Одним летним утром четырнадцатого года жизни Михаила, когда сол– нце согрело землю и лес расцветился зеленью, словно юношеские мечты, по нему бежал черный волк.

Он теперь уже научился быть ловким, учителями его были Виктор и Никита. Нужно крутануть тело задними лапами, тормознуть и развернуть– ся передом. Всегда помни, что именно у тебя под лапами: мягкая земля, грязь, камни, песок. Все это требует разного касания, разного усилия мышц тела. Иногда мускулы должны быть как натянутые струны, иногда вялы как старая резина.

– Но,– и это очень важно,– сказал Виктор,– постоянно надо четко сознавать, где ты и что делаешь.

Это выражение Виктор употреблял много раз, вбивая в пытливый мозг Михаила, как согнутый гвоздь. Сознавай, где ты и что делаешь. Ощущай собственное тело, ровный шум в легких, толчки крови, действия мышц и сухожилий и ритм движения четырех лап. Ощущай солнце в небе и помни, куда бежишь. Помни, что тебя окружает и как попасть обратно домой. Следи не только за тем, что перед тобой, но и за тем, что справа, слева, сзади, вверху и внизу. Обращай внимание на следы мел– кой дичи и звуки животных, убегающих от твоего запаха. Всегда созна– вай все это и еще многое другое. Михаил никогда не думал, что быть волком – такая тяжелая работа.

Но постепенно это становилось его второй натурой. Боли при изме– нениях облика уменьшились, хотя Виктор сказал ему, что полностью они никогда не исчезнут. Боль, как понял Михаил, это доказательство жиз– ни. И к тому же боли от превращения были ничтожной ценой за то вос– торженное состояние, которое Михаил испытывал каждый раз, когда его тело скакало по лесу на четырех лапах, а мускулы ходили волнами под покрытой шерстью кожей, и ощущение силы, превосходившее все известное ему ранее. Он был еще маленьким волчонком, но Виктор говорил, что он вырастет. Ты – способный ученик, говорил Виктор. У тебя ясная голова на плечах. В те сухие августовские дни Михаил большую часть времени проводил в волчьем облике, чувствуя себя в облике мальчика слабым и беззащитным, как личинка бабочки.

Спал он очень мало; каждый день и каждая ночь приносили новые открытия, новые события, увиденные глазами, которые ничего не упуска– ли. Предметы, обычные для человеческого глаза, становились откровени– ем для видения волка: дождь был потоком мерцавших красок, следы мел– ких животных в высокой траве были очерчены слабым голубым свечением от тепла тел, сам ветер казался загадочным живым существом, разносив– шим информацию о жизни и смерти других по всему лесу.

И луна. Ох уж эта луна!

Волчий глаз видел ее совсем по-другому. Бесконечно привлекатель– ная серебристая дыра в ночи, иногда окаймленная ярко голубым, иногда багрово, иногда оттенком, не поддающимся описанию. Лунный свет падал серебряными стрелами, освещая лес как собор. Это было самое красивое сияние, какое когда-либо видел Михаил, и в этой благоговейной красоте волки – даже трехногий Франко – собирались на высоких скалах и пели. Песни были гимнами, в которых печаль смешивалась с радостью. Мы жи– вем, говорилось в них, и хотим жить в веках. Но жизнь преходяща, как преходящ свет луны на небесах, и глаза волков и людей обязательно по– тускнеют и закроются.

Но мы все же поем, поем, пока есть еще такой свет, как свет лу– ны!

Михаил бежал уже просто ради захватывающего удовольствия бегать. Иногда, когда он возвращался в человечье обличье после многих часов, проведенных на лапах, ему бывало трудно удерживать равновесие на двух ногах. Они были слабыми белыми подпорками и их нельзя было заставить бежать так же быстро. Скорость – вот что влекло Михаила; способность двигаться рывками правых и левых лап, действуя хвостом как рулем, удерживая равновесие на поворотах. Виктор стал жаловаться, что он слишком восторгается возможностями своего тела и пренебрегает заняти– ями. Не только изменение обличья было чудом природы, говорил Виктор; им был еще и мозг в черепе волка, который мог следовать за запахом подраненого оленя по ветру – и в то же самое время декламировать Шек– спира.

Михаил проскочил сквозь кусты и нашел прудик в углублении, окай– мленном камнями. Прохладный ветерок от воды в такой жаркий пыльный день был полон притягательности. Некоторые вещи человечий мальчик мог делать лучше, чем волк, и одной из них было плавание. Он покатился по мягкой траве просто ради доставляемого этим удовольствия, потом, за– пыхавшись, лег на бок и отдался превращению. Как оно точно происходи– ло, для него все еще оставалось загадкой: оно начиналось с представ– ления себя мальчиком, точно также, как он воображал себя волком, ког– да желал превратиться в другом направлении. Чем более всеобъемлюще и детально он представлял себе свое облик, тем быстрее и легче происхо– дило превращение. Это было вопросом сосредоточенности, тренировки мозга. Конечно, трудности были, иногда отказывались подчиняться то рука, то нога, а однажды голова у него заартачилась. Подобные вещи вызывали большое веселье других членов стаи, но весьма заметное недо– вольство самого Михаила. Однако с практикой он становился все более умелым. Как говорил ему Виктор, Рим не один день строился.

Михаил прыгнул в воду, и она сомкнулась над его головой. Он вы– скочил, задохнувшись, а потом изогнулся белым телом и нырнул в глуби– ну. Когда он коснулся каменистого дна, то вспомнил, как и где он впервые научился плавать: еще ребенком, под присмотром матери, в большом закрытом бассейне в Санкт-Петербурге. А был ли он там в дей– ствительности? Был ли он розовощеким застенчивым малышом, носившим рубашки с высокими воротничками и бравшим уроки игры на фортепиано? Сейчас это казалось таким далеким, незнакомым миром, и лица всех лю– дей, живших в том мире, почти стерлись из его памяти. Реальной была только его теперешняя жизнь в лесу.

Он в несколько гребков доплыл до берега и, когда замотал голо– вой, стряхивая с волос воду, услышал женский смех.

Изумленный, он оглянулся и увидел ее. Она сидела на камне, в солнечном свете ее длинные волосы отливали золотом. Олеся была такая же обнаженная, как и он, но ее тело было куда более интересным.

– Ну-ка, гляньте-ка! – поддразнивая, сказала она.– Какого песка– ря я тут обнаружила!

Михаил запрыгнул в воду.

– Что ты делаешь тут?

– А что ты делаешь там?

– Плаваю,– ответил он.– А что? Как это выглядит?

– Глупо. Прохладно, но глупо.

Она не умеет плавать,– подумал он. Не шла ли она за ним от бело– го дворца?

– Плавать прохладно,– сказал он ей.– Особенно после бега.

Он мог видеть, что Олеся только что бегала; тело у нее было влажным от слабо блестевшего пота.

Олеся осторожно слезла с камня, наклонилась к воде и набрала пригоршню воды. Она подняла ее ко рту и по-звериному полакала из ла– доней, потом вылила остаток на золотистый пушок между бедрами.

– О, да,– сказала она и улыбнулась ему.– Она прохладная, верно?

Михаилу стало заметно теплее. Он отплыл от нее, но прудик был невелик. Он стал плавать кругами, притворяясь, что даже не замечает, как она растянулась на камнях и подставила тело солнцу. И, конечно, его глазам. Он отвернул лицо. Что с ним происходит? В последнее вре– мя, всю весну, а теперь и летом, Олеся не выходила у него из головы. Ее светлые волосы и льдисто-голубые глаза в человечьем обличье и светлая шерсть и гордый хвост – в волчьем. Его притягивала к себе тайна между ее бедер. У него были сны… нет, нет, они были неприлич– ные.

– Спина у тебя красивая,– сказала она ему. Голос ее был нежный, в нем была какая-то податливость.– Она выглядит такой сильной.

Он стал плыть чуть быстрее. Может, для того, чтобы мышцы спины напружинились, а может, нет.

– Когда ты выйдешь,– сказала Олеся.– Я обсушу тебя.

Пенис Михаила уже догадался, как это могло быть сделано, и стал твердым как тот камень, на котором сидела Олеся. Он продолжал пла– вать, в то время как Олеся загорала и ждала.

Он мог бы оставаться в пруду, пока ей не надоест и она не уйдет домой, подумал он. Она – животное: вот что сказала про нее Рената. Но, по мере того, как плавание Михаила становилось все медленнее, а сердце стучало все сильнее от неизвестной страсти, он понимал, что время его и Олеси все равно скоро наступит, пусть даже не сегодня. Она хотела его, и хотела того, чего хотел он. Это его смущало; это был урок, который Виктор ему преподать не мог. Олеся ждала, солнце жгло. От отблесков на воде у него кружилась голова. Он проплыл еще пару кругов, размышляя над этой ситуацией. Но важнейшая часть его те– ла уже приняла решение.

Он вылез из воды, ощущая смесь желания и страха, глядя, как Оле– ся встала, груди ее напряглись, когда она увидела, что у него уже на– изготовку. Она сошла с камня, а он стоял на траве и ждал.

Она взяла его за руку, повела в тень и там они легли на мох. Она стала на колени. Олеся была красива, хотя вблизи Михаил увидел, что у глаз ее были морщинки и в углах рта тоже. Волчья жизнь была трудной, а Олеся давно уже не была девушкой. Но ее льдисто-голубые глаза обе– щали радости, которые ему и не снились, и она нагнулась над ним и прижалась губами к его губам. Ему предстояло многому поучиться в ис– кусстве любви; начался первый урок.

Олеся сдержала свое обещание обсушить его и стала выполнять это с помощью языка. Она начала с одного конца его тела и медленно ползла к другому, вылизывая насухо его кожу, медленно слизывая капельки с его нетерпеливо дрожавшего тела.

Она дошла до торчащего в середине члена и тут проявила истинную сущность зверя: любовь к свежему мясу. Олеся поглотила его, а Михаил застонал и вцепился пальцами в ее волосы. Затем так же по-звериному она пустила в ход зубы, и пока она покусывала и облизывала его сверху донизу, у него в чреслах становилось все жарче. В голове гремело, яр– кие сполохи прыгали в мозгу, как летняя гроза. Горячий рот Олеси не отпускал его, пальцы ее нажимали у основания его яичек. Он почувство– вал, как тело его выгибается, бессознательно, движением, не поддаю– щимся контролю, и на короткий миг мышцы его напряглись, как будто го– товые прорвать кожу. Молнии в его мозгу танцевали, ударяя по нервам и воспламеняя их. Он стонал, звериным стоном.

Олеся выпустила его и смотрела, как семя фонтанчиком изверглось из его тела. Он дернулся второй раз и выпустил еще один белый выброс. Она улыбнулась, гордая свое властью над его юношеской плотью; потом, когда знамя Михаила стало клониться, она продолжила путешествие языка через живот, через грудь, затем, играя, делала круги по его телу. От ее движений кожа становилась гусиной.

Михаил снова стал напрягаться и, когда мозг его прояснился после первоначального исступления, начал сознавать, что есть многое такое, чему следует поучиться, о чем монахам и не снилось.

Их губы встретились и замерли. Олеся укусила его за язык и губы, затем взяла его ладони и положила их на свои груди, а потом раздвину– ла бедра и опустилась на него. Они соединились, он ощущал, как пульс его бился во влажном тепле. Бедра Олеси начали медленное ритмичное движение, которое постепенно увеличивало силу и интенсивность, глаза ее уставились в его глаза, а ее лицо и груди заблестели от пота. Ми– хаил был учеником, схватывающим все на лету; он тоже стал раскачи– ваться, все глубже проникая в нее в ответ в такт ее движениям, и, когда их взаимопроникновение стало жестче и более нетерпеливым, Олеся запрокинула голову, ее золотистые волосы каскадом рассыпались по пле– чам, и вскрикнула от радости.

Он почувствовал, как она вздрогнула; глаза у нее были закрыты, а губы издавали нежные стонущие звуки. Она подставляла свои груди под его поцелуи, бедра ее совершали мелкие круговые резкие движения, и тут Михаила опять охватила такая же неконтролируемая напряженность. В тот момент, когда его мышцы почти свело и кровь яростно забилась в нем, дар его сущности излился во влажную теплоту Олеси. Он расслабил мышцы, суставы его ломило от внутреннего жара. Начни даже сейчас не– беса падать на его голову синими глыбами – он бы не шелохнулся. Все ощущения были ему незнакомы, он был словно бы в неведомом краю, но в одном он был уверен: все это ему нравилось, очень нравилось. И он хо– тел бы вернуться в нее, по возможности так скоро, как только удастся.

Он опять был готов, быстрее, чем мог бы надеяться. Тело к телу, он и Олеся катались по мху из тени на солнцепек. Теперь она была под ним, ее ноги над его бедрами, и она смеялась над выражением его лица, когда он опять погрузился в нее. Эта глубина была лучше, чем глубина пруда: он не мог найти у Олеси дно. Солнце жгло их, от его жара кожа их была мокрой, и оно сплавило их вместе. Оно выжгло также последние следы стыдливости Михаила, и он стал отвечать на ее телодвижения уве– ренно и с силой. Ее бедра сжимали его бока, рот ее втягивал его язык, спина его выгибалась, когда он входил в ее глубины.

И когда их тела опять устремились через напряжение к высвобожде– нию, все произошло без предупреждения. Светлая шерсть заструилась по животу Олеси, по бедрам и рукам. Рот ее был раскрыт, глаза блуждали от удовольствия, и Михаил уловил ее звериный острый дух. Этот запах разбудил в нем волка, и черная шерсть пробилась на его спине, под ее вцепившимися пальцами. Олеся скорчилась и стала менять облик, ее зубы в улыбке удлинились в клыки, красивое лицо приобрело другую форму красоты. Михаил, все еще продолжая процесс совокупления, тоже дал се– бе волю; черная шерсть появилась на его плечах, руках, ягодицах и но– гах. Их тела охватили корчи страсти и боли, и они перевернулись и со– гнулись так, что тело, становящееся черным волком, вскарабкалось на появляющуюся светлую волчицу сзади. И в миг, предшествовавший моменту окончания превращения, Михаил задергался, потому что семя его вышло в Олесю. Его обуяло радостное удовлетворение, и он запрокинул голову и завыл. Олеся присоединилась к его пению, их голоса слились в гармо– нии, сбились с единозвучия и снова соединились: еще одна форма любви.

Михаил освободился от нее. Дух все еще желал, но его покрытые черной шерстью яички совсем опустели. Олеся стала кататься по траве, потом вспрыгнула и стала кружиться, гоняясь за своим хвостам. Михаил тоже попытался бегать, но ноги не устояли, и он лег на солнышке, све– сив язык. Олеся прижималась к нему носом, перекатывалась через него и лизала его брюхо. Он наслаждался вниманием, веки его отяжелели, и он подумал, что более прекрасного дня, чем этот, у него не будет.

Когда солнце стало западать, а небеса порозовели, Олеся учуяла по ветру запах зайца. Она и Михаил погнались за ним, обгоняя в лесу друг друга, соревнуясь, кто поймает зайца первым, и когда они по оче– реди перепрыгивали друг через друга, то были счастливы, как все лю– бовники на свете.