– Следуй за мной,– сказал в конце сентября Виктор, и Михаил тенью пошел за ним. Оставив позади залитые солнцем помещения, они спустились к месту, где воздух был прохладен. На Михаиле была одежда из оленьей шкуры, которую сшила для него Рената, и, прдолжая спу– скаться с Виктором, он натянул ее на плечи. За прошедшие несколько недель Михаил познал, что его глаза быстро привыкают к темноте, а при дневном свете он мог видеть с поразительной остротой, мог даже пере– считать желтые листья на дубе на расстоянии в сто ярдов. И все же Виктор хотел, чтобы мальчик что-то увидел там внизу, в темноте. Он остановился, чтобы зажечь факел из кабаньего сала и тряпок от углей маленького костра, который он предварительно разжег. Факел засветил– ся, и от запаха горящего сала у Михаила потекли слюнки.

Они спустились к месту, где изображения монахов в рясах и с ка– пюшонами на головах все еще сохраняли свою одухотворенность. Узкий проход вел под арку через открытые железные двери в огромный зал. Ми– хаил поглядел наверх, но потолка не увидел. Виктор сказал – Вот оно. Стой там, где стоишь.– Михаил подчинился, а Виктор стал ходить по за– лу. Свет от факела высветил каменные полки, забитые толстыми, в кожа– ных переплетах, книгами: их были сотни. Нет, пожалуй, даже тысячи, подумал Михаил. Книги заполняли каждый подходящий уголок, много их лежало на полу стопками.

– Это,– сказал тихо Виктор,– то, над чем работали монахи, жившие сотни лет назад: собирали и переписывали рукописи. Здесь три тысячи четыреста тридцать девять томов.– Он сказал это с гордостью, будто хвастающийся ребенок.– Теология, история, архитектура, техника, мате– матика, языки, философия… все тут.– Он повел факелом вокруг себя. Слегка улыбнулся.– Монахи, как ты можешь понять, не много познали мирской жизни. Покажи мне свои ладони.

– Мои… ладони?

– Да. Ты не знаешь? Плоские окончания твоих рук. Покажи мне их.

Михаил поднял ладони к факелу.

Виктор рассмотрел их. Затем фыркнул и кивнул.– У тебя руки изне– женного человека,– сказал он.– Ты жил привилегированной жизнью, да?

Михаил пожал плечами, не понимая.

– За тобой хорошо ухаживали,– продолжал Виктор.– Родился в ари– стократической семье.– Он же видел, как были одеты мать, отец и сест– ра Михаила: по высшему разряду. Тряпки от их одежды пошли на факелы. Он поднял вверх свою руку с тонкими пальцами и повертел ею на свету.– Я был профессором Киевского Университета, очень давно,– сказал он. В его голосе была не тоска, а просто сожаление.– Я преподавал языки: немецкий, английский, французский.– В его глазах промелькнул жесткий блик.– Я изучил три разных языка – для того, чтобы жить подаяниями вместе с женой и сыном. В России человеческая жизнь не поощрялась.

Виктор прошелся, освещая факелом книги.– Если только, конечно, тебе не удалось изобрести более эффективный способ убивать,– добавил он.– Но мне представляется, что все правительства примерно одинаковы: все жадны, все близоруки. Это проклятие человечества – иметь разум и не иметь ума им воспользоваться.– Он остановился, чтобы аккуратно снять с полки том. Задняя часть обложки отсутствовала, а кожаные страницы отрывались от переплета.– «Республика» Платона – сказал Вик– тор.– Слава Богу, на русском. Я греческого не знаю.– Он обнюхал пере– плет, как будто вдыхая удивительный аромат, потом вернул книгу на ме– сто.– «Хроника Юлия Цезаря», теория Коперника, «Ад» Данте, «Путешест– вия Марко Поло»… все вокруг нас, двери в различные миры.– Он провел факелом и приставил палец к губам.– Ш-ш-ш,– прошептал он.– Замри, и ты услышишь звуки поворачиваемых ключей, здесь, в темноте.

Михаил прислушался. Он услышал размеренные скребущие звуки – не ключа в двери, а крысы где-то в этом огромном зале.

– Ну, да.– Виктор пожал плечами и продолжил обозревать книги.– Теперь они принадлежат мне.

Опять намек на усмешку.

– Я могу откровенно признать, что у меня самая большая библиоте– ка, какая только есть у какой-либо ликантропа в мире.

– Ваша жена и сын,– сказал Михаил.– Где они?

– Мертва. Мертв.– Виктор остановился, чтобы снять паутину с не– скольких томов.– Они оба умерли с голода, после того, как я потерял свое положение. Такая была политическая ситуация, понимаешь. Мои идеи кого-то раздражали. Некоторое время мы скитались. И побирались тоже.

Он уставился на свет факела, и Михаил увидел, что в его янтарных глазах зажглись огоньки.

– Я был не очень умелым нищим,– спокойно сказал он.– После того, как они умерли, я поставил крест на своей жизни. Я решил уехать из России, может быть в Англию. В Англии много образованных людей. Я по– шел по дороге, которая завела меня в этот лес… и меня покусал волк. Его звали Густав… это был мой учитель.

Он посветил так, чтобы видеть Михаила.

– У моего сына были темные волосы, как у тебя. Хотя он был по– старше. Одиннадцать лет. Он был очень хороший мальчик.

Факел поднялся, и Виктор повел им кругом по залу.

– Ты прошел дальний путь, Михаил. Но тебе предстоит идти еще дальше. Ты слышал легенды о человеках-волках, да? Каждого ребенка хо– тя бы раз пугали перед сном такими сказками.

– Да, сударь,– ответил Михаил. Его отец рассказывал ему и Лизе сказки о всеми проклятых людях, которые превратились в волков и рас– терзывали овец на куски.

– Все это вранье,– сказал Виктор.– Ни при чем тут полнолуние. Да и ночь тоже. Мы можем пройти превращение, когда только захотим… но научившись его контролировать, и на это тоже нужно время и терпение. Первое у тебя было, второму ты научишься. Некоторые из нас умеют пре– вращаться избирательно. Знаешь, что это значит?

– Нет, сударь.

– Мы можем управлять тем, с какой части начать превращение. Ру– ки, например, в лапы. Или лицо и зубы. Задача заключается в полном контроле над умом и телом, Михаил. Отвратительно для волка – или че– ловека – утратить контроль над собой. Как я сказал, тут тебе есть че– му поучиться. Это не простая задача, ни в коем случае; пройдут годы, прежде чем ты сможешь это освоить, если вообще сможешь.

Михаил ощутил, что внимание его рассеивалось; он наполовину слу– шал, о чем говорил Виктор, наполовину прислушивался к скребущейся в темноте крысе.

– Ты что-нибудь знаешь об анатомии? – Виктор взял с полки тол– стую книгу. Михаил тупо посмотрел на него.

– «Анатомия: изучение человеческого тела»,– перевел Виктор.– Она написана по-немецки, в ней даны изображения мозга. Я много думал о тех микробах, которые в нашем теле, и о том, почему мы можем совер– шить превращение, в то время как обычные люди не могут. Я думаю, что микроб поражает что-то в глубине мозга. Что-то давно захороненное, предназначенное забвению.

Голос его становился возбужденным, как будто он опять был на университетской кафедре.

– Вот эта книга,– он вернул на место книгу по анатомии и вынул другую, соседнюю,– о философии разума, из средневековой рукописи. В ней представляется, что мозг человека многослоен. В центре мозга за– ложены инстинкты животного мира; природа зверя, если…

Михаил отвлекся. Крыса: скребет, скребет. В животе у него пробу– дился позыв голода, как будто звякнуло в колокол.

– …эта часть мозга и является той, которую пробуждает микроб. Как мало мы, Михаил, знаем про этот волшебный двигатель в наших голо– вах! Понимаешь, что я имею в виду?

Михаил, по правде говоря, не понимал. Весь этот разговор про зверей и мозг не произвел на него впечатления. Он оглядывался, все его ощущения были настроены на поиски: скребет, скребет.

– Ты можешь овладеть тремя тысячами различных миров, если хочешь этого,– сказал Виктор.– Я буду твоим ключом к ним, если ты изберешь изучение.

– Изучение? – он отвлекся от чувства голода.– Изучение чего?

Виктор потерял терпение.

– Ты и в половину не соображаешь! Прекрати вести себя так! Слу– шай то, о чем я тебе говорю: я хочу научить тебя всему, что есть в этих книгах! А также тому, что я знаю о мире! Языкам – французскому, английскому, немецкому. Плюс история, математика и…

– Зачем? – прервал его Михаил.

Рената говорила ему, что белый дворец и этот лес будут его домом до конца жизни, так же как и для других членов стаи.

– Какая будет мне польза от всех этих книг, если мне придется остаться навсегда здесь?

– Какая польза! – насмешливо передразнил его Виктор и сердито фыркнул.– Какая польза, говорит он!

Он шагнул вперед, размахивая факелом, и остановился вплотную пе– ред Михаилом.

– Быть волком чудесно. Волшебно. Но мы родились людьми и мы не можем отбросить нашу человеческую суть – даже если слово «человек» иногда страшно позорит нас. Знаешь, почему я не все время волк? Поче– му я не бегаю просто по лесу день и ночь?

Михаил покачал головой.

– Потому что когда мы принимаем обличье волка, мы и старимся по– волчьи. Когда мы проживаем год в волчьем обличье, человеческое наше обличье старится на семь лет. А насколько я люблю свободу, ее аромат и… ее великое чудо. Но больше я люблю жизнь. Я хочу прожить как можно дольше, и я хочу познавать. Мой мозг стонет по знаниям. Я гово– рю: учись бегать, как волк, да; но: учись думать, как человек, тоже.

Он постучал по своему голому черепу.

– Если не можешь этого, то зря промотаешь волшебство.

Михаил посмотрел на книги, освещаемые мерцанием факела. Они ка– зались очень толстыми и очень пыльными. Как можно прочитать хотя бы одну такую толстую книгу, не говоря уже обо всех?

– Я – учитель,– сказал Виктор.– Предоставь мне возможность учить.

Михаил размышлял над этим. Книги по-своему пугали его, они были массивные и непривлекательные. У его отца тоже была библиотека, но книги в ней были потоньше, а на их корешках были оттиснены позолочен– ные названия. Он вспомнил свою и Лизы воспитательницу, Магду, крупную седоволосую женщину, приезжавшую, бывало, на повозке. Важно изучать мир, всегда говорила Магда, так, чтобы можно было определить свое ме– сто в нем, если когда-нибудь потеряешься. Михаил никогда не ощущал себя в большей мере потерянным в своей жизни. Он пожал плечами, все еще неуверенный; ему никогда не нравились домашние задания.

– Ну, хорошо,– согласился он после недолгого раздумья.

– Прекрасно! О, если бы члены университетского совета в накрах– маленных рубашках могли бы видеть сейчас своего профессора! – прого– ворил Виктор.– Я бы вырвал им сердца и показал им, как они колотятся!

Он прислушался к поскребыванию твари, вторгшемуся в их разговор.

– Первый урок – не в книге. В желудке у тебя урчит, и я тоже го– лоден. Найди крысу, и мы поедим.

Он затушил факел, ударяя его об пол, чтобы огонь исчез.

Зал погрузился в темноту. Михаил старался услышать, но его силь– но отвлекали удары собственного сердца. Крыса могла быть хорошей, ап– петитной едой, если достаточно велика; этой, судя по звукам, должно было хватить на двоих. Он ел крыс, которых приносила Рената. На вкус они были как жесткие цыплята, и мозг у них был сладким. Он медленно глядел в темноту направо и налево, уши настороже, чтобы уловить шум. Крыса продолжала скрести, но было трудно распознать ее местоположе– ние.

– Спустись на крысиный уровень,– посоветовал Виктор.– Думай по крысиному.

Михаил уселся на четвереньки. Потом лег на живот. Ага, теперь скребущие звуки шли справа.

У дальней стены,– подумал он.– Наверное, в углу.

Он пополз на звук. Крыса вдруг перестала скрестись.

– Она услышала тебя,– сказал Виктор.– Она читает твои мысли.

Михаил пополз вперед. Плечом наткнулся на что-то: груда книг. Они осыпались на пол, и он услышал, как коготки крысы простучали по камню, когда она удирала к дальней стене.

Перебежала справа налево,– подумал Михаил.

Он рыгнул. В желудке забурчало, тревожащий громкий звук, и он услыхал, что Виктор засмеялся. Крыса остановилась и затихла. Михаил лег на живот, держа уши настороже. Резкий, кислый дух донесся до не– го. Крыса напугана, она обмочилась. Запах был такой же ясной дорож– кой, как луч от фонаря, но почему это так, Михаил точно понять не мог. Глазами он определил другие кучи книг вокруг себя, все они имели смутно-серые очертания. Но все же он не мог увидеть крысу, хотя и различал тома и полки у дальней стены. «Если бы я был крысой, я бы забился в угол. В какое-нибудь место, где моя спина была бы защище– на». Михаил полз вперед, медленно… медленно…

Он слышал приглушенный, мерный глухой стук в тридцати футах за собой; пульс Виктора, дошло до него. Собственный пульс оглушал его, и он застыл на месте, чтобы пульс не успокоился. Он водил головой из стороны в сторону, вслушиваясь.

Вот. Частое «тик… тик… тик», как маленькие часики. Справа от Михаила, наверное, в футах двадцати или около того. Конечно, в углу. За неряшливой кучей книг, светлых с краев. Михаил пополз к углу, дви– жения бесшумны и извилисты.

Он услышал, что пульс крысы участился. У крысы было шестое чув– ство; она могла понимать его намерения по его запаху, и в следующее мгновение Михаил тоже учуял запах ее пыльной шкурки. Он точно знал, где она. Крыса была неподвижна, но биение ее сердца показывало, что она вот-вот выскочит из своего угла и рванется вдоль стены. Михаил продолжал двигаться, дюйм за дюймом. Он услышал, как крысиные коготки стукнули, а затем она смазанным голубоватым свечением бросилась из своего угла, стараясь прорваться через помещение в дальний угол.

Все, что Михаил знал, это то, что он голоден и хочет поймать эту крысу, но мозг его действовал инстинктивно, рассчитывая направление и скорость крысы с холодной логикой зверя. Михаил метнулся влево. Крыса взвизгнула и кинулась от его руки. В тот момент, когда крыса уклони– лась и полоской серого цвета проскользнула мимо него, Михаил мгновен– но повернулся вправо, выбросил руку и цапнул грызунью за ушами.

Крыса выворачивалась, пытаясь достать зубами руку Михаила. Это была крупная крыса, и она была сильной. Еще несколько мгновений, и она вырвется. Михаил нашел решение.

Он открыл рот, всунул голову крысы между зубами и сдавил ими же– сткую шейку.

Зубы его пришли в действие, в этом не было ни злобы, ни бешенст– ва, просто голод. Он услышал, как хрустнули позвонки, и рот наполнил– ся теплой кровью. Крысиное тельце сразу обмякло. Лапки несколько раз дернулись с убывающей силой. Голова крысы осталась у Михаила во рту. На этом и закончилась весьма неравная схватка.

– Браво,– сказал Виктор. Но в голосе его вновь послышалась суро– вость.– Еще бы пара дюймов – и ты бы ее упустил. Эта крыса и так еле двигалась, как объевшаяся лепешек бабка.

Михаил выплюнул откушенную голову себе в ладонь. Он смотрел, как Виктор приближался к нему, очерченный свечением. Правила хорошего то– на требовали предложить лучший кусок Виктору, и Михаил поднял ладонь с головой.

– Это – твое,– сказал ему Виктор и взял теплое мертвое тело.

Михаил обчистил зубами голову, а затем раскусил ее. Мозги напо– минали ему сладкие пирожки с картошкой, которые он ел в другом мире.

Виктор разорвал тело от обрубка шеи до хвоста. Он втянул в себя крепкий аромат свежей крови и мяса, а затем вырвал пальцем внутренно– сти и ободрал с костей мясо и жир. Он предложил часть Михаилу, кото– рый благодарно взял свою долю.

Мужчина и мальчик ели свою крысу в темном зале, окруженные пол– ками, полными отголосков цивилизованного разума.