Придя к власти, большевики решили раз и навсегда покончить с проституцией, «раскрепостив» труд «нещадно эксплуатируемых» царской системой женщин, работавших в официально зарегистрированных и контролируемых государством домах терпимости, или публичных домах. Еще в марте 1917 года были упразднены все законодательные акты о проституции, и, прежде всего «Положения о врачебно-полицейском надзоре». Любопытно, что сохранилось коллективное письмо 600 проституток города Саратова, которые, воспользовавшись дарованной Февральской революцией свободой, «ходатайствовали перед революционным и городским общественным управлением о разрешении открыть притоны и возобновить врачебные осмотры». О нелегкой доле проституток с трибун собраний, женских съездов и в советской печати говорили и писали красные феминистки: Смидович, Коллонтай, Рейснер, Арманд, Цеткин и многие другие, причастные процессу перерождения Женщины в представительницу новой, большевистской формации.

Во многом большевички и проститутки походили друг на друга: и те, и другие попрали нормы морали, и те и другие легко меняли мужчин и страдали от иллюзорного непонимания их всем остальным обществом. Однако проститутки, в отличие от большевичек, никогда не претендовали на мессианскую роль. Большевичкам, отдававшимся за идею, было непонятно упорное нежелание большинства работниц постельного труда покидать профессию. К тому же большевистская революция привлекла в профессию новые кадры; в стране, охваченной разрухой и голодом, сотрудницы бесчисленных советских контор, девушки из разоряемых деревень, юные сознательные пролетарки и несознательные барышни из бывших в массовом порядке выходили на панель.

И тогда власти придумали для них спецпрограммы по насильственному перевоспитанию. Проблемой проституции в те годы занимались два разных ведомства: Комиссариат здравоохранения (иногда вместе с Наркоматом соцобеспечения) и Комиссариат внутренних дел.

Самым легким путем решения проблемы было воплощение расхожей фразы: нет человека — нет проблем. Как известно, «вождь мирового пролетариата» В. И. Ленин, говоря о необходимости наступлений по всем фронтам, требовал «расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат»; что, без сомнения, исправно исполнялось.

Так как наибольшее число проституток сосредотачивалось в крупных городах, неудивительно, что Петроград (Ленинград) и Москва стали своеобразной опытной площадкой для претворения в жизнь большевистских новшеств в отношении «падших». В начале 20-х годов заполонившие две столицы продажные девки в считанные сроки были высланы в Среднюю Азию, где в то время формировалось много большевистских воинских частей и шла интенсивная борьба с басмачами. Партия призвала комиссаров и командиров брать в жены проституток и перевоспитывать их. Так худо-бедно некоторые из тысяч сосланных женщин смогли устроить свою судьбу.

На заре советской власти проходили всевозможные манифестации раскрепощенных проституток, которые возглавляла жена С. М. Кирова, первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б).

Жена видного партийца и государственного деятеля Сергея Мироновича Кирова (1886–1934; наст. Костриков) Мария Львовна Кирова (предположительно 1882–1966; наст. Мария (Эсфирь?) Львовна Маркус) была, как свидетельствовали современники, малообразованной женщиной; работала девочкой на побегушках, затем продавцом и кассиром в шляпном магазине Гешлина в Уржуме. Но после избрания ее мужа первым секретарем Ленинградского обкома ВКП(б) она получила возможность проявить себя на ниве новой деятельности. В 1928–1930 гг. Мария Львовна заведовала закрытым трудпрофилакторием, в котором перевоспитывались проститутки. Заведение это находилось на Большой Подьяческой, 30, и жена первого секретаря исправно добиралась туда на трамвае. Скрытная, молчаливая, не пользующаяся косметикой, с седыми волосами, скромно забранными в пучок, — какой ее описывали близко знавшие, — немолодая женщина старательно занималась «падшими», прививая им новые идеи и большевистскую мораль. Воспитательница смогла обработать более тысячи проституток; возможно, трудовой профилакторий, где тем пришлось жить и работать, некоторым дамам легкого поведения пошел на пользу, и. они влились в ряды борцов за коммунизм.

Об этой стороне деятельности жены «пламенного» революционера и борца «за счастье трудового народа» практически ничего не известно. Как, впрочем, долгое время не было известно и о самом трудпрофилактории, открытом при вендиспансере Центрального городского района в помещении бывшей кожно-венерологической больницы им. Нахимсона на Большой Подьяческой улице. Пожалуй, впервые о нем написали Н. Лебина и М. Шкаровский в книге «Проституция в Петербурге (40-е гг. XIX в. — 40-е гг. XX в.)», вышедшей в 1994 г., после развала СССР. Вот пространная цитата из этого источника: «Первоначально пациентки туда приходили добровольно по путевкам диспансеров и венерологической больницы им. В. М. Тарновского. Принимались исключительно безработные и больные сифилисом или гонореей проститутки, предпочтительно не старше 25–30 лет. Однако насильно здесь никого не держали — самым серьезным наказанием считалось увольнение из профилактория. Помимо лечения и трудового перевоспитания в профилактории много внимания уделялось культурно-просветительской работе: пациенткам еженедельно предоставлялось 50 бесплатных билетов в лучшие кинотеатры города, проводились экскурсии, вечера, концерты, работали кружки по ликвидации неграмотности, библиотека и т. д. 1 мая 1929 г. проституток даже вывели отдельной колонной на праздничную демонстрацию. 7 июня 1929 г. пленум секции здравоохранения Ленсовета постановил расширить существующий трудпрофилакторий до 200 коек, а затем создать второй — в Московско-Нарвском районе. Однако к этому времени статус таких лечебно-воспитательных учреждений начал меняться. Они постепенно превращались в заведения полутюремного образца, где медико-психологические аспекты адаптации уже не выдвигались на первый план. Во многом такая переориентация определялась серьезными изменениями в руководстве профилактория на Большой Подьяческой. С весны 1929 г. его заведующей стала М. Л. Маркус — жена С. М. Кирова… В фондах музея-квартиры С. М. Кирова хранятся воспоминания, не публиковавшиеся ни полностью, ни хотя бы частично. Это записки дезинфектора профилактория Д. В. Шамко… Совершеннейшим нонсенсом являлось назначение на должность руководителя врачебно-исправительного учреждения женщины, которая не только не имела специального — медицинского или педагогического — образования, но была просто безграмотна. Мария Львовна закончила лишь два класса немецкой школы. Вероятно, поэтому основным приемом работы с контингентом профилактория М. Л. Маркус, по выражению Д. В. Шамко, считала «большевистское слово и примеры из жизни хороших людей»… Основной целью Мария Львовна считала контроль за тем, чтобы ее подопечные не отправлялись на ночной промысел. Предотвратить это было довольно трудно. Профилакторий находился в традиционном месте торговли любовью. Именно здесь — в районе Сенной пл., Таирова пер., Большой и Малой Подьяческих улиц — еще до революции располагались дешевые публичные дома, квартиры проституток, трактиры, где они обычно промышляли. И в конце 1920-х гг. женщина могла, выглянув из окна профилактория, договориться с клиентом — торговцем Сенного рынка, извозчиком, матросом. Отсутствие полной изоляции от привычной среды приводило к эксцессам в заведении М. Л. Маркус. Один из таких случаев весьма красочно описан в воспоминаниях Д. В. Шамко. Несмотря на «вольности» стиля, представляется интересным процитировать отрывок без каких-либо купюр. «Проститутки затащили в комнату швейцара профилактория Жукова и начали предлагать провести время с любой, когда он отказался, они его раздели догола и стали искусственно возбуждать к половой потребности. Когда он от них хотел выпрыгнуть из окна (с третьего этажа), то они это не дали ему осуществить, под общий хохот объяснили свой поступок тем, что их не выпускают в город, а у них большая потребность и нужда в мужчинах». М. Л. Маркус, конечно, не была готова к подобным эксцессам ни профессионально, ни эмоционально. В 1930 г. она под давлением Г. К. Орджоникидзе покинула профилакторий, работа в котором, по признанию близких родственников, сильно расшатала ее здоровье».

Высокопрофессиональные медики, как известно, большей частью уже были либо за границей, либо расстреляны; часть медиков работала на новую власть в других, более важных, чем переориентация проституток, государственных программах. Неграмотные дилетанты, кухарки, могущие управлять государством (по Ленину), получили широкие возможности экспериментировать на живом материале.

М. Кирова, по сути, работавшая агитатором и вертухайкой в заведении полузакрытого типа, ревностно следила, чтобы ее подопечные не сбегали по ночам, и задерживалась до полуночи, лично отслеживая ситуацию. То ли долг перед партией был превыше всего, то ли супружеский долг походил на унылый труд, не достойный великих починов, а, может, как поговаривали, ее привлекали красивые и любвеобильные женщины, однако Мария Львовна стала ценить ответственный подход к делу. Зачастую уже далеко за полночь к профилакторию подъезжала горкомовская машина, и первый секретарь забирал супругу домой.

К слову, трудовые профилактории с 1919 года появлялись в разных городах России, иногда под лагеря приспосабливали монастырские постройки. Быт в подобных исправительных заведениях постепенно стал напоминать лагерный, оттого закономерно, что в октябре 1937 года профилактории для нищих и проституток вошли в общую систему ГУЛАГа.

Нервная ли работа, наследственность, или иные заботы так подействовали на большевичку Кирову, но женщина страдала от бессонницы, нарушения гормональной системы, мучилась от постоянной головной боли и, в конце концов, сошла-с ума, прожив еще достаточно долгое время после убийства ее мужа. Опекаемая сестрой Рахиль Львовной Маркус, прожила с ней почти до конца своих дней в роскошной кировской квартире.

О жизни этой просветительницы мало известно; большевики умели хранить свои тайны (вернее, уничтожать свидетельства своих злодеяний и преступлений). Большие любители отечественных и зарубежных борделей, В. И. Ленин и иже с ним, скептически относились к перевоспитанию проституток, охотно, между тем, пренебрежительно называли своих сотоварищей из рядов партии «политическими проститутками». Но если «политические проститутки» в мужском обличье в своем тесном партийном коллективе приносили пользу, интенсивно работая языком и др., то женщины-проститутки однозначно представлялись им праздными тунеядками. Такого же мнения придерживалась и великая большевичка, профессионалка Александра Коллонтай. Она писала: «Для нас, для трудовой республики, совсем неважно, продается ли женщина одному мужчине или многим сразу, является ли она профессиональной проституткой, живущей не на свой полезный труд, а на продажу своих ласк законному мужу или приходящим, сменяющимся клиентам, покупателям женского тела. Все женщины — дезертирки труда, не участвующие в трудовой повинности… подлежат на равных основаниях с проститутками принудительной трудовой повинности. И тут мы не можем делать разницы между проституткой или наизаконнейшей женой, живущей на содержании своего супруга, кто бы ни был ее супруг, хотя бы и сам комиссар».

«Профессиональная проститутка, живущая на продаже своих ласк законному мужу», — это определение семьи по Коллонтай; сплагиатившей мысль у «великого учителя», классика коммунизма из семьи раввинов Маркса, заявившего, что «семья является узаконенной проституцией». Подобные определения могли прийти в голову только людям с вывернутыми мозгами и сексуальными проблемами, т. е. людям полностью несчастным. Однако в какой-то период истории несчастные люди собрались навязать свое понятие счастья всему человечеству, «осчастливив» сначала жителей 1/6 части суши.

«Гениальную» мысль, что тот, кто не работает, является дезертиром трудового фронта и врагом новой власти, на разные лады выводил дружный хор советских партийных чиновников, публицистов, историков и представителей новой советской медицины. «Всех социально запущенных и отказывающихся от работы проституток следует рассматривать как дезертиров трудового фронта, как вредителей нашего строительства. Для них остается один путь исправления — изоляция и принудительное перевоспитание», давал глубокомысленный наказ публицист-социолог Д. И. Ласс.

«Раскрепощая» публичных дамочек, товарищи большевички с товарищами большевиками превращали всю Россию и другие советские территории в один общий и бескрайний публичный дом. В дневниковых записях Корнея Ивановича Чуковского от 27 ноября 1922 года есть и такая: «Мужчины счастливы, что на свете есть карты, бега, вина, женщины… Все живут зоологией и физиологией»; конечно же, речь шла о тех, кто получил свободный доступ к этим «благам». Николай Васильевич Корнейчуков, одесский недоучка, изгнанный из 5-го класса гимназии за неуспеваемость, ставший профессиональным революционером и писателем Чуковским, свой личный доступ к благам советской системы заслужил; он даже детские книги стал писать по приказу партии, будучи уже в зрелом возрасте, — когда всех русских писателей от прежней системы благополучно изжили, а их книги изъяли и уничтожили.

Но чего стоили и чем поощрялись программные произведения других писателей-самоучек? К примеру, воззвания и декреты ко всем женщинам от 16 и до 50 лет в обязательном порядке регистрироваться в бюро свободной любви при Наркомате призрения, в местных комиссариатах и тому подобное. Имевшие место декреты о национализации женщин превращали их в доступных всем желающим бесплатных проституток. Там, где декреты не действовали (а никто из женщин и не собирался их исполнять), там проявлялось насилие с истинно люмпен-пролетарским размахом. Вчерашние курсистки и малолетние школьницы становились жертвами насильников из рядов красноармейцев, матросов, рабочих, уголовных и партийно-комиссарских банд.

Социолог П. Сорокин еще в 1920 году писал об этой ситуации: «Особенно огромна была роль в этом деле Коммунистических Союзов Молодежи, под видом клубов устраивавших комнаты разврата в каждой школе… дети двух обследованных колоний в Царском Селе оказались сплошь зараженными гонореей… Один знакомый врач мне рассказывал такой факт: к нему явился мальчик из колонии, зараженный триппером. По окончанию визита он положил на стол 3 млн. рублей. На вопрос врача, откуда он взял деньги, мальчик спокойно ответил: «У каждого из нас есть своя девочка, а у девочки есть любовник — комиссар…» Девочки, прошедшие через распределительный центр Петрограда, откуда они распределялись по колониям, школам и приютам, почти все оказались дефлорированными, а именно: из девочек до 16 лет таковыми было 86,7 процента» (см. «Родина». № 10, 1990). Известно, что в 20-е годы в северной столице даже существовала школа-санаторий для детей-си-филитиков. Из воспоминаний участника событий тех лет публициста И. Солоневича: «…у учителей не было возможности применять к ученикам меры воздействия, они должны были терпеть дефективных и морально распущенных детей, развращавших других. От ругательств, пошлых рассказов и анекдотов на сексуальные темы, которые учащиеся употребляли в своем обиходе, становилось жутко. В том, что разложение народа было запланировано сверху, сомневаться не приходится».

Полнейшее падение нравов, которое принесла антирусская революция, выявилось в массовых изнасилованиях и растлении малолетних. Тотальный и беспредельный разврат — вот первый урок, который преподали большевики порабощенному народу.

Большевики считали проституцию «пережитком капитализма» и оттого искореняли этот «пережиток» в числе первоочередных. В конце 1919 года при Наркомате призрения (впоследствии Наркомат социального обеспечения) была создана Межведомственная комиссия по борьбе с проституцией; а вскоре опубликованы «Тезисы…» этой комиссии, где указывалось: «1. Проституция тесно связана с основами капиталистической формы хозяйства и наемным трудом. 2. Без утверждения коммунистических основ хозяйства и общежития исчезновение проституции неосуществимо. Коммунизм — могила проституции. 3. Борьба с проституцией — это борьба с причинами, ее порождающими, т. е. частной собственностью и делением общества на классы… 16. По отношению к трудящейся женщине, для которой проституция является подсобным промыслом, допустимо применение лишь общих… мероприятий социального, экономического и просветительного характера и прежде всего усиление агитационно-пропагандистской работы. 17. Профессиональные проститутки, единственным источником существования которых является проституция, должны быть рассматриваемы как общественные паразиты и дезертиры труда и наравне с остальными дезертирами должны привлекаться к ответственности на общих основаниях». Эх, ну как тут не вспомнить изданный в 1649 г. царем Алексеем Михайловичем указ, в котором он высочайше требовал следить, чтобы «на улицах и в переулках бляди не было»…

И все же большевистское государство стояло на страже интересов проституток. Для них создавались специальные артели, открывались трудовые профилактории (постепенно превращенные в лагеря). В конце 20-х гг. Наркомат труда указал биржам в первоочередном порядке предоставлять места для работы именно проституткам, а также выделять средства на создание для них трудпрофилакториев из фонда помощи безработным. Любопытный факт: Витебска я комиссия но борьбе с проституцией обязала предприятия трудоустраивать и предоставлять жилплощадь в первую очередь не семьям и не работницам-одиночкам с детьми, а проституткам, якобы тем самым отвлекая их от продажного ремесла. Бывало и так, что малообеспеченным женщинам приходилось выдавать себя за проституток, чтобы воспользоваться социальными льготами, получить место хотя бы в ночлежке и направление на работу. Однако таких женщин… с позором увольняли и исключали из профсоюза за недостоверные сведения о себе.

В 20-е годы контингент потребителей интимных услуг существенно увеличился; в городах, как грибы после дождя, появлялись все новые притоны и тайные дома свиданий. В 1924-м за притоносодержательство ленинградским губернским судом была осуждена некая гражданка Т., чей салон посещали многие новоиспеченные коммерсанты, представители советской интеллигенции и партийные кадры. Известен случай, когда частый гость означенного салона партийный журналист Ольдор (наст. Иосиф Львович Оршер, также подписывался как Осип Оршер, Иван Закатов, Иорик, Картер, Старый журналист, Боккачио и др.), уличенный в связи с проститутками, отправился искать защиты у партийного начальства. Любопытно, что участники II Пленума ЦКК, проходившего осенью 1924 года и посвященного проблемам партийной этики, дискутировали на тему: может ли коммунист пользоваться услугами продажных женщин и как это сочетается с его идейными воззрениями; ход пленума освещала советская пресса.

Исходя из сведений, напечатанных в журнале «Молодая гвардия», № 4–5 за 1923 год, в 1920-м к услугам проституток прибегали около 43 % рабочих и 41,5 % представителей других слоев городского населения; в 1923-м — 61 % мужчин, трудившихся на фабриках и заводах, и 50 %, занятых в иных сферах (ст. С. Голосовкера «Итоги половой анкеты»).

Продажной любовью охотно пользовалась рабочая молодежь, наивно полагавшая, что переболеть венерическими болезнями — дело плевое и лишь доказательство «молодечества». «Еще одним свидетельством прочных контактов «пролетарской массы» с институтом продажной любви является степень распространения венерических заболеваний в среде фабрично-заводских тружеников. Анкетирование 5600 больных сифилисом мужчин, проведенное в Ленинграде в апреле 1927 г., показало, что половина из них — представители рабочих, 19 %— безработные, 11 %— служащие, около 3 % — крестьяне и 18 % принадлежат к остальным социальным слоям. Начали половую жизнь с проститутками 31 % опрошенных, а имели сношения с ними в дальнейшем подавляющее большинство анкетированных — 74 %. Своеобразным показателем дальнейшей «демократизации» потребителей проституции могут служить и данные о местах заражения сифилисом и гонореей. В 20-е годы заражались этими болезнями прежде всего те, кто имел половое сношение с продажной женщиной прямо на улице, на скамейке в парке, а иногда, как свидетельствуют материалы ленинградской милиции, на куче песка около Греческой церкви. Конечно, советские чиновники и нэпманы в этих местах не появлялись. Потребители же дешевой любви, не располагавшие большими средствами, не брезговали такой обстановкой. По данным обследования 1929 г., здесь происходило более половины контактов с проститутками» (из вышеназванной книги Н. Левиной и М. Шкаровского). По данным опроса пациентов, проведенного в 1925 году сотрудниками 2-го Венерологического диспансера города Москвы, почти 90 % имели источником своей болезни проституцию; 45 % мужчин и 81 % женщин о природе и профилактике венерических заболеваний вообще ничего не знали!

Граждане, облапошенные новой социалистической моралью, потребители продажной любви напрочь забыли о здоровье и безопасном половом сношении, — аспектах, в царские времена исправно охраняемых Врачебно-полицейским комитетом. Широкая пролетарская общественность и партийные кадры массово заражались венерическими болезнями.

Ситуация явно выходила из-под контроля. Однако Советы продолжали «успешно» воевать со своими пороками, объявляя их «пережитком» недавнего прошлого. В 1926 г. в Граце (Австрия) проходил Всемирный конгресс по борьбе с проституцией, на котором в качестве представителя РСФСР находился очередной новый красный русский, революционер со стажем Вольф Моисеевич Броннер. В те годы он занимал пост заведующего венерологической секцией Наркомата здравоохранения и уже стал советским профессором. По большевистской традиции обвиняя «проклятых буржуев», Вольф Моисеевич заявил: «…в условиях капиталистического хозяйства проституция будет неуклонно возрастать, в Советском Союзе в условиях социалистического хозяйства она будет резко снижаться вместе с укреплением социалистического хозяйства, ибо у вас причина проституции — правовое и экономическое закрепощение женщины, у нас единственная причина проституции — безработица, которую мы изживем в ближайшие годы».

Но вот незадача… большевистское словоблудие не получило подтверждения; в 1931 г. на совещании женщин-членов ЦИК СССР и ВЦИК одна из участниц произносит пламенную речь: «На сегодня безработицы нет, а еще имеются кадры проституток. Здесь одна из товарищей говорила, что надо создавать профилактории и т. п. Занимались этой филантропией, хватит. Надо не филантропией заниматься, а издавать такой закон, который преследовал бы проституцию как уголовное преступление. Это будет не филантропия, а в корне подорвет проституцию…»

Итак, не «изживание» безработицы решило вопрос, а совершенно иные факторы. Прежде всего, была ограничена свобода действий покупателей доступных ласк. Это проявилось хотя бы в том, что нахождение в номерах с девицей легкого поведения, выявленное в ходе облав НКВД, могло стать поводом к исключению из комсомола или из рядов партии, — что грозило явным понижением общественного статуса и лишением разного рода привилегий. К примеру, лишение комсомольского билета могло повлечь за собой увольнение с работы, отказ в приеме на рабфак и др. Иногда за развлечения с продажными девочками наказывали высылкой. К слову, иногда высылке из пределов города и губернии, или заключению в концлагерь подвергались не только пользователи сексуслуг и проститутки, но и бездокументные женщины, задержанные во время обхода ночлежных домов, общежитий или схваченные по наводке «сер-довольных» соседей. С осени 1929 года миссия по вылавливанию лиц, пользовавшихся услугами проституток, была также возложена на комсомольских активистов и «широкую пролетарскую общественность».

К 30-м годам XX века проституция, которая официально не являлась ни преступлением, ни правонарушением, стала рассматриваться властями уже как политическое преступление; о том, что это разросшийся в немыслимых масштабах на красной ниве «пережиток капитализма», забыли, но нашли новых виновников. Советские журналисты и партийцы решили, что настал черед «вскрывать лицемеров, которые под прикрытием громких революционных фраз совершают контрреволюционные поступки, прибегая к услугам проституции». Участившиеся в стране политические процессы дали формальный повод обвинить подсудимых, кроме прочего и в распространении проституции. «Быт — это политика. Известны случаи, когда троцкистско-бухаринские шпионы и диверсанты умышленно насаждали пьянки и бытовое разложение», — писала в 1938 году «Комсомольская правда». Факт умышленного насаждения подобного рода негатива имел место, однако организованно этот процесс начал насаждаться еще с середины XIX века, и причастными к нему оказались почти все, вышедшие из рядов прогрессистов, революционеров и большевиков-социалистов.

Репрессивные мероприятия в борьбе с проституцией стали основной формой работы правоохранительных органов, которые систематически отчитывались партийным комитетам об успехах в этой борьбе. В конце 30-х годов работа с социальными аномалиями полностью перешла в ведение НКВД, и все учреждения для реабилитации и перевоспитания дамочек легкого поведения и оступившихся (трудпрофилактории, специальные лагеря, колонии и др.) стали частью системы НКВД, и больше не отличались от других лагерей ГУЛАГа,

В стране победившего социализма, где «нет социальных причин для проституции», в ГУЛАГ попадали и проститутки, и те, кто писал об этом негативном явлении. В конце 30-х гг. восемь лет лагерей получил ученый секретарь Воронежского университета Василий Лаврентьевич Гаркавцев, автор работы о скрытой проституции в СССР, которую написал по просьбе Студенческого научного общества. На протяжении нескольких десятилетий с 30-х по 90-е годы XX в. эта тема была запретной, в том числе и для науки.

Время Маньки-Облигации — Марии Колывановой (прекрасно сыгранной актрисой Ларисой Удовиченко в фильме С. Говорухина «Место встречи изменить нельзя»), разбитной шалавы и проститутки постреволюционного периода — закончилось. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, все репрессивные методы привели лишь к временной ликвидации проституции как социального явления.

Итак, в связи с закручиванием гаек в стране победившего социализма такой заразы, как проституция, быть не могло. То, что недавно еще процветало и было на виду, ушло в глубокое подполье. Нельзя говорить, что как массовое явление проституция исчезла; она не исчезла, а трансформировалась в небывалое доселе явление, когда в порочных и доступных поневоле превращались все советские женщины: от партийки до простой работницы.

Вынужденные идти работать, чтобы прокормить семьи, и чтобы не попасть в разряд «дезертиров труда» с последующей отправкой в трудовые концлагеря, женщины превращались в бесправных и униженных существ. Ободряемые партийными лозунгами о свободе труда и равноправии, они постепенно смирялись со своей ролью строительниц новой системы государства будущего, дающих пример для подражания во всем мире. Коммунистическая партия и вожди приучали их слепо верить, что Мировая революция неизбежна, и заставляли до изнурения, до полного обессиливания работать во имя приближения этой мировой бойни.

Начальствующий состав советских учреждений и предприятий был подобран из «прогрессивных слоев человечества»: революционеров, проверенных «в неравных боях с царизмом»; бандитов, насильников, бывших ссыльных и люмпен-пролетариев. Дорвавшись до власти, они начали бесчинствовать, удовлетворяя потребности, и, как древние люмпены, изрыгающие крик: хлеба и зрелищ, эти новые потребители удовольствий неистово требовали: тела и денег! (впрочем, подменяя словами: равенство и экспроприация).

Насилие над работницами вкупе с развратом и финансовыми преступлениями начальствующего состава новой власти приобрели такой размах, что уже в 20-х годах начались показательные судебные процессы. К примеру, широкий резонанс имел процесс по делу карточной госмонополии (фабрики), прошедший в 1926 году. Предприятие возглавляли хозяева новой власти — молодые коммунисты, полные призрачных идей построения счастливого общества свободного труда без эксплуатации человека человеком, что, однако же, не помешало им растратить реальные казенные средства, отпущенные на расширение производства. Вскоре все немалые суммы были истрачены на кутежи с проститутками в ресторанах. Из той же категории рвачества и разврата и процесс руководителей ленинградского Комитета помощи освобожденным из мест заключения. Партийцы и члены Ленсовета злоупотребляли служебным положением, принуждая бывших арестанток и жен заключенных к сожительству, катались на служебных машинах с проститутками, кутили с ними в ресторанах. На суде по делу комитетчиков один из свидетелей заявил: «Работая в комитете, я за время работы в таковом, кроме безобразия и разврата, ничего не видел… Чириков И. П. — зав. культотделом комитета не подготовлен к работе. Пьянство в пивной на ул. Желябова, где Чириковым был заложен мандат члена Ленсовета. Разврат в кабинете управляющего фабрики «Трудовой путь» с ответственным секретарем коллектива той же фабрики, членом ВКП(б) тов. Петровой… будучи шофером легкового автомобиля, неоднократно возил члена комитета Терехова по частным адресам к женщинам, в рестораны» (см. «Вечерний Петербург», 26 декабря 1992).

Современные ученые дают несколько аспектов возникновения и распространения проституции. К примеру, социологическое объяснение это негативное явление связывает с бедностью и развитием больших городов с огромными массами населения, где проституцию стимулирует та же бедность и трудность для женщин получить средства к существованию иными путями; а также с исторически сложившимся неким «бесправием женщин» по сравнению с мужчинами. Это объяснение фигурирует чаще всего, о нем говорят вслух, на него опираются в дискуссиях по гендерным проблемам. Безусловно, эти причины имеют место.

Однако существует и другое объяснение, — антропологическое, связывающее занятие проституцией преимущественно с генетической «запрограммированностью». Слишком много существует научных доказательств, что среди проституток высок процент людей с признаками дегенерации; научных материалов и исследований на эту тему ныне сыщется в достатке. По мнению сторонников данного объяснения, другие причины, в том числе экономические, приводящие женщин и мужчин на панель, лишь накладываются на антропологическую предрасположенность.

Скорее всего, в обыденной ситуации так оно и есть. Однако нелепо было бы утверждать, что все вышедшие на панель в послереволюционный период имели генетическую предрасположенность к пороку. А, значит, государство вынудило население в массовом порядке заниматься проституцией, создав — впервые в истории человечества! — ситуацию, когда экономический фактор превзошел генетический.

Грехопадение славянских Ромео и Джульетты было вызвано порочным красным Змием, исповедующим большевизм.

В 20-е годы, еще когда более-менее открыто проводились социологические исследования, сотрудниками московского Института венерических болезней был проведен опрос многочисленной группы женщин, торговавших собой. На вопрос, что побудило их пойти на улицу, 95 % опрошенных дали одинаковый ответ: безысходная нужда в результате долгой безработицы, потеря рабочего места, развод, бедственное положение родственников и т. д. Оказалось, что в рядах проституток почти 40 % — дочери прежней аристократии, купечества и чиновников, — самого благородного слоя уничтожаемого русского общества; около 30 % — дочери рабочих, чьи отцы после «пролетарской» революции потеряли привычный полноценный заработок, позволявший им при царизме содержать многодетные семьи (где обычно супруга не работала).

На фоне ужасов становления советского общества, закономерно проистекая одно из другого, проходило и становление новой пролетарской морали и новой системы труда, шло насаждение утопических псевдоценностей. В годы расцвета проституции и в последующий период планового уничтожения «продажной любви» советская женщина претерпевала деформацию быта и мышления; социалистический образ жизни навязывал свои приоритеты. Под лозунгом равенства женщин призывали на производство: в сельское хозяйство, в легкую и тяжелую промышленность. Под лозунгом раскрепощения — приглашали в клубы, избы-читальни, народные дома, уголки работницы и крестьянки, заманивали на праздничные мероприятия и митинги, обязывали посещать разные собрания, лекции и политзанятия. Под лозунгом свободы — избавляли от семейных обязанностей, и, по сути, лишали права любить и быть любимой.

В принятой VIII съездом РКП(б) резолюции «О работе среди женского пролетариата» предлагалось всем партийным комитетам «ввиду настоятельной необходимости» укреплять силы партии «привлечением работниц и крестьянок к борьбе за коммунизм и к советскому строительству», осуществлять большую воспитательную деятельность на практике, широко использовать в этих целях все средства культуры.

XIV съезд партии в резолюции «О работе профсоюзов», отметив большое значение рабочих клубов и красных уголков в воспитании трудящихся, поставил задачу «больше вовлекать в них работниц, теснее увязывать клубную работу с политико-просветительными и воспитательными целями партии, осуществлять посредством клубов коммунистическое влияние». Выполняя решения съезда, партийные организации тут же активизировали клубную работу. Пример подали московские коммунисты; при их участии агитпроповскую деятельность среди жен рабочих в 1926 году развернули 62 клуба Краснопресненского района. Эти так называемые культурно-просветительные учреждения только одного района столицы объединили вокруг себя свыше 12 500 работниц. В Сокольническом районе Москвы, где действовало 40 клубов при фабриках и заводах, большое распространение получили «вечера пролетарки», «вечера работницы» с ярко выраженной политической направленностью. «Большую популярность» они завоевали у работниц фабрик имени Бабаева, Первой макаронной, «Большевичка». Клубы заняли значительное место и в работе с текстильщицами Иваново-Вознесенска. Так, среди посетителей клуба в 1927 г. женщины составили 42,3 %; специально для работниц здесь было организовано 75 лекций (один раз в пять дней!). Подобными действиями гордились, а цифрами оперировали делегатки всевозможных собраний, съездов и пленумов.

Для женщин, втянутых в общественную жизнь и в политику, в пустопорожнее времяпровождение, получивших особое, отличительное наименование — советских — придумывали ответственные фасадные должности: депутаток, делегаток, председательниц, женсоветчиц, уполномоченных, выборных, членш троек и комиссий. Активистки, перегруженные «общественными нагрузками», больше не могли быть идеальными или даже нормальными женами. Мужей, которые протестовали против постоянного отсутствия жен, вынужденных находиться то на собраниях, то в командировках, вызывали к партийному начальству (в комсомол, в женсовет и др.), где их упрекали в консерватизме и собственничестве и делали серьезные внушения от имени и по поручению…

«Сексуальная мораль, вырастающая из запросов рабочего класса, — поучительно донимала большевичка А. М. Коллонтай, — служит новым орудием социальной борьбы рабочего класса… Не в интересах класса «закреплять» за отдельным членом революционного класса самостоятельного его представителя, долженствующего прежде всего служить интересам класса, а не выделенной и обособленной семейной ячейке».

Вовлечение женщин в производительный труд, казалось бы, должно было гарантировать им экономическую независимость от мужчин. Но этого не произошло по той причине, что советские зарплаты никому не могли гарантировать экономического благосостояния; о партийном начальстве и агитпроповцах речь не идет, — для них существовала своя иерархия оплаты, зачастую деньги выдавались и через кассу и в конвертах; доходы советской касты в десятки раз превышали доходы основной массы населения.

Верхушка власти вообще жила по другим нормам и правилам. Для них и сексуальная свобода стала льготой, вроде спецпайка в спецраспределителе. Достиг определенного уровня — получай вместе с балыком и икрой и секс-игрушки. Нет нужды повторять ставшие притчей во языцех истории про похождения профессионального революционера, организатора большевистских боевых дружин, агента «Искры», а после 1917-го — председателя ЦИК СССР, члена Политбюро ЦК ВКП(б), а затем председателя Президиума Верховного Совета СССР, «всесоюзного козла» (по определению Сталина) Михаила Калинина, неугомонного насильника юных балерин из Большого театра. Или пересказывать всем известные байки про 900 любовниц Берии, про собрание порнографических журналов и литографий, найденных во время ареста Ягоды. И это когда простой гражданин за порнографию мог получить немалый срок. Начальники, которые запрещали эротическое искусство своим подчиненным, на самом деле имели гаремы из комсомолок, передовиц производства, делегаток, орденоносниц, просто смазливых сотрудниц своего аппарата, и с удовольствием смотрели заграничные порнофильмы на своих закрытых правительственных дачах. Над чем в годы явного развала Союза иронизировали осмелевшие советские творцы; «А ночами, а ночами для ответственных людей, для партийного начальства крутят фильмы про бл…» (бард Александр Галич). Ходили слухи, что Маршал Советского Союза Г. К. Жуков, также большой насильник, избивал жену (имела звание подполковника медицинской службы) своими тяжелыми кулаками во время интима, бил и по груди и гораздо ниже, попрекая, что, мол, плохо отдается; поговаривают, что и умерла она от побоев. А вот зарплату он, мечтающий занять пост первого лица советского государства, установил себе после смерти вождя и Генсека в… миллион рублей в месяц — немыслимые деньги даже для высшего государственного чиновника! При Сталине все маршалы получали фиксированную зарплату в 100 000 рублей; больше уж и некуда…

Супружеская неверность была отличительной чертой высшего клана советского общества; за верхами тянулись и низы. Однако низам не полагалась подобная привилегия; за измену, даже с членом той же партийной организации, той же ячейки «оступившегося» могли проработать на партсобрании с занесением в личную карточку, а то даже исключить из партии. И потому связи на стороне изощренно скрывались от пристальных общественных взглядов. Но чаще мужчины принуждали к связи тех, кто затем будет безропотно молчать: своих подчиненных, просительниц, зависящих от решений вышестоящего чиновника.

Дезорганизация привычного уклада быта, морали, семейных отношений вызвала множество проблем, прямо или косвенно связанных с сексуальностью. Как говорится, половой инстинкт творил свой собственный мир, неподвластный компартии и правительству. Внебрачные связи, широко распространенные в обществе, приобрели после исчезновения проституции (как массового явления) новый импульс. Советский секс в стране, где секса как будто бы и не было, имел свои особенности; советский секс характеризовался:

1) интенсивными и беспорядочными половыми связями;

2) всегдашней готовностью отдаться вышестоящему начальству, в соответствии с привычным идейным лозунгом: «Будь готов!» — «Всегда готов!»; 3) низкой сексуальной культурой; 4) практическими трудностями в «добывании» противозачаточных средств (советская промышленность выпускала только изделие № 2> т. е. презерватив, находившийся в разряде дефицитных); 5) излишней, немотивированной поведением стыдливостью в отношении темы секса и всего, что касается взаимоотношения полов, считая это аморальным и недостойным советского человека.

Сексуальное насилие, совершенное над женщиной-работницей начальником, не вызывало в ней того протеста, который бы логически завершался судебным процессом. В случае предания огласке подобного факта, общество готово было винить в случившемся женщину больше, нежели мужчину; в ходу была пословица: сука не захочет — кобель не вскочит.

Один из примитивных агитпроповских романов, популярных на заре социализма, с характерным названием «Шлюха», рассказывает о несчастной горничной Наташе, которая постоянно подвергается сексуальным домогательствам со стороны старого барина и его сына. Обличая нравы царской России, автор Сергей Малашкин вовсю старался вызвать сочувствие к политически «сознательной» девушке, отец которой, рабочий-социалист, погиб в 1905 году на Пресне, а дядя, ломовой извозчик, был политкаторжанином. Сюжет прост, и книжица незатейлива. Только вот «страшное время царизма» давно минуло, а Наташи как служили горничными, так и остались служить, только у красных господ: партийной и военной элиты советского государства. О чем, правда, простые граждане не должны были знать! Ведь, чего доброго, могли подумать, что время эксплуатации человека человеком с приходом к власти большевиков не завершилось… Но, кроме основной работы обслуживающий персонал проходил школу изощренных господских прихотей, в том числе и в плане секса.

Общество строителей коммунизма было основано на вульгаризированно-упрощенных нравах. Сразу после свершения революции все ухаживания, флирт, вздохи и ахи, все, что всегда понималось под романтикой любви, было отнесено в разряд презираемого мещанства. В одном из писем, опубликованных в прессе 20-х годов, молодая женщина из глубинки рассказывает, что на протяжении примерно пяти лет, с тех пор, как она начала вести активную общественную работу, большинство мужчин-начальников, которые находились рядом с ней, принуждали ее к сексуальным отношениям. При этом они основывали свою позицию на концепции новой морали и говорили: если ты отказываешься, значит, ты мещанка, значит, ты не коммунистка, значит, ты не комсомолка. В итоге советская Наташа погрузилась в пучину разврата; она рассказала, что у нее была масса мужей, брак с некоторыми длился не дольше одного дня, а в каждой командировке, куда бы она ни ездила, у нее всегда находились любовники. В письме было резюме: наконец она прозрела и, осознав, как низко пала, решила выйти из партии, «чтобы очиститься от скверны».

Пусть прозвучит нелепо, но бывший закрытый работник ЦК КПСС рассказывал, как в их системе закрытых институтов, где ему довелось короткое время работать, проводились удивительные эксперименты, зафиксировавшие выбросы энергии над советскими учреждениями. Так, было зафиксировано, что в утренние (с 10 до 11) и послеобеденные (с 15 до 16) часы сотрудники учреждений наиболее интенсивно занимаются сексом со своими сотрудницами или посетительницами. И если, как говорят ученые, мысль материальна, то почему нельзя предположить, что сексуальный акт имеет в основе некую волновую (или иную энергетическую) составляющую?!

Согласно ст. 1 Международной Конвенции о борьбе с торговлей людьми и эксплуатацией проституции третьими лицами от 21.03.1950 г. проституция определена как удовлетворение похоти одного лица другим за плату. «Словарь иностранных слов» трактует это понятие (от лат. prostitutio — осквернение, обесчещение) как «продажа женщинами своего тела с целью добыть средства к существованию» (М., 1983); позднейшие издания добавляют нюанс: «а также с целью личного обогащения». «Большой юридический словарь» (М., 2003) дает более полное толкование: (от лат. prostituo — позорю, бесчещу) — «вступление за плату в случайные, внебрачные сексуальные отношения, не основанные на личной симпатии, влечении» и т. д.; «…фоновая среда для криминала, а также один из главных видов преступного бизнеса».

Однако, на мой взгляд, «удовлетворение похоти одного лица другим», «вступление в случайные, внебрачные сексуальные отношения, не основанные на личной симпатии, влечении» — это то, что происходило с советской женщиной, то, что было широко распространено в советском обществе. Когда платой были: более выгодное место работы; симпатия начальства и непридирчивое отношение оного; возможность получения привилегий в виде денежных премий, почетных званий и наград, загранкомандировок, получения жилплощади, устройства детей в престижный институт и т. д. Да мало ли у начальства рычагов воздействия на работницу и возможностей отплатить за «верность» и молчание?!

В свете этого изъяснения самое присутствие женщины на производстве становится «фоновой средой» для преступного посягательства на ее достоинство. Получается, что советская женщина идеально создана для сексуального насилия!

Таким образом, следовало бы сделать ремарку в источники, трактующие понятие «проституции»: это явление в условиях социализма приобретает свои отличительные характеристики. (Нюанс: в данном случае социализм и тоталитаризм не одно и то же; к примеру, в фашистской Германии имел место культ семьи, а не культ производственницы.) Вывод: существует подвид советской проституции, когда проституция — это удовлетворение похоти одного лица другим с целью своего утверждения в советском обществе и получения разного рода привилегий.

То, что в СССР существует проституция, было признано лишь в 1986 году. В годы так называемой перестройки страну захлестнул шквал эротики, тема проституции даже становится модной, а торговля телом зачастую воспринимается как способ противостояния тоталитарной идеологии.

Сексуальная либерализация на фоне финансового краха и резкого обнищания народа привела к неслыханному росту проституции. В эпоху развала СССР деноминация явилась инструментом власти для резкого обогащения верхушки власть имущих. Советская женщина, неграмотная в плане секса, всегда готовая отдаваться, с извращенными на генном уровне женственностью и самодостоинством, — вновь, как после большевистской революции — оказалась в ситуации, когда стало мало других возможностей заработать на жизнь, и проституция становилась чуть ли не единственной возможностью выжить. К концу существования СССР и в постсоветской России проституцией все чаще подрабатывали еще недавно обеспеченные и образованные женщины; в рядах проституирующих можно было найти недавних педагогов, инженеров, сотрудниц научных предприятий и крупных заводов.

Если в 1987 году во всем СССР было 26 000 жриц свободной любви, то к началу 1990-х только в одной Москве их количество превысило 20 000. В середине 1990-х из УК РСФСР изъяли статью 121-ю («Мужеложство») и внесли поправки в статью 134-ю, разрешив половую жизнь с 14 лет вместо 16. В 1990-е в России появились детская и мужская проституция, в советские времена практически не известные. Нынешний Уголовный закон РФ не запрещает занятие проституцией, однако устанавливает ответственность за вовлечение в нее и притоносодержательство.

Летом 1992 г. Россия заняла среди бывших республик СССР второе место по чтению эротической литературы. А к 1996 году в одной Москве оборот сексуальной продукции и интим-услуг составил $ 5 000 000 в месяц. Нынешний месячный оборот столичной проституции, по разным оценкам, составляет $ 15–50 млн.

В 1990-е постсоциалистические страны начали выступать главными поставщиками женщин для международной секс-индустрии, особенно бывшие республики СССР (прежде всего, Украина и Россия). Общее число женщин из Центральной и Восточной Европы, которые в конце 90-х XX в. занимались проституцией в странах Западной Европы, составляло порядка 500 000 человек. В рамках международного секс-бизнеса начала XXI века ежегодно продают и покупают примерно 1–2 млн. женщин, в основном в Восточную Европу и страны Юго-Восточной Азии. Жертв для использования в секс-бизнесе в основном вывозят из менее развитых в более развитые страны. Обман, принуждение, запугивание, — физическое и моральное насилие — сильные аргументы для несчастных, втягиваемых в этот преступный бизнес, однако достаточно много случаев, когда выезд за рубеж осуществляется на добровольной основе. Некоторые женщины сознательно едут за границу, чтобы заработать, торгуя телом. По официальной статистике, нынче ежегодно Россия теряет 60 000 женщин, продаваемых (увозимых и выманенных обманом) за границу в качестве секс-рабынь. А это, ни много ни мало — целый город, стертый с карты страны…

По оценкам конца 1990-х, доход криминальной проституции в мировом масштабе составлял $ 6—12 млрд. Доходы от криминального секс-бизнеса сравнимы с доходами от торговли оружием и наркотиками, — самыми прибыльными сделками, контролируемые либо мафией, либо властными структурами тоталитарных государств.