В пятницу Кэй не пошла на занятия и осталась дома. Она позвонила доктору Векслеру и сказала, что страдает от головной боли. Она пообещала ему к понедельнику быть в форме, а он пожелал ей выздоровления и хорошего выходного.

Кэй повесила трубку и легла на кровать, задернув занавески. Комната погрузилась во тьму. Несколько минут назад, включив свет, она поняла, что от него болят глаза. Эван и Лори на кухне готовили завтрак; по грохоту посуды она поняла, что потом ей придется убирать на ними. Но с их стороны это было очень мило, и не важно, что там подгорит — она собиралась сделать вид, что в полном восторге от завтрака.

На самом деле она не солгала доктору Векслеру; ее голова была действительно тяжелой, но она не знала, что это не мигрень. Ее нервы были в напряжении, словно чья-то ледяная рука гладила ее по плечам. Уже в течение долгих недель она пыталась притворяться, что все в порядке, объясняя свои внутренние ощущения лишь беспокойством, которое скоро пройдет, и она снова станет той же здравомыслящей и практичной Кэй Рейд, какой была всегда.

Но это не проходило.

Свое состояние она не могла объяснить простым беспокойством или чем-то хотя бы отдаленно знакомым. Это началось вместе с ее странными снами. Сначала она была лишь заинтересованным, если не напуганным наблюдателем, но по мере повторения они медленно затягивали ее и превратили в участника, неспособного от них спастись. И в эти минуты ей казалось, что она заключена внутри другого тела — того самого, со страшным неровным шрамом на бедре. Она видела сцены резни и жестокой битвы суровыми глазами-щелками, которые ей самой не принадлежали. Ей хотелось поговорить об этих снах с Эваном, рассказать ему о терзающем ее страхе и смятении, но она стыдилась признать, что все больше и больше боится чего-то призрачного и неощутимого. В конце концов, это могло свидетельствовать о том, что и в снах Эвана было что-то, чего следовало пугаться. Она не могла допустить этого. В любом случае, Эван казался чересчур занятым, чтобы выслушать ее. За последние несколько дней едва ли он вообще что-нибудь ел за обедом; его глаза ввалились и выглядели утомленными, потому что он поздно ложился спать: смотрел телевизор или пытался работать в своем полуподвале. Но Кэй могла бы пересчитать по пальцам обеих рук минуты, когда она слышала стук пишущей машинки. Это все были обычные для него симптомы, и они так же действовали ей на нервы, как и ее ночные кошмары.

Кошмар, приснившийся ей предыдущей ночью, был самым скверным. Она проснулась перед рассветом с криком боли, застрявшим в горле. Сквозь клубы пыли и дыма наступали орды смуглых чернобородых захватчиков, размахивая мечами с окровавленными лезвиями; лучники верхом носились через обрушившиеся стены мимо ревущего пламени, в котором трещали и раскалывались трупы. Она с тремя подругами сражалась спиной к спине, размахивая из стороны в сторону своим топором, покрытым запекшейся кровью, словно яростная сумасшедшая боевая машина. Она расколола череп одного из врагов таким ударом, от которого он разлетелся на куски, и затем услышала имя — Оливиадра, в котором признала свое собственное. Его кто-то выкрикнул в знак предупреждения. Быстро метнувшись в сторону, она отразила удар меча своим боевым топором — и отрубила руку нападающего в запястье. Из обрубка хлынула кровь, и достаточно было одного удара, чтобы оборвать его жизнь. Сзади нее Колия упала, сраженная стрелой, впившейся в ее горло; Демуза выкрикивала свой боевой клич, даже когда удар меча поразил ее в плечо, а второй меч пронзил ее грудь; Антибра получила удар в лицо сверкнувшим мечом, и, падая на колени, успела отрубить голову воину, который сшиб ее с ног. Противники продвигались вперед сквозь дым, плечом к плечу, их груди тяжело вздымались. Оливиадра отступила за груду тел павших подруг, сжимая рукоятку оружия. Повсюду пылал огонь поражения: великий город, великая нация, в конце концов, была растоптана ногой агрессора. Изуродованные тела валялись на каменных мостовых, и кровь забрызгала фрески великолепной цветовой гаммы, от которой перехватывало дыхание. Переводя взгляд из стороны в сторону, словно любопытный зверек, Оливиадра увидела страх в их глазах, и она чувствовала приближение собственной смерти. Один из воинов, крупный мужчина, храбрый и безрассудный, ринулся вперед и приготовился метнуть копье. Издав яростный крик и почувствовав горячее прикосновение, Оливиадра быстро отступила в сторону, затем набросилась на воина и нанесла ряд ударов. Изуродованное тело повалилось на землю, голова его держалась лишь на тоненьких веревочках сухожилий. Она плюнула на него и приготовилась достойно встретить других нападающих. Они медлили, чувствуя в ней ярость, которая едва не поставила Афины на колени перед ними более ста лет назад. Зазвенела тетива, и стрела, пролетев над головами мужчин, попала Оливиадре в плечо и заставила ее отступить на несколько шагов. Воины, увидев поток крови, ринулись вперед.

Оливиадра отступала, пока не наткнулась на обгоревшие развалины стены. Воины остановились, выискивая проход.

Но Оливиадра не оставила им шанса на это. С леденящим орлиным воинским кличем она мгновенно перепрыгнула через груды трупов и понеслась на испуганных мужчин. Она поразила первого из них одним единственным взмахом топора и увидела, как падает на землю его рука, все еще сжимающая меч. Она почувствовала нестерпимую боль в своем позвоночнике. Удар следовал за ударом, кровь струилась по лицам противника. Затем острая боль вулканическим взрывом рассекла ее затылок; она еще продолжала взмахивать топором, но сейчас он казался тяжелее. Воины подступили ближе, она упала на колени. Один из них высоко поднял свой меч и…

Наступила тьма.

Серый свет.

Утро на Мак-Клейн-террас. Господи, моя голова! Нужно позвонить доктору Векслеру…

— Завтрак! — провозгласила Лори, входя в комнату вместе с Эваном. Она держала поднос, на котором стояла тарелка с беконом и яйцами и стакан апельсинового сока. Она осторожно поставила поднос на колени своей матери. — Правда, тост у нас подгорел, — жизнерадостно сообщила Лори.

— Нет-нет, все в порядке. Это выглядит очень аппетитно.

— Ты не хочешь включить свет? — Спросил Эван.

— Нет, не надо, пожалуйста. У меня еще болит голова. — Она потянулась к ночному столику за пузырьком с тайленолом. В нем оставались еще две таблетки. Она проглотила их и запила апельсиновым соком.

— Тебе не стало лучше?

Она покачала головой. Последний образ из сна все еще стоял перед ее глазами: воин, поднимающий меч рукой с играющими мускулами, чтобы нанести ей удар по черепу. Нет. Это была не я. Это была… Оливиадра. Этот меч поразил Оливиадру, а не меня. Тогда почему же я ощущаю эту страшную нестерпимую боль? Она вздрогнула и потрогала свой лоб.

— Тебе очень больно, мамочка? — спросила Лори.

— Да.

Эван подобрал пустой пузырек из-под тайленола.

— Мне тогда лучше подъехать к аптеке и купить для тебя еще один такой же пузырек. — Он внимательно посмотрел на нее и прочитал страдание по морщинкам, собравшимся у глаз. — Ты хочешь посоветоваться с врачом?

— Нет, мне плохо, но не до такой степени, — быстро сказала Кэй.

Она откусила небольшой кусочек от яйца и потянулась к солонке, стоящей на подносе. — Скоро я буду в полном порядке.

— Ты очень много работала, — сказал Эван. — Наверное, слишком много читала.

— Да, это так. Надо немного отдохнуть, потому что на следующей неделе надо проводить эти экзамены.

— А я сегодня пойду в школу? — спросила Лори.

— Нет, — сказала Кэй. — Почему бы тебе не остаться дома и не составить мне компанию?

— Но ведь это папа может сделать! — протестовала Лори. — Миссис Омариан собиралась сегодня закончить свою историю!

Кэй сжала руку своей маленькой дочери.

— Я думала, что ты хочешь остаться дома, сладенькая моя. Ты можешь посмотреть телевизор, поиграть на улице и…

— Королева! — воскликнула Лори. — Я пропущу часть истории про королеву!

Эван быстро взглянул сначала на Кэй, а затем снова на Лори. — Что за королева?

— Настоящая королева! — сказала Лори. — Та, что живет здесь!

— Здесь? Что ты имеешь в виду?

Девочка покачала головой, раздраженная тем, что папа не понимает ее.

— Прямо здесь! — Настойчиво повторила она. — Она живет в большом замке!

Кэй начала поглаживать волосы девочки.

— Останься дома со мной, моя миленькая. Мы хорошо проведем время вместе.

Лори на минуту задумалась.

— Ах, я все-все пропущу!

— Вот что я тебе скажу, принцесса, — сказал Эван. — Почему бы тебе не съездить со мной в аптеку? Идет?

После небольшой паузы она кивнула головой.

— Думаю, идет.

Пока пересекали газон и шли к проезду, Эван внимательно смотрел на дом Демарджонов. Там никого не было видно; машина Демарджонов отсутствовала. Эван, посадив Лори на сиденье рядом, выехал на микроавтобусе на улицу и направился к Кругу.

— Тебе, наверное, очень нравится миссис Омариан, — сказал Эван.

— Да. Она очень милая.

— А много еще детей ходит в «Солнечную школу»?

Она кивнула.

— Мне жарко. Можно, я открою окно?

— Конечно. Давай. — Эван доехал до знака «стоп», затормозил, посмотрел в обе стороны, затем поехал дальше мимо молчаливых домов. Миссис Омариан, должно быть, вам рассказывает какие-нибудь интересные истории, — продолжил он.

— Да, она рассказывает очень интересные истории. Только нам, а не мальчикам, потому что она говорит, что мы особенные.

— Конечно же, вы особенные, — сказал Эван. — А сколько маленьких мальчиков ходит в «Солнечную школу»?

— А… четыре или пять. В основном девочки, такие как я.

Он кивнул, поглядел в зеркальце заднего обзора и увидел в нем мельком крышу музея. — Мне бы хотелось услышать некоторые из историй миссис Омариан, — сказал он. — Особенно об этой королеве, которая живет в замке.

— Не могу, — сказала Лори. — Миссис Омариан сказала, что они только для нас, потому что мы особенные. Она сказала, что папам незачем знать об этом.

— Да? — непринужденно сказал Эван. — Секреты, да?

— Забавно иметь секреты.

Зрение Эвана затуманилось. Он лишь смутно осознавал, что все еще едет по улицам Вифанииного Греха, поскольку какая-то часть его оказалась в коридоре, в окружении кипящей пыли и зноя, и наблюдала, как темная фигура с горящими глазами медленно подходит все ближе и ближе и встает прямо перед ним. Рука пронзила завесу пыли и протянулась в его сторону. Она жестко сжала его руку и потянула на себя. «ПАПА», — сказал кто-то. Его сердце заколотилось, но он ничего не мог сделать, чтобы противостоять этому; существо продолжало тянуть его вперед, дальше, к огромной двери, за которой поджидали другие. «ПАПА!» — голос, произнесший это, казался очень близким. Он видел грубый каменный пол, стеклянный потолок и луну, ярко светящую на черном небе. Существа с пылающими, страшными глазами кольцом столпились в комнате. В центре ее возвышалась плита из черной скалы, и на ней кто-то стоял. «ПАПОЧКА, ПОЖАЛУЙСТА!» — это был голос Лори. Кэй. Кэй стоит там, но… совсем другая, с двумя лицами: одно наполовину оскалилось, и единственный светящийся синий глаз излучал ненависть; другое лицо с расширенными глазами кричало и выражало ужас. За ней стояли другие фигуры, они ждали. «ПАПОЧКА, ТЫ…» — Кэй подняла руку, вооруженную боевым топором, светящимся той же самой призрачной мощью; другую руку она протянула к нему, и пальцы ее дрожали в бешенстве…

— …ЕДЕШЬ СЛИШКОМ БЫСТРО! — вопила Лори у его уха.

И тогда он рывком выдернул себя из этого ужасного места, увидел быстро надвигающийся на них знак «стоп» и понял, что даже если он сейчас нажмет на тормоза, сила инерции пронесет машину дальше, и он молил Бога, чтобы в этой точке не оказались рядом другие машины. Шины пронзительно взвизгнули… Машина бешено дернулась. Впереди он увидел черную фигуру, свернувшую в сторону. «Господи!» — воскликнул Эван, заскрипев зубами и остановив микроавтобус прямо на перекрестке. Он посмотрел на Лори. Она вся дрожала, закусив свою нижнюю губу и глядя на него широко раскрытыми глазами.

— Я сожалею, принцесса, — сказал он. — О, Господи, как же я сожалею! С тобой все в порядке?

Она кивнула, и ее глаза обрели нормальное выражение.

— Господи, как я сожалею, — еще раз сказал он. — Я совсем не хотел этого. Я не знаю, о чем задумался. — И неожиданно он почувствовал чье-то присутствие и взгляд, просверливающий его насквозь. Он ощутил запах животного и резко повернул голову.

Рядом с микроавтобусом стояла массивная черная лошадь с лоснящимися боками и широко раздутыми ноздрями. Она все еще нервно подергивала своей огромной треугольной головой. Казалось, в глазах этой лошади горело багровое пламя. Верхом на этой лошади, без всякого седла и узды, сидела Катрин Драго, держась рукой за гриву.

— Спокойно, Джокер, — тихо говорила она. — Спокойно. Спокойно. Лошадь дернула головой и затем успокоилась. Женщина погладила ее шею и затем взглянула на Эвана.

— С вашей стороны это было очень безрассудно, мистер Рейд, — холодно сказала она. — Вы чуть не убили мою лошадь на перекрестке.

— Сожалею, — ответил он. — Но не заметил вас.

— Нас было трудно не заметить, — сказала женщина. — Вы что, поставили себе задачу нарушить правила дорожного движения?

— Моей жене нездоровится, — сказал Эван за неимением лучшего предлога для извинения. — Я еду в аптеку.

Женщина продолжала поглаживать шею лошади, и в ответ слышалось довольное и спокойное ржание.

— Кэй больна? — спросила она, и выражение ее лица немного смягчилось. — Это серьезно?

— Головная боль, — пояснил Эван. — Но она сегодня осталась дома и не поехала в колледж.

— Понимаю. — Она заглянула в окно машины. — Это ваша маленькая девочка?

— Да.

— Она очень хорошенькая. Ну, здравствуй.

— Ло… — сказала Лори.

Драго снова взглянула на Эвана.

— Вам следовало быть осторожнее. Кто-нибудь мог пораниться.

— Это ваша лошадь? — спросила ее Лори, наклонившись вперед, чтобы рассмотреть получше животное.

— Его зовут Джокер, — сказала Драго. Конь дернул ушами. — Я этим утром объезжала его. Он прекрасен, не так ли?

— Он такой красивый! — сказала Лори, потихоньку забывая о чуть не произошедшей катастрофе. — Я люблю лошадей!

— Это хорошо. У меня в конюшне двадцать лошадей. Может быть, твои мама и папа привезут тебя как-нибудь, чтобы покататься верхом.

— Можно, папа? — Лори вопросительно взглянула на него.

— Посмотрим, — сказал он, гладя ее по волосам. Заглянув в глаза Драго, он заметил, что в них промелькнуло что-то быстрое, темное и опасное.

— Надеюсь, вы привезете ее, — попросила Драго. — Каждой женщине следует научиться обращаться с лошадью.

— У нее для этого еще будет время.

— Конечно, — согласилась женщина и почти незаметно улыбнулась.

Раздавшийся сзади сигнал автомобиля попросил Эвана освободить перекресток. Он сказал:

— Я очень сожалею, что так случилось, доктор Драго. В будущем я буду осторожен.

— Да, пожалуйста, будьте осторожнее. — Она виртуозно развернула коня, пользуясь одной рукой и каблуками, и поскакала в противоположном направлении. Эван помахал водителю другого автомобиля и продолжил движение к Кругу.

— Она такая хорошая, — сказала Лори. — Мне бы хотелось поехать и посмотреть ее лошадей.

Эван молчал. Перед ним впереди был Круг с его уютными маленькими магазинчиками. В центре его, как он заметил, большинство цветов засохло из-за невыносимой жары.

А в это самое время на окраине Вифанииного Греха около большого приветственного знака Нили Эймс остановил свою красную газонокосилку, чтобы вытереть лицо рукой. Солнце обжигало, а ему предстояло обработать еще значительную площадь. Он чувствовал себя так, словно его веки опухли от зноя, и деревья вокруг беспомощно склонились к земле. Теперь он специально ждал того особого чая с сассафрасом, который миссис Бартлетт готовила для него почти каждый вечер.

Он всегда был такой холодный, и после него так хорошо спалось.