Глава 31
Если бы я не был таким реалистом, я объяснил бы свой побег альтруистическими побуждениями. Я уверял бы, что побежал, потому что знал:
Скрипичник бросится за мной в погоню, позабыв о моих спутниках, оставшихся в разрушенных владениях Пигмалиона, и таким образом они будут спасены. Но мое здравомыслие не позволяло мне обмануть себя. У меня не было никакой уверенности, что Скрипичник сначала не расправится с моими товарищами.
Нет, в первую очередь я побежал из чистого страха. Я знал – Скрипичнику понадобится доля секунды, чтобы раскусить замысел, который я вынашивал со дня знакомства с Алмазной Императрицей. Наша помощь потребовалась Скрипичнику не потому, что Пигмалион заключил свой мир в непроницаемую защитную оболочку, а из-за энтропического барьера, окружающего скопление протоизмерений, где укрылся Пигмалион. Разрушив башню, я ухитрился запереть Скрипичника во вселенной, которая была даже меньше той, где он обитал прежде. Подобно омару, забредшему в вершу, Скрипичник обнаружил, что войти было просто, а выйти – невозможно.
Я знал, что разожгу его ярость до такой степени, что он захочет стереть меня в порошок немедленно. Он не мог допустить, чтобы я остался в живых, поскольку мне дважды удалось одержать над ним победу. В первый раз я помешал ему войти в Феникс и не дал захватить желаннейший трофей любого Темного Властелина – Землю. А теперь позволил ему приблизиться вплотную к заветной цели, а потом одурачил и запер в ловушке. За такое можно ждать только одной награды – медленной и мучительной смерти.
Я прорвался в соседнее измерение и повис в небе над океаном расплавленной серы. Ядовитые пары ослепили и едва не задушили меня, но я справился с паникой и ринулся вниз, все быстрее и быстрее приближаясь к огнедышащей поверхности. Секунду-другую я поиграл с мыслью о самоубийстве – я знал, что такая смерть будет гораздо милосерднее той, что изобретет для меня мой бывший Хозяин, – потом рассек стену между измерениями и нырнул в новый мир.
Здесь меня обдало потоком горячего воздуха.
Когда щель за мной закрылась, я услышал агонизирующий рев Скрипичника – это мой Хозяин ворвался в мир горящей серы. Я представил себе, как его конечности дрыгаются в бурлящем черном океане, словно французский картофель в кипящем масле, но это было бы слишком простым и быстрым избавлением от моих неприятностей. Скрипичник никогда не погибнет от несчастного случая. Его можно умертвить, только предав казни.
Я снизился метра на четыре и открыл глаза только тогда, когда заскользил, подскакивая, по восковым холмам через ручеек горячего воска.
Воск плеснул на меня, и я отбросил промокшие волосы от глаз. Этого оказалось достаточно, чтобы охладить воск, и волосы застыли, словно на фотографии, сделанной на ветру. Я рассмеялся вслух, представив себе, какой нелепый у меня вид, потом вытянулся к небу и ввинтился в новое измерение.
Я чувствовал, что Скрипичник ищет меня в одном из соседних миров. Серная ванна, несомненно, остудила его пыл, и он стал вести себя более осмотрительно. Мои ощущения говорили мне, что он успокоился, осторожно проник в следующее измерение и, пользуясь своим могуществом Темного Властелина, начал искать меня там. Погоня не была в его натуре; он предпочитал сидеть в засаде, как паук в паутине, и ждать, когда добыча придет к нему сама. Он проанализирует все измерения в этой энтропической сфере, каталогизирует их и начнет уничтожать те, где я мог бы укрыться. Постепенно и методично он изолирует меня и схватит.
Конечно, такой план поиска гарантировал успех лишь в том случае, если я надеялся уцелеть в нашей схватке. Несомненно, Скрипичнику уже приходило в голову, что мне все равно, останусь ли я в живых. В конце концов в определенном смысле я уже одержал победу. Я уничтожил с его помощью Пигмалиона, представлявшего страшную угрозу для Земли, и запер его, Скрипичника, в ловушке. Как только другие Темные Властелины узнают об этом, эта сфера станет Шкатулкой Пандоры, которую никто не откроет из страха освободить Скрипичника.
Протискиваясь в Бирюзу через дыру, которая закрылась сразу после того, как я вылез, я понял что такое допущение в отношении меня одновременно и верно, и неверно. Я и в самом деле хотел жить, как и всякая живая тварь, иначе я позволил бы себе совершить лебединый прыжок в серое море и покончил бы со всем этим.
С другой стороны, я привык относиться к смерти иначе, чем другие. Всю жизнь я учился убивать и исполнял задания Скрипичника умело и отважно. Только одному врагу, узнавшему о моем существовании, удалось меня остановить, и то только после своей гибели. Он убил мою прежнюю личность и возродил меня в своем образе. Потом я снова умер от рук «арийцев», но еще раз воскрес для того, чтобы одолеть Темного Властелина.
Что-то подсказывало мне, что в третий раз смерть не будет столь милостива ко мне.
Но это не так уж важно, если мне удастся прихватить с собой Скрипичника.
Если бы Скрипичыик дышал мне в затылок, я бы выбрал обходной путь через очень холодное протоизмерение, которое находилось впереди и немного ниже. Но он изменил тактику, и это дало мне немного времени. Поэтому я направился прямым курсом через протоизмерения туда, где он должен был бы ожидать моего появления. Для существа, стремящегося выжить, это место было благословенным убежищем. Скрипичник предполагал, что я направлюсь туда, и еще на подходе я почувствовал, что он идет за мной.
Я возник в измерении Титана на вершине каменного холмика, откуда открывался вид на долину, где лежал прикованный к скале Титан. Стая бронзовых хищников покрывала его грудь, словно кольчуга. Металлические клювы вспыхивали в полуденном солнце и появлялись снова, окровавленные. Пиршество сопровождалось воплями обезумевшего от боли гиганта.
– Это будет самым легким наказ-з-занием изз-з тех, что я для тебя придумаю, моя з-забава, – появление Скрипичника вполне могло соперничать по элегантности с моим появлением. Его верхняя левая рука по-прежнему беспомощно свисала из разбитого плечевого сустава, а нижняя рука на той же стороне превратилась в культю, обгоревшую начисто до первого сочленения. Но несмотря на раны – а возможно, как раз из-за них, – он выглядел ужасающе, как никогда.
– Игра окончена, Скрипичник. Ты проиграл.
– Я?! Как ты самонадеян!
– Яблоко от яблони недалеко падает. – Я спрыгнул со своего насеста и переместился вправо, подальше от его уцелевших конечностей. – Я – семя, которое ты посеял, фруктовое дерево, которое ты взрастил. Теперь тебе настало время вкусить горький плод.
Скрипичник вперил в меня уничтожающий взгляд, потом запрокинул голову кверху. Его передние конечности замелькали в воздухе, словно он отбивался от тучи комаров. Я почувствовал, как в нем вспыхнули раздражение и досада, но он даже не подозревал об истинных размерах свалившегося на него бедствия.
Бронзовые хищники, простая программа которых побуждала их выбирать в пищу самое крупное существо в измерении, оставили свой ежедневный обед и налетели на Скрипичника. Он замолотил по воздуху руками и, сбив нескольких птиц на землю, растоптал их и разбросал по земле останки. Но другие хищники подныривали под его руки, целились в глаза, набрасывались сзади. Больше дюжины тварей устремились прямо на рану, которую статуя пробила в его верхнем плече.
От Скрипичника прокатилась волна гнева, и я увидел вокруг него марево: он начал перемещение в другое измерение. Внезапно марево пропало, и картинка вокруг него снова приняла четкие очертания. Хищники набросились на правую переднюю конечность, которой Скрипичник пытался прорвать дыру в соседнее измерение. Его трехпалая лапа царапала по чему-то невидимому, что, должно быть, было более скользким, чем замерзшее масло, и более твердым, чем алмаз, поскольку ему не удавалось ни ухватиться, ни пробить оболочку протоизмерения.
– НЕТ! – Темный Властелин посмотрел вниз, и зеленые зрачки его глаз-пульсаров остановились на мне. – Ты же не хочешь оказаться в ловушке вместе со мной. Койот. Освободи меня, и я подарю тебе жизнь.
Я громко рассмеялся и стал наблюдать за птицами, рвущими его тело. Черные окровавленные куски плоти летели в разные стороны. Птицы не утруждали себя едой, они просто жадно бросались на его тело. Они зарывались в его экзоскелет, и на место каждой птицы, которую он вырывал из тела и давил пальцами, налетало несколько новых.
Я посмотрел на землю и увидел шестеренки, которые целенаправленно катились к одному месту. У меня возникло ощущение, будто я смотрю замедленный мультфильм, потому что обломки и осколки птиц собирались в кучки и неторопливо соединялись, превращаясь в еще более сильных и крупных хищников. Эти металлические орлы – некоторые из них были такими большими, что могли бы запросто перевозить пассажиров или грузы на Земле, – кидались на Скрипичника с новой яростью.
Небо над Темным Властелином окрасилось в бронзовый цвет заката, хотя солнце по-прежнему стояло в зените. Птицы собирались в огромные стаи и издалека казались рассерженным пчелиным роем. Воздух гудел от механических победных воплей.
Скрипичник закачался и упал, и тут я увидел кое-что интересное. Куски плоти, бесцеремонно выдранные из Темного Властелина, не лежали себе спокойно на месте. Я увидел, что они подергиваются, и их рваные края подворачиваются внутрь.
Постепенно куски мяса принимали форму мешочков. Они быстро высыхали, а высохнув, принимали самые разнообразные оттенки – от цвета слоновой кости до оникса.
Что-то шевелилось внутри этих разноцветных коконов, потом один из них раскололся по темному шву. Из трещины высунулась до боли знакомая голова, потом восьминогое существо вытащило себя на волю. Пока оно выбиралось из щели, я заметил, что задний конец кокона втягивается внутрь. В конце концов он свернулся внутри и превратился в брюшко миранджейки.
Все новые и новые коконы превращались в маленьких миранджеек. Я оглянулся на тело Скрипичника и сквозь вихрящийся циклон хищников различил, что плоть Темного Властелина пузырится, и из миллионов волдырей высвобождаются миранджейки, подобно тому, как некогда появилась на свет Вета.
– Ты ждал, что это произойдет, не так ли?
Я повернулся и кивнул Алмазной Императрице:
– Механизм другой, результат тот же. – Я показал на стайку миранджеек, которые теперь совместными усилиями оттаскивали коконы от каркаса и быстро сортировали их по цветам и другим признакам, которые ускользали от моего понимания. – Наверное, я мог бы догадаться, что возрождение расы Скрипичника возможно. Ведь я же видел рождение Веты.
Две миранджейки цвета слоновой кости принесли кокон, размером с футбольный мяч, и положили мне его на руки. Я почувствовал, как в нем бьется жизнь. Внешняя поверхность кокона состояла из разных на ощупь кусочков. Одни участки были мягкими, как хорошо выделанная кожа, другие – сухими и ломкими, словно осенние листья. Вдоль шва на спинной поверхности медленно, словно ртуть, карабкающаяся по трубке термометра в жаркий день, побежала трещина.
Существо внутри зашевелилось, кокон раскололся, и оно начало вылезать наружу.
Оно ухватилось жвалами за мое плечо и потащило себя из кокона. Его хватка была слабой, и я понимал: дело вовсе не в том, что создание не хочет причинять мне боль, просто оно физически не способно ущипнуть достаточно сильно. Чахлые передние конечности миранджейки беспомощно барахтались в воздухе, силясь помочь высвобождению, поэтому я оттянул края кокона в стороны и разгладил его, когда он сомкнулся, чтобы прикрыть деформированное брюшко миранджейки.
Переместив руку, я опрокинул малютку-миранджейку на спинку, придерживая ее левой ладонью. Существо разомкнуло челюсти, высвободив мою правую руку, и я подхватил его под брюшко, пристроив на локте, словно младенца.
– Ты был моим питомцем, Койот, – прожужжало существо. – А теперь они отдали меня тебе, з-з-значит, я могу стать твоим.
Голова Скрипичника повернулась к моей спутнице, которая сняла бриллиантовый кулон с шеи, набросила цепочку на тельце существа и застегнула замочек.
– Императрица, я понял, что ты прилож-жжила к этому руку, когда не сумел выбраться отсюда. Хорошо сыграно. Теперь ты спасешь меня и сделаешь своим трофеем?
Алмазная Императрица поцеловала создание в лоб и взяла его из моих рук.
– Боюсь, ты не подлежишь спасению.
Она положила его землю и взмахнула над ним руками. Его конечности беспомощно царапнули бриллиантовую подвеску, потом застыли в неподвижности.
– З-з-значит, конец, – прожужжал он.
У меня на глазах бриллиант начал растекаться по серебряной нити в обоих направлениях. Он затвердевал на цепочке, словно выкристаллизовывался из перенасыщенного раствора, и это бледно-голубое великолепие в одно мгновение обвилось вокруг шеи Скрипичника. Потом мне показалось, будто по цепочке прошли две встречные волны и, миновав друг друга, сошлись с разных сторон у застежки. Кристаллики затвердели и скрутились спиралью, превратив ожерелье в бриллиантовый ошейник.
Когда ошейник начал ритмично сжиматься, и зубцы алмазной пилы вспороли кожу на шее Скрипичника, я сосредоточился на его эмоциях, ожидая, что наткнусь на волну страха или гнева.
Ничего подобного я не ощутил, зато уловил слабое ностальгическое чувство обманутой надежды и самодовольство, которое ужалило меня, словно порыв морозного ветра. Когда алмазный тор впился в шею Скрипичника, он посмотрел на меня, и его жвалы шевельнулись.
– Это только начало, моя з-забава.
Тороид превратился в диск, и голова Скрипичника отлетела от тела.
Алмазная Императрица подняла тело Нэтч на цыпочки и чмокнула меня в щеку.
– Я знаю, он казался таким безобидным, но таким он был и тогда, когда начинал свой путь наверх.
Я оглянулся на других миранджеек.
– Есть ли хотя бы малейшая вероятность, что они снова объединятся?
– Без другого синтезатора – нет.
Синтезатор. Я знал, что могу им стать, приняв власть Темного Властелина, и все же не мог заставить себя даже подумать о том, что соберу народ Скрипичника и снова подвергну их мукам, которые они терпели, будучи частью его существа.
Нет, пока я жив, пока я дышу, они будут сами себе хозяева, в этом или в другом измерении.
Они достаточно настрадались.
Императрица взяла меня за руку и описала в воздухе круг другой рукой. Ее движение вызвало рябь, словно она взбаламутила жидкость и разрушила отразившийся в ее поверхности образ.
– Пойдем со мной. Койот. Мы должны вернуться к твоим друзьям и рассказать им о моей победе.
– Твоей победе?
Ее торжествующая улыбка совершенно не соответствовала образу Нэтч. Таща меня за собой к измерению, где умер Пигмалион, она поправилась:
– О нашей победе, мой милый. Конечно, о нашей.