Джо дремал, обвив руками Мэйзи, когда услышал идущие снизу приглушенные звуки. Какое-то шарканье и звяканье металла. Джо поднял глаза, моргнул на бледно-голубые лучи рассвета, приходя в себя. Он только что заснул и сейчас стряхивал с себя сонную одурь, полусознательное чувство, что мир еще не совсем реален.

Звуки доносились с дальней стороны крыши, снизу. Может быть, из заднего окна трехсотого номера. Звук был такой, будто кто-то хлестал по стенам бичом, потом разрывал на части жестяную консервную банку, и Джо представил себе, что там делают непрошеные гости. Он перегнулся через карниз и выглянул. Там было пусто, только одинокий «ниссан» начинал блестеть в лучах разгорающегося рассвета.

Мэйзи встрепенулась:

– Что это?

Джо стряхнул одеяло с плеч и встал.

– Наверное, кто-то пробрался черным ходом.

– А что это за шум, черт бы его взял?

– Понятия не имею, но это в нашем номере.

Мэйзи вскочила, будто ей в лицо плеснули холодной водой.

– Подожди минутку, Джо. Что ты делаешь? Мы пойдем туда вместе!

– Нет. Ты останешься здесь и будешь следить за улицей. – Джо заправлял рубашку в брюки, оглядывая арсенал. – Я проверю, что там.

– Джоуи, подожди! – Мэйзи схватила его за штанину.

– Все путем, дорогая. – Джо взял ее за руку и слегка стиснул. – Я не буду играть в ковбоя. Только посмотрю.

Мэйзи отпустила его штанину.

– Сейчас вернусь, – сказал Джо, выбирая револьвер калибра 0.357.

– Возьми еще заряжатель, – сказала Мэйзи, кидая ему металлический цилиндр. – На всякий случай.

Джо сунул заряжатель в карман и направился к противоположному краю крыши.

По пожарной лестнице он спустился на балкон третьего этажа. Сильный ветер, пахнущий речным илом и гниющей рыбой, охватил его, пока он полз по устланному листьями балкону. Карниз у заднего французского окна номера выполнял чисто декоративную функцию; к счастью, он был достаточно крепок, чтобы выдержать вес человека. Джо подобрался к краю окна, прижимаясь спиной к стене, и заглянул внутрь.

Горничная нагнулась над ржавым поломойным ведром, грязный рабочий халат обтягивал ее неимоверно огромный зад. Шлепанье швабры по паркету звучало как шлепки ладони по телу. Джо затаил дыхание, револьвер со снятым предохранителем в поднятой руке. Он был не вполне уверен насчет этой тетки. И стал ждать. А горничная продолжала расплескивать воду по плиткам, лицо ее было в тени. Под халатом горничной было тускло-коричневое платье, из-под него виднелись ортопедические ботинки размером со шлакоблок. Она повернулась к унитазу, и Джо увидел ее лицо.

Это была старая толстая матрона с седыми редеющими волосами и грустными карими глазами.

Джо испустил довольно громкий вздох облегчения и сунул револьвер за пояс. Он еще несколько секунд смотрел на скребущую унитаз горничную, наблюдая за ее неустанной жалкой возней, тупым вниманием к мелочам. Наверняка эта несчастная, как пожизненно приговоренная, приходила каждый Божий день оттирать с грязного фаянса чужую мочу и дерьмо. У Джо на миг что-то защемило в сердце. Очень уж жалко было смотреть на эту сгорбленную над унитазом массу, с поникшими плечами, с распластавшейся по потной голове сеткой для волос. Даже совестно было, что придется ее отчитывать, но она привлекала внимание к тому факту, что комната пуста, а Джо специально, чтобы такого не случилось, повесил на двери табличку «Просьба не беспокоить».

Внезапно женщина замерла, и Джо показалось, что она сейчас опрокинется. Женщина уронила губку, повернулась и села на унитаз, держась руками за поясницу. Видно было, что ей больно, очень больно. Потом она что-то пробормотала на каком-то восточноевропейском языке, быть может, румынском.

Джо не понял.

Он смотрел на старуху. Почему-то она его заинтересовала. Может быть, потому, что она была так далека от той смертельной интриги, в которую он был втянут, или просто напомнила Джо о матери. Горничная вынула из нагрудного кармана смятый носовой платок и вытерла брови. Жирные складки вокруг ее по-собачьи грустных глаз были мокры от слез. Сунув платок обратно, она вынула из кармана фотографию с загнутым уголком и стала жадно в нее вглядываться. Джо подумал, что это, быть может, фото давно умершего родственника на старой родине или глубоко разочаровавшего ее сына.

Джо протянул руку и негромко постучал в косяк окна.

Старая горничная чуть было не свалилась с унитаза, выронив фотографию в ведро с водой. И что-то снова сказала непонятное.

Джо выступил на свет.

– Извините, мэм, что я так вас напугал.

– Илиана Попеску!

Она дрожала, отступая из ванной, глаза ее вылезали из орбит.

– Извините, мэм, но мы еще проживаем в этой комнате.

Опять что-то говорит. Черт ее поймет, эту румынскую речь.

– Позже, – ответил Джо, тщательно выговаривая это слово. – Пожалуйста, приходите позже.

Горничная замерла у порога, как старая корова посреди дороги, оцепеневшая в свете грузовика, и беззвучно шевелила губами.

– Позже, – повторил Джо, гадая, как, черт побери, сказать «приходите позже» по-румынски.

Когда Мэйзи увидела возникший из мрака у конца подъездной аллеи полицейский автомобиль, идущий к гостинице с включенной мигалкой, она обмочила штаны.

Это было непроизвольно. На самом деле это уже случалось за последнюю пару недель. Однажды, когда она у себя за домом налетела на залаявшую собаку, и еще один раз во сне. Резкое расслабление – и теплая струя внутри бедер. Мэйзи обратилась к своему гинекологу, и ей объяснили, что это обычный побочный эффект увеличения матки при беременности и может быть вызван самыми разными факторами. Однако Мэйзи знала, что на этот раз все вызвано куда более элементарной причиной.

Чистейшим страхом.

Припав к одеялу, Мэйзи схватила кроссовки, надела их и затянула шнурки потуже. Потом схватила десятимиллиметровый пистолет и три обоймы, одну вставила в пистолет и две сунула в карман. С бешено стучащим сердцем она, пригибаясь, подобралась опять к карнизу и выглянула вниз.

Когда полицейский джип остановился за «ниссаном», первые лучи утреннего солнца осветили верхушки кипарисов. Из машины вылез шериф в широкополой шляпе, под которой маячила угрюмая физиономия, и помахал рукой в сторону вестибюля хозяину гостиницы. Потом подошел к «ниссану» и присел возле пробитого пулями крыла. Его явно ошеломило предположение, что в его округ забрались беглые. Настолько ошеломило, что он даже не заметил, как с другой стороны улицы подъезжает еще одна машина.

У Мэйзи при виде второй полицейской машины живот свело страхом, по рукам и по спине побежали мурашки. Что-то не так. Этот второй джип принадлежал полиции штата, и ехал он медленно, с выключенными фарами. Это еще зачем? А что это за тип высунулся из окна на пассажирской стороне? Он сидел на краю сиденья, одетый в блестящую спортивную куртку и водолазку, волосы зализаны назад, как у этого баскетбольного тренера – Пата Райли. Что здесь происходит, черт возьми? Мэйзи смотрела, как подъезжает эта машина, человек в черном высунулся из окна, полез под куртку, грациозно изогнулся в сторону, как балетный танцор, готовящийся выполнить арабеск. И потом направил на шерифа в пятидесяти футах от машины что-то черное и блестящее.

Внезапная вспышка серебра ударила шерифа в шею сбоку.

Мэйзи видела, как шериф дернулся назад, завертелся волчком в сторону своей машины, хватаясь за шею. Он, корчась, рухнул на капот, кровь сочилась между его пальцев, где метательная звезда пробила сонную артерию. Артериальная кровь залила капот, блестящая и алая в лучах рассвета. Мэйзи подавила позыв закричать. Раненый шериф мешком сполз на землю, как сломанный игрушечный солдатик, дрожащие глаза выкатились из орбит в стробирующем свете его собственной мигалки.

Вторая полицейская машина наддала ходу и резко затормозила перед гостиницей, дверцы ее распахнулись, появились знакомые лица – человек в черном, толстяк, здоровенный негр, и в ту же минуту Мэйзи ощутила прилив уверенности, поднимающийся из самого ее существа, успокаивающий, сосредоточивающий, как у матери-львицы, защищающей свой прайд, и она подняла пистолет и навела мушку на ближайшего убийцу, чернокожего, и задержала дыхание, а сердце ее трепетало, и билась мысль: «Вот оно, вот где тебе придется переступить черту, подруга, сделай это, не думай об этом, нельзя колебаться, сделай это для Джо, для своего ребенка, и сделай это – сейчас».

Мэйзи выстрелила три раза.

Все пули ушли выше, взрыв гравий улицы, подняв в воздух фонтанчики пыли.

Улица вскипела. Киллеры бросились в укрытие за корпусом полицейской машины, их голоса внезапно заорали друг на друга, завыли гиенами, в рассветной тишине послышалось эхо вгоняемых в металлическую полость обойм, перемежаемое ругательствами, и сердце Мэйзи стучало в груди молотом, а сама она сжалась за балюстрадой, в ушах звенело, холодный хромовый вкус расплывался на языке, выжигая страх, как раскаленная добела металлургическая печь, выплавляющая единственную эмоцию.

Ярость.

С тем же бешеным звоном в ушах она встала и снова прицелилась в кишащую суету тремя этажами ниже.

То, что быль потом, уместилось в несколько секунд, но для Мэйзи это было медленно, как патока, будто забилось само течение времени, запруженное одной лишь силой ее стремления. Она видела, как из-за машины поднялся этот черный хмырь, выкрикивая в ее сторону что-то нечленораздельное, наводя на крышу свой сорокапятикалиберный. Мэйзи нажала на спусковой крючок, послав четыре выстрела, и в ответ ей, будто отскочив снизу, полетели телеграммы из револьвера Лавдела, откусывая вокруг куски кованого железа, осыпая ее лицо и волосы ржавыми осколками.

Мэйзи нырнула обратно, пульс ее скакал, в ушах гудело; раздались тяжелые шаги по толю у нее за спиной. Это был Джо.

– Лежи, лапонька!

Джо подбежал к ней, низко пригнувшись и взводя курок револьвера.

– Я думаю... Я д-думаю... – Мэйзи слегка заикалась, не в силах побороть потрясение. Она была опустошена, чуть не в себе, как после хорошей дозы амфетамина.

– Ты не ранена? – Джо приподнял ее за плечи. – Говори, детка, говори: ты не ранена?

– Я думаю, я одного из этих гадов подстрелила, – наконец-то выговорила Мэйзи, переведя дыхание. – И знаешь, мне от этого очень хорошо.

Крейтон Лавдел смотрел в небо и слушал шипящий звон медных тарелок у себя в голове.

Цвета над ним были «бомбой», и он в них врубался – классные ранние облака и синяя стратосфера, чистая, как ликер «Кюрасо». Будь у Лавдела выбор, он бы предпочел остаться на ногах и поливать свинцом эту гадскую крышу, палить по этой суке и ее хахалю, но в последнем обмене огнем Лавдела задело рикошетом, и его отбросило на гравий, разложив кверху брюхом, как двухцентовую проститутку.

– Вставай, ниггер!

Для Лавдела в его состоянии басовый рык Сабитини прозвучал, как тусклое диссонансное жужжание. Он впал в шок, и немеющие ощущения омывали изнутри его череп, музыка Шафта звучала в голове – медное шуршание тарелок, завывание гитар, – и он стал вспоминать, что случилось.

Эта мексиканская сука выпустила несколько пуль, каждую на сотню миль мимо, но последний попал в срез кормы джипа – а это был бронированный «краун-роял». Пуля отскочила вверх в челюсть Крейтона. Как апперкот Джорджа Формана. Лавдела подбросило на десять дюймов, завертело и швырнуло спиной вперед. Упав на землю, он понял, что произошло, – страшный звон в ушах, перечно-металлический вкус во рту, судорога челюстных мышц, будто он попытался проглотить восемнадцатидюймовую стальную занозу. Пуля застряла в зубах.

– В штаны наложил, что ли?

Звук голоса Бернардо Сабитини доносился за миллиард световых лет, смешиваясь с фейерверковым треском стрельбы. Лавдел поднялся на колени, глядя на гравий позади машины. Он видел, как его партнеры палят по двум фигурам на крыше, и буханье «М-1» в руках толстяка расцветало лепестками огненных цветов, а яростные вспышки «вальтера» Сакамото сливались в психоделические фонтаны дневного света.

– Я – человек, – объявил Лавдел. – Врубаетесь?

– Пригнись, Крейтон, – посоветовал Сакамото, вставляя новую обойму. – А то скоро станешь мертвым человеком.

– Но Шафт – лучший из всех, – произнес Лавдел.

В коренном зубе пульсировала дикая боль, холод разливался по немеющей шее. Крейтон поднялся, пошел по кругу, ум его раскручивался, как перекрученная часовая пружина. Звуки и образы вокруг стали размытыми, как водянистые пастели «техниколора», стрельба на мгновение стихла, и упала тишина, как прекрасное одеяло из лепестков розы. Лавдел улыбнулся пьяной улыбкой. Врубаетесь? Пистолет выпал из его руки, лязгнув по асфальту. В десяти футах Сабитини скорчился за машиной, перезаряжая автомат.

– Глупый ниггер совсем спятил, – проворчал сицилиец.

– Секунду!

Сакамото поднял руку в перчатке, устремив взгляд в сторону крыши.

Сабитини вытаращил глаза.

– Ты что, услыхал что-нибудь?

– Я Шафт, суки вы позорные!

Лавдел заковылял к толстяку, удивляясь, почему всем наплевать, что Лавдел на самом деле Джон Шафт, черт побери, он – человек, а в зубе у него пуля.

– Они уходят черным ходом, – сказал Сакамото, вскакивая на ноги, проверяя пистолет и бросаясь по проходу между двумя рядами магазинов.

– В деревьях мы их перещелкаем, как кроликов, – прорычал Сабитини, догоняя японца на той стороне улицы и прижимая к груди автомат.

Лавдел смотрел, как его партнеры исчезли на неровном тротуаре между гостиницей и винным магазином в сторону дальней темной полосы деревьев, с наведенным и готовым рявкнуть оружием, и Лавдел хотел побежать за ними, но ноги стали резиновыми, а голова была полна-звоном тарелок и завыванием гитар, и он начал превращение, как задиристая бабочка, в Джона Шафта, самого гадского гада на свете, и медная струя крови сочилась вниз по горлу, как легкое вино, и он пошел, шатаясь, через улицу, а тишина окаменела, текла густым медом, и отражение его в сумрачном стекле окна было размыто улицей и плыло, плыло... Дверь гостиницы распахнулась.

– Привет.

Человечек с небритым подбородком стоял в дверях, усмехаясь, с обрезом двенадцатикалиберного дробовика в руках.

– Шафт меня зовут, мать твою так и этак, – сообщил Лавдел, покачиваясь на трясущихся коленях посередине улицы, в глазах его темнело, кровь лилась вниз по животу в пах. – А Шафт – это человек!

– Я это запомню, – пообещал Олдис Хэкмор и всадил в грудь Лавдела полный заряд дроби номер один.

Джо и Мэйзи бежали через первобытный бунт красок, мимо пирамид дубов, заросших зелеными лианами с бакенбардами мха, через коридоры удушливых ярко-желтых азалий, весенних лилий и диких магнолий, пурпурных, как вкрапления аметиста на темной земле. Сквозь тяжелый от утреннего тумана воздух, сквозь запахи гниющего дерева и реки, густые, как запах женских духов. По земле такой мягкой, что она засасывала туфли, грозя их снять, бежали, бежали, и глаза их бешено искали выхода, пистолеты хлопали по бокам.

До тех пор, пока первая пуля не врезалась в кору сосны в тридцати футах позади.

– В укрытие, детка! – закричал Джо, толкнув Мэйзи за старую валежину. Мэйзи упала за ствол, рюкзак ее неуклюже дернулся в сторону.

Джо нашел укрытие за стоящим дубом, примкнул к кольту заряжатель, забил пули в барабан, повернулся на звук за спиной, поднял револьвер, навел мушку на деревья и открыл огонь. Первый выстрел грохнул в ушах, как «М-80», искры обожгли костяшки пальцев. Второй. Третий. Четвертый. Каждый выстрел прогрызал дырку в зарослях, держа преследователей на расстоянии.

Джо перестал стрелять и осторожно выглянул из-за дерева.

Из подлеска внезапно выросли вспышки автоматного дула.

Джо нырнул за дерево, с которого пули сдирали кору, сбивая осколки, щепки жалили Джо в лицо, и он вздрогнул от резкого треска в деревьях, узнав голос автомата Сабитини, и горячая волна гнева сжирала его заживо. Убрать этого жирного гада, прямо сейчас!

Стрельба стихла.

– Джоуи, Джоуи, держи... – донесся голос Мэйзи. Джо повернулся как раз вовремя, чтобы поймать брошенный ему пистолет. Это была полуавтоматическая старая «беретта» 90-й модели, рабочая лошадка молодежных банд. Мэйзи бросила ему обойму, и Джо вставил ее на место. Семь хороших выстрелов. Джо еще раз оценил обстановку и глянул на Мэйзи.

Она была похожа на машину на высокой передаче, казалось, она сейчас перегорит изнутри. Горячие глаза остекленели, лицо горело лихорадкой, когда она вставляла в пистолет очередную обойму. Казалось, она одурманена. Джо знал этот дурман. Мэйзи распробовала вкус убийства, и сейчас ей нужно было ощутить его снова. И снова. Джо вдруг почувствовал, что он грязен. Отвратителен. Как он мог сделать с ней такое?

Снова раздались выстрелы, просвистели пули, поджигая лес.

Джо нырнул за дуб.

Мэйзи испустила безумный, визгливый боевой клич, наставив на лес пистолет и паля вслепую. Пистолет ее ревел, выпуская фейерверк, и она высадила всю обойму, и Джо видел, как она заливается смехом, как ребенок на карусели, визгом и криком перекрывая выстрелы, и голос ее потонул в грохоте, глаза ее горели, губы шевелились, как в немом фильме. Пистолет изрыгнул последнюю пулю, и щелкнул опустевший магазин.

Упала тишина.

Джо сделал глубокий вдох. Воздух был густой, как жаркое, забитый пылью и осколками и горячим металлическим запахом кордита. Джо посмотрел на Мэйзи, и глаза их встретились, как два электрода вольтовой дуги. Джо показал стволом револьвера на юг. Мэйзи только кивнула. Они синхронно припали к земле и молча поползли через поляну, потом снова в густую листву, пока их не поглотили потоки лиан. Мэйзи хотела что-то сказать, но Джо закрыл ей рот ладонью. Что-то неуловимо изменилось, будто на солнце надели фильтр.

Лес стал тих, как склеп, и навес ветвей наверху стал как саван. Спокойствие было зловещим. Воздух вдруг стал прохладным, а земля под ногами была ковром, утыканным яркими поганками и фосфоресцирующими цветами. Они были в зазеркалье, одни в тайной, безмолвной, выдуманной стране, и на миг, только на миг, стало так, будто угрозу стрельбы волшебным образом развеяла какая-то древняя лесная фея.

Мэйзи начала шепотом:

– Что мы собираемся...

Джо приложил палец к ее губам и покачал головой. Впервые с момента бегства из гостиницы он мог ясно мыслить, и он собирался этим воспользоваться. Он ощущал рядом с собой тепло Мэйзи, ее бьющийся, как птица, пульс, и начал молча взвешивать варианты. Шансов в этих лесах было мало. Слишком много неизвестных, слишком много переменных, слишком много случайности. Самое худшее, что Мэйзи грозит максимальная опасность. И тут же в голове зазвучал чуть гнусавый голос инструктора:

«Цель уводит атакующие силы противника от наиболее уязвимых участков, заманивая их в нейтральные зоны поражения».

Джо вгляделся на юг сквозь чащу, сквозь мозаику кипарисов, и вдруг увидел на земле ответ – как жилку черной крови, накачивающей в лес жизнь.

– Идем, детка.

Джо протянул руку и взял Мэйзи выше локтя.

– Что ты собираешься делать, Джо?

– Идем!

Джо выдернул Мэйзи из зеленого гнезда и потянул через стебли к тропе, укрытой в тени кипарисов.

Тропа вела к реке.

– Раз, два... три!

Командир группы и двое его подчиненных ударили железным тараном по запертой двери номера 300, с хрустом сорвав древний засов. Дверь распахнулась, и агенты влились в комнату, держа наготове усиленные браунинги сорокового калибра и помповые ружья полицейского образца. В черных бронежилетах с эмблемами, они рассыпались веером согласно инструкции, наставив все свое железо в тесные и темные закоулки комнаты. Через долю секунды командир группы поднял руку, и быстрый короткий взмах передал сигнал: «Все чисто».

– Чисто! – отозвался голос сзади, один из прикрытия.

– Чисто!

Еще один голос с балкона, молодой и звонкий.

– Оставаться на местах!

Командир группы обошел комнату по периметру. Атлетического сложения человек лет под сорок с короткими волосами цвета ржавого металла носил имя Салливан Бирн, Салли, как звали его друзья. Он был в черной полевой форме – черные военные ботинки, черный берет – и двигался с уверенностью профессионального солдата, хотя живые морщинки у глаз и россыпь веснушек на обветренном лице снижали суровость его манер.

– Похоже, пришли к шапочному разбору, – объявил Салли.

– Эй!

Выкрик долетел из дальнего угла, возле туалета.

Набитая черными беретами комната напряглась вся сразу, как один гигантский организм, дрожь тревоги заставила все стволы резко повернуться на голос.

Один из младших, Хеллер, припал к полу в позе для стрельбы лежа, держа пистолет в обеих руках, и всю живописную группу освещали лучи утреннего солнца.

– Стоп! – Салливан вскинул свободную руку вверх, в правой держа браунинг. – Что там у тебя, Хеллер? Докладывай!

– Вроде бы кто-то гражданский.

– Всем стоять, – приказал Салливан и прошел к туалету с оружием наготове.

Горничная забилась под раковину, как перепуганная собака, оттуда торчал ее жирный зад, и она судорожно дрожала всем телом. На ее темной одежде сбоку расплывалось пятно – старуха, очевидно, в буквальном смысле наложила в штаны во время всей этой суматохи. Она закрывала уши ладонями, и Салли на секунду вообразил, каково это ей было – прийти утром на работу, а попасть на Вторую мировую войну.

– Все в порядке, мэм, – сказал Салли, одновременно давая своим людям сигнал «все чисто».

Илиана Попеску подняла глаза. Жирное лицо было бледным, как смерть, грустные карие глаза испуганно бегали по черным беретам. Она судорожно сглотнула и с жутким акцентом произнесла на ломаном английском языке:

– Я могу быть ходима домой?

Тропа вилась в обрамлении высокой травы, колючих кустов, выступающих корней и утопленных в мягкую почву камней. Чем ближе они подходили к реке, тем реже становились деревья, мох свисал паутиной с переплетения веток. Джо ощутил кожей лица гниловатую влагу Миссисипи.

– Почти пришли, – сообщил Джо, волоча Мэйзи за собой как можно быстрее, но так, чтобы не слишком ее дергать.

У него на плече висел рюкзак, почти все оставшиеся обоймы он рассовал по задним карманам, и за поясом торчали три пистолета. Он понятия не имел, насколько близко преследователи. Сабитини для толстяка был довольно быстр, но в этих лесах глубокой дельты его туша сильно его тормозила. А вот азиат наверняка у них на пятках. Сейчас Джо не слышал ничего, кроме шума собственной крови в ушах и несмолкаемого гудения сверчков и цикад вокруг.

– Смотри, Джоуи!

Мэйзи показала рукой направо от себя, в сторону прогалины между вязами.

Примерно в пятнадцати футах под ними за лужайкой виднелась пристань. Длинные полосы раскрошенного бетона и выветренных свай покрывали болотистую дельту лоскутным одеялом торговых пирсов. Вдали выстроился ряд древних барж, месила воду пара буксиров, готовясь к отходу. Севернее пирсов серый канал резко поворачивал на запад и уходил к низовьям Миссисипи, и ее далекие воды виделись отсюда темными и неприятными на взгляд, как сырая нефть.

– Пошли!

Джо взял Мэйзи за руку и помог спуститься до конца тропы.

Они вышли на поросшую редким бурьяном поляну и укрылись за стволом извитого вяза.

– Ты оставайся здесь, – сказал Джо, вынимая из карманов обоймы, и в ушах его звучал монотонный голос боевого наставления.

– Ты это о чем? Куда ты идешь?

Джо кивнул в сторону пристани в сотне ярдов от них.

– Там баржа стоит на буксире, готовая к отходу. Смотрит носом на юг. Наверное, пойдет в Новый Орлеан, а оттуда в море.

– Не поняла.

– Я собираюсь туда проникнуть, заманить этих сукиных сынов на борт и кончить дело.

– Нет, Джоуи, так не пойдет! Я с тобой. – Глаза Мэйзи горели, как перенагруженные электрические контакты. – Нет, Джо, мы будем вместе. Мы отлично вместе работаем, чертовски отлично. И этих гадов сделаем на раз.

Джо повернулся к ней, взял за плечи и сильно сжал, чтобы подчеркнуть свои слова.

– Ты слишком ценный кадр, чтобы перестреливаться с этими ребятами.

– Послушай, Джо...

– НЕ СПОРЬ! – заревел он, встряхнув ее, ярость и нервное напряжение выплеснулись из него наружу. Джо закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Посмотрел на Мэйзи.

– Лапонька, на споры нет времени. К югу от Виксберга есть пристань. Я ее помню с одной поездки, которая у меня была лет пять назад.

– Джоуи, не надо...

– Слушай меня. Ты же не слушаешь. Я сделаю работу, и там мы встретимся. Там будет мой адвокат, тот, с которым я заключал сделку. Скажи, что будешь меня там ждать. Скажи.

– Джо...

– Скажи!

Он встряхнул ее и снова заметил у нее в глазах эти веселые искры.

Мэйзи проглотила свои возражения, которых у нее был полный рот.

– Я... я тебя встречу.

– Ну вот и хорошо. Договорились. – Он отдал ей рюкзак, обоймы, два пистолета. – Возьми это на случай, если понадобится. У меня десятимиллиметровый и три обоймы. Этого хватит. Всего три стрелка, верно? Одного ты для меня убрала, так что осталось только три.

Мэйзи посмотрела на него.

– Три?

– Ага, в этом и сделка. Объем работы – четыре стрелка. – Джо посмотрел через сто ярдов поляны в сторону пристани. Небо снова начинало хмуриться, облака стали темны, как никотин. Буксир изрыгал дым, готовясь отойти. – В этом и сделка, – повторил Джо, – и эту работу я и собираюсь выполнить. Он повернулся к ней. – А сейчас мне пора, дорогая. Не высовывайся.

Он поцеловал ее и пошел к пристани, Мэйзи тут же схватила его за рукав.

– Погоди, погоди, Джоуи, черт возьми, ты же ошибся!

– Что значит «ошибся»?

– Осталось только двое!

– Что? – Джо посмотрел на нее, на ее горящие глаза. – Что ты имеешь в виду?

– Ты сказал, всего четверо, вот что ты говорил. Чернокожий верзила, толстяк и японец. Где четвертый?

Джо не успел об этом подумать, как в тени у них за спиной треснула ветка. Им показалось, что бомба взорвалась. Джо пихнул Мэйзи под прикрытие деревьев и зашипел ей в ухо:

– Не высовывайся, пока я не уведу их на баржу!

Он повернулся и побежал через раскисшее поле, каждый шаг давался с трудом, хлюпающая грязь засасывала туфли. Впереди буксир уже отходил, огромный маслянистый нос его дрожал, машины вспенивали воду за кормой. Джо ринулся к нему, выманивая лисиц из леса, вызывая огонь на себя, ощущая затылком их жаркую жажду крови как жар ядовитого солнца, в любую минуту ожидая выстрела.

У него оставались считанные секунды, чтобы вспрыгнуть на корму буксира, и в голове у него вертелась единственная мысль.

Кто четвертый киллер?

Руки Профессионала за рулем «сааба» держали небольшое пластиковое устройство размером с сигаретную пачку. Устройство было предоставлено Палатой, добыто оно было по тайным каналам бывшего оперативника секретной службы. В центре прибора находился крошечный экран на жидких кристаллах, размеченный светящимися перекрестиями. На экране, как сигнал миниатюрного радара, мелькала красная точка, отслеживающая перемещения цели с удивительной точностью.

Передатчик был внедрен хирургическим путем в ткань шрама над левым соском Джо Флада. Совершенный микрочип был окружен гипоаллергенной титановой капсулой и весил не больше, чем перышко колибри. Истинное чудо современной техники, удивившее даже Профессионала.

Глаза Профессионала не отрывались от мигающей точки.

Цель пересекла урез воды и перемещалась к югу, вероятно, на каком-нибудь торговом судне, вероятно, собираясь ускользнуть из страны по одному из многочисленных торговых путей Залива. Но в задачу Профессионала входило недопущение такого варианта развития событий. Профессионал вступит в действие раньше, чем произойдет что-нибудь подобное.

Рука Профессионала легла на рычаг передач, и машина, отъехав от точки обзора, медленно пошла по узкой подъездной дороге вниз к пойме реки.