— Все, что я могу сказать — Барри и Дрю не подходили для этого эксперимента. Это моя вина: я их выбрал.

Джоанна грустно улыбнулась:

— Они так и сказали, что ты придумаешь объяснение.

— Ничего подобного, — возразил Сэм. — Я ничего не придумываю, я говорю то, что есть. Я знаю, что произошло — меня лишь интересует, как. Честно говоря, в этом смысле возвращение из мертвых алхимика восемнадцатого столетия меня не удовлетворяет.

Они сидели за новым столом в комнате Адама, а из угла за ними молча наблюдал Пит.

— Хорошо, — сказала Джоанна. — Тогда скажи, что тебя удовлетворяет?

— У Барри есть книга о Калиостро. Следовательно, он уже знал о нем, когда Райли упомянул это имя. Он говорит, что до вчерашнего вечера никогда не видел этого магического талисмана, но талисман существует, и это факт. Барри мог видеть его, а потом забыть. Уорд мог его видеть. Его мог видеть любой член группы, не осознавая этого. Упоминание о Калиостро, однако, вызвало из подсознания этот образ, и вот, алле-оп — талисман появился прямо на наших глазах. Этого, собственно, мы и пытались достичь нашим экспериментом.

— А как же события прошлого вечера? Почему Барри зашел именно в тот магазин, почему именно эта книга упала и раскрылась именно на этой странице?

— Об этом мы знаем только со слов самого Барри.

— О, ну что ж, продолжай. Зачем же он нам врет?

— Ну, мало ли. Могут быть у человека причины. Я просто хотел сказать, что мы при этом не присутствовали.

— Ты сейчас ведешь себя абсолютно так же, как твои противники: отвергаешь неудобную правду, требуя невозможных доказательств.

Сэм хлопнул ладонью по столу.

— Я знаю! Не надо думать, что я не замечаю иронии положения, — потом он засмеялся. — Ну, прости.

Пит заерзал в своем углу:

— Проблема в том, что некое, еще не открытое силовое поле, которое якобы способен создавать человеческий мозг, представляется мне не более и не менее невероятным, чем злой дух давно умершего алхимика.

Сэм вскинул бровь:

— Может, оно и так. Но что кажется тебе более правдоподобным?

— То, что мне кажется более правдоподобным, — ответила за Пита Джоанна, — вряд ли можно назвать научным.

— Напротив, — вскинулся Сэм. — Принцип «бритвы Оккама»: не ищи сложного объяснения, когда есть более простое.

— Я не уверена, — вкрадчиво произнесла Джоанна, — что силовое поле, излучаемое человеческим мозгом, действительно более простое объяснение, чем козни алхимика, восставшего из могилы. В любом случае — как это силовое поле делает то, что мы видели?

— Взаимодействуя с другими силовыми полями. Все дело в том, что эти поля — энергетические, они не состоят из твердого вещества. Это явления того же порядка, что магнетизм. Или мысли.

— Почему бы не назвать его тоже «пси»?

— Это неважно. Зато важно, что говорить, будто возможно что-то одно, как доказала история, не меньший идиотизм, чем заявлять, будто возможно все. Как тот профессор математики, который уверял, что управляемый полет невозможен, за две недели до того, как братья Райт стартовали из Китти Хок. Или астроном, который сказал: «Путешествия в космос — это чушь» как раз перед тем, как русские запустили первый спутник. Или как вся эта орава специалистов, которая в один голос кричала, что электрический свет — это идиотская идея, и Эдисон не понимает основных принципов электричества. И не забудьте об адмирале, который сказал Гарри Трумэну: «Атомная бомба никогда не сработает, говорю вам как специалист по взрывам».

— И все это, — стояла на своем Джоанна, — подтверждает, что это может быть и алхимик.

Сэм пожал плечами:

— Это могут быть невидимые зеленые человечки с Марса. А я хотел бы знать, как они это делают.

Джоанна перевела взгляд с Сэма на Пита и снова на Сэма.

— Так что мы будем делать? Бросим? Или продолжим без Барри и Дрю?

— Ты же знаешь мое мнение, — сказал Сэм. — Я думаю, надо продолжать. Но это личное дело каждого. Кто как решит.

— А ты, Пит? — спросила Джоанна.

Пит издал короткий смешок.

— Беда в том, что мы купились на синдром Франкенштейна.

— Какой синдром? — переспросила Джоанна.

— Ну, вы же знаете, во всех старых фильмах, когда кто-нибудь понимает, что пытается сотворить сумасшедший ученый, он смотрит на него многозначительно и говорит: «Есть вещи, профессор, до которых человеку лучше не доискиваться».

Сэма позабавили эти слова.

— Я думаю, именно поэтому Роджер и Уорд по-прежнему не прочь продолжать.

— Разве они так сказали? — удивилась Джоанна. — Они сказали, что присоединятся к нашему решению.

Пит спросил Джоанну:

— А сами-то вы что думаете?

Она взглянула на рисунок Дрю, который все еще висел на стенке.

— Возможно, играя в эту игру, мы создаем себе проблемы, без которых вполне могли бы обойтись.

— Ну, тебя уже и так прокляли, — сказал Сэм. — Так что у тебя иммунитет.

Он хотел пошутить, но по ее взгляду понял, что для нее это не шутки.

— Откуда у тебя такая уверенность? — спросила Джоанна.

Сэм смутился и быстро постарался исправить оплошность:

— Прости, если бы я знал, что у тебя есть сомнения на этот счет...

Она покачала головой:

— Ничего страшного. Я — репортер. И пока тема моего репортажа остается открытой, я никуда не уйду.

— В любом случае, — сказал Сэм, взяв ее за руку, — даже если бы мы поверили во всю эту ерунду — в которую мы не верим, — мы же все равно не смотрели в глаза Адаму и на талисман, — он ткнул пальцем в картинку из книги.

Джоанна глянула на иллюстрацию, потом — на портрет Адама и непроизвольно передернула плечами. Отняв у Сэма руку, она захлопнула книгу.

— Пусть будет закрытой. Просто на всякий случай.