Несколько часов они двигались против резкого ветра, с воем налетавшего с морозных ледников. Сила его была такова, что собаки еле плелись, и Мигатук щелкал кнутом над головами упряжки лишь для того, чтобы на несколько градусов изменить курс. На широкие нарты с металлическими полозьями было навалено столько припасов, что хватило бы переждать любую пургу. Там лежали запасные унты и парки, торбаса из тюленьей кожи на собачьем меху и палатка, сшитая из шкур белого медведя, которую можно было поставить, вбив в лед железные колышки. Еще к саням был накрепко привязан длинный, завернутый в полотно ящик, который привез с собой Майкл. Ящик был такой тяжелый, что они втроем с трудом взгромоздили его на нарты; Мигатук громко выражал свое недовольство тем, что его собакам придется тащить такой груз, но Майкл ни словом не обмолвился относительно содержимого свертка.

Впереди была сплошная чернота, словно они не то ползли, не то падали в исполинскую нору. Даже лед казался черным. Мигатук предупредил их, что, если им вдруг покажется, что щеки или нос теряют чувствительность, следует энергично растирать онемевшие места, ибо это, сказал он, первый признак обморожения. После появятся белые язвочки. Поэтому после каждого порыва яростного ветра Вирга робко ощупывал лицо, страшась того, что может обнаружить.

В Аватике пузатые эскимоски с сильными руками, подгоняя по чужакам дохи, хихикали и обменивались ехидными замечаниями в их адрес. Вирге и Майклу выдали теплое белье и теплые брюки, которые, впрочем, сильно уступали штанам из шкуры белого медведя, в которых гордо щеголяли эскимосы. Потом, усевшись рядом с Мигатуком — он старательно чистил ружье, поясняя, что во льдах ружейное масло замерзнет в два счета, — они узнали, что же от них требуется. Мигатук прямо заявил: не разговаривать без нужды, не сходить с санной колеи и ни при каких обстоятельствах не приближаться к собакам. Майкл согласился, и, загрузив вместе с несколькими эскимосами нарты, они крепко уснули у огня в доме Лара.

Наутро (хотя, если бы Лар не сказал Вирге, что это утро, сам профессор ни за что не догадался бы об этом) усилившийся за ночь ветер швырял хлопья снега в окна. Подкрепившись чаем, Вирга и Майкл вышли на мороз и увидели, что Мигатук с сыном распутывают постромки, собираясь запрягать собак. Мигатук крикнул: «Гама! Гама!», упряжка рванула с места, махнул на прощанье Лар, и вот уже теплые огни поселка затерялись на бескрайней равнине.

Холод стоял страшный, но все же не такой, как ожидал Вирга. Морозный ветер не мог проникнуть под теплые брюки и парку. Ступни и кисти рук не мерзли благодаря перчаткам и торбасам, предоставленным Мигатуком. Оставалось открытым только лицо, и Вирга чувствовал, как у него индевеют брови и щетина на подбородке.

Майкл, который шел рядом, на шаг впереди профессора, казалось, вовсе не замечал холода.

Время шло. Вирге вдруг стало казаться, что Мигатук сбился с пути. Сам Вирга полностью утратил здесь чувство направления. Все было чужим, холодным, ни камней, ни брошенных хижин, которые могли бы послужить вехами на их пути. Но порой слышался щелчок кнута, обиженное тявканье, и нарты, шурша полозьями по слежавшемуся снегу, брали то чуть правее, то чуть левее, и Вирга с Майклом опять молча брели за ними наперекор ветру.

Внезапно снежную равнину сменили обледенелые камни. Земля как будто бы пошла под уклон, и собаки замедлили бег, чтобы не падать. Со всех сторон поднимались огромные черные утесы. Они укрывали путников от ветра, но Вирга слышал, как он зловеще воет в расселинах и трещинах, чтобы затем взвиться на недосягаемую высоту. Мигатук щелкал кнутом и окликал собак, чтобы подбодрить и успокоить их.

Вирга вгляделся в темноту. Ему показалось, что где-то очень далеко впереди мерцает огонек. У него заколотилось сердце. Мигатук снова закричал на собак, и Вирге почудилось, что он расслышал в его голосе дрожь. Они продолжали идти. Кнут щелкал то справа, то слева, чтобы собаки не свернули в сторону.

У подножия склона вновь начался крепкий, ровный снег и лед. Ветер здесь задувал менее яростно; впереди на равнине Вирга разглядел приземистый прямоугольный силуэт сборной хижины. В единственном окне горел свет. За хижиной висел плотный занавес кромешной тьмы.

Мигатук что-то прокричал собакам, и нарты внезапно остановились, хотя до хижины было еще неблизко. В полной тишине слышно было, как тяжело дышат собаки и где-то далеко в скалах воет ветер. Мигатук сказал:

— Дальше я не смею идти. Там живет двухголовый.

В следующий миг у Вирги зазвенело в ушах от резкого, взрывного треска. Собаки испуганно заскулили. Мигатук круто обернулся. Перед самыми санями, осыпав лица путников крошечными льдинками, взметнулся снежный фонтанчик. По равнине к скованному льдом морю прокатилось гулкое эхо выстрела.

— Мейксук! — крикнул Мигатук и полоснул кнутом по боку вожака упряжки, всем телом наваливаясь на нарты, чтобы развернуть их на сто восемьдесят градусов. Собаки рванулись вперед. Виргу швырнуло назад и, вылетая из саней, он увидел, что Майкл тоже очутился на снегу. Мигатук щелкнул кнутом. Сани задрожали, набирая скорость. Когда упряжка начала подниматься по склону, Вирга увидел, как свет, падавший из окна, сверкнул на ноже в руке эскимоса. Мигатук избавлялся от груза, чтобы выиграть в скорости. Оборудование и тяжелый полотняный сверток были сброшены с саней и заскользили к подножию склона. Сани, сразу ставшие легкими, полетели птицей. Собаки взрывали лапами снег; миг — и нарты, уносящие обезумевшего от страха Мигатука в спасительный Аватик, скрылись среди утесов.

Майкл перекатился на живот, прищурился и принялся вглядываться и вслушиваться в обступившую их темноту. Эхо выстрела еще не затихло и ворочалось где-то далекими раскатами грома. За хижиной шамана оглушительно залаяли собаки.

Растерянный Вирга стоял, беспомощно озираясь. Он понимал, что представляет идеальную мишень, но, странное дело, почему-то не мог припомнить, что следует сделать.

— Стойте где стоите, — раздался суровый мужской голос. Сказано это было негромко, небрежно, но тоном приказа.

Вирга повернулся на голос. Он шел откуда-то справа; уголком глаза профессор уловил какое-то движение. Со льда кто-то поднялся. Сперва Вирге показалось, будто ноги у этого человека отняты по колено, но, приглядевшись, он понял, что тот прятался за низеньким белым заслоном. Покинув свое убежище, человек остановился, целясь из ружья в точку между Виргой и Майклом, сказал что-то по-датски и подождал. Потом заговорил по-английски:

— Лечь на лед! Расставить ноги и руки и не двигаться. Ага, поняли. Хорошо. Вот так, это очень несложно.

Он медленно пошел к ним. Вирга увидел его торбаса, не новые, из тюленьей кожи, отороченные пожелтевшим мехом белого медведя. Мужчина методично прощупал подмышки и талии чужаков, проверяя, нет ли оружия. Удовлетворенный результатами осмотра, он отступил на несколько шагов и спокойно сказал:

— Перевернитесь, очень медленно. Если мне не понравится, как вы дышите, я убью вас.

Они послушно перевернулись. Укутанный в меха, одетый в штаны из медвежьей шкуры шаман высился над ними бесформенной, безликой громадой. Он молча изучал в темноте их лица.

— Вы не эскимосы и не датчане. Кто вы?

— Мы приехали из Аватика, чтобы найти вас, — ответил Майкл, и в его голосе слышались странные умиротворяющие нотки. — Мы не желаем вам зла. Мы просто хотим поговорить с вами.

Ствол винтовки опустился от силы на дюйм.

— Ко мне уже приходили «поговорить», — ответил шаман. — Им нужны были медвежьи шкуры, которые я добыл на охоте. Они не успели досказать: я убил их. Что нужно вам?

— Помощь, — хладнокровно отозвался Майкл.

Шаман молчал.

— Мы можем встать? — спросил Майкл.

Шаман отошел, вновь вскидывая винтовку.

— Ну, вставайте, — разрешил он. — Но помните, что я вижу и в темноте.

Они поднялись на ноги и отряхнулись. Майкл сказал:

— В тепле говорить было бы удобнее.

— Я не боюсь холода.

— Зато я боюсь, — возразил Майкл.

Шаман хмыкнул и повел ружьем:

— Идите вперед. Но даже не думайте обмануть меня. Даже не думайте.

Возле хижины на цепи сидели собаки: большие, красивые, с горящими угольками глаз. Когда люди приблизились, они поднялись, дружелюбно ворча. Сбоку от хижины стояли нарты, а вокруг валялись пустые жестянки и мусор — точь-в-точь как в Аватике. Шаман сказал: «Стоп», — не опуская ружья, обошел своих гостей и распахнул дверь. Сам он отступил от порога и проводил их внимательным взглядом.

Внутри потрескивала маленькая печка, наполняя хижину теплом. Две керосиновые лампы излучали тусклый желтый свет. В углу стояла раскладушка, покрытая шкурами белого медведя. На грязном полу этой единственной комнаты виднелись пятна крови. По обитым медвежьими шкурами стенам были развешаны вырезанные из журналов картинки с изображением смазливых девиц. Обнаженные, они беспечно возлежали на кроватях, диванах и солнечных пляжах.

— Эх! — вдруг рявкнул шаман. — Хорошие у меня подружки, а?

Вирга повернулся к нему.

Шаман снимал свою огромную, выпачканную кровью шубу. Громоздкий, широкоплечий, он и сам напоминал медведя. Ростом он не уступал Майклу и головой почти доставал до потолка. Длинные, нечесаные черные волосы, черная борода, заиндевевшая вокруг рта; густая синева глаз, лицо, на котором оставили свой след стихии. На лбу и вокруг глаз морщины. Вирга заметил небольшие шрамы-оспины, оставшиеся, вероятно, на месте отмороженных участков кожи, которые шаман срезал сам. Глаза шамана смотрели с прищуром, приобретенным за годы, проведенные в краю, где солнце, не заходя по полгода, ослепительно сверкает, отражаясь от зеленовато-голубого льда. Смуглая кожа и высокие скулы говорили о том, что в жилах этого человека течет толика эскимосской крови. Вирге вдруг подумалось, что шаман говорил с легким русским акцентом, хотя в его речи слышались и другие, менее узнаваемые говоры.

Майкл сказал:

— Мы думали увидеть здесь человека с двумя головами.

Шаман неприметно кивнул. Он поставил ружье в угол, но его настороженные умные глаза не отрывались от гостей. Он опустился на обшарпанный стул и закинул ноги на выступ печурки.

— Эскимосы выражаются по-своему, — сказал он. — Ладно, вот вы меня нашли. Кто вы, черт подери?

— Меня зовут Майкл. Это доктор Джеймс Вирга. А вас как величать?

— Здесь я задаю вопросы. Что вы здесь делаете?

— Я уже отвечал на этот вопрос. Нам рассказали о вас в Аватике, и мы нашли вас.

— А могли найти и пулю впридачу, — отозвался шаман. — Смотрите, это еще можно исправить.

— Вы увидели нас на спуске? — поинтересовался Майкл.

— Увидел? Черта с два, — ответил шаман. Он подался вперед, многозначительно глядя на Майкла. — Я вас учуял.

Майкл хмыкнул и оглядел стены.

— Меня звать Ринн Зарк, — сказал шаман после непродолжительной паузы, в течение которой он оценивал чужаков. — Вы, мужики, не полярники; вам тут ловить нечего. Так на кой я вам сдался?

Майкл пододвинул себе другой стул и уселся у огня.

— Мы располагаем сведениями, что несколько дней назад здесь пролетели вертолеты. Мы хотим знать, где они сели.

Зарк едва заметно прищурился и осторожно сказал:

— Их видели охотники из дальнего поселка. Пташки развернулись и полетели на восток. А что?

— Нам надо знать, где они сели, — ровным, бесстрастным голосом повторил Майкл, впиваясь глазами в шамана.

Несколько секунд Зарк выдерживал этот взгляд, затем хмыкнул и откинулся на спинку стула. Он полез в карман своей парки, вытащил курительную трубку, больше похожую на полую кость, проворно набил ее черным маслянистым табаком — и из его рта и ноздрей поплыли струйки сизого дыма.

— Этого я не знаю. И знать не хочу. Не мое дело.

— А мы-то думали, — сказал Майкл, — что вы человек умный, шаман.

— Шаман? Черта с два. Я хороший охотник и, бывает, подсказываю эскимосам, где искать тюленя или медведя. Я слышу, как поет ветер, и умею по облакам угадать пургу. Я знаю эту землю, знаю людей, а лучше всего знаю себя. Но я не шаман. — Он энергично затянулся, поглядывая на гостей. — Вам не сказали, что есть эскимосы, которые ходят по моим следам, потому что верят, будто я протаптываю тропу удачи? Про меня говорят: ему не нужно искать медведя, медведь сам найдет его. Будь оно и впрямь так, я бы дотопал аж до Копенгагена и всех их увел бы с собой. Шаман! Давненько я не слыхал этого слова.

— Если вы знаете себя, то вы сильнее многих, — заметил Майкл.

— Может, и так. Когда много лет назад я приехал сюда, я чуть не умер с голоду. Меня спасли эскимосы; они накормили меня и научили, как прокормиться самому. Потому-то бывает, что, отправляясь охотиться, я нет-нет да и намекну охотникам-эскимосам, где искать медведя или тюленя. Я всегда возвращаю долги.

— А с остальным миром вы продолжаете поддерживать связь? Вам известно, что происходит в других широтах?

— С остальным миром? Ха! Никакого другого мира, кроме этого, нет.

Майкл сказал:

— С этими вертолетами сюда прибыл один человек. Ему дана необычайная и мрачная сила: он властен сделать что угодно с кем угодно. Мы должны найти этого человека, и быстро.

Зарк слушая, попыхивая трубкой.

— А мне-то что? Я вам ничем не могу помочь.

— Да нет же, можете. Вы знаете местность, вы сами это сказали. Нам с доктором Виргой нужен человек, который провел бы нас на северо-восток.

— Че-го? Вы рехнулись? Я не турбюро. Идти через льды с людьми, ничего не знающими об этой земле? Да я уж лучше сразу повешусь. Вы меня для этого искали?

— Да, — подтвердил Майкл.

— Возвращайтесь в Аватик. Возвращайтесь туда, откуда вы прикатили. Я с дураками по льдам не хожу.

— Я заплачу.

— Я сказал нет.

Майкл покосился на Виргу и вновь посмотрел в глаза Зарку:

— У нас нет возможности вернуться.

— Чертов трус, — буркнул Зарк. — Одна пуля — и он уже давай Бог ноги, как старая баба. Надо было всадить ему пулю в задницу! Ну ладно. Утром пойдете со мной в Сагитак; тамошние жители приглядят, чтоб вы благополучно вернулись в Аватик. Но за мои хлопоты с вас причитается.

— Мы ищем человека по имени Ваал, — после недолгого молчания проговорил Майкл. — Нам жизненно необходимо отыскать его. Мы не вернемся. Из Сагитака мы отправимся на северо-восток.

— Но не со мной. Может, вам удастся нанять проводника в Сагитаке. За пару бутылок хорошего виски они на все готовы. Виски-то у вас есть?

— Нет.

— Ну, тогда, — пожал плечами Зарк, — вы в полном дерьме, ребята.

Майкл, блестя глазами, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но передумал и поудобнее уселся на стуле.

— Так вы нам не поможете?

— И не мечтайте. У меня своих забот полон рот. Послушайте, добраться сюда из Аватика — плевое дело, колченогая старуха и та бы справилась. Но на севере, куда вы собрались, камни, скалы, кряжи, торосы, здоровенные, как военные корабли. Там, дружище, вам понадобятся хорошие глаза и хорошая дыхалка, само собой, какой— никакой опыт полярных переходов.

Он вдруг умолк и стал вслушиваться в повисшую в комнате тишину. Через несколько секунд залаяли привязанные у дома собаки. Зарк взял ружье и прошептал: «У нас гость».

Он встал у окна, вглядываясь в темноту. Вирга не видел ничего, кроме сплошной черноты. Зарк вдруг подошел к двери хижины и впустил тучного эскимоса с зоркими, как у ястреба, глазами и шрамом на переносице. Эскимос стряхнул с себя снег, с подозрением покосился на Виргу и Майкла и задал какой-то вопрос на родном языке. Зарк показал на своих гостей и кивнул. Тогда эскимос снова заговорил, глядя куда-то Зарку под ноги и нарочито униженно втягивая голову в плечи, хотя несомненно был старше Зарка. Закончив свою жалобную речь, он продолжал смотреть в пол.

Зарк повернулся и посмотрел на американцев. Потом кивнул и что-то сказал эскимосу. Тот схватил Зарка за руку, отпустил и скрылся в ночи.

Вирга полюбопытствовал:

— Что это было?

— Этот человек, — пояснил Зарк, — охотник из восточного поселка. Его новая невеста хочет родить, а его огонь, как это ни печально, потух. Вот он и привел ее сюда, ко мне.

— Что?

— Черт возьми! Надо думать, у меня полно детей и к югу, и к северу от Полярного круга! Не знаю; по-моему, считается, что, если я сделал чьей-нибудь жене ребенка, это большая честь. Да и женщины здесь не так уж плохи. Такие жирные, что похожи на большие, мягкие пуховые подушки.

— Этот охотник считает вас настоящим шаманом, — заметил Майкл. — Он не может зачать ребенка — это позор. Вот он и надеется, что сын, унаследовавший качества шамана, вернет честь его роду.

— Видно, так, — согласился Зарк. — Мне-то, в общем, все равно. Ну, что там у нас? Молоденькая…

Эскимос ввел в хижину невесту, которая ждала в санях снаружи. Он снял с нее подбитую мехом парку и приподнял подбородок девушки, чтобы показать, как она красива. Девушка была очень молоденькая, лет девятнадцати, не больше, но лицо ее уже носило следы жизненных тягот. Она стояла, как и ее муж, потупясь, не смея встретиться глазами с пронзительным взглядом Зарка. Вирга подумал, что по эскимосским стандартам она, вероятно, настоящая красавица. Ее полные губы дрожали, но круглые темные глаза светились изумительным внутренним покоем. Блестящие черные волосы, освобожденные от тесного капюшона парки, густой волной рассыпались по плечам.

Пока эскимос говорил, Зарк разглядывал лицо девушки. Он кивнул, и охотник просиял. Коричневыми шершавыми пальцами он нежно коснулся щеки своей нареченной, и что-то сказал ей. Потом потерся носом о ее лицо, словно обнюхал, и повернулся, чтобы уйти. Девушка вцепилась ему в руку, но он строго прикрикнул на нее, и она тут же отпустила его. Эскимос вышел за дверь, и через мгновение стало слышно, как он кричит на собак, погоняя упряжку вверх по склону.

Девушка, дрожа и не поднимая глаз, стояла посреди хижины. Зарк обошел вокруг нее и сказал:

— Красивая. Очень даже. Отличные сильные руки и бедра. Смотрите, какие мускулы. Видите? Еще не успела нагулять жиры.

Вирга медленно покраснел.

— Нам что же, придется смотреть на это?

Зарк оторвался от созерцания крепких девичьих ягодиц и удивленно посмотрел на профессора.

— А как же? Неужто пойдете морозить задницу? Черт возьми, мне все равно. Не хотите смотреть — закройте глаза. Или, может, хотите сами попробовать, а? — Он посмотрел на Майкла.

— Нет, спасибо, — ответил тот.

Зарк пожал плечами.

— Вольному воля.

Он обошел вокруг девушки и что-то негромко сказал ей. Она не ответила. Зарк взял ее за подбородок и приподнял ей голову, но она упрямо глядела в пол. Медленно, нежно Зарк потерся носом о ее нос, щеки, глаза, как это делал охотник. Наконец, ободренная его лаской, она подняла глаза и встретилась с его взглядом. Зарк улыбнулся.