ОТКРЫТОЕ СООБЩЕНИЕ // КОД ДВАДЦАТЬ ТРИ-СОРОК СЕМЬ БРАВО-ОМЕГА // СПЕЦИАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ В США, ОТКРЫТЫЙ ДЛЯ ВСЕГО МИРА // ШЕСТЬ ЧЕКОВ ТОМУ, КТО ПЕРВЫМ ПОРАЗИТ КЛИЕНТА ПОД УСЛОВНЫМ ИМЕНЕМ СЛАГГЕР // ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ПРЕМИИ ПОРАЖЕНИЕ ДОЛЖНО БЫТЬ МАКСИМАЛЬНЫМ // КЛИЕНТ ЯВЛЯЕТСЯ СПЕЦИАЛИСТОМ В ОБЛАСТИ КУОП. ЗАНИМАЛСЯ САНКЦИОНИРОВАННОЙ РАБОТОЙ ПО ПОРУЧЕНИЯМ ОРГАНИЗАЦИИ // ПОДРОБНАЯ ИНФОРМАЦИЯ В СЕТИ – ДОСТУП ЧЕРЕЗ ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК ВИКТОР-ЛИМА-ВОСЕМНАДЦАТЬ.

Светящийся текст тускло мерцал на экране портативного компьютера; его скрытая мощь затаилась в глубине электронных схем. Том Эндрюс, эсквайр, кивнул, щелкая по значку «СОХРАНИТЬ», и откинулся на спинку кожаного стула, восхищаясь своей работой. В противоположность тому, что он говорил Джо сегодня утром, Эндрюс был страстным любителем операций плаща и кинжала. Он любил погружаться в подземный слой сообщества тайных служб. Он был полным новичком, и неожиданное предложение Джо было для Эндрюса прекрасной возможностью вступить в игру.

Кончиком пальца он погладил значок «ПЕРЕДАТЬ» в правом верхнем углу экрана. Она завораживала, скрытая мощь этого значка. Эндрюс точно знал, что через мгновения его краткое послание полетит по оптоволоконным каналам, выйдет на факсы и интернетские почтовые ящики в главных преступных центрах всего мира. Оно будет переведено как минимум на девятнадцать языков, будет тысячи раз кодироваться и раскодироваться. Многие примут это за розыгрыш. Другие сочтут тонкой ловушкой, операцией с отравленной приманкой. Лишь лучшие в Игре распознают его подлинность, и эти люди сразу начнут готовиться вступить в состязание.

А шпионский жаргон был для Эндрюса еще одним развлечением; он любил тайную речь. «Браво-Омега» на шпионском жаргоне означало операцию на свой страх и риск. «Специальный проект» обычно означал ликвидацию. Но главное внимание опытнейших киллеров мира должны были привлечь две вещи – личность клиента и призовой фонд. Все участники Игры знали, кто такой Слаггер, если не в лицо, то по репутации. «КУОП» указывало на опыт Джо в конспирации и уходе от преследования, словосочетание «санкционированная работа» относилось к его заказным убийствам, а уж «максимальная ликвидация» была красочным эвфемизмом для устранения с предельной надежностью. Но главной морковкой была табличка с ценой. Шесть миллионов долларов – высокая цена даже за диктатора третьего мира.

По разным сентиментальным причинам Эндрюс решил не упоминать, что контракт предложил сам Джо.

В последний раз пробежав текст глазами, Том Эндрюс щелкнул по значку «ПЕРЕДАТЬ».

– Сиди спокойно, Деррик! – недовольно проворчала Мэйзи Варгас, зажав зубами детскую пустышку.

Человек в кресле был в критическом состоянии. Лицо покрыто синяками, правый глаз распух и выкатился, как яйцо, обрамленное посиневшей полосой. На левой стороне подбородка глубокий порез с запекшейся кровью. А волосы свалялись, как почерневшая солома в крысином гнезде.

– Ради всего святого, Мэйзи, – простонал Деррик, отмахиваясь от нее театральным жестом. – Мы же ставим «Тристана и Изольду», а не гиньоль.

– Подожди еще одну секунду.

– Ну хотя бы перестань пачкать меня кровью.

– Еще один мазок, и все будет готово, – сказала Мэйзи, вынимая соску изо рта. – Будешь себя хорошо вести, дам конфетку.

Она стояла в самом сердце своей рабочей комнаты – гримерной Чикагского театра лирической оперы, осторожно вращая стоматологическое кресло с сидящим на нем актером перед огромным гримерным зеркалом. Она была одета в свободную блузу, черные джинсы и огромные ботинки на толстой подошве. В почтенном здании старой оперы эта маленькая мексиканка смотрелась полным анахронизмом, как фанатка рок-н-ролла, забредшая по дороге на концерт не в тот зал. Но под этой богемной внешностью бурлила трясина противоречивых чувств. Правильно ли она распоряжается своей жизнью? Не тратит ли она ее попусту на Джо Флада? Не идет ли она к несчастью?

Несчастьем был город, откуда приехала Мэйзи. Несчастьем было дешевое детство в парке трейлеров в городке Хаммонд в штате Индиана, подростковые годы, когда она то и дело попадала в исправительную школу, дружба с девчоночьими бандами. Она уехала в Чикаго в поисках лучшей жизни, а нашла только нищету и одиночество. Слава Богу, что она нашла Оперу. Это спасло ее. Однажды она выиграла билет в театр на каком-то радиошоу, а увидев спектакль, не могла уже уйти. Посмотрев спектакль, она тут же обратилась к дирекции театра с просьбой предоставить ей любую работу. Она сумела превратить свой талант к косметике в ученичество в союзе театральных рабочих, и через недолгое время была работником кулис на полной ставке.

Затем в ее жизни появился Джо.

Мэйзи впервые увидела его на представлении «Богемы» и не могла понять, что привело подобного мордоворота на классический спектакль. Но чем больше она узнавала его, тем более сложным он ей казался, полным противоречий, загадочным. Ее привлекла преданность и нежность, крывшиеся под этой твердой скорлупой. Он был нежен и внимателен в постели, и он умел ее смешить. Но в конце концов привычки закоренелого холостяка не могли не проявиться, и последнее время они с Мэйзи часто спорили. Мэйзи хотела, чтобы все стало серьезно.

Джо хотел, чтобы все оставалось по-прежнему.

Но в данный момент Мэйзи билась с мужчиной совсем другого типа, с человеком по имени Деррик Хальберстам, одной из самых печально известных язв сцены, бывшим проклятием «Метрополитен-опера» и приятелем Джерома Хайнса и Беверли Силлз. Мэйзи гримировала сэра Деррика к генеральной репетиции «Тристана и Изольды», которая должна была состояться сегодня вечером. Мэйзи готовила Хальберстама к появлению на сцене в первом акте. Хальберстам будет изображать Тристана, окровавленного после средневекового морского боя. Самой любимой оперой Мэйзи из всего вагнеровского наследия была «Тристан и Изольда», со всеми этими отсечениями головы, войнами или кораблекрушениями. Чтобы выложить все, что может, Мэйзи использовала новый, экспериментальный грим для ран.

– Последний штрих, – сказала она и вынула из нагрудного кармана маленькие маникюрные ножницы.

Отщипнув конец пустышки, она выбросила остаток в ближайшую урну, а резиновый кончик осторожно засунула в левую ноздрю Хальберстама.

– Боже милостивый! – гнусаво вскрикнул актер. – Что ты там делаешь?

– У тебя нос должен быть распухшим.

– Осторожно там своими ногтями!

За спиной Мэйзи послышался шум – звук шагов у двери на сцену.

– Привет!

Мэйзи резко повернулась на голос.

Сперва она никого не увидела. Около задника был целый лес старых кабелей, шкивов и противовесов. За кабелями тянулась полуразрушенная кирпичная стена, соединяющая сцену с задней частью здания. А в дальнем углу, наполовину загороженная штабелем мешков с песком и грудой связанных в пучки осветительных кабелей, была дверь на сцену. Она была полураспахнута, и через нее падал грязноватый лунный свет из аллеи.

В этом свете стоял крупный силуэт.

– Джо?

Мэйзи шагнула к двери, прищуриваясь, чтобы рассмотреть получше.

Джо Флад стоял на пороге с мрачноватым лицом и руками в карманах. Куртка его была измята, и даже в полумраке было ясно, что он чем-то расстроен.

– Привет, детка, – тихо сказал Джо, и в голосе его была какая-то дрожь. – У тебя есть свободная минутка?

– Да, конечно, но... – Мэйзи повернулась к сидящему в кресле актеру. Деррик, не могли бы мы прерваться на несколько минут?

Актер мрачно уставился на нее:

– Ты что, хочешь, чтобы я бродил по театру в таком виде?

– Деррик, прошу тебя, очень нужно.

Хальберстам неохотно уступил ей, встал с кресла и исчез за кулисами.

Мэйзи почувствовала, как у нее дыбом встают волосы на затылке. Что-то с ним не так.

– Что случилось, Джо? В чем дело?

Джо шагнул вперед и сухо поцеловал ее в лоб. Мэйзи вдохнула его запах мускусную смесь карденовского крема после бритья и сигаретного дыма. Джо показал ей рукой на кресло дантиста:

– Нам нужно поговорить.

Мэйзи села.

– Хорошо, давай поговорим.

– Ну в общем, дело такое...

Джо начал ходить туда-сюда перед гримерным зеркалом, и лампы на раме зеркала светились ореолом вокруг его мощной фигуры.

– Нам придется повременить.

– Что ты имеешь в виду?

– Нам... в общем, придется как-то замедлить темп.

– Не возражаю. – Мэйзи пожала плечами. – Давай замедлим.

– Нет, я хочу сказать, нам надо отступить и обдумать, куда мы идем.

– О чем ты говоришь, Джо?

– Я говорю о нас с тобой, Мэйзи. – Джо остановился и смотрел на нее, будто перед последним объявлением в покере. – Думаю, что нам следует сделать перерыв.

– Перерыв?

– Да, знаешь, я думаю, нам нужно пообщаться с другими людьми.

Мэйзи долго смотрела на него, а потом перевела взгляд на свои руки. Она их ненавидела. Они были маленькими и толстыми, похожими на обрубки. Ногти вечно обгрызены или сломаны, испачканы гримом, липкие от пасты и клея. Глаза жгло слезами. Как может быть, чтобы у них с Джо вот так все поломалось? Это было невозможно. Хотя бы не сейчас. Особенно не сейчас.

– Что ты делаешь, Джо? – сказала она наконец. – Что ты несешь, черт возьми? Ты хочешь сказать, что у нас все кончено?

Джо кивнул, не отрывая взгляда от ботинок.

– Что происходит, черт тебя побери?

Мэйзи глазела на него, потом встала и подошла к нему. Коснулась его щеки. Щека была холодной, как обтесанный камень.

– Ты собираешься целый наш год вот так просто спустить в канализацию?

Джо отодвинулся и сверлил ее взглядом.

– Все кончено, детка.

Мэйзи почувствовала, что к горлу поднимается горячий комок гнева, в спине что-то резко закололо. Это просто глупая и злая шутка. Не может быть, чтобы так было. Горло перехватило, она искала слова, а слов не было. Но среди этого столбняка что-то поразило ее, что-то странное. Какое-то выражение боли на лице Джо. Такое лицо не могло быть у человека, который целый год ее дурачил. Это было лицо человека, раздираемого противоречиями, человека, что-то прячущего. Может быть, не так все начисто отрезано между ней и Джо, как кажется. Может быть, еще есть надежда.

К несчастью, пока Мэйзи собиралась возразить или хотя бы вымолвить слово, Джо быстро повернулся и вышел.

Поначалу Джо не заметил мигающий огонек. Он ввалился в квартиру пьяный в стельку, с бутылкой «Бэйлиз» в кармане куртки, в разорванной промокшей рубашке, со спутанными волосами. За последние два часа он в баре отеля «Амбассадор» принял на борт больше кварты ирландского ликера, пытаясь заглушить боль, слезы и презрение к себе за мерзкую ложь, которую он вывалил на Мэйзи Варгас – единственную женщину, которой доверял. Зачем он так сознательно все сломал? Только для того, чтобы не оставлять после себя незаконченные дела?

К одиннадцати Джо был уже слишком пьян, чтобы искать ответы на эти вопросы. Он даже не мог найти общественную уборную, так что пришлось, спотыкаясь, переться домой.

Он захлопнул дверь и поковылял через гостиную.

Его нога зацепилась за край восточного ковра, и он шлепнулся на пол. Шлепнулся сильно, в кармане что-то хрустнуло и оттуда через шов потекли остатки «Бэйлиз». Джо глянул вниз. Лужа ликера под его бедром была розоватой – молочно-белый ликер смешался с его кровью. Джо засмеялся, и это была пародия на смех, хохот рыжего на арене, насыщенный болью и желчью. Он перевалился набок и полез в карман за сигаретами. Пачка «Кэмела» пропиталась ликером. Джо швырнул ее через всю гостиную и снова захлебнулся смехом.

– Вот и все, дамы и господа, – произнес он непослушным ртом. – Конец маршрута. Приехали.

Катаясь на боку, он увидел в дальнем углу комнаты красный мигающий огонек. Джо моргнул. В замутненном алкоголем сознании огонек казался вспышкой туманной звезды в темной квартире. Красный карлик, зажигающий сетку вен в налитых кровью глазах Джо. Он хихикнул, поняв, что это: автоответчик, так его и этак. Кто-то звонил и оставил сообщение. Гробовщик? Страховая компания?

Джо снова захихикал и распластался на полу, как пьяный медведь гризли. Он подумал, что, быть может, кто-то из стрелков проверял, дома ли он. Джо прищурился на часы. Без семи минут двенадцать. Почти начало игры. Интересно, как быстро разойдется весть о предложенном им самим состязании? Наверняка Эндрюс использовал Интернет и сообщил по электронной почте всем киллерам Западного полушария, может быть, и всего мира. Вывесил открытое приглашение на электронной доске объявлений подпольного мира.

Джо переполз к шкафу с выпивкой и нашарил среди бутылок «Бэйлиз». Налил себе на два пальца в коньячный бокал и заглотал, ощущая бархатное тепло в животе. Боковым зрением он видел, как мигает все тот же огонек. Несмолкающее напоминание о смыкающемся над головой внешнем мире.

Джо подумал, кто будет первым. Кто выиграет игрушечного пуделя? Вероятно, кто-нибудь из местных семей. Более чем вероятно, кто-нибудь вроде Тони Алкотты. Или кто-то из призраков Лэнгли типа Джона Хэссела или Густава Барримана. Или даже Солти Хант. Джо всегда получал удовольствие, наблюдая за его работой. Бывший букмекер в одной из захолустных банд Луизианы, выходец из болотных деревень под Новым Орлеаном, Солти Хант был здоровенным старым каджуном, у которого на спине росло больше волос, чем на голове. Однако он был на редкость хладнокровен и великолепно владел ножом, пробивая трехфунтовым клинком кожаный пиджак с пятидесяти футов. Еще киллером может оказаться кто-нибудь вроде Брунетты Джоунс. Эта чернокожая девочка творила чудеса с десятимиллиметровым «смит-вессоном» и была одной из немногих женщин в Игре, о которых Джо знал.

Автоответчик продолжал мигать.

Джо посмотрел на часы и увидел, что уже без пяти двенадцать.

Он допил остатки «Бэйлиз». Комната вертелась, огонек чертил полосы, и Джо снова упал на ковер, плавая на грани забытья. Забрезжила мысль, что, может быть, он в конце концов и не хочет умирать. Потому и напился до бесчувствия, что не хочет встретить судьбу наяву. Но ведь в этом и может быть все дело. Может быть, он должен посмотреть в глаза судьбе, увидеть пламя из дула, ощутить удар в переносицу за миг до того, как разлетится череп. Конечно, если первым будет человек из банды, выстрел будет в затылок. Ребята из банды никогда не дают заметить свое приближение. Призрак сделал бы работу лицом к лицу. Они в этом смысле садисты.

Джо вздрогнул.

Какую карту судьба ему ни сдаст, все лучше, чем подыхать в безымянной раковой палате. Лучше, чем когда кровь, кости, костный мозг медленно растворяются, тело отказывает у и жизнь вытекает по каплям в медленной пытке капельниц, шприцев с морфином и детского питания. Кто бы ни был тот, кто его прикончит, это будет куда более милосердный потрошитель, чем психованный маньяк-убийца по кличке Лейкемия.

ДА ПЕРЕСТАНЬ ЖЕ МИГАТЬ, БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ!

Джо встал на колени и пополз по ковру к столу, где стояли телефон и автоответчик. Подойдя, он стукнул кулаком по аппарату, сбив его на пол. Автоответчик плюхнулся, как жук на спину, привязанный на пуповине провода. Вдруг загудел мотор, и Джо не сразу понял, что аппарат воспроизводит сообщения.

Сигнал – и из крохотного динамика затрещало:

– Мистер Джозеф, это Глория из офиса доктора Кагана. Доктор Каган хочет переговорить с вами как можно быстрее, поэтому мы будем очень благодарны, если вы позвоните нам, как только получите это сообщение. Это очень срочно. Если вы получите это сообщение после окончания рабочего дня, пожалуйста, позвоните по ночной линии, и доктор тут же вам перезвонит.

Второй сигнал.

Джо с трудом поднялся на ноги и встал возле стола, колени его не держали, голова кружилась, сердце стучало, взгляд не отрывался от перевернутого автоответчика, а из динамика нервно говорил мужской голос:

– Алло? Джо? Это доктор Каган. Тут у нас ситуация, которую надо бы обсудить. Если вы позвоните мне по частной линии, я все вам объясню. Это нужно сделать немедленно. Произошло досадное недоразумение. Дело в том, что... э-э-э... Джо, пожалуйста, перезвоните мне как можно скорее, так как... э-э-э... в общем... я буду благодарен за ваш звонок... Джо тупо смотрел, а автоответчик зазвенел снова:

– Джо, это опять Стив Каган. Понимаете, мне не хотелось бы оставлять на автоответчике сообщение конфиденциального характера, но когда вы узнаете, что произошло, вы простите мою назойливость. У нас случилась, так сказать, накладка. Мы проверили вашу кровь дважды, я лично проследил, но в лаборатории, оказывается, перепутали образцы. Мы узнали об этом только сегодня, когда получили из лаборатории образцы обратно. Хорошая новость у вас кровь в полном порядке, все анализы отрицательны. Ни лейкемии, ни простатита. Кстати, у вас и уровень холестерина неплохой...

Джо почувствовал, как по коже полыхнуло жаром, потом холодом, потом по позвоночнику от копчика до черепа пробежал трясущий озноб. Глаза, казалось, перестали помещаться в орбитах. Освещение комнаты менялось, как небо в центре урагана – желтое сияние из мрака.

Автоответчик продолжал квакать:

– В нашей клинике недавно были серьезные канцелярские проблемы, ну, вам, конечно, наши оправдания не нужны, и тут и оправданий быть не может. Такие вещи просто не должны случаться, вот и все, Джо, и мы, разумеется, возместим вам все расходы на все последующие консультации, и, конечно, на повторный анализ. Я понимаю, что это нелегко перенести, и снова прошу вас позвонить мне как можно скорее. Снова прошу прощения... но если посмотреть с хорошей стороны, вам теперь до ста лет жить.

Щелчок – и внезапная тишина.

– Твою мать! – шепнул про себя Джо.

Он попятился от аппарата на шатких ногах, шевеля губами, но не издавая ни звука. Весь мир перевернулся вверх дном, и потолок стал полом, а пол небом, и автоответчик – лучом небесного света, пробившимся сквозь облака.

Послание от Бога.

Господи Боже мой... Господи Иисусе!

Джо уперся задом в дверь и застыл. На циферблате наручных часов светились стрелки. Была полночь, и Джо превращался в тыкву, как карета Золушки, но на все это было наплевать, ибо Господь дал ему знак, Господь ниспослал благую весть, как код, заключенный в сообщении доктора: Джо, сын мой, ты прожил жизнь правильно, ты не потерял ее втуне, ты имел право убивать, и ты заслужил право жить.

Джо ощутил, как сила наполняет его жилы, выжигается опьянение, заливая светом небо, унося прочь бурю, и Джо хотелось вдыхать чистый воздух и кричать от радости, петь прямо в небо, и более всего ему хотелось – жить.

Но все это подождет.

А сейчас за дверью слышались тяжелые шаги по коридору.