправе покинуть таких родителей, т. к. интересы революционного класса важнее блага отца.

«Не прелюбы сотвори»… Если то или иное половое проявление содействует обособлению человека от класса, уменьшает остроту его научной (т. е. материалистической) пытливости, лишает его части производственно-творческой работоспособности, необходимой классу, — понижает его боевые качества, — долой его. Находясь сейчас в стадии первоначального социалистического накопления, в период предсоциалистической, переходной, героической нищеты, рабочий класс должен быть чрезвычайно расчетлив в использовании своей энергии, должен быть бережлив, даже скуп, если дело касается сбережения сил во имя увеличения боевого фонда. Поэтому он не будет разрешать себе ту безудержную утечку энергетического богатства, которая характеризует половую жизнь современного буржуазного общества, с его ранней возбужденностью и разнузданностью половых проявлений, с его раздроблением, распылением полового чувства, с его ненасытной раздражительностью и возбужденной слабостью, с его бешеным метанием между эротикой и чувственностью, с его грубым вмешательством половых отношений в интимные внутриклассовые связи.

Подовая жизнь — для создания здорового революционно-классового потомства, для правильного, боевого использования всего энергетического богатства человека, для революционно-целесообразной организации его радостей, для боевого формирования внутри-классовых отношений, — вот подход пролетариата к половому вопросу.

Половая жизнь, как неотъемлемая часть прочего боевого арсенала пролетариата, — вот единственно возможная сейчас точка зрения рабочего класса на половой вопрос.

Отсюда: все те элементы половой жизни, которые вредят созданию здоровой революционной смены, которые грабят классовую энергетику, гноят классовые радости, портят внутриклассовые отношения, должны быть беспощадно отметены из классового обихода, — отметены с тем большей неумолимостью, что половое является привычным, утонченным дипломатом, хитро пролезающим в мельчайшие щели — попущения, слабости, близорукости».

Далее автор знакомит читателей с 12 половыми заповедями пролетариата, которыми он призывает руководствоваться. Особый интерес представляют его рассуждения об интимных взаимоотношениях с партнером, стоящим не на классовых позициях.

«На самом деле, что произошло бы, если бы половым партнером оказался бы классово-идейно глубоко чуждый человек? — спрашивает Арон Залкинд несознательных и тут же им отвечает: — Во-первых, это, конечно, была бы неорганизованная, внебрачная связь, обусловленная поверхностным чувственно-половым возбуждением…; во-вторых, это было бы половое влечение в наиболее грубой его форме, не умеряемое чувством симпатии, нежности, ничем социальным не регулируемое: такое влечение всколыхнуло бы самые низменные стороны человеческой психики, дало бы им полный простор; в-третьих, ребенок, который мог бы все же появиться… имел бы глубоко чуждых друг другу родителей…; в-четвертых, эта связь отвлекла бы от творческой работы, так как, построенная на чисто чувственном вожделении, она зависела бы от случайных причин, от мелких колебаний в настроениях партнеров и, удовлетворяя без всяких творческих усилий, она в значительной степени обесценивала бы и самое значение творческого усилия, — она отняла бы у творчества один из крупных его возбудителей, не говоря уже о том, что большая частота половых актов в такой связи, не умеряемая моральными мотивами, в крупной степени истощила бы и ту мозговую энергию, которая должна бы идти на общественное, научное и прочее творчество. Подобному половому поведению, конечно, не по пути с революционной целесообразностью».

Среди перлов советского профессора, одного из основоположников советской школы сексопатологии и педологии: «Имеются все научные основания утверждать, что действительно глубокая любовь характеризуется нечастыми половыми актами»; «при завоевании нового любовного объекта требуется, подчас, напряженнейшая борьба не только с ним, но и с другим «завоевателем», — борьба, носящая вполне выраженный половой характер и окрашивающая в специфические тона полового интереса все взаимоотношения между этими людьми, — больно ударяющая по хребту их внутриклассовой спаянности»; «Любовная жизнь двуженца (двумужниц) чрезвычайно осложняется, захватывает слишком много областей, энергии, времени, специального интереса, — требует слишком большого количества специальных приспособлений, — вне сомнения, увеличивает количество половых актов, — в такой же мере теряет в соответствующей области и классовая творческая деятельность».

Ну и напоследок приведу прелюбопытную цитату: «Так как у революционного класса, спасающего от погибели все человечество; в половой жизни содержатся исключительно евгенические задачи, т. е. задачи революционно-коммунистического оздоровления человечества через потомство, очевидно, в качестве наиболее сильных половых возбудителей должны выявлять себя не те черты классово-бесплодной «красоты», «женственности», — грубо «мускулистой» и «усатой» мужественности, которым мало места, и от которых мало толку в условиях индустриализированного, интеллектуализированного, социализирующегося человечества». Это как раз то правило, в осуществлении коего на практике впоследствии обвинят фашистов и «приспешников Третьего рейха», — самых талантливых учеников своих учителей-коммунистов.

Среди получивших признание советской молодежи и другие труды психоаналитика и распространителя, популяризатора (а после и ярого гонителя) фрейдизма в СССР Залкинда «Половой фетишизм: К пересмотру полового вопроса» (1925) и «Половой вопрос в условиях советской общественности» (1926). В последней книге сексучитель советской молодежи А. Залкинд расфилософствовался до того, что написал: «Подовое влечение к классово враждебному, морально противному, бесчестному объекту является таким же извращением, как влечение человека к крокодилу, к орангутангу». Анекдот? Вовсе нет, в то время эти заповеди заменили заповеди библейские.

Наряду с А. Залкиндом секспросветительствовали и другие в этом деградирующем и успешно дегенерируемом подобными учителями обществе; превратив тем самым территорию огромной страны в полигон своей «научной» мысли и чудовищных античеловечных, антихристианских опытов. Среди популярных книг в 20—30-е годы XX века значатся труды А. Коллонтай «Семья в коммунистическом обществе». Одесса, 1919 (и др.); И. Гельман «Половая жизнь современной молодежи» М., 1923; С. Вольфсон «Социология брака и семьи», Мн., 1929.

По мнению некоторых представителей новой «демократической интеллигенции», свободные половые отношения между молодыми мужчинами и женщинами должны положить конец неравным бракам и проституции. Новая власть считала, что буржуазный брак закрепощает женщину, лишает ее равных прав с мужчиной. А проститутки, по их мнению, являли собой пример классовой эксплуатации женщины. Помочь проституткам стать равными членами социалистического общества взялась жена видного партийца и государственного деятеля С. М. Кирова Эсфирь, которая возглавила Манифестацию раскрепощенных проституток.

В пример остальным ставили большевистский пролетариат, в среде которого свободные половые связи были самым обычным делом; между полами могут существовать лишь сексуальные отношения, — декларировала новая власть. «Мы не признаем любви. Мы знаем только сексуальные отношения, потому что любовь презираема как нечто психологическое, а у нас имеет право на существование только физиология. Всех, кто видит в любви что-то кроме физиологии, высмеивают и считают импотентами и ненормальными», — говорит героиня популярного в то время рассказа Пантелеймона Романова «Без фигового листка» (1926). Героиня другой популярной книги «Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь» Сергея Милашкина (1926) Таня Аристархова к началу повествования уже имела… 22 любовника, участвует в оргиях, пьет, принимает наркотики, а потом благодаря влиянию сознательных товарищей преодолевает вредное влияние нэпа и обретает моральную чистоту среди партийцев. В 20-е годы в среде полуинтеллигентной красной молодежи были популярны взгляды новоиспеченного молодого философа, пропагандиста «свободной любви» Эммануила Енчмена; бытовал даже термин «енчменщина», вредное влияние которого «разоблачил» в 1923 году другой видный и признанный партией философ и профессиональный революционер Бухарин (Бухарчик, — как его иронично называл товарищ Сталин за чрезмерное употребление горячительных напитков и другие «шалости»).

Своими наблюдениями в советской печати делится студентка Рубцова: коммунисты рассматривают любовь как нечто очень скоро преходящее, долгую любовь они считают скучной; а понятие «супруга» для них — буржуазный предрассудок… «Один известный коммунист сказал мне: «В каждом городе, куда я езжу по работе, у меня есть временная жена». «Муж моей подруги, — признается студентка, — предложил мне провести с ним ночь, так как его жена больна и этой ночью не может его удовлетворить. Когда я отказалась, он назвал меня глупой гражданкой, которая не способна постичь все величие коммунистического учения» («Правда», 7 мая 1925 г.). «Между мужчиной и женщиной у нас существуют только сексуальные отношения» («Правда», 9 января 1928 г.).

Так, входя в раж, бахвалился пролетарский поэт Владимир Маяковский. Новая советская художественная литература, освобожденная от цензуры, нанесла непоправимый вред национальному самосознанию народа, моральному, нравственному здоровью и его бытовым установкам.

Развязный стиль поведения навязывался всему обществу. Многие горячие головы верили, что в 1918 году произошло «обобществление всех женщин». И зачастую те, кто создавал комсомольские ячейки с обязательной «пробой девушек», и те из начальства, кто склонял сотрудниц к сожительству, и те, кто просто «снимал нетерпежку» с каждой приглянувшейся случайной женщиной, и даже те, кто отвечал перед судом за сексуальное насилие, — уверяли, что все делают исходя из декрета об обобществлении женщин. Якобы в этом документе говорилось о том, что все женщины объявляются государственной собственностью и обязаны считаться членами «бюро свободной любви».

В 1918 г. в городе Саратове действительно появились многочисленные листовки, содержащие текст нового советского декрета «Об отмене частного владения женщинами», В документе значилось, что «всех женщин от 17 до 32-х нужно изъять и сделать достоянием народа». Многие историки считают этот декрет фальшивкой. Но другие, в основном зарубежные исследователи уверены, что подобный факт имел место. В этом отношении интерес представляет стенограмма протокола слушаний в сенате США (1919 г.) о событиях русской революции. Ознакомимся с выдержками из данного официального документа.

«М-р Симмонс: Теперь, господа. Наиболее постыдное деяние — это национализация женщин. Вот декрет, опубликованный большевиками во Владимире:

Местный Комиссариат Надзора [?; Commissary of Surveillance] гарантирует каждой девушке, достигшей возраста 18 лет, полную неприкосновенность личности. Любой, покусившийся на девушку 18 лет оскорбительным языком или попытавшийся изнасиловать ее, будет ответственен по всей мере революционной законности перед Революционным Трибуналом. Всякий, изнасиловавший девушку, не достигшую 18 лет, считается государственным преступником и приговаривается к 20 годам тяжелой каторги, если он отказывается жениться на пострадавшей. Пострадавшая, обесчещенная девушка имеет право жениться на насильнике, если она того желает. По достижении 18 лет девушка считается государственной собственностью. Она обязана, под угрозой строжайшей кары, зарегистрироваться в Бюро Свободной Любви в Комиссариате Надзора.

Сенатор Оверман: Где это комиссарство?

М-р Симмонс: Это напечатано большевиками во Владимире. [Продолжает читать:]

Зарегистрировавшись в Бюро Свободной Любви, девушка получает право выбрать из мужчин в возрасте от 19 До 50 лет мужа или сожителя.

Примечания: 1. Согласие мужчины в этом случае не требуется. 2. Мужчина, на которого падает выбор, не имеет права протестовать.

Сенатор Стерлинг: Надо полагать, выражение «свободная любовь» употреблено там неверно, в этом тексте.

М-р Симмонс: [Продолжает читать:]

Мужчинам также предоставляется право выбирать из девушек, достигших возраста 18 лет. Возможность выбора мужа или жены предоставляется раз в месяц. Бюро Любви автономно. В интересах государства мужчины в возрасте от 19 до 50 лет имеют право выбирать из зарегистрированных женщин. Согласие последних не требуется. Дети, появившиеся в результате этих союзов, считаются собственностью государства.

Декрет далее указывает, что он основан на «замечательном опыте» подобных декретов, изданных в Луге, Колпине и других местах России. Вот еще один декрет, из Саратова. Это довольно большая провинция и крупный промышленный город на Волге.» И т. д.

Слух об обобществлениях раскатился по всей стране; и неважно, писался декрет (декреты) или распространялась фальшивка, — упоминание об этом сыграло свою негативную роль в деле уничтожения семейных уз и развращения людских масс. Тем более что прецеденты, как говорят, имели место!

В сборнике «Красный террор в годы гражданской войны» (Лондон, 1992, составитель Ю. Фельштинский), содержащем выдержки из дел Особой следственной комиссии при главнокомандующем вооруженными силами на Юге России по расследованию злодеяний большевиков приводится следующий «Акт расследования о социализации девушек и женщин в гор. Екатеринодаре по мандатам советской власти». В котором говорится:

«В г. Екатеринодаре большевики весною 1918 года издали декрет, напечатанный в «Известиях» совета и расклеенный на столбах, согласно коему, девицы в возрасте от 16 до 25 лет подлежали «социализации», причем желающим воспользоваться этим декретом надлежало обращаться в подлежащие революционные учреждения. Инициатором этой «социализации» был комиссар по внутренним делам еврей Бронштейн. Он же выдавал и «мандаты» на эту «социализацию». Такие же мандаты выдавал подчиненный ему начальник большевистского конного отряда Кобзырев, главнокомандующий Иващев, а равно и другие советские власти, причем на мандатах ставилась печать штаба «революционных войск Северо-Кавказской Советской республики».

Мандаты выдавались как на имя красноармейцев, так и на имя советских начальствующих лиц, — например, на имя Карасеева, коменданта дворца, в коем проживал Бронштейн: по этому образцу предоставлялось право «социализировать» 10 девиц.

Образец мандата (в сборнике приложена фотография в качестве вещественного доказательства): МАНДАТ Предъявителю сего товарищу Карасееву предоставляется право социализировать в городе Екатеринодаре 10 душ девиц возрастом от 16-ти до 20-ти лет, на кого укажет товарищ Карасеев. /Главком Иващев (подпись) /Место печати (печать)

На основании таких мандатов красноармейцами было схвачено более 60 девиц — молодых и красивых, главным образом, из буржуазии и учениц местных учебных заведений. Некоторые из них были схвачены во время устроенной красноармейцами в городском саду облавы, причем четыре из них подверглись изнасилованию там же, в одном из домиков. Другие были отведены в числе около 25 душ во дворец войскового атамана к Бронштейну, а остальные в «Старокоммерческую» гостиницу к Кобзыреву и в гостиницу «Бристоль» к матросам, где они и подверглись изнасилованию.

Некоторые из арестованных были засим освобождены… Другие же были уведены уходившим отрядом красноармейцев и судьба их осталась невыясненной. Так, например, ученица 5-го класса одной из екатеринодарских гимназий (т. е. ок. 17 лет) подверглась изнасилованию в течение двенадцати суток целою группою красноармейцев, затем большевики подвязали ее к дереву и жгли огнем и, наконец, расстреляли».

Нужны ли еще какие-то другие примеры?! Новые доказательства?!

Профессиональный большевик Бонч-Бруевич оправдал ВСЕ немыслимое зло, чинимое над русским и другими народами, сказав что у большевиков нет морали, что они еще не выработали морального кодекса, и пока они его не выработали — хороши все средства для достижения цели.

Ярким идеологом «новой морали» стала Александра Коллонтай. Во время митингов на заводах и фабриках, в социалистической печати она активно отстаивала принципы нового типа любви, свободной от экономических и каких-либо иных обязательств.

Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952);— деятель международного революционного движения, советский дипломат, первая в мире женщина-посол. Энциклопедические справочники дают ее настоящую, девичью фамилию как Домонтович, называя ее отцом генерала, однако это неверно. Разведясь с мужем, ее мать, польская еврейка с тремя детьми вышла удачно замуж за порядочного генерала, даже не представлявшего, каких чудовищ ему придется воспитывать. К слову, развод в Российской империи был делом очень сложным, для расторжения брака нужны были весомые причины, так что подобный шаг совершали единицы. Александра вышла замуж за офицера Владимира Людвиговича Коллонтая, родила сына Мишу, но утомленная нежной любовью и заботой мужа, открыто завела любовника, друга семьи Саткевича. Брак «втроем» продолжался пять лет, после чего развратная сущность молодой женщины проявилась с новой силой. Бросив мужа и малолетнего сына, Коллонтай уехала в Швейцарию, где слушала лекции в Цюрихском университете на факультете экономики и статистики. В Лондоне она встречается с семьей социалистов Вебб, в Берлине — с Каутским и Люксембург, в Париже — с четой Лафаргов… Пока молодая женщина занималась пламенной говорильней на сходках единомышленников и сбором средств на партийные нужды, Владимир Коллонтай стал генералом, после официального развода женился на другой, более порядочной во всех отношениях женщине, которая и стала настоящей матерью для его сына от новоиспеченной большевички Александры.

Знакомство с революционером Масловым и их бурная связь на глазах прежнего любовника Саткевича окончательно укрепило ее в стане равных. Вскоре Маслова на постельной посту сменил очередной большевик Шляпников, — «суперпочтальон в Скандинавии», как его назвал известный шведский поэт и публицист Ханс Бьеркегрен, издавший недавно книгу «Русская почта» о революционерах из России в Скандинавии в 1906–1917 годах. Почтальоны большевистской партии, работавшие на этом географическом направлении, занимались контрабандой писем, нелегальной литературы и оружия между Скандинавией и Россией через Финляндию и Прибалтику. А также поиском средств, банковскими делами, финансированием большевиков и других подрывных революционных групп в России. Кроме всего, за границей они «отмывали» деньги, полученные посредством вооруженных нападений на банки в России, Прибалтике, Грузии и Финляндии. Почтальонами были как мужчины, так и женщины, среди прочих — Александра Коллонтай. Достаточно много о действиях преступников из Российской империи знали шведская и датская полиция, но часто полиция не могла их идентифицировать, потому как революционеры работали под псевдонимами и по подложным паспортам. Их всех огулом причисляли к «русским», потому что в практику большевиков (большинство которых НЕ были русскими) вошло присваивать себе исконно русские фамилии, дискредитируя тем самым целый народ.

Итак, Коллонтай — член РСДРП с 1906 г., профессиональная революционерка; читала лекции в одной из зарубежных партийных школ (в Болонье); разъезжала по странам и континентам с миссией объединения и «просвещения» всех международных сил большевизма, начиная с Англии, Дании, США и заканчивая Францией, Бельгией, Швейцарией и т. д. Агент В. И. Ленина. Участвовала в подготовке к проведению вооруженного восстания в Петрограде, нелегально поставляла в Россию оружие, листовки, газеты, вела активную подрывную деятельность среди русских солдат и матросов. Вошла в состав первого Советского правительства в качестве наркома социального обеспечения (тогда государственного призрения). В 1921–1922 гг. секретарь Международного женского пролетариата при Коминтерне. (Кто из читателей еще представляет часто упоминаемый в книге Коминтерн обычной общественной организацией, глубоко ошибается. Это — штаб мировой революции, самая разветвленная преступная организация, активно занимавшаяся подготовкой мировой революции как с помощью создания и засылки террористических групп на территорию других стран, так и с помощью насаждения подрывной идеологии марксизма-ленинизма в странах; имел самую мощную разведку в мире.)

Являла собой классический образчик советской женщины-большевички: дьявольски хитра, умна и развратна. В 1917 году выступала на многолюдных большевистских митингах, и, «упакованная» в кожаную мужскую тужурку, призывала к свободе, равенству, братству. Под стать себе переделывала всех советских женщин, распространяя в обществе обоснованные ею предпосылки для тотального разврата. «Сексуальное влечение — это обычная физиологическая потребность, такая же, как желание выпить стакан воды», — объявила немолодая партийка А. Коллонтай, проведя ночь с очередным комсомольцем. Эта теория «стакана воды», которой и начали руководствоваться члены общества, стала ширмой для пропаганды разнузданной безнравственности.

Наиболее ярко идеи Александры Коллонтай прозвучали в нашумевшей в те годы статье «Дорогу крылатому Эросу!» (напечатана в журнале «Молодая Гвардия» в 1923 году). Она писала: «Одного женщина любит «верхами души», с ним созвучны ее мысли, стремления, желания, к другому ее властно влечет сила телесного сродства. К одной женщине мужнина испытывает чувство бережливой нежности, заботливой жалости, в другой он находит поддержку и понимание лучших стремлений своего «я». Которой же из двух он должен отдать полноту Эроса? И почему он должен рвать свою душу, если полноту бытия даст только наличие и той и другой душевной скрепы?». И тем самым открыто пропагандировала свальный грех, «любовь втроем», — что веками отрицалось и Православной Церковью, и всем русским обществом. «Ты любишь по Коллонтай, или…?» — открыто спрашивали комсомольцы и коммунисты у намечаемых для сексуальной случки партнеров.

Взглянем еще раз на коммунистический Эрос от Коллонтай: «Исключительность в любви, как и «всепоглощение» любовью, не могут быть идеалом, определяющим отношения между полами с точки зрения пролетарской идеологии… Такое выделение «любящей пары» (в кавычках), моральная изоляция от коллектива, в котором интересы, задачи, стремления всех членов переплетены в густую сеть, станет не только излишним, но психологически неосуществимым.… чем крепче будет спаяно новое человечество прочными узами солидарности, чем выше будет его духовно-душевная связь на всех ступенях жизни, творчества, общения, тем меньше места останется для любви в современном смысле слова». Итак, никакой любви и «изоляции от коллектива»!

Одну из своих книг, составленную из слабо написанных, полухудожественных рассказов, она назвала претенциозно «Любовь пчел трудовых», прикрывая идеи половой распущенности и вседозволенности возвышенными излияниями о духовной свободе, о новой революционной морали. Ее почитатель Илья Эренбург тепло признавал за ней исключительную роль в воспитании молодежи; его слова: «Коллонтай обладала даром воспитывать, и много молодых людей, работавших под ее руководством, обязаны ей своим духовным развитием».

А. Коллонтай утверждала: «Сексуальная мораль, вырастающая из запросов рабочего класса, служит новым орудием социальной борьбы рабочего класса… Не в интересах класса «закреплять» за отдельным членом революционного класса самостоятельного его представителя, долженствующего прежде всего служить интересам класса, а не выделенной и обособленной семейной ячейке». И тем самым напрочь отрицала семью и таинство брака. Хотя она полагала, что всегда заботилась такими актуальными проблемами, как детство и материнство. Но в каком аспекте! В ее воспоминаниях под названием «Дипломатические дневники», вышедших в 2001-м, можно найти такие строки: «При осмотре выставки «Охрана материнства и младенчества» (Москва, 1928 год. — Авт.) меня задело, что там нет моего портрета. Если кто поработал над охраной материнства и младенчества в первые годы революции и до нее, так это я. Здесь мой портрет по праву был бы на месте».

Ну а что такое «идеальный брак», Коллонтай показала на примере своих взаимоотношений с противоположным полом. Женщина, чей возраст приближался к пятидесяти, сожительствовала, а после вступила в первый советский брак с Павлом Дыбенко, который был моложе ее на 17 лет, и внешне годился ей в сыновья; но при этом она заводила многочисленные интимные случки на стороне. С Павлом Ефимовичем Дыбенко — сыном крестьянина из села Люд-ков Новозыбковского уезда Черниговской губернии, имевшим три класса образования, а при новой власти ставшим председателем Центробалта, — Коллонтай познакомилась во время одного из своих посещений Кронштадта, где, как всегда, выступала с зажигательными революционными речами. Свадьбу большевистского комиссара Дыбенко и наркома госпризрения Коллонтай видные партийные и советские деятели сыграли по рангу, как победители: во дворце Кшесинской, пользуясь посудой с золотыми царскими и великокняжескими вензелями.

Оба супруга прославились половой распущенностью, сходились и расходились несколько раз; однако во все время сожительства и стареющая большевичка, и молодой матрос были «свободны от всяческих буржуазных предрассуд-gOB». Говорят, В. И. Ленин как-то даже высказался, что самым страшным наказанием для этих супругов будет обязать их в течение года хранить супружескую верность. Правда сама супруга, будучи, как говорят в простом народе, бл…витой, страшно ревновала своего молодого мужа. Во время одной из ссор Александра потребовала от муженька объяснений за частые походы «налево». Дыбенко отвечал ей с полной революционной прямолинейностью: «Когда в самом начале братишки обвинили меня в том, что их на бабу променял, я им ответил: «Разве это баба?! Это же Коллонтай!» Да, я подходил к тебе не как к женщине, а как к чему-то более высокому, более недоступному. Но ты все чаще становилась обыденной женщиной. Мне было странно видеть это. Мне просто хотелось уйти от тебя».

Не будь Александра Михайловна революционеркой, которой приписали выдающуюся роль в раскрепощении женщины, ее бы при других обстоятельствах назвали никчемной матерью, бросившей сына на произвол судьбы и обыкновенной шлюхой.

Ей вторила близкая подруга Ленина и других революционеров Инесса Арманд, которая активно выступала за отмену института брака и свободную любовь. «Даже мимолетная связь и страсть поэтичнее, чем поцелуи без любви пошлых и пошленьких супругов», — заверяла замужняя женщина, имевшая неоднократные мимолетные связи, после которых рожала детей (также бросаемых на попечение других людей). К слову сказать, после смерти Инессы Арманд ее коллега Александра Коллонтай получила высокий партийный пост — возглавила женотдел ЦК партии, активно работала в комиссии по борьбе с проституцией при Наркомате социального обеспечения.

В 1923 г. заведующая женским отделом ЦК Виноградская писала о многоженстве и многомужестве как о вполне допустимой практике, в первую очередь, в верхах партии.

В советской прессе полемизировали о вопросах брака и семейного быта, распространяя мнение: «Буржуазный брак — это форма социального угнетения! Жена буржуя — частичка его собственности, как картина в золоченой раме».

На фоне всех этих событий советская власть юридически закрепляла изменения в отношении женщин.

19 и 20 декабря 1917 года вышли два декрета за подписью Ленина: «Об отмене брака» и «О гражданском браке». В декрете «О гражданском браке», опубликованном в газете «Известия» (орган Центрального Исполнительного Комитета и Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов) значилось: «Российская республика впредь признает лишь гражданские браки. Церковный брак наряду с обязательным гражданским является частным делом брачующихся». Желающим вступить в брак достаточно было явиться в специально созданный отдел по записи актов о рождении (ЗАГС) и подать заявление. С этого момента пара могла считать себя законными супругами. Заявления не принимались лишь от лиц мужского пола младше 18 лет и девушек младше 16 лет от рождения, от родственников по прямой линии, от уже состоящих в браке и от умалишенных. К слову, под рукоплескания общественности Запада в том же 1917 г. был отменен закон о преследовании гомосексуалистов.

Юридическое равноправие женщин с мужчинами было закреплено Конституцией 1918 года. Декрет «О гражданском браке» (1918 г.) признавал законным лишь брак, заключенный в государственных учреждениях, давая женщинам право сохранять при этом девичью фамилию (впервые в Европе). Декрет 1920 года признал право на аборт (впервые в мире). «Закон о браке» (1926 г.) объявил законным незарегистрированный, но фактически существующий брак, впервые в истории приравняв детей, рожденных в браке и вне его. Достаточно было лишь заявления матери для признания отцовства. Для развода также требовалось лишь заявление, которое одному из супругов можно было послать в адрес ЗАГСа на почтовой открытке. Незарегистрированный брак стал называться «свободным союзом».

Активистки пролетарского женского движения, феминистки 20-х годов XX в. А. Коллонтай, Н. Крупская, И. Ар-данд> К. Самойлова, И. Смидович заверяли матерей в том, что социалистическое государство всегда поддержит их, независимо от того, состоят те в браке или нет. Материнство определялось идеологами как «социалистическая обязанность», которая должна была дополнять обязанность женщин трудиться наравне с мужчинами.

Дети долгие годы представляли собой побочный продукт социалистического общества.

Некоторые теоретики-большевики предлагали жить коммуной, в которой уход за детьми и их воспитание будет общим делом. Другие определяли детей на жительство в огромные детские дома, убеждая женщин, что им нужно лишь рожать детей, а остальное — не их забота. Советский ученый и писатель Иван Ефремов (в энциклопедии: 1908–1972; но наст, дата рождения 1907 г.) в своей книге «Туманность Андромеды» (1957) рассказал о космическом будущем человечества, построенном после победы коммунизма. «Либо будет всепланетное коммунистическое общество, либо не будет никакого, а будет песок и пыль на мертвой планете», — заверял космист Ефремов. Рассказывая о космическом братстве, где все счастливы, раскрепощены и не обременены воспитанием, где юное поколение подрастает в громадных детских домах, — он высказал не только идею коммунистической экспансии Вселенной, но и указал, куда определить всех детей, чтобы были осчастливлены они и их родители. Утопия, на которой формировались убеждения многих тысяч людей, отчасти превращалась в жизнь. В одном из многократно расклеиваемых в начале 20-х годов декретов (явных или вымышленных) указывалось: «Граждане мужского пола имеют право пользоваться одной и той же женщиной не чаще трех раз в неделю по три часа, при соблюдении нижеприводимых правил. Каждый мужчина, желающий воспользоваться общественной собственностью, должен представить справку заводского комитета, профессионального союза или совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, удостоверяющую, что он принадлежит к рабочему классу. Рожденные дети в возрасте 1 месяца помещаются в учреждении, где они образовываются до 17 лет за счет общественных фондов». «Постановление» новой власти читали тысячи жителей Петрограда (Ленинграда); под документом стояла ссылка: Саратовский Городской Совет. И кто писал подобное: коммунисты или анархисты, читающим было одинаково безразлично, суть оставалась провокационной.

Новая власть национализировала, советизировала, обобществляла всех детей. Для детских резерваций отводились бывшие дворянские особняки, дочиста разграбленные и загаженные красными варварами. В ясли, детские дома и колонии попадали не только беспризорники, появившиеся в великой стране по воле большевистских бандитов, без счета убивших их отцов и матерей. Но и дети, рожденные в «свободной любви». А какие это были дети, и от каких родителей, может свидетельствовать данная статистика.

Обследование, проведенное в 1923 году, показало, что среди рабочей молодежи 47 % юношей и 63 % девушек начали половую жизнь, не достигнув восемнадцати лет. Свыше 80 % мужчин и более половины женщин вели беспорядочную половую жизнь, имея более трех партнеров одновременно. Настоящим бичом рабочей молодежи стали венерические заболевания. В 1927 году выяснилось, что половина рабочих завода «Красный треугольник» заражена сифилисом и другими болезнями. При этом молодые люди заражались не от проституток, а друг от друга. Количество заболевших, по сравнению с дореволюционным периодом, выросло в десятки раз! К слову сказать, в 20-е годы в структуре создаваемой Лейбой Троцким Красной армии были даже «вен-роты» — части, целиком состоящие из сифилитиков. В них тоже существовали комсомольские и партийные ячейки, проходили собрания. Эти факты шли вразрез с утверждениями А. Коллонтай и ей подобных большевистских феминисток, что свободная любовь и запрещение проституции помогут избавиться от распространения венерических болезней. Но большевики не привыкли признавать своих ошибок (а правильней — преступлений против человечности и человечества)…

Революционная мораль развращала не только жителей городов, но и проникала в деревни. В 1936 г. сибирские чекисты были вынуждены прекратить деятельность молодежной организации под названием… «Блядоход». Члены организации во главе с местным агрономом занимались, как они признались, «разложением семейного быта» и «склонением женщин и девушек к половому сожительству». Молодые коммунисты и члены комсомольского актива наверняка считали, что таким вот образом помогают укреплять советскую власть на селе.

Советская действительность 20—30-х годов такова, что имелись нелепые случаи, когда в роддома приходили двое-трое новоявленных «папаш», заявляя права на одного младенца. Советская печать описывала случай, когда в одну из больниц ворвались трое комсомольцев, требуя показать им их ребенка. «Как так?» — удивилась врач. «Мы трое являемся отцами этого ребенка, так как одновременно были в половой связи с его матерью», — последовал пылкий ответ.

Распространение революционной морали привело к самым печальным последствиям. Партийные установки, именуемые «решением женского вопроса», в реальности не освобождали женщин, а всячески усложняли их жизнь. Многие проблемы усложнялись еще и экономическими условиями. Молодые люди, убегая из деревень в города, не имели там ни кола, ни двора и поселялись в общежитиях. Представители рабочего класса зачастую не имели средств даже для того, чтобы купить самое необходимое для семейной жизни: кровать, кухонные принадлежности, детские вещи. Подобной ситуации подданный Российской империи, человек работающий помыслить не мог, — тогда мужчина был единственным кормильцем семьи из более десятка душ, и при этом никто не голодал (повсеместная голытьба и безграмотность — это ложь, созданная воображением советских писателей и агитпроповцев). А эти «новые» члены общества не могли создать полноценную семью, не имея ни жилья, ни средств. А в этих новых семьях, если они и создавались, женщины вынуждены были сдавать грудничков в советские ясли и идти работать, чтобы прокормиться.

Настало время исполнения заветов Александры Коллонтай, пламенно вещавшей на партийном съезде в марте 1919 года: «Не нужно забывать, что до сих пор, даже в нашей Советской России, женщина трудового класса закрепощена… бытом, закабалена непроизводительным домашним хозяйством, которое лежит на плечах. Все это мешает ей отдаться… активному участию в борьбе за коммунизм и строительной работе. Мы должны создавать ясли, детские садики, строить общественные столовые, прачечные, то есть сделать все для слияния сил пролетариата — мужского и женского, чтобы совместными усилиями добиться общей великой цели завоевания и построения коммунистического общества».

С годами советскую женщину заставили «отдаваться» борьбе за коммунизм: через нищету, лишения, рабский труд, уничижение семьи и самое себя…

Даже если советский гражданин после неимоверных усилий получал квартиру, это не помогало решению всех накопившихся проблем. Наоборот, появлялись другие проблемы! В новых домах, построенных архитекторами в первые десятилетия советской власти, не было… кухни, эту часть быта «специалисты» изымали из проектов! Создавалось нечто среднее между общежитием, тюрьмой и учреждением. Обычно в новых квартирах было много комнат, объединенных длинным коридором, и один туалет (иногда совмещенный с ванной). Это были советские коммуналки, где полагалось жить нескольким семьям сразу, чтобы каждый мог присматривать за каждым, и где каждый — «человек человеку друг, товарищ и брат». Как пример: в советском Ленинграде на улице Рубинштейна в начале 1930-х годов писательским кооперативом был выстроен дом, который сразу же окрестили «слезой социализма». В нем, следуя перспективе скорого отмирания семейного быта, как «негативной отрыжки буржуазного прошлого», вместо отдельных кухонь в квартирах построили одну общую столовую. Но в итоге жильцы вынуждены были устанавливать газовые плиты в жилых комнатах или даже на лестничных клетках. Мышление советских властителей во всех областях человеческой жизни поражает своей изощренной дегенеративностью.

Экономическая база семьи пошатнулась вместе с ликвидацией частной собственности; эмоциональные связи, характерные близким родственникам, разрушались. Нестабильность семьи и быта ложилась на плечи женщин (вот он, — побочный продукт равноправия!) и делала их мужей (отцов их детей) далекими от ответственности, равнодушными за дальнейшие судьбы близких людей. В конце концов женщина, ориентированная на производственную и общественно-политическую жизнь, перестала рожать. После легализации абортов э^от варварский метод стал едва ли не единственным средством контрацепции (вплоть до развала СССР). В 1934 г. на одно рождение приходилось три аборта. К 1930 году ситуация стала критической: советская семья имела не более одного ребенка (вспомните, в конце XIX–XX вв. в русских семьях было по 10–12 желанных детей).

Власть забеспокоилась; стране, которая активно, но тайно готовилась к Мировой бойне и уже стояла на пороге великой войны, нужны были солдаты. «Материнство — не только биологическая, но и общественная, государственная функция», — поспешно заявили высшие чиновники от партии и советской медицины. В 1935 году в СССР прекратилось производство контрацептивов. В 1936 году новый Уголовный кодекс запретил аборты (кроме так наз. «медицинских показаний»; вновь разрешат в 1953 г.). В этом кодексе появилась и знаменитая ст. 121, превратившая гомосексуализм в уголовно преследуемое преступление под названием «мужеложство» (отменят в начале 90-х гг.). В том же 1936-м был принят закон, затруднявший развод (через 8 лет разводиться разрешат только через суд).

«Уголовный кодекс 1936 года, как сталинское порождение, — это законодательное утверждение принципов военного коммунизма; он сдвинул все, в том числе и регламентацию сексуальных прав», — считает психолог С. Агарков. Рассуждая о том времени, сексолог И. Кон сказал: «Советская власть действительно залезала в постель. За всем следили, допрашивали соседей, все дела разбирались на собраниях. Это абсолютно непристойно, но коммунистическая партия и советская власть не допускали существования чего бы то ни было интимного».

Сексуальная революция, начавшаяся в 1917 году, закончилась к 1937 году. К тому времени остепенились, получив высокие должности, или же отправились на тот свет красные блудницы, порочные проводницы женского феминизма в России, большевички 20-х годов XX века: А. Коллонтай, И. Арманд, К. Самойлова, С. Смидович, Е. Стасова, Л. Рейснер, Р. Землячка (наст. Залкинд), Ф. Драбкина, Л. Книпович, С. Гончарская, К. Новгородцева-Свердлова, Н. Подвойская, М. Эссен, А. Ульянова-Елизарова, Е. Адамович, А. Афанасьева, Е. Коган-Писманик, Е. Дагаева, А. Бердникова, О. Розен, А. Славинская, С. Бурцева, В. Долинина, Д. Жиркова, 3. Зенкевич, Е. Кравченко, К. Постоловская, К. Чудинова, А. Смородкина, А. Тенихина, О. Тетина, М. Шойхет и многие-многие другие носительницы революционной морали. Посеянные ими плоды мы пожинаем до сих пор.

Давно умер и главный идеолог свобод (но только тех, которые касались развращения личности; остальные свободы были декларированы только на словах и в звучных лозунгах) — Владимир Ильич Ленин. Ему на смену пришел Иосиф Виссарионович Сталин. При котором ни о каких свободах в течение очень долгого времени никто и помыслить не мог. Но… хотим мы это признать или нет, однако именно товарищ Сталин остановил процесс разрушения семьи и прекратил развратный беспредел в стране, занимающей 1/6 часть суши всего огромного земного шара.

.. уже пребывая в преклонном возрасте и подводя итог своей бурной жизни, успешная красная развратница, в зрелом возрасте подвизавшаяся на поприще советской дипломатии, — Александра Михайловна Коллонтай — написала в очередном письме своему многолетнему любовнику французскому коммунисту Марселю Боди. «Мы проиграли, идеи рухнули, друзья превратились во врагов, жизнь стала не лучше, а хуже. Мировой революции нет и не будет. А если бы и была, то принесла бы неисчислимые беды всему человечеству». Была середина 40-х годов XX века; уже состоялась Вторая мировая, вызвавшая ужасные по масштабности жертвы, — однако ясно показавшая большевистским фанатикам, сколь чудовищный путь они желали пройти во имя передела мира и насаждения своей преступной идеологии. Состоялась бы Мировая революция, как ее планировали многочисленные соратники Коллонтай, и мир превратился бы в кровавое месиво… Но уже состоялось, уже было то, что принесло неисчислимые беды тем, кто имел несчастье быть подданными Российской империи и проживать на стыке XIX–XX веков.