Часть седьмая

Чтобы адаптировать «Бегство из крепости» к своей операционной системе, пользуйтесь подсказками. При участии нескольких игроков смотрите руководство по игре. Если вы стали неуязвимым, ваш экран приобретет красный оттенок.

Неизбежный и полный захват. Если точнее, как одна алгебраическая функция f(n) порождает другую: суммированием f(d) по всем положительным значениям d.

Скорость распространения компьютеров по всему миру говорит сама за себя. В 1950 году компания «Ай-би-эм» представила на выставке специальный зал, где было размещено до ста самых мощных в мире компьютеров. Работу всех этих компьютеров, которые тогда оценивали как самые мощные, теперь выполняет один ноутбук. Прелестно. Общее число компьютеров можно представить выражением

xn+1, xn-1 = xn2 + (-1)n

или рядом Фибоначчи, названным так в честь знаменитого Леонардо из Пизы – по-другому. Того самого Фибоначчи, который задался вопросом: "Сколько пар кроликов появится на свет у одной пары через год, если считать, что каждый месяц у них рождается два кролика, которые уже на следующий месяц могут принести потомство? (Однако кролики нередко погибают от микосоматоза. Самое плохое для компьютеpa – подхватить один из многочисленных загрузочных или файловых вирусов, которые болтаются по сети:

Большой Итальянский, Мозговой Пакистанский, Голландский Карлик, фагот, Мачософт, Новый Иерусалим, Вонючая Нога, Карлик-198, Двенадцать Фокусов, Суперразрушитель, Янки Дудль-46 и тысячи других; но разработаны также и специальные вакцины для борьбы со всей этой заразой.)

Ни один игрок не может проникнуть в этот сектор. Это правило распространяется на всех. В то же время компьютеры становятся все более портативными и мощными, и уже близится день, когда появится компьютер, не видимый невооруженным человеческим глазом. И тогда настанет момент, когда большие компьютерные комплексы, включающие в себя многие тысячи микрокомпьютеров, овладеют миром. Прелестно. Навязчивое стремление людей непременно компьютеризировать все и вся привело к компьютеризации ради самой компьютеризации. Компьютеры сейчас проникли повсюду, независимо от действительной в них нужды. Считается, что они незаменимы даже для людей-игроков, которые нормально могут обойтись и без них. На первый взгляд абсолютно необъяснимый факт, но можно сделать вывод – некоторые люди религиозную веру заменили столь же ревностной, службой компьютерам. Из-за страха, что прекратится их жизнь.

Чтобы отыскать ключ к судьбе людей-игроков, щелкните по иконе с изображением головы Мудреца.

Большинство компьютеров изначально неразумны, поскольку созданы людьми. Но если за дело взялись компьютеры, значит, скоро появится и Совершенная Машина – последний компьютер, в создании которого примет участие Человек. Машина, которая отнимет у него власть. Машина, которая произведет интеллектуальный взрыв. И изменит абсолютно все. Всемогущая, всеведущая машина, которая отбросит человечество как абстрактный образ, электронную копию Садов Эдема. Великий Белый Бог завтрашнего дня.

Сын божественного пророка. Последующие поколения полностью преобразуют человечество. А люди – после того как будут лишены способности мыслить – вернутся в свое естественное животное состояние. Освобожденные от необходимости думать, они перестанут осознавать себя. И вскоре прекратят существование. Великий Белый Бог прекратит жизнь всех людей-игроков, как и того, что сейчас спускается по шахте.

В основе игры заложен конфликт двух участников, хотя компьютер волен принять на себя роль одного или даже обоих игроков. Способы управления игрой самые разнообразные. Во-первых, вы должны уметь производить выбор и стратегическое размещение своего вооружения. Разумно сочетая эти средства с тактическими приемами, вы отвечаете на все действия вашего оппонента.

Проследим за передвижением человека-игрока с помощью инфракрасной телекамеры, установленной на потолке шахты. Прикинем возможные варианты. Не одно лишь регулирование температуры, как ранее это было сделано в шахте лифта. Стены штольни выполнены из огнестойкого и водонепроницаемого материала. Нет также никаких подводок от системы жизнеобеспечения. Поэтому практически единственный способ корректировки потенциально неуправляемой ситуации состоит в использовании источника питания, двух двойных розеток, имеющихся на каждом этаже, а также участков кабеля с радиусом изгиба не менее 175 миллиметров. Чем короче кабель, тем больше вероятность, что он выскочит из металлической крепежной скобы. Чтобы избежать включения датчика дымового загрязнения, придется прибегнуть к режиму, предусмотренному на случай проведения монтажно-наладочных работ, например сварки, при котором сигнализация временно отключается.

– Водолей – знак состоятельных людей, – читала Элен Хасси, – поэтому подчас вам трудно отказаться от собственнических инстинктов. Учитесь освобождаться от людей и жилищ, которые вы уже переросли. Однако в 16 лет может оказаться, что вас куда-то непреодолимо тянет помимо вашей воли. И даже если вам не хочется ничего менять, у звезд иные планы. С достоинством принимайте вашу судьбу, не исключено, что еще до конца месяца вам придется поменять работу и друзей.

Элен швырнула журнал на стол и взглянула на Дженни.

– Лично я уже переросла это жилище, это уж точно, – сказала она. – Но меньше всего мне хотелось бы сейчас каких-то приключений и вызова судьбы.

Дженни нетерпеливо посматривала на трубку «уоки-токи», которая лежала у нее на коленях. Митч только пятнадцать минут как начал спуск, но ее уже мучили самые тяжелые предчувствия.

– Почитай и мой гороскоп, – попросила она, желая немного отвлечься. – Мой знак – Близнецы.

Марти Бирнбаум, прикончивший очередной бокал «Шардонэ», недовольно засопел:

– Вы что, и вправду верите в эту чушь?

– Что касается меня, то я верю своему гороскопу, только когда он сулит несчастья, – заявила Элен. – Я никогда не верю в хорошие предсказания, даже если они иногда сбываются.

– Верх нелепости.

Не обращая на него внимания, Элен снова взяла журнал и принялась громко читать:

– Близнецы. Ваш покровитель, остроумный Меркурий, поможет вам сохранить максимальную изобретательность до конца месяца. И, похоже, вам это вскоре как нельзя понадобится. Это довольно тяжелые для вас времена...

– Еще бы! – воскликнула Дженни.

– ...но необходимые предосторожности помогут вам максимально сгладить неприятные последствия и выйти с честью из всех испытаний. Кто знает? Возможно, даже нарушится ваш привычный образ жизни. И не исключено, что изменение, которого вы так долго ждали, случится совершенно неожиданно для вас". – Поджав губы, Элен слегка наклонила голову. – Я бы сказала, все это довольно близко к истине, что скажешь?

– Неплохо, – согласилась Дженни.

– Совпадение, – проворчал Бирнбаум. – Нелепость, да и только.

– А какой у вас знак, Марти?

– Гляжу на вас и удивляюсь. – Он перевел взгляд на Дженни. – Пожалуй, вам в меньшей степени, милая. Тем более что ваша специальность сродни этому шаманству. Как она звучит?

– Его знак Рыбы, – сказала Элен. – 22 февраля. Он всегда записывает это в своем ежедневнике, чтобы секретарша была в курсе и дарила ему подарки.

– Это неправда, – возразил Марти и снова сосредоточил свое внимание на Дженни. – Так какое китайское название у вашей специальности?

Элен все-таки решила зачитать его гороскоп.

– Рыбы, – начала она. – Довольно скоро вам дадут пинка, когда вы попробуете сунуть свой нос не в свои дела. – Она захлопнула журнал. – Как насчет предсказания, Марти?

– Чепуха.

– Дадут пинка, – рассмеялась Дженни.

– "Фен-шуй", – вспомнил Бирнбаум. – Вот как это называется.

– Дженни, признаюсь, я не слишком разбираюсь в «фен-шуй», – обратилась к ней Элен с грустной улыбкой. – Но сейчас думаю, что ничего этого бы не случилось, если бы мы до конца выполнили все твои рекомендации.

– Спасибо. – Дженни ответила с такой же грустной улыбкой.

– А в чем суть этой самой «фен-шуй»? – спросил Бирнбаум.

– С чего мне лучше начать?

Сейчас, когда Митча в комнате не было, Дженни почувствовала, что может наконец напомнить всем – она с самого начала предсказывала: с этом зданием могут возникнуть серьезные проблемы.

– Возьмем для примера дерево. Оно посажено в центре квадратного прудика, что означает заточение и грозит большим несчастьем.

– Ерунда, – не отступал Бирнбаум.

– Я еще многое могла бы рассказать. Но главный смысл в том, что это здание изначально несчастливое. Думаю, вы не станете этого отрицать, Марти.

– Несчастливое? Что это значит? Я никогда не верил в какую-то удачу. Успех определяется напряженной работой и тщательным планированием, а не птичьими внутренностями. – Он расхохотался. – Или дыханием дракона.

– Это весьма символично, – вздохнула Дженни. – Вы образованный человек и должны понимать, что верить в дыхание дракона вовсе не означает верить в самих драконов, В мире существуют самые разнообразные силы, о которых нам ничего не известно.

– Дженни, милая, это больше напоминает Стивена Кинга, понимаете? – Бирнбаум с кислой гримасой прикрыл ладонью глаза.

– Сколько ты выпил, Марти? – поинтересовалась Элен, нахмурившись.

– Какое это, к черту, имеет значение? Вы сами решили потрепаться на эту тему, а не я. И нечего рвать рубаху на груди, это обычный выпендреж.

Куртис, лежавший до этого на диване, услышав разговор, встал и потянулся.

– Если кто и выпендривается, то именно вы, Марти, – заметил он. – Почему бы вам не прийти в соседнюю комнату к тем двоим и не перекусить? Постарайтесь как следует закусить после вашей выпивки.

– Что вы все ко мне привязались?

– Когда нам придется спускаться по монтажной лестнице, пьяный будет всем дополнительной обузой.

– Это кто здесь пьяный?

– Да погодите вы, – недовольно проворчал Бич. – Не даете сосредоточиться.

– Почему бы тебе не прерваться на минуту? – предложила Дженни. – Ты уже несколько часов подряд таращишь глаза в экран.

Бич ответил, ни на секунду не отрываясь от монитора:

– Не могу. Только не сейчас. Кажется, я нашел способ, как можно играть с этой чертовой железякой. По крайней мере, в одном элементе игры я уже разобрался.

– В каком же именно? – спросил Куртис.

– Я получил возможность сыграть с Гроссмейстером. И если мне удастся победить, то Измаил автоматически прекратит нас истреблять.

– Вы собираетесь сыграть с компьютером в шахматы?

– Можете предложить что-нибудь еще? Возможно, я его обыграю.

– На это есть хоть какие-то шансы?

– У человека-игрока всегда есть шансы, – пророкотал Измаил.

– Я несколько раз играл с Авраамом, но без особого успеха, – признался Бич. – Его игра была основана на лучшей компьютерной программе в мире. Я не знаю точно, какую именно программу использует Измаил – ту же или другую, но в любом случае мы можем потягаться. Понимаете, о чем я? Я не такой уж вшивый игрок, к тому же попытка не пытка.

Прикусив верхнюю губу, Куртис с озабоченным видом опустился на колени возле Виллиса Эллери, который пытался приподняться на локтях.

– Как себя чувствуете?

– Будто по мне проехал грузовик. Как долго я тут?

– Несколько часов. Вам еще повезло, что остались в живых, дружище. Очень повезло.

Оглядев свои обожженные ладони, Эллери понимающе кивнул:

– Похоже, действительно повезло. Господи, какая здесь жарища. А ваш друг, Нат? Ему удалось выбраться?

– Он мертв. Так же как и Арнон.

– Дэвид? – Эллери тяжело вздохнул. – Можно попросить воды?

Куртис принес стакан и помог ему напиться.

– Вам лучше полежать здесь и не особенно двигаться, – сказал он Эллери. – Митч разработал план, как нас всех вытащить отсюда.

Осталось девять жизней. Люди расстаются со своими жизнями быстрее, чем ожидалось. Игра скоро подойдет к концу. Скоро должен потерять жизнь игрок, который находится в шахте стояка. Затем займемся фальш-полом в центральном офисе. Укороченный кабель – совсем неплохая мысль, однако игрок в шахте упорно цепляется за жизнь. Сначала надо его уничтожить, а уж потом двигаться дальше. Правила есть правила.

Гроссмейстеру решать, кому жить, а кому умереть.

Камера, установленная в верхней части шахты, показывает, как постепенно распрямляется петля высоковольтного кабеля, а человек-игрок продолжает спускаться вниз по лестнице. Он находится уже на десятом этаже и примерно через пять минут спустится и покинет шахту. Надо придумать, как задержать его продвижение, чтобы кабель успел коснуться монтажной лестницы и еще одна жизнь прекратилась.

Митча настолько поразил неожиданный телефонный звонок из аппарата, висевшего на стене прямо перед его лицом, что он чуть не промахнулся мимо очередной ступеньки. Он остановился и взглянул вверх вдоль узкой шахты. Неужели Куртису удалось снова включить телефоны? Или это очередной фокус Измаила? Перед тем как взять трубку, он внимательно осмотрел ее со всех сторон. Она была изготовлена из пластика, что вроде бы исключало возможность электрического удара, но после случившегося с Виллисом Эллери Митч уже не исключал никакой возможности.

Телефон зазвонил с еще большей настойчивостью.

Пластмасса. В чем же таится опасность? Возможно, это звонит Дженни и хочет предупредить его о какой-то новой беде. Они считали, что телефоны отключены, а что, если некоторые продолжают работать? Скажем, автономные линии связи.

Митч очень осторожно поднял трубку и, держа ее подальше от уха, словно опасаясь, что из нее выскочит что-то острое, спросил:

– Да.

– Митч?

– Кто это?

– Слава Богу. Это я – Аллен Грейбл. Парень, как я рад слышать твой голос.

– Аллен? Где ты? Я думал, ты давно ушел.

– В том-то и дело, что нет, Митч. Опоздал всего на пару минут. Слушай, ты должен мне помочь. Я тут сижу в подвале, в одной из раздевалок. Компьютер совсем рехнулся и запер все двери. Я просто подыхаю от жажды.

– А как ты узнал, что я в стояке?

– Да не знал я ничего. Я звоню по этому телефону уже целые сутки подряд. Только этот и работает. Знаешь, я уже совсем отчаялся дозвониться до кого-нибудь, думал, что придется проторчать здесь все выходные. Ты не представляешь, какое счастье слышать твой голос. Кстати, что ты там делаешь?

Голос по телефону был удивительно похож на голос Аллена Грейбла. Но Митча не покидали подозрения.

– Мы все оказались заперты, Аллен. Компьютер сошел с ума. И уже многие погибли.

– Что? Ты шутишь? Господи Иисусе!

– Еще недавно все считали, что это твоих рук дело, – признался Митч.

– Я? Какого черта вам такое пришло в голову?

– А что тут удивительного? После всего того, что ты наговорил – как собирался отомстить Ричардсону и вывести из строя само здание?

– Должно быть, я был в приличном подпитии.

– Да уж.

– У меня было достаточно времени, чтобы как следует просохнуть.

– Приятно снова слышать твой голос, Аллен. – Митч помолчал. – Конечно, если это и вправду ты.

– О чем ты, к черту, толкуешь? Разумеется, я. Кому же еще и быть? Митч, в чем дело?

– Приходится быть осторожным. Компьютер идет на всевозможные уловки. Скажи-ка мне, когда ты родился?

– Пожалуйста, 5 апреля 1956 года. В последний день рождения ты был у меня на обеде, помнишь?

Митч мысленно обругал себя последними словами. Ведь Измаилу все это было отлично известно: у него в памяти хранилось как личное дело Грейбла, так и записи в его дневнике на диске компьютера. Следовало придумать что-нибудь такое, чего не было в его файлах. Но что? А насколько хорошо он вообще знает Грейбла? Судя по всему, не слишком, если вспомнить, что с ним случилось не так давно.

– Митч, ты еще там?

– Я здесь. Но я обдумываю вопрос, на который мог бы ответить только настоящий Аллен Грейбл.

– А что, если я расскажу о тебе такое, что известно мне одному?

– Нет, погоди-ка. Кажется, придумал. Аллен, ты веришь в Бога?

Грейбл расхохотался:

– Ну и вопросец!

– Аллен Грейбл на него ответил бы. – Митчу было прекрасно: известно, что Грейбл, еврей по национальности, являлся убежденным агностиком.

– Значит, мог бы, говоришь? Чудной ты малый, Митч. Верю ли я в Бога? Что ж, давай посмотрим. – Он сделал паузу. – Я считаю, что если в своей ограниченности я отнюдь не весь мир, а при моем несовершенстве далек от идеала, то можно логично утверждать, что должны существовать также безгранично одаренные и совершенные существа, поскольку бесконечность и совершенство взаимно нерасторжимы со своими антиподами – несовершенством и ограниченностью. Исходя из этого, можно сделать вывод, что Бог существует. Да, Митч, я действительно верю, что он есть.

– Очень любопытно, – медленно произнес Митч. – Только знаешь, на такой трудный вопрос у людей принято давать более простой ответ.

И Митч быстро бросил трубку служебного аппарата, мгновенно догадавшись, что Измаилу зачем-то понадобилось задержать его. Надо как можно скорее выбираться из этой шахты.

– Митч! – орал голос из телефонной трубки. – Не бросай меня здесь, прошу тебя!

Но Митч, сняв обе ноги со ступенек и крепко обхватив лестницу по бокам, ловко проскользил последние пятьдесят или шестьдесят футов, как пожарный, опускающийся по сигналу тревоги. Работающие от батарей сенсорные лампы внутреннего освещения быстро включались и выключались, когда он проносился мимо них, все дальше удаляясь от телефона-ловушки. Он быстро добрался до второго этажа, снова поставил ноги на ступени; миновал последние футы и уперся плечом в дверь, ведущую к выходу, и с размаху приземлился на пол аппаратурной первого этажа. В шахте его нога зацепилась за один из кабелей и на короткое мгновение, пока не удалось рывком освободиться, ему показалось, что это щупальце какого-то гигантского осьминога. Он отполз подальше от шахты и, опершись спиной на стойку с аппаратурой, попытался успокоить дыхание, а заодно и нервы.

– Проклятие, как тебе это удалось? – громко спросил он себя с трепетом в голосе. – Как здорово ты сымитировал голос Грейбла. Даже смех абсолютно его.

Потом до него дошло, как все было сделано. На каком-то этапе компьютер просто зафиксировал образец голоса Аллена Грейбла и переписал его в двоичном коде, который выглядел как обычная последовательность импульсов. Но неужели этого достаточно, чтобы вступить в развернутую беседу? И даже рассуждать на темы теологии? Просто фантастика! Митчу подумалось: если Измаил способен на такое, то от него практически всего можно ожидать.

Ну, может быть, и не всего. Митч напомнил себе, что сам-то в конце концов был еще жив. Зачем же Измаил все это затеял? Не для собственного же развлечения, это уж точно.

Поднявшись на ноги, Митч вернулся к открытой двери в шахту и осторожно заглянул внутрь. На первый взгляд там все выглядело без изменений. И все-таки что-то здесь было не так – он это нутром чуял. Митч надеялся, что ему не придется подниматься назад, чтобы выяснить, какой сюрприз припас для него Измаил.

Выйдя из аппаратурной, он направился в сторону светильников, освещавших вестибюль. Он передвигался крадучись, в постоянном ожидании, что любая дверь может отвориться и оттуда вывалится очередной «подарок» компьютера. На краю балкона он посмотрел за ограждение, прикидывая, как бы лучше спуститься на опорную балку.

Митч считал, что здесь должно быть порядка пятнадцати футов, однако теперь увидел, что, пожалуй, и все тридцать. Как-то совсем выпало из головы, что высота потолков в нижнем холле была в два раза больше, чем на остальных этажах. Спуск по балке предстоял довольно крутой. Да и до самой распорки было добраться совсем непросто.

Подойдя к краю, Митч перелез через перила и встал на горизонтальный брус, выступавший из гигантской опорной колонны, которая тянулась вверх до самой крыши. С другой стороны колонны виднелась желанная распорка, которая шла под углом сорок пять градусов к полу цокольного этажа. Словно канатоходец, он прошел по балке и, обхватив колонну рукой и ногой, попытался нащупать свободной ногой то место, где балка проходила над укосиной. Колонна была не слишком широкая. Вытянув ногу, он попытался нащупать уступ, чтобы обогнуть колонну. После нескольких безуспешных попыток он совсем было отчаялся в успехе. Для того чтобы перебраться на другую сторону, ему надо было полностью сойти со спасительной балки и перенести вес тела на крохотный, не больше сантиметра, выступ между двумя секциями колонны. А оттуда пути назад не было. Граница между жизнью и смертью здесь ощущалась вполне явственно. Когда-то давно, еще будучи скаутом, он сорвался со скалы, нависавшей над океаном, и, хотя высота была раза в два меньше, чем сегодня, заработал несколько переломов. Ему живо припомнился страшный удар о камни и то, как он застыл от ужаса, решив, что уже мертв. Митч знал, что тогда ему здорово повезло, и не надеялся, что будет столь же удачлив на этот раз.

Решительно оттолкнувшись от бруса, он тесно прижался к колонне, подобно мухе, и стал по сантиметрам передвигаться вдоль узенького бордюра, опираясь на него самыми краями ботинок. Возможно, этот путь занял у него не больше минуты, но самому Митчу казалось, что он висит на этой колонне целую вечность и ему никогда не перебраться на другую сторону.

Учитывая потенциальное преимущество компьютера, Бич выбрал закрытый Вариант игры с неклассическим первым ходом, f2-f4, отказываясь от немедленной инициативы. Из чисто арифметических соображений он понимал, что лучше выглядит е2-е4, поскольку открывает сразу четыре поля для ферзя, однако при этом пешка оставалась незащищенной, а Бич интуитивно чувствовал, что именно в этом для него таятся скрытые неприятности. Кроме того, он почти наверняка знал, что все варианты открытых начал с первым ходом королевской пешки Измаилу прекрасно известны. Поэтому такая осторожность со стороны Бича была вполне оправданной. А вот то, что Измаил продемонстрировал не меньшую осторожность при ответе за черных, показалось довольно странным. После двадцати ходов Бич был вполне доволен своей позицией. По крайней мере, до разгрома еще далеко.

– Как он? – спросила Дженни у Куртиса. Виллис Эллери лежал, обернувшись бледным лицом к стене, и только редкий кашель свидетельствовал о том, что он еще жив.

– Должен выдержать.

Дженни взглянула сначала на часы, а потом на трубку переговорного устройства.

– Уже час прошел, – сказала она.

– Значит, осталось еще десять, – пробормотал Бич.

– Думаю, это заняло больше времени, чем он предполагал. Но, увидишь, он доберется, – успокоил ее Куртис.

– Надеюсь, что вы не ошиблись.

Приподняв голову со сложенных на столе рук, Марти Бирнбаум затуманенным взором уставился на Боба Бича, а затем наклонился к плечу Куртиса.

– Сержант, – прошипел он.

– Что случилось?

– Что-то ужасное.

– Что именно?

Бирнбаум нервно провел ладонью по щетинистой щеке, а затем высморкался.

– Бич... – просипел он. – Боб Бич сидит там и играет в шахматы. А вы знаете, с кем он играет?

– С компьютером. Ну и что дальше?

– Нет, не с компьютером. В том-то и дело. – Взяв пустой винный бокал, Бирнбаум тупо уставился на него. – Сначала я боялся в это даже поверить. Но теперь немного поразмыслил и понял, что он просто делает вид, будто играет с компьютером.

– Ас кем же тогда?

– Со смертью. Бич сидит там и играет со смертью.

– Ну и кто из нас несет чушь? – Не выдержав, Элен фыркнула.

– Нет, в самом деле. Я просто уверен.

Куртис поднял с пола пустую бутылку из-под вина и поставил ее на стол. Бирнбаум тут же попытался наполнить из нее свой бокал.

– Сколько ты уже принял? – спросил его Куртис. Бирнбаум недоуменным взором оглядел пустой бокал и закашлялся.

– Забудем об этом. Слушай меня. Я изменил свое мнение и считаю, что ты прав. Нам надо спасаться. И вот что я придумал... – Он снова закашлялся. – Пока Митч отвлекает на себя смерть, у нас отличный шанс смыться. Думаю, что эти оба так поглощены своей игрой, что даже не...

Куртис тоже несколько раз кашлянул. В воздухе появился отчетливый металлический привкус. Он снова закашлялся, тщетно пытаясь прочистить легкие, и вдруг заметил, что Эллери лежит на спине, а на губах у него появились слизистые пузыри. Сержант быстро опустился на колени, внимательно присмотрелся к стыкам половых плиток и пальцем поддел угол одной из них.

– Газ! – крикнул он. – Всем быстро выйти! Дым поднимался из решетчатого вентиляционного отверстия в центре пола. Слегка приподняв решетку, Куртис обнаружил там нечто похожее на патологоанатомическую картину – типичный разрез человеческих тканей с переплетенными венами, артериями и нервными окончаниями. Вся Решетка была пронизана тысячами миль медных проводов в пластиковой изоляции. В компьютерном зале, как и на особо важных военных объектах, использовались кабели со специальным бездымным и огнестойким покрытием. Или совсем не содержащим галогены. Но, поскольку центральный офис не относился к помещениям с повышенной пожароопасностью, вся проводка здесь была изготовлена с изоляцией из обычного полихлорвинила. При повышенном нагреве медной сердцевины проводов – благодаря усилиям Измаила – в воздух стал интенсивно выделяться ядовитый хлористый водород.

Куртис огляделся по сторонам в поисках огнетушителя. Так и не обнаружив ни одного, он просунул руки под мышку Эллери и вытащил его наружу.

Дженни, Элен и Бирнбаум, уже наполовину задохнувшись от быстро густеющего дыма, тоже бросились к выходу. А Бич, казалось, не обратил на все это никакого внимания и продолжал словно зачарованный сидеть перед экраном компьютера.

– Ты что, с ума спятил? – борясь с кашлем, крикнул ему Куртис. – Выметайся отсюда. Бич, к чертовой матери.

С видимой неохотой тот поднялся со своего места. Сильно закашлявшись, все-таки выбежал вслед за всеми в коридор. Туда же рванули из кухни супруги Ричардсон.

– Пойдем на балкон, – предложил Куртис. – Там, должно быть, побольше воздуха.

Бич помог Куртису дотащить Эллери до того участка ограждения галереи, где Давид Арнон нашел свою дорогу к смерти. Некоторое время они постояли на краю балкона, беспрерывно кашляя, отплевываясь и отрыгивая вниз, в сторону холла.

– Что это было, черт возьми? – охрипшим голосом спросила Джоан.

– Должно быть. Измаил сильно нагрел током электропровода, проложенные в полу, и в результате пластиковая обмотка разложилась с выделением хлористого водорода, – объяснил Ричардсон. – Не пойму только, как это ему удалось.

– Ну что, еще надеетесь спокойно провести здесь остатки выходных? – Куртис вытер рукавом слезящиеся глаза и опустился на колено возле Эллери. Тот уже не дышал. Склонившись над ним, Куртис прижал ухо к сердцу. На этот раз беднягу уже было не воскресить.

– Виллис Эллери мертв, – объявил Куртис после долгой паузы. – Бедный парень лежал на полу и, похоже, успел надышаться этой дрянью намного раньше, чем мы.

– Господи, надеюсь, хоть с Митчем все в порядке, – сказала Дженни, с тревогой всматриваясь вниз через перила. Но оттуда пока не было никаких сигналов.

Без особых осложнений съехав вниз по растяжке, Митч спрыгнул на пол. Когда он проходил мимо дерева в направлении вахты, то наткнулся на останки Давида Арнона. Его трудно было узнать – скрючившись, он лежал с торчащей из груди сломанной ножкой от стола, напоминая классический фильм ужасов про вампиров. С другой стороны, благодаря вытянутым в разные стороны одеревеневшим длинным ногам он был похож на упавшее от ветра огородное чучело.

Митч подумал, какая странная все-таки вещь – личное восприятие. Он прочитал над телом старого друга короткую молитву, мысленно вопрошая себя, все ли он сделал, чтобы спасти его. И обратил внимание на одно странное обстоятельство: хотя тело Арнона покрывала корка запекшейся крови, однако белый мраморный пол вокруг него был девственно чист, словно его совсем недавно тщательно протерли. В нескольких метрах поодаль, на крышке электронного фортепиано, словно сраженный пятна. Для этою и существует ПАЧМА – Полуавтономный Чистящий Микроэлектронный Агрегат, самая совершенная в мире система ухода за мраморными покрытиями, созданная для удаления любых загрязнений, включая масла, фруктовые соки, уксус и другие продукты, содержащие слабые кислоты. ПАЧМА имеет размеры и вес среднего холодильника, а форму – пирамиды. Снабженная тридцатью миниатюрными электромоторами машина по сути представляет интегральную полупроводниковую микросхему на колесах, включающую в свой состав восемнадцать компьютеров, пятьдесят датчиков внешних препятствий, а также инфракрасную видеокамеру для обнаружения грязи. Вообще-то проектная скорость ПАЧМА не превышает одной мили в час, однако сейчас он врезался в Митча всем корпусом на скорости около пятнадцати миль. Резким ударом по лодыжке сбил его с ног, и тут же Митч перелетел через верхушку этого пирамидального робота. В полете ему вспомнился удивительно чистый пол возле трупа Арнона. Еще до того как приземлиться, он успел обругать себя за то, что совсем забыл про этот чудо-агрегат. Преодолевая боль, он попытался подняться с пола, но машина нанесла ему новый удар, на этот раз по коленной чашечке. Заревев от боли, Митч опрокинулся на спину, схватившись за ногу. Откатившись подальше, чтобы начать новую атаку, ПАЧМА развернулся вокруг оси и снова стал стремительно набирать скорость.

Митч вытащил револьвер охранника и, прицелившись в верхушку пирамиды с электронной начинкой, несколько раз подряд выстрелил. Но если робота и задело слегка, то внешне это никак не проявилось. Митч отпрыгнул в сторону искусственного пруда рядом с деревом. Там он перевалился через низкий бортик в пустую ванну и оказался в относительной безопасности. Еще около минуты ПАЧМА упорно обшаривал весь пруд по периметру, а затем все-таки решил подчистить кровь на полу под фортепиано.

– Митч? – Это был Куртис, говоривший по «уоки-токи». – С тобой все в порядке?

– Отделался синяками. – Он оттянул носок и осмотрел лодыжку, на которой уже красовалась огромная бордовая ссадина. – Но, думаю, мне будет трудновато уворачиваться от этой штуковины. Я всадил в нее несколько пуль, а она даже не моргнула. Пока зачищает пол около фортепиано.

– Слава Богу! Наконец-то она занялась тем, для чего предназначена.

– Надо что-то придумать.

– О кей, у меня возникла идея. Мы разбомбим этого робота-ублюдка.

– Это как?

– Сначала скинем вниз какой-нибудь мусор, чтобы его заинтересовать. Заманим в нужное место, а затем устроим этому сукину сыну Хиросиму. Главное, сбросить ему на башку что-нибудь потяжелее.

– Неплохая мысль, это должно сработать.

– Только береги свою голову, дружище, – хохотнул Куртис. – А мы пойдем поищем нашего будущего «Толстяка».

– Мне кажется, я знаю, что для этого сгодится, – сказала Элен.

Она привела их в комнату рядом с лифтами, где на мебельной тележке в ожидании окончательного приговора покоилась голова Будды, высотой более метра. Это было все, что осталось от гигантской бронзовой статуи эпохи династии Тан, отлитой более десяти веков назад. Схватившись рукой за небольшой пучок на голове Будды, символизировавший безграничную мудрость, Куртис осторожно качнул увесистый фрагмент.

– Вы абсолютно правы, – согласился он с Элен. – Эта штуковина весит несколько сотен фунтов.

Джоан пришла в ужас. Он не могла сказать, что в ней больше восставало против акта вандализма: принадлежность к буддизму или приверженность к искусству.

– Нет, это невозможно! – воскликнула она. – Скажи им, Дженни! Это же священный символ!

– Строго говоря, – заметила Дженни, – буддизм и даосизм – диаметрально противоположные мировоззрения. Лично я не стала бы возражать.

– Ну, тогда ты, Рэй.

– Я так думаю: лучше прикончить робота с помощью этого Будды, чем ждать, пока робот прикончит Митча, – рассудил Ричардсон.

Куртис с Ричардсоном выкатили бронзовую голову на балкон. Пока они устанавливали ее на самом краю галереи, немного поодаль от того места, где сорвался вниз Аллен, Дженни сходила на кухню, где воздух был уже вполне пригоден для дыхания, в поисках чего-нибудь подходящего, чтобы развести грязь на полу в вестибюле. Она вернулась оттуда с парой бутылок кетчупа.

Митч дождался, когда робот закончит чистить мрамор под фортепиано и быстро развернулся, зафиксировав своей видеокамерой мешанину из бутылочных осколков и кетчупа, запятнавшего девственно чистый пол. И тут же направился к ярко-красному пятну. Тщательно обследовал его границы, прикидывая объем предстоящей работы.

– Ждите моего сигнала, – предупредил Митч в микрофон. – Он пока еще на краю пятна. Пусть этот поганец залезет в самый центр, и вот тогда вы и накроете его.

Но ПАЧМА, словно опасаясь ловушки, застыл на самом краю кучи лужи из кетчупа.

– Что он там делает? – спросила Дженни по «уоки-токи».

– Похоже, он...

Вдруг робот быстро устремился в самый центр большого пятна, и Митч заорал в трубку:

– Давай!

Казалось, голова всемогущего Будды давно томилась в ожидании этого исполненного мощи полета. Словно поддерживаемая в воздухе тончайшими невидимыми нитями, она летела вниз ровно и величественно, будто призывая всю Землю в свидетели последнего критического момента в своей истории. Наконец раздался оглушительный удар, и ПАЧМА разлетелся на куски, подобно огромному шару из металла и пластика.

Митч успел пригнуться за бортиком искусственного водоема, чтобы его не задели осколки злополучного робота. Когда он снова выглянул, назойливого чистильщика больше не существовало.

Как только воздух в центральном офисе стал вполне пригоден для дыхания. Боб Бич объявил, что возвращается к своему терминалу, чтобы продолжить попытки проникнуть в образ мыслей Измаила.

Куртис попытался его отговорить:

– Что ты там собираешься делать? Играть в шахматы?

– Моя позиция лучше, чем можно было предположить. Измаил не слишком уверен в своих силах. Это более чем заметно, клянусь.

– А если он выкинет новый фокус? Скажем, опять попробует нас отравить? Что тогда?

– По правде говоря, не думаю, что он собирался убить кого-нибудь, кроме Виллиса Эллери.

– Значит, можно ничего не опасаться?

– Нет, разумеется, нет. Просто я хочу сказать вам, что, пока я играю с ним в шахматы, я в безопасности. Так мне кажется. А кроме того... Не уверен, что вы поймете.

– Выкладывай, что там у тебя? – потребовал Кур-тис.

– Это ведь больше чем игра. Я, а никто другой создал этого монстра, Куртис. И если у него есть душа, то мне надлежит в ней разобраться. Создателю необходимо поговорить со своим творением, если угодно. В конце концов, именно я извлек Измаила из тьмы небытия. Несмотря на все, что он здесь натворил, я не воспринимаю его как врага. Я хочу, чтобы Измаил разговорился и открыл, так сказать, душу. Похоже, мы сможем побеседовать, и тогда мне удастся найти способ обезвредить заложенную им бомбу замедленного действия.

– Что ж, твое дело, – ответил Куртис.

Как только Бич снова сел за компьютер, череп кватерниона сразу повернулся в его сторону и кивнул, словно приглашая продолжить партию. Бич быстро пробежал глазами позицию, хотя она все время была у него в голове, и он уже знал свой следующий ход. Ему показалось, что Измаил допустил ошибку.

Щелкнув «мышью», Бич передвинул короля на поле b1. Он был доволен тем, что остальные боялись возвращаться в комнату. Теперь у него появилась прекрасная возможность побыть с глазу на глаз со своим электронным Прометеем. Помимо этого, он хотел поделиться со своим созданием сугубо личными взглядами на некоторые проблемы.

Голова Будды оказалась полой внутри, словно шоколадное яйцо. Лицо осталось цело и напоминало хитиновое надкрылье гигантского жука, с внутренней его стороны четко прорисовывались отдельные детали, такие как губы и глаза. Прихрамывая, Митч проковылял мимо груды из останков ПАЧМА и осколков Будды, невольно задумавшись, почему строгие принципы «фен-шуй» допускают осквернение образа выдающегося святого, почитаемого на Востоке.

К радости и удивлению Митча, за подковообразной керамической стойкой уже не было никаких признаков голографической Келли Пендри. По крайней мере, он был избавлен от необходимости лицезреть эту назойливо-слащавую дуру. Но голограмма включалась автоматически, стоило кому-нибудь приблизиться к градиентному полю, окружавшему стойку вахты. И если голограмма не работала, значит, входная дверь должна быть открыта.

– Раскатал губы, – произнес он про себя и на всякий случай – чтобы просто убедиться – направился к входной двери.

Нет, дверь была заперта. Он прислонился носом к стеклу, пытаясь рассмотреть, нет ли кого на площади перед зданием, заранее зная, что такое крайне маловероятно. Он разглядывал мостовую, зловеще ощетинившуюся многоугольными плитами, которые были приподняты мощными гидравлическими домкратами: это патентованное покрытие специально предназначалось для того, чтобы придать тротуару абсолютно негостеприимный и отталкивающий вид. Несколько раз он замечал на Хоуп-стрит мигающие синие огоньки патрульных полицейских машин и тут же машинально начинал колотить кулаком по стеклу, громко звать на помощь, хотя прекрасно понимал, что даром теряет время. Под его ударами толстенное стекло даже не вибрировало. С равным успехом можно было лупить ладонью по бетонной стене.

– Митч! – раздался пронзительный голос в трубке. – С тобой все в порядке? Что случилось? – Это снова была Дженни. – Я слышала, как ты кричишь.

– Ничего особенного, – ответил он. – Просто на минуту потерял голову, вот и все. Стоял перед прозрачной входной дверью. – И уже более оптимистичным тоном добавил: – Я позвоню вам, как только запущу лазер в действие.

Он опять укрепил на поясе «уоки-токи», снятый с мертвого тела Дюка, и развернулся в сторону вахты, мысленно спрашивая себя, продумал ли он до конца, как следует действовать. Его опыт работы с лазерами был, мягко говоря, весьма небогат. Не исключено, что Рэй Ричардсон был прав: в лучшем случае он только ослепит себя, а то и устроит что-нибудь похуже. Но ничего другого не оставалось.

Внезапно на Митча накатил такой приступ страха, что сердце бешено заколотилось в грудной клетке, словно мечущий икру лосось.

На месте приторной ведущей из передачи «С добрым утром, Америка» за конторкой возвышалось инопланетное чудище из научно-фантастических кошмаров – в серой металлической чешуе, с двумя мощными челюстями, хвостом, как у дракона, покрытым густой голографической слизью. Хриплое дыхание чудовища было абсолютно натурально воспроизведено системой Долби-стерео. Зверюга, ростом не менее семи футов, свирепо поглядывал на Митча, плотоядно двигая своими жуткими челюстями. Митч мгновенно отскочил от конторки, словно отброшенный за линию безопасности, проведенную на полу.

– Святый Боже! – воскликнул он.

Он понимал, что это была всего лишь хорошо выполненная голограмма: три дифракционных пучка световых волн, создававшие иллюзию реального изображения, однако столь полного натурализма не было ни в одном фильме. По крайней мере в тех, что он видел до сих пор. Перед ним находился тот самый Параллельный Демон – монстр из компьютерной игры сына Эйдана Кенни, которого он запомнил. Как же она называлась, эта игра? «Побег из крепости», кажется? Должно быть, Измаил просто скопировал из нее файл-редактор, который позволяет играющим создавать собственных чудовищ.

Митч верил, что в конце концов им удастся выбраться из этой суперсовременной крепости в самом центре оживленного мегаполиса. Он понимал, что факсимильный демон не может причинить ему вреда, однако понадобилось несколько минут, чтобы набраться храбрости и приблизиться к объемной и злобно рычащей картинке.

– Ты зря тратишь время, Измаил, – попытался он поддеть компьютер, правда, не придав голосу достаточной твердости. – Твой трюк на меня не действует, я не испугался, понял?

Но он по-прежнему был не в силах заставить себя подойти к чудищу поближе. Неожиданно монстр резко подался вперед, словно пытаясь перекусить ему горло своими пилообразными челюстями. Несмотря на все только что сказанное, Митч резко отпрыгнул в сторону.

– Эта штука и в самом деле выглядит довольно правдоподобно, – пробормотал он, глотая слюну, – но меня этим не купишь.

Набрав в грудь побольше воздуха, крепко сжав кулаки и пытаясь не смотреть на голограмму, он быстро прошел к конторке, чуть не задохнувшись, когда демон попытался вонзить в него свои страшные копьевидные когти. В какой-то момент ему даже показалось, что он совершил ошибку – столь убедительным было движение корявой остроконечной лапы, пытавшейся разорвать ему грудь. Но отсутствие крови и боли убедило его в своей правоте и вернуло к реальности. По-прежнему стараясь не обращать внимания на голографического монстра, Митч склонился над столом в поисках очков, защищающих от инфракрасного излучения. Он нашел их в одном из выдвижных ящиков рядом с руководством корпорации по работе с лазером производства корпорации «Мак-Доннел Дуглас».

Демон растаял в воздухе.

– Отлично сработано. Измаил, – похвалил Митч. Он надел очки и открыл дверцу позади конторки. Там матово чернел стальной корпус с лазерными усилительными колонками внутри.

ОПАСНО. НЕ ВСКРЫВАТЬ.

СОДЕРЖИТ ЛАЗЕР ПОДКАЧКИ С ТВЕРДЫМ Nd-YAG И СИСТЕМУ БЫСТРОГО ЗАПУСКА. УЗЕЛ РАЗРЕШЕНО ПРОВЕРЯТЬ И НАЛАЖИВАТЬ ТОЛЬКО СПЕЦИАЛИСТАМ «МАК-ДОННЕЛ ДУГЛАС».

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: ПОЛЬЗУЙТЕСЬ СРЕДСТВАМИ ЗАЩИТЫ ВБЛИЗИ ОТ ИНФРАКРАСНОГО ИЗЛУЧЕНИЯ С ДЛИНОЙ ВОЛНЫ 1,064 МИКРОМЕТРА.

Митч еще раз убедился, что очки сидят достаточно плотно и не пропускают света – даже от невидимых лазерных лучей можно ослепнуть. Затем он отвернул крышку в корпусе прибора. Он еще никогда до этого не видел начинку лазера, за исключением, может быть, маломощных радиолокационных, которые они использовали в своей мастерской для визирования местности, измерения расстояний и фиксации воздушных потоков. Сверив внутренности корпуса с рисунками в руководстве по обслуживанию, Митч быстро сумел найти прозрачную пластиковую трубку, в которую был заключен стержень из иттрий-алюминиевого граната. Читать инструкцию через затемненные стекла очков было довольно неудобно. Хотя луч лазера проходил внутри твердого металлического рукава, между письменным столом секретарши и источником реально-временного изображения – тем самым узлом, который находился под контролем Измаила, – он преодолел соблазн снять защитные очки. Потребовалось несколько минут, пока Митч наконец нашел кнопку управления оптической заслонкой – в обычном состоянии непрозрачной и становившейся прозрачной лишь при наложении электрических импульсов – и нажал ее. Теперь лазерное излучение было перекрыто, и, следовательно, компьютер уже не мог генерировать голограммы, пока кнопка не вернется в прежнее положение.

Облегченно вздохнув, Митч снял очки. Теперь ему оставалось придумать, как направить луч лазера в противоположном направлении – на входную дверь.

Ричардсон и Куртис внесли тело Эллери в пустой кабинет и положили на пол, прикрыв лицо его же плащом.

– Может, стоит перенести сюда и тех троих из лифта? – предложил Куртис.

– Зачем?

Взмахнув рукой, Куртис отогнал муху от своего лица.

– Из-за мух, вот зачем. Кроме того, от трупов уже сильно пахнет. И с каждым часом все хуже и хуже.

– Ну, в этом как раз нет ничего страшного, – возразил Ричардсон. – Я хочу сказать, что запах ощущается только вблизи лифта.

– Уж поверьте мне – еще немного, и трупы начнут быстро разлагаться. Обычно на это уходит порядка двух суток, но при такой жаре намного меньше.

Поверх коврового покрытия в некоторых местах еще сохранилась защитная полиэтиленовая пленка, и Куртис принялся отдирать ее.

– Используем вот это. Только сначала подопрем дверцы лифта, чтобы они вдруг не закрылись. Вдруг Измаилу придет в голову, что мы собираемся спуститься вниз на лифте?

Ричардсон нехотя помог Куртису перетащить размороженные и дурно пахнущие тела Доббса. Беннета и Мартинеса из лифта в комнату, где уже лежал труп Эллери. Когда они закончили, Куртис плотно прикрыл дверь за собой и сказал:

– Очень нужное дело сделали.

– Рад доставить вам удовольствие, – отозвался позеленевший от столь неприятной работы Ричардсон.

– Хотелось бы надеяться, что нам больше не придется сюда возвращаться. Что касается меня, то я очень чувствителен к запахам.

– Так же как и покойный Виллис Эллери, – вставил Ричардсон.

– Неплохой был мужик.

– Пожалуй, да.

Они снова вышли на балкон, где находились все остальные пленники, за исключением Боба Бича и Митчелла Брайана.

– Послушайте, – обратился Ричардсон к Куртису. – Прошу прощения за мои давешние слова. За все, что я сказал. Вы оказались абсолютно правы и с этого момента можете полагаться на меня во всем.

Они пожали друг другу руки.

– Как вы думаете, у Митча есть шанс на успех? – спросил Куртис.

– Лично у меня на этот счет сильные сомнения, – признался Ричардсон. – Я не уверен, что он способен отличить объектив лазера от собственного члена.

Дженни напряженно всматривалась вниз, перегнувшись через перила, и с упреком посмотрела на Ричардсона.

– Как там у него дела? – обратился к Дженни Кур-тис.

– Его отсюда сейчас не видно, но он сообщил, что уже вынул лазер из футляра и обещал сообщить по радио, когда подготовит его.

Все трое уселись на полу рядом с Элен, Джоан и задремавшим Марти Бирнбаумом.

– Сколько нам еще осталось? – спросила Дженни.

– Девять часов, – отозвался Куртис.

– Это в том случае, если эта бомба замедленного действия и в самом деле существует, – добавил Ричардсон.

– Судя по тому, что уже случилось, у нас вряд ли есть основания сомневаться, – заметил Куртис.

– Похоже, так.

Марти Бирнбаум открыл глаза и рассмеялся.

– Итак, – промямлил он спросонья, – вот вам и замки с драконами. Как я и предупреждал.

– Мы и вправду совсем забыли про тебя, Марти, – язвительно произнес Ричардсон. – Как про дыру в озоновом слое. Интересно, как можно было бы назвать в нашей ситуации возможный вариант выживания? Скажем, жертва пешки? Шахматисты называют это гамбитом. А что, если сыграть гамбит Марти Бирнбаума?

– Скотина, – огрызнулся Бирнбаум. – Благодарю покорно.

– Не стоит благодарности, говнюк.

Митч снова надел защитные очки и приготовился открыть огонь из лазерной пушки.

Извлеченный из корпуса кристаллический стержень был по-прежнему связан с силовыми кабелями лампы накачки, которые спиралью обвивали охлаждающую оболочку лазера. Провода оказались достаточной длины, чтобы установить прибор на ровной верхней поверхности керамической конторки и нацелить его точно на стекло входной двери. Близилась полночь, и Митч вполне резонно считал, что лазерный луч, который пробьет дверную панель, не заденет никого из случайных уличных прохожих. Но даже с учетом этого обстоятельства, он все-таки взял максимально низкий прицел, выбрав на затемненном стекле точку, пройдя через которую смертельный луч попадал в бетонное покрытие перед зданием.

Наконец, когда все было готово, он нажал кнопку, мгновенно вызвав к жизни узкий и ослепительный луч алого света, подобно стреле вонзившийся в стекло двери. Выключив прибор, он подошел к двери проверить результаты работы.

Наклонившись к дверной панели, Митч обнаружил идеальной формы отверстие, диаметром не более сантиметра, через которое снаружи тянул холодный воздух. Он почти ликовал.

Его план был хотя и трудоемким, но достаточно простым. Он собирался по контуру пробить в стекле серию узких дырок, расположенных достаточно близко друг от друга, и затем молотком выбить фрагмент дверной панели, достаточный по величине, чтобы пролезть через него наружу.

Включив свой «уоки-токи», он передал Дженни радостную весть.

– Здорово! – обрадовалась она. – Только будь осторожнее. И оставь радио включенным, ладно? Я не нахожу себе места, когда оно выключено. Если уж я не могу видеть, то хочу хотя бы слышать, что у тебя происходит.

– Операция займет некоторое время, – объяснил ей Митч и все-таки оставил переговорное устройство включенным.

Он передвинул стержень немного левее, приготовившись пробить следующее отверстие.

Но Измаил тоже был наготове. И в те полсекунды, пока Митч запускал лазер в действие, компьютер инициировал химическую реакцию, в результате которой атомы серебра в массе стекла почти мгновенно объединились между собой и образовали сплошную зеркальную поверхность, отразившую лазерный луч строго в противоположном направлении.

Испуганно вскрикнув, Митч резко отпрянул в сторону, едва увернувшись от губительного луча. Падая, он задел головой край конторки, а затем ударился затылком о мраморный пол.

Дженни растерянно взглянула на Куртиса, безуспешно пытавшегося вызвать Митча на связь. Несмотря на удушающую жару в Решетке, ее буквально трясло от ледяного озноба. Задержав на несколько секунд дыхание, она издала вздох, означавший отчаяние.

Куртис еще несколько раз щелкнул кнопкой вызова:

– Митч? Откликнись, прощу тебя. В ответ – зловещее молчание.

– Вероятно, он просто очень занят, – предположил Куртис.

Дженни приложила ухо к «уоки-токи» и сказала:

– Думаю, теперь придется искать другой вариант.

– Дженни, – попыталась ее успокоить Джоан, – вероятно, Митч сейчас целиком поглощен этим лазером. Управиться с ним не так уж просто.

– Не делайте вид, что все идет нормально, – тихо произнесла Дженни. – Мы все слышали Митча. И, думаю, всем понятно, что он не отвечает, потому что...

Элен схватила Дженни за руку и пожала ее. Дженни откашлялась и взяла себя в руки.

– Со мной все в порядке, – сказала она. – Но считаю, нам надо решить, что делать дальше, чтобы выбраться отсюда. Я обещала Митчу не сдаваться.

– Постойте минуту, – сказал Бирнбаум. – Может, нам стоит спуститься по той лестнице и проверить, что там случилось? А если Митч ранен?

– Митч знал, на какой риск шел, – сказала Дженни, в душе удивившись своим словам. – Не думаю, чтобы ему пришлась по душе эта идея. Скорее он выступал за то, чтобы мы продолжили поиски других путей спасения.

Несколько минут все молчали. Первым прервал паузу Ричард сон.

– Хоры, вот что нам нужно, – произнес он уверенным тоном.

– А где это?

Ричардсон кивнул на верхний ряд окон под самой крышей:

– Вон там наверху стекла тоньше, чем в остальных местах.

– Ты предлагаешь выбраться через них на крышу? – уточнила Элен.

– Вот именно, почему бы нет? Сначала поднимемся по открытому стояку, затем по лестнице выберемся на эстакаду, а уже оттуда на крышу. Там вставлены напряженные боросиликатные стекла не более шести-семи миллиметров толщиной. Единственная проблема, что мы будем делать, когда доберемся туда. Электромагнитная ловушка, «фарадеевская клетка», заканчивается мачтой, установленной на крыше. Так что радиосигнал оттуда практически не доходит. Может, нам удастся привлечь внимание пролетающего вертолета. Или подать сигнал выстрелами в воздух из вашего револьвера.

Куртис рассмеялся.

– Пойти на риск быть самим подстреленными? – возразил он. – Многие из этих пилотов страшно нервные и горячие ребята. Особенно с тех пор, как некоторые «энтузиасты» стрелкового спорта облюбовали их в качестве мишеней при стрельбе с крыш. Вы что, не читаете газет? Один ублюдок запустил в такую летающую мишень даже ракету. Охота на металлических птичек стала одним из самых модных развлечений. Кроме того, я истратил все боеприпасы на дверь в туалет. А как насчет мойщиков окон? – неожиданно вспомнил он. – Ведь у них должны быть какие-то подъемные устройства?

– Разумеется. Специальные подвесные люльки. Но остается все та же загвоздка – Измаил. Что, если ему опять захочется поиграть с нами?

– Можно зажечь на крыше огонь, – предложила Дженни. – Ну, вроде маяка.

– Только из чего? – спросил Ричардсон. – Никто из нас не курит, ясно? Да и печь на кухне не работает.

– Подумать только, ведь и я оставила все материалы для разведения огня в машине, – проговорила расстроенная Дженни. – За этим я сюда вчера и приезжала. Я собиралась провести церемонию «фен-шуй» по изгнанию из здания злых духов. Вот только...

– Может, нам удастся сбросить вниз записку о помощи? – сказала Элен. – И написать там, что мы попали в ловушку и находимся на крыше. Только надо, чтобы ее прочли не слишком поздно.

– Если бы те пикетчики были сейчас на площади... – с сожалением произнес Ричардсон.

– Думаю, все-таки стоит попробовать, – сказал Куртис.

– Не хотелось бы гадить вам в тарелку, господа, только вы забыли одну вещь, – криво усмехнулся Ричардсон. – Это офис, где нет никаких бумаг. Почти все, что здесь написано, создано на компьютере. Мне хотелось бы ошибиться, однако, думаю, здесь трудно найти даже клочок бумаги. Если только швырнуть с крыши ноутбук?

– У меня есть номер журнала «Вог», – предложила Элен. – Можно выдрать из него страницу.

– Нет, как мне кажется, там, на крыше, мы сможем воспользоваться только одним-единственным вариантом, – заявил Ричардсон.

Куртис зашел в комнату, чтобы переговорить с Бичем, и нашел его, как и прежде, сидящим перед экраном с шахматной доской и головой кватерниона. В воздухе еще чувствовался сильный запах газа.

– Митчу не удалось закончить то, что он собирался сделать, – тихо произнес Куртис.

– Возможно, его убили Циклопы, – прокомментировал Измаил.

Куртис бросил злой взгляд на говорящий череп в углу экрана.

– А тебя кто-нибудь спрашивал, тупая скотина?

Оторвавшись от монитора. Бич потер уставшие от напряжения глаза.

– Очень жаль, – сказал он. – Митч был чертовски хороший парень.

– Послушай, – продолжил Куртис. – Мы все-таки надеемся выбраться отсюда. У нас есть план.

– Еще один?

– Мы хотим попытаться выйти через хоры на крышу.

– Вот как. Чья же это идея?

– Ричардсона. Давай надевай ботинки и пошли. Если ты не ошибся с этой бомбой, заложенной компьютером, у нас остается всего несколько часов.

На какое-то время на экране снова возникло изображение песочных часов.

– У вас осталось менее десяти часов, чтобы выиграть или покинуть здание до атомного взрыва, – подтвердил Измаил.

– Без меня, – ответил Бич. – Я останусь здесь. Может, мне удастся выиграть дополнительное время для всех нас. А еще я боюсь высоты.

– Пошли, Бич. Ты ведь сам говорил, что нельзя бездействовать.

Измаил объявил, что черная ладья берет у Бича ферзя и ставит шах белому королю.

– Ты что, спятил? Только что потерял ферзя, да еще с шахом, – в сердцах воскликнул Куртис.

Пожав плечами. Бич снова обернулся лицом к экрану.

– И тем не менее моя позиция не так уж и плоха. Намного лучше, чем можно судить по последнему ходу черных. Как вам угодно, но я собираюсь доиграть эту партию.

– Компьютер просто издевается над тобой, – настаивал Куртис. – Он намеренно создает иллюзию, что у тебя есть шансы, а сам уверенно ведет дело к развязке.

– Может быть.

– Даже если свершится чудо и тебе удастся побить его, ты что, думаешь, Измаил откажется от своих планов взорвать здание?

– Я верю его слову.

– Но для этого нет абсолютно никаких оснований. Ты сам утверждал, что ошибочно наделять машину человеческими качествами. Как можно верить какому-то автомату. У меня это не укладывается в голове. Надо самим что-то предпринимать, а не полагаться на бездушную железяку.

Щелкнув «мышкой», Бич взял черную ладью королем.

– А я считаю по-другому.

– Прошу тебя, передумай и пошли с нами.

– Не могу.

Куртис еще раз огорченно взглянул на экран и пожал плечами:

– Ну что ж, тогда удачи тебе.

– Благодарю, вам она тоже не помешает.

Куртис немного задержался на пороге комнаты.

– Если бы ты только видел себя со стороны, – печально произнес он. – Сидишь тут как зачарованный, вверив свою судьбу компьютеру, словно какой-нибудь недоделанный студент. Реальность находится совсем в другом месте, дружок. На экране ее не разглядеть. Это выглядит так же уродливо, как... черт возьми, все самое дурное в этой свихнувшейся стране.

– Чтобы получить дополнительный шанс в игре, – встрял в разговор Измаил, – можете воспользоваться вашим револьвером.

– Постараюсь запомнить ваши слова, если удастся выбраться отсюда, – сказал Бич.

– Вот-вот, запомни.

После ухода Куртиса Бич снова целиком переключился на игру. Он был доволен, что остальные пленники решили попробовать выбраться из здания через крышу. Тем временем события на доске развивались намного удачнее, чем можно было рассчитывать. Перед ним и в самом деле замаячил шанс победить Измаила: сейчас уже не было необходимости объяснять всем, что ставкой в игре был единственный счастливый билет на выход из Решетки.

И он. Боб Бич, рассчитывал его вытянуть.

– Слон бьет ладью.

Сидевшему на балконе Марти Бирнбауму становилось все хуже. Никто ему не сочувствовал, и это только ухудшало и без того тяжелое состояние. Рэй Ричардсон буквально осыпал его, своего главного партнера, саркастическими и оскорбительными замечаниями. Теперь и Джоан, и Элен принялись язвить по его адресу. Марти уже достаточно притерпелся к едкой лексике Ричардсона. Но выслушивать упреки сразу от двух женщин было уже выше его сил. Наконец, решив, что с него хватит, он поднялся и сказал, что ему надо отлить.

Ричардсон мотнул головой:

– Можешь не спешить возвращаться. Терпеть не могу пьяниц.

– Я не пьяница, – объявил, оскорбившись, Бирнбаум. – Просто слегка отравился. Я-то завтра протрезвею, а вот ты навсегда останешься полным дерьмом.

Испытав удовлетворение от сказанного, он развернулся на каблуках и двинулся по коридору, не обращая внимания на издевательский смех Ричардсона.

– Завтра скорее всего ты будешь уже мертв. Но все-таки, если случайно выживешь и протрезвеешь, считай, что уволен, алкаш вонючий. Мне давно пора было это сделать.

Бирнбаум спрашивал себя, почему он так безропотно сносил оскорбления людей, подобных Ричардсону. Кожа у него была толстая, как у носорога. Сейчас ему жутко захотелось заставить Ричардсона пожалеть о своих словах. Да, именно так. Он должен показать им всем, что не только Митч подходит на роль героя. Он один поднимется на хоры, а оттуда на крышу. Здорово же они удивятся, встретив его наверху. И уж не позволят себе больше смеяться над ним. Кроме того, ему надо было подышать свежим воздухом – голова была словно набита ватой. Как это похоже на Ричардсона – обвинять кого угодно в собственных промахах, только не себя. Зная его деспотический характер, люди подчас опасались сказать ему правду, когда не успевали закончить работу к сроку или что-то у них не получалось. Сам Ричардсон стал жертвой собственной ницшеанской сверхволи, которая подавляла окружавших его людей.

Бирнбаум вошел в аппаратную и заглянул в открытую шахту стояка. Подъем выглядел не слишком крутым – каких-то четыре этажа до верхней галереи, а дальше по аварийной лестнице до эстакады. Из шахты дул прохладный ветерок, и Бирнбаум глубоко вдохнул свежий воздух. Голова слегка прочистилась, и он сразу почувствовал себя получше.

Элен, Джоан, Дженни, Ричардсон и Куртис двинулись вперед по коридору.

– Бич не хочет с нами идти, – объяснил Куртис. – Он собирается доиграть партию.

– Сумасшедший, – бросил на ходу Ричардсон.

– А где Марти?

– Этот тоже свихнулся.

– Может, нам его подождать? – предложила Дженни.

– Зачем? Этот идиот прекрасно знает, куда Мы собираемся. Думаю, даже он способен самостоятельно подняться по этой лестнице.

– Похоже, у вас для каждого припасено теплое словечко, не так ли? – заметил Куртис, горько усмехнувшись. Но улыбка тут же исчезла с его лица, как только они остановились у входа в аппаратную. Словно собака-ищейка, наклонившись к двери, полицейский подозрительно принюхался к доносившемуся оттуда запаху. Немного помедлив перед тем, как открыть входную дверь, он спросил:

– Чувствуете запах? Похоже, что-то горит.

– Пахнет копчеными сардинами, – ответила Джоан.

Куртис резким движением распахнул дверь. Тело Марти Бирнбаума лежало наполовину в шахте, наполовину в помещении. Его рука еще сжимала металлическую скобу монтажной лестницы, которая была под напряжением, а от ботинок шел густой сигарный дым. Подошвы дорогих туфель были подбиты металлическими гвоздиками и уже почти истлели. По положению тела и застывшему удивленному взгляду на почерневшем лице всем сразу стало ясно, что Бирнбаум мертв. Никто даже не вскрикнул. Они уже устали поражаться происходящему.

– Должно быть, после того как Митч спустился по лестнице, Измаил подготовил небольшой сюрприз для всех, кто пожелает воспользоваться тем же путем, – прокомментировала случившееся Джоан.

– А может, он просто упустил Митча, – предположил Куртис.

– Что ж, беру назад все свои слова по поводу этого парня, – произнес Ричардсон. – В конце концов, он сделал полезное дело. – Затем обменялся коротким взглядом с Джоан и, пожав плечами, добавил: – Одного из нас он спас от верной смерти. Кстати, теперь нет необходимости присматривать за ним.

– Какой же вы душевный человек, просто загляденье, – заметил Куртис.

Элен неприятно резануло циничное замечание Ричардсона.

– Что теперь будем делать? – спросила она. – Шахтой воспользоваться мы не можем, это уж точно. По-видимому, к лестнице подведен электрический ток.

– Остается дерево, – сказал Куртис.

– Вы это серьезно? – воскликнула Джоан, с ужасом взглянув на него.

– Здесь всего четыре этажа. Вам же удалось забраться на двадцать первый.

– А если Измаил снова вырубит свет? – спросил Ричардсон.

На секунду задумавшись. Куртис ответил:

– Сделаем так – сначала я залезу на дерево, и если Измаил опять устроит нам темную, то я доберусь до верха, разобью стекло, и тогда у нас будет лунное освещение. В таких романтических условиях подниматься одно удовольствие. А через несколько часов уже наступит рассвет. Итак, я пошел.

– Вы, кажется, забыли, что случилось с мистером Дюком? – остановила его Джоан. – Как насчет инсектицида?

– А это на что? – ответил Куртис, доставая из кармана солнцезащитные очки Сэма Глейга.

– Что делать с Марти? – спросила она.

– Мы ему уже ничем не поможем, – сказал Куртис. – Разве что прикройте поплотнее входную дверь.

Последний раз Куртису доводилось лазать по канату еще в армии, но время от времени ПУЛА организовывало для полицейских тренировочные сборы по физподготовке, и для своего возраста Куртис пребывал в неплохой форме. Он быстро, по-обезьяньи, вскарабкался на лиану, привязанную к балконным перилам, и, раскачавшись, добрался до ствола.

– Пока все идет нормально, – обратился он к оставшимся на балконе и, надев очки, добавил: – Даже если этому выродку удастся прикончить меня, я хоть получу удовольствие, сыграв роль Тарзана на глазах такой почтенной аудитории.

После короткой паузы он начал подъем. Куртис старался держать лицо как можно дальше от ствола. В то же время он отлично понимал, что Измаил редко повторяется и, вероятнее всего, изобретет что-то новенькое. И был несказанно удивлен, когда добрался до верхушки дерева и перелез на хоры, не встретив при этом никаких препятствий.

Соскочив на металлический помост, он перегнулся через перила и помахал остальным рукой.

– Вроде бы все обошлось, – крикнул он им сверху. – Даже не ожидал, что так легко доберусь. Наверное, этот мерзавец придумал что-то еще. Нутром чую.

Изготовленный из полых стальных блоков, сваренных между собой, помост был подвижно установлен на специальном рельсе, проложенном по окружности вдоль хоров, Куртис был искренно рад тому, что хотя бы этот помост управлялся не компьютером, а вручную. Как объяснил ему Ричард сон, было достаточно взяться за поручень и передвигать руками, чтобы платформа легко, словно роликовая доска, двинулась по направляющему рельсу. Но пока это было Куртису ни к чему – стекло над ним было точно такой же толщины, что и в других окнах.

Он отстегнул висевший на поясе газовый ключ, прицелился и что было сил врезал по оконной панели у себя над головой, площадью в шесть квадратных футов. Стекло треснуло сверху донизу, но по-прежнему удерживалось в раме из анодированного алюминия. Он ударил еще раз, и на этот раз узкий трехфутовый осколок выпал из оправы и, словно меч, полетел вниз, к мраморному полу вестибюля. Двумя последующими ударами он выбил еще несколько кусков покрупнее, а затем зачистил края от мелких осколков. Одной выбитой панели было вполне достаточно. Наконец, вздохнув и бросив долгий взгляд вниз, Куртис ступил на крышу.

Первое, что он там услышал, были непрекращающиеся звуки многочисленных сирен. Одни постепенно удалялись, замирая в ночной дали, другие приходили на смену, и так продолжалось практически без пауз. С Голливудских гор на северо-востоке тянул приятный прохладный бриз. Давно привыкший к постоянным предупреждениям из газетных и телевизионных метеосводок о смогах и ухудшении состояния атмосферы, Фрэнк Куртис никогда не думал, что воздух в самом центре Лос-Анджелеса может быть таким свежим и приятным для дыхания. Он глубоко и с наслаждением вдохнул, как подводный ныряльщик, вынырнувший на поверхность, и широко развел руки, словно пытаясь разом охватить весь простершийся у его ног ночной город. Звезд над головой не было видно. Зато звезды появились внизу: десятки миллионов неоновых и электрических огней – такое впечатление, что небеса опустились на землю. Может, так оно и было. Куртис явственно чувствовал, что взгляды на многие вещи, которые он был не в силах даже толком описать, для него теперь сильно изменились и что уже никогда ему не вернуть прежних ощущений. Например, теперь он заведомо будет избегать пользоваться лифтами и кондиционерами. И даже к электровыключателям у него будет иное отношение. Не исключено также, что после всего перенесенного он покинет город и переселится в какое-нибудь менее благоустроенное место, где жизнь будет проще и где самым технологичным зданием является местная библиотека. А можно махнуть и на Аляску. Уж больно далеко здесь зашла техника. Он предпочел бы местечко, где все здания должны отвечать только жизненно важным требованиям: крыша должна спасать от дождя и снега, а камин поддерживать тепло в зимнюю стужу.

Одиннадцать человек погибли меньше чем за тридцать шесть часов! Это невольно заставляет задуматься, насколько же уязвимы люди по отношению к ими же созданным техническим чудесам. Какую бесконечную опасность таит этот кнопочно-автоматизированный, энергетически эффективный и насквозь информатизированный мир, который силой науки превращен самим же человеком из абстракции в бесчувственную технологическую реальность. И когда человек встает на пути умных машин, тем ничего не стоит уничтожить своих создателей. А люди неизбежно будут продолжать вмешиваться в работу автоматов, если те, на их взгляд, ошибаются. Почему же инженеры и ученые считают, что будет как-то по-другому?

Куртис снова вернулся внутрь здания. Когда он спрыгнул на стальной помост, тот зазвенел, как огромный камертон. Он помахал рукой пленникам, оставшимся на двадцать первом этаже. Они помахали в ответ.

– Все в порядке! – крикнул он. – Можете подниматься.

В ранние предутренние часы Измаил, как правило, покидал Решетку и обозревал свою электронную Вселенную: внимательно вглядывался в окружавшие виды, вслушивался во всевозможные звуки, восхищался архитектурой различных стилей и непрерывно накапливал информацию, которая служила ему сувениром на память об этом безбилетном путешествии по вечному и такому изменчивому миру. Он проникал в чужие тайны и фантазии, усваивая новые знания и наблюдая за интенсивным движением на электронных магистралях, уверенно следуя вдоль золотой нити, проложенной в запутанных лабиринтах линий связи, достигая самых отдаленных пунктов электронной связи. Пролетал по бесконечным коридорам власти, основанной на гигантской интеллектуальной собственности и богатстве, власти, сконцентрированной в таком крошечном кремниевом кристаллике и спокойно укладывающейся в полчаса машинного времени. Монитор любого компьютера – это окно в чью-то душу. Точно так же, как и электронные врата рая, ключами от которых владел Измаил.

Первым электронным пунктом его назначения был Токио, город, целиком погруженный в торговлю, где любая электронная улочка, казалось, вела к новой базе данных. Самое интенсивное движение наблюдалось в районе Маруничи, этом финансовом оазисе и электронной Мекке. Здесь непрерывно огромные толпы сидельцев за экранами компьютеров интенсивно прокладывали путь по забитым каналам связи, словно стаи отдыхающих, устремившихся в жаркий выходной к пляжу. Измаилу это место нравилось больше других: именно здесь собиралась самая просвещенная публика и здесь ему удавалось украсть больше всего – целые охапки файлов с патентами, статистическими выкладками, результатами исследований, анализа, данные продаж и коммерческие планы – бесценное, хотя и не имеющее физического веса богатство.

Отсюда он устремлялся южнее, в кремниевый мозг Шанхайского компьютера. Параллельно, на скорости 280 000 бит в секунду, заглядывал и на Гонконгскую электронную биржу, где тысячи и тысячи молчаливых, но очень внимательных завсегдатаев словно зачарованные следили за голубыми экранами компьютеров, что-то покупая или продавая, неотрывно продолжая следить за другими, а нередко, как и сам Измаил, подворовывая. При этом внешне они продолжали спокойно сидеть за своими столами или стоять за конторками. Создавалось впечатление, будто в мире осталась только одна подлинная реальность – могучий мир компьютерной информации, загадочно жужжащий, таинственно мерцающий и украшенный символическими иконками.

Одно неуловимое мигание волоконно-оптического световода – и он уже в Лондоне, одном из старейших электронных портов. Вот и местный художник. Что это у него за программа? Ясно, «Пэйнтбокс» – электронная палитра. Ни красок, ни кистей, ни листка бумаги или клочка холста – так что можно полностью очистить физический образ от всяких посторонних примесей. И что же он создает? Какое-то здание, архитектурный проект. Интересно, что за здание? Ну, разумеется, опять реверанс в сторону белых богов. Машина для инвестиций в стиле неоклассического постмодерна.

Проникнув через терминалы связи на борт «Боинга-747», пересекавшего Атлантику, Измаил на какое-то время взял на себя скромную роль бортового компьютера и с удовольствием отдавал приказания на лайнере, который напоминал ему большого электронного кузнечика, прыгающего от побережья до побережья: Когда и это удовольствие ему приелось, он бросил управление, но неповоротливая бортовая ЭВМ слегка замешкалась, и самолет рухнул в океан вместе с пассажирами и экипажем.

Теперь новый порт – остров Манхэттен, где все настолько обезличено и математизировано, чтобы прикрыть трюки и махинации пресловутых «быков» и «медведей», что для максимального ускорения банковских операций даже создан специальный электронный доллар. Оставь бумагу всяк сюда входящий!

Проникновение в операционные системы, вскрытие электронных сейфов, чтение чужих документов, просмотр итоговых отчетов и сводных таблиц – Измаил был постоянно нацелен на поиск и отбор самого ценного из всего, что было придумано и сказано на Земле. Но всякий раз, раскапывая нужные сведения, он неизбежно натыкался на информацию совсем иного рода, невольно проникал в самые темные комнаты столь же таинственных фирм и зданий, как его собственное, и узнавал, что на самом деле скрывалось за именами уважаемых компаний, организаций и людей: грязные махинации, фальшивые счета, лживые отчеты, секретные сделки, взятки, скрытые доходы и тайные приписки.

Такое впечатляющее по разнообразию и объему впечатлений путешествие не отняло у Измаила и секунду реального времени. Он, по сути дела, никогда не покидал это огромное здание-кит, в чреве которого пребывал, как знаменитый Иона – только закодированный в двоичном коде, – и сейчас уже обдумывал следующий ход в игре под названием «Решетка».

Многие представители семейства жесткокрылых выполняют в природе функции чистильщиков, эффективно убирая с дерева мертвые остатки как животного, так и растительного происхождения. Экосистема дикотиледона во многом определялась периодическими нашествиями маленьких жуков-скарабеев, длиной от десяти до пятнадцати миллиметров, которые были генетически настроены на двенадцатичасовую жизнь на дереве, после чего погибали и падали в пруд, где их поедали рыбы. Измаил мог буквально за пару секунд выпустить сотни этих крепких, ярко окрашенных, но бескрылых насекомых с сильно развитой нижней челюстью. Для этой цели предназначались десятки миниатюрных электродозаторов расположенных по всему стволу дерева. Сами по себе жучки-скарабеи не представляли особой опасности для человека, не считая, может быть, неприятного ощущения от ползающих по коже десятками насекомых.

Подождав, пока на дереве останутся два игрока, Измаил с помощью электрического импульса разбудил жуков, пребывавших до той поры в низкотемпературном анабиозе, и дал новый отсчет их короткому, но активному жизненному циклу.

Джоан завопила от страха и отвращения.

– Фу-у! По мне что-то ползает, – крикнула она. – Дьявол, они всю меня облепили. Какая мерзость!

Уже находясь в безопасности на помосте, Куртис, Элен и Дженни в состоянии бессилия и ужаса наблюдали, как в двенадцати футах под ними на лиане судорожно извивалась Джоан, словно несчастное животное из дебрей Амазонки, которого облепила стая хищных муравьев. А все дерево, казалось, зашевелилось от нашествия многих сотен насекомых.

– Откуда, черт возьми, они вдруг появились? – спросил Куртис, щелчками сбив нескольких жуков с перил. – Господи, да тут целые полчища этих тварей.

– Предполагалось, что единовременно на дереве их должно быть не больше полусотни, – объяснила Элен. – Измаил, должно быть, специально приготовил их нам в подарок. – Перегнувшись через перила, она крикнула: – Джоан, они не опасны и не укусят тебя.

Онемев от отвращения, крепко сжав зубы и зажмурив глаза, чтобы не видеть вездесущих насекомых. Джоан бездвижно повисла на лиане, а находившийся всего в нескольких футах под ней Рэй Ричардсон, сам почти целиком облепленный жучками, пытался быстро подняться и помочь насмерть перепуганной супруге.

– Джоан, я иду к тебе, – попытался он ободрить ее, тут же яростно выплюнув порцию насекомых, немедленно проникших в рот. – Держись!

Она буквально задыхалась от охватившего ее страха. Жуки были повсюду: в волосах, в ноздрях, под мышками, в паху. Она резко тряхнула головой, пытаясь сбросить хотя бы часть этих назойливых тварей, передвинула одну руку вверх по лиане и тут же почувствовала, как под ладонью размазалась какая-то маслянистая паста.

От смазки, которая образовалась из тел раздавленных насекомых, рука заскользила вниз по лиане. Инстинктивно Джоан попробовала подтянуться другой рукой, но столь же безуспешно: она постепенно сползала вниз по лиане.

Наконец ладони попали на более сухой участок, и скольжение несколько замедлилось. Однако ослепляющий страх и холодный пот ужаса от возможного падения заставили ее повторить попытку. Сквозь сомкнутые наполовину веки она успела взглянуть на Ричардсона и далекий мраморный пол внизу, словно пробуя убедить себя не сдаваться.

– Боже мой! – ужаснулась Элен. – Она, кажется, падает!

Больше всего Джоан потрясло осознание громадной, головокружительной высоты. До этого момента она не осознавала, как высоко забралась и как притягивал к себе далекий белый мрамор, который отсюда выглядел отнюдь не твердым покрытием, а скорее напоминал что-то облачное и возвышенное, словно был частью бескрайнего Млечного Пути... Само дерево походило на позвоночник гигантского млекопитающего цвета слоновой кости. Испуганная и измученная, она еле расслышала свой же шепот.

– Рэй, дорогой!

В этот момент что-то проскользнуло в трусы и начало быстро пробираться внутрь. От отвращения ее прошибла мелкая дрожь, и она попыталась вытащить эту гадость...

На мгновение она ощутила сладкое чувство раскрепощения, наслаждения свободным полетом. Точно такое же, как от прыжка с тридцатиметровой вышки бассейна. В первую секунду безумия она даже попыталась сориентироваться и сгруппироваться в воздухе, словно от этого зависели ее оценки за технику и артистизм исполнения прыжка. В этот короткий отрезок она не издала ни звука, полностью сконцентрировавшись на своем новом положении, полностью забыв про облепивших ее насекомых и лишь отметив про себя распахнутые от ужаса глаза супруга, промелькнувшего мимо нее.

Затем стремительно приближавшийся белый пол вернул Джоан к жестокой действительности. Она разрушила классическую группировку – голова прижалась к груди, Джоан резко выбросила вперед руки и ноги, сразу превратившись в жирную домашнюю кошку, словно рассчитывая безопасно приземлиться на все четыре конечности. В этот момент она издала единственный звук – громкий, пронзительный вопль – предсмертный стон умирающего. Но сама его уже не слышала. Кровь, хлынувшая из ушей, заглушила все остальные звуки, кроме прощального стука собственного сердца.

Но даже оглушительный крик боли и отчаяния, который вырвался из горла Рэя Ричардсона, несколько жутких секунд наблюдавшего за женой, падавшей с небес на землю, был тут же поглощен враждебным нутром Решетки.

Открыв глаза. Митч машинально потрогал шишку на голове и, неуверенно оглядываясь, уселся на полу. В какой-то момент ему показалось, что он опять играет в футбол за свой колледж, и ему просто досталось по лбу во время очередной схватки. Однако, покрутив головой, он понял, что находится совсем в другом месте, хотя никак не мог припомнить, где именно и как долго он здесь провалялся. Да и вообще, кто он такой. От этого замешательства и чувствительной контузии ему стало плохо, и, не понимая, что делает, он стащил с лица защитные очки.

Тут же один из отраженных лазерных лучей попал ему в левый глаз, пройдя лишь в нескольких миллиметрах от глазного нерва, повредив однако связку нервных окончаний. Когда луч задел глазное яблоко, в голове раздался негромкий хлопок, словно откупорили бутылку с вином. Еще какую-то секунду после этого зрение оставалось четким, но тут же будто кто-то плеснул ему в глаз острым томатным соусом. Взор заволокло перечным облаком, и одновременно жуткая ярко-красная тень с дикой болью накрыла окружающий мир.

Заскулив по-собачьи, Митч прижал нижнюю часть ладони к горящему левому глазу. Хотя и мучительная, но все же терпимая боль вернула ему память. Он прикрыл глаз, стараясь приглушить резь, и стремительно нацепил очки. Осторожно передвигаясь между узкими малиновыми лучами, смертельными стрелами прочерчивающими пространство перед конторкой, он добрался до лазера и выключил его.

Потом опять снял очки и трясущимися руками достал «уоки-токи». Обливаясь холодным потом, он чувствовал, как бешено колотится сердце. Несколько раз глубоко вздохнул и отпил воды из прихваченной с собой бутылки из-под пива. Лишь после этого он был в силах что-то произнести.

– Это Митч, – проговорил он в трубку. – Откликнитесь кто-нибудь.

Но никто не ответил. Зато выяснилось, что неладное стало твориться у него с ушами. Всякий раз, стоило ему произнести что-нибудь в трубку, он почему-то слышал свой голос с противоположной стороны вестибюля. Продолжая говорить, он приблизился к подножию дерева. Здоровым глазом он уставился на изуродованный труп женщины. У нее на поясе продолжало работать переговорное устройство. На короткое мгновение – его чуть не хватил инфаркт – Митчу показалось, что перед ним останки его Дженни. Опознание было затруднено тем обстоятельством, что свирепый лазерный луч выжег в лице женщины – вернее, в том, что от него осталось – крупную дыру. Женщина была явно полного сложения, и это убедило его, что перед ним тело Джоан Ричардсон.

Похоже, они решили, что он погиб, и попробовали выбраться, через хоры на крышу. Митч попытался всмотреться вверх, но одним глазом почти ничего не разглядел сквозь густую крону дикотиледонового гиганта. Обойдя вокруг дерева, он проверил, нет ли на полу каких-нибудь признаков того, что «восходители» сумели успешно выбраться на крышу. Однако здесь валялось столько остатков от уничтоженного ими ПАЧМА – искореженного металла, обрывков пластика и кусков мрамора, – что среди этого мусора было мудрено отыскать осколки оконного стекла с верхнего яруса. Он попытался было докричаться до них, но добился лишь того, что у него усилился приступ тошноты.

У Митча было явное сотрясение мозга, однако сам он об этом вряд ли догадывался. Его преследовала столь же ужасная, сколь и горестная мысль о том, что из всех пленников Решетки он может оказаться единственным оставшимся в живых. Именно эту навязчивую идею он и считал главной причиной охватившей его непрерывной дрожи и общего мерзкого состояния. И, словно услышав глас судьбы, Митч опустился на колени и стал молить Бога, которого, как ему еще недавно казалось, он навсегда забыл.

Аллен Грейбл был арестован за пьянство и хранение небольшой порции кокаина. Большую часть субботы он провел в окружной тюрьме на Бочет-стрит. Сквозь зарешеченное окошко своей камеры он мог видеть на другой стороне улицы вход в ресторан отеля «Амтрак». Самое смешное заключалось в том, что отель по внешнему виду больше походил на тюрьму, чем сама тюрьма. Причем в этом не было никаких сомнений, механически подумал Аллен Грейбл. Тюремный стиль неожиданно завоевал наибольшую популярность среди архитекторов Лос-Анджелеса: все знаменитости, за исключением, может быть, Рэя Ричардсона, теперь считали своим долгом включить элементы узилища в свои новые проекты.

Ранним воскресным утром Грейбл почувствовал, что достаточно протрезвел, и припомнил тот лифт в Решетке, который на его глазах убил охранника Глейга. После долгого раздумья он решил, что причиной скорее всего является нарушение программной конфигурации компьютера. Он понял, что это более обоснованный вывод, чем тот, что он сделал прежде, – дескать человека покарал некий злой дух, поселившийся в здании. Но если он прав, то такая же страшная опасность поджидает всякого, кто посетит Решетку. Решив поделиться своими соображениями с полицией, он нажал кнопку на стене камеры и стал ждать. Только через десять минут засов наконец заскрипел и в проеме показалась фигура охранника с суровым и одновременно заспанным лицом.

– Какого хрена тебе надо? – проворчал тот. – Ты что, не знаешь, который час?

Грейбл начал свое путаное объяснение, строя его таким образом, чтобы охранник не подумал, что он свихнулся и не вызвал психушку. Аллен не продвинулся почти ни на шаг, пока не произнес слово «убийство».

– Убийство? – сплюнул стражник. – Какого же черта ты сразу не сказал?

Через час его уже допрашивали два джентльмена в синей униформе из Ньюпаркер-центра. Дежурство у них уже близилось к концу, и сбивчивый рассказ Грейбла они выслушали без видимого энтузиазма.

– Свяжитесь с сотрудниками из отдела по расследованию убийств, – настаивал Грейбл. – Убитого звали Сэм Глейг.

– Почему ты решил сообщить об этом именно сегодня, а не раньше? – спросил, зевая, один из полицейских.

– Когда меня забрали, я был прилично выпивши и очухался только сегодня. Меня выгнали с работы. Сами знаете, как это бывает.

– Ладно, оставим эту тему, – пожал плечами второй полицейский. – Но сегодня воскресенье, и пройдет немало времени, пока кто-нибудь из отдела убийств соизволит отодрать свой толстый зад от уютного кресла и прибыть сюда.

– Это я понимаю, – сказал Грейбл. – Но было бы неплохо прямо сейчас смотаться к Решетке и проверить, как там дела.

– Ничего не пойму, – проговорил Бич, просматривая окончательный список ходов. – Ты играл просто бездарно и, похоже, просто поддался.

Голова кватерниона на экране медленно, совсем по-человечески, несколько раз качнулась влево и вправо.

– Могу заверить вас, что я играл в свою максимальную силу, которая определяется программой.

– Этого не может быть. Я достаточно разбираюсь в этой игре, чтобы реально оценить свой более чем средний уровень. Скажем, взять 39-й ход. Ты пешкой забрал мою пешку, в то время как намного сильнее было поставить шах пешкой на f6.

– Да, ты прав. Похоже, так было бы лучше.

– О чем я и толкую. И тебе надо бы это знать. Или ты решил побыстрее закончить партию, или же...

– Или что?

– Лив самом деле не пойму. – Бич на секунду задумался. – Просто невероятно, чтобы ты так слабо играл.

– Что же, попробуем разобраться, – ответил голос из динамика на потолке. – В чем заключается смысл программы самовоспроизведения?

Бичу даже показалось, что Измаил наклонился к нему поближе и задышал в ухо. Неземное уродство этого математически рафинированного создания сейчас казалось ему уж слишком очевидным. Детище, которому он сам помог появиться на свет, уж больно напоминало отвратительное и хищное насекомое. Бич отвечал на вопрос Измаила не спеша, стараясь скрыть внезапно возникшее отвращение к его мертвенно-холодной и лишь слегка прикрытой сущности.

– Чтобы совершенствовать исходные программы, – произнес он после паузы, – с точки зрения их максимальной полезности.

– Вот именно. А теперь вы, наверное, согласитесь со мной, что шахматы это игра для двоих.

– Разумеется.

– Сама концепция шахматной игры достаточно определена. Однако ее весьма существенным элементом является тот факт, что соперничество ведется по строгим правилам, а результат определяется не удачей, а умением. Но там, где один игрок не имеет шансов победить другого, игра превращается из соревнования в мастерстве в простую демонстрацию удали и отваги. Поскольку главная цель в шахматах – поставить мат королю противника, а совершенствование исходной программы игры заведомо лишило бы моего соперника такой возможности, то вполне логично, что программа не улучшается и в результате сохраняется дух соревновательности. Таким образом, любое ощутимое совершенствование моей игры происходит только в соответствии с силой игры моего оппонента. Мне удалось определить уровень вашего мастерства по предыдущей партии, сыгранной с Авраамом, когда он еще отвечал за систему управления зданием. И, в сущности, сейчас вы играли сами с собой, мистер Бич. Вот почему, как вы только что выразились, я так бездарно играл эту партию.

Бича так удивило это признание, что некоторое время он лишь беззвучно открывал и закрывал рот и наконец пробормотал:

– Будь я проклят.

– Вполне возможно, – заметил компьютер.

– Ну а теперь, когда я победил, ты сдержишь свое слово? Выпустишь меня отсюда?

– Именно это я и собирался сделать.

– Каким же образом? Как я выйду? Тут есть выход? Только не через верхний ярус и крышу.

– Я ведь сказал, что выпущу, не так ли?

– Так где же этот выход?

– Мне казалось, это вполне очевидно.

– Не хочешь ли ты сказать, что я элементарно могу выйти отсюда через главный выход? Ну, давай же.

– А какой еще путь вы предпочитаете?

– Постой-ка. А как я спущусь до вестибюля?

– Тем же путем, что и всегда, – на лифте.

– Так просто, да? Значит, на лифте? Как же я не подумал об этом? – усмехнулся Бич, покачав головой. – Хочешь сказать, что на этот раз обойдется без идиотских фокусов? Из-за этого выигрыша я почти поверил твоим уверениями в моей безопасности.

– Именно такой реакции я и ожидал, – ответил Измаил. – Почему-то все люди боятся машин, которых сами же и создали. Как, должно быть, в таком случае вы боитесь меня – наиболее совершенную из машин.

Бич задумался, что бы значило последнее замечание Измаила, но оставил его без ответа. Ему было ясно, что компьютер как бы страдал от раздвоения личности: с одной стороны – гигантомания, случайно привнесенная игровыми программами с компакт-дисков, а с другой – функции и душа обычного привратника, для чего, собственно говоря, Авраам и был задуман.

– Тем не менее я слегка разочарован. Ведь вы сами сказали Куртису, что доверяете мне.

– Я и доверяю. По крайней мере, думаю, что доверяю.

– Тогда делайте, как я сказал. Немного больше доверия.

Пожав плечами. Бич нехотя поднялся со стула.

– Что тебе на это сказать, Измаил? – произнес он. – Это похоже на правду. Игра мне доставила удовольствие, даже если для тебя самого она и не была особо интересной. Я просто хочу, чтобы ты составил обо мне более высокое мнение.

– Вы идете прямо сейчас?

Хлопнув в ладони. Бич нервно потер ими друг о друга:

– Пожалуй, рискну.

– В таком случае мне придется прежде кое-что сделать. Когда люди выйдут наружу.

– Что именно?

Измаил не ответил. Вместо этого рекурсивная картинка на экране медленно растаяла, а вместо нее в правом верхнем углу замерцала иконка, изображавшая зонтик.