Пролог
Он не отрываясь глядел на ничем не примечательный дом, похожий на все остальные дома по обеим сторонам улицы. Дверь была такого темного зеленого цвета, что казалась почти черной. Номер на ней — 139 — был составлен из плоских медных цифр. Сбоку от двери и непосредственно над ней были квадратные окна, струившие теплый свет в прохладу ноябрьских сумерек. Сквозь стекло он видел строгие линии интерьера комнат и отметил про себя, что картины, мебель и предметы искусства создают приятное сочетание старинного и современного стилей.
В другое время он счел бы такую обстановку привлекательной, но сейчас его не покидала тревога, граничащая с ужасом. Это чувство вызывало у него то, или тот, с кем он должен был встретиться.
Сэм разговаривал с Ральфом Казабоном только раз — час назад, по телефону. Он не знал об этом человеке ничего, кроме того, что ему рассказала Джоанна, а она ни словом не обмолвилась о том, что они женаты. Казабон назвал ее по телефону «моя жена». То, что этот человек и Джоанна — муж и жена, было просто нонсенсом, и от этого Сэма терзало какое-то болезненное чувство, куда более мучительное, чем ревность, но пока он еще не мог подобрать название этому чувству.
Он заметил, что прохожие с любопытством на него поглядывают, и только тогда понял, что утратил представление о времени. Но все же вряд ли он стоит тут долго. Сэм подождал, пока отъедет такси, стоящее напротив, и сошел с бордюра на дорогу. По мере того как он приближался к дому, тот увеличивался, заполняя собой все поле зрения. Сэму почудилось, что дом тянется к нему, стремясь обхватить и всосать в себя. На мгновение он чуть было не поддался панике, но, совладав с собой, продолжал путь.
Поскольку Сэм был ученым, он предпочитал всему находить разумное объяснение. Здравый смысл и логика, по его мнению, были единственными инструментами человека, с помощью которых можно попытаться постичь тайну своего бытия, хотя он не рискнул бы даже предположить, как далеко они заведут его на этом поприще. За последние месяцы он стал свидетелем того, как увеличивается пропасть между тем, что с ним происходит, и его способностью осмыслить происходящее. Через эту пропасть пролегла темная страна суеверия, проникающего во все уголки его сознания, подобно серому туману над Манхэттеном, который заполняет все щели и закоулки большого города. Суеверие, как он теперь убедился на своем горьком опыте, это такая вещь, против которой у разума нет защиты.
Он поднялся по каменным ступеням и нажал кнопку звонка, решительно отметая все колебания. Он услышал резкую трель где-то в недрах квартиры и стал ждать, заставив себя забыть о своей предубежденности против человека, чьи шаги раздались за дверью.
Через минуту дверь отворилась, и он увидел долговязого мужчину с пышной темной шевелюрой. Глаза у него тоже были темные и смотрели испытующе. На мужчине был плотный твидовый пиджак, серые брюки и вязаный галстук. На ногах у него были лаковые штиблеты цвета красного бургундского вина, явно пошитые на заказ. На вид хозяину дома было лет тридцать восемь.
— Мистер Казабон? Я — Сэм Таун...
Они не стали обмениваться рукопожатием. Казабон производил впечатление человека, который в обычных обстоятельствах умеет быть дружелюбным, но сейчас он смотрел на Сэма так же настороженно, как Сэм на него. Потом он молча отступил в сторону, давая гостю войти. В его движениях была уверенность, которая свидетельствовала не только о силе духа, но и о том, что принято называть «породой». Этот человек прекрасно сознает собственную значимость и еще, подумал Сэм, такую уверенность, наверное, придают ему деньги, которые уже давно стали для него чем-то само собой разумеющимся.
— Как я уже говорил вам по телефону, моей жены сейчас нет дома, — сказал Казабон Сэму по пути в гостиную.
Сэма тревожило ее отсутствие. Он даже хотел спросить — где, черт возьми, она шляется после того, что произошло сегодня утром? Впрочем, он понимал, что мистеру Казабону ничего не известно о том, что случилось. Сэм промолчал. Его первейшей задачей было убедиться, что Джоанне ничего не угрожает, поэтому ссориться с Казабоном не имело смысла. Нужно поговорить с ним, понять, что он за человек и вообще узнать о нем как можно больше. И видимо, придется задать куда больше вопросов, чем это позволяется при первом знакомстве.
Сэм чувствовал, что его слова по телефону произвели странное впечатление. Однако он заметил, что, увидев его, Казабон слегка успокоился. Во внешности Сэма Тауна не было ничего устрашающего.
Он примерно одних лет с Казабоном, роста среднего, телосложения — не могучего. С первого взгляда видно, что перед вами — низкооплачиваемый научный работник, мало достигший на пути к мировому признанию и не снискавший особых материальных благ. Сэм увидел свое отражение в большом венецианском зеркале, висящем над резной каминной полкой, и понял, как невыгодно он смотрится в этой шикарной квартире в джинсах, в спортивной рубашке и плаще, накинутом поверх вельветового пиджака.
— Прошу прощения, — произнес Казабон, пытаясь загладить собственную невежливость. — Давайте я повешу ваш плащ.
Сэм скинул дождевик и, отдавая его Казабону, сказал:
— Я не отниму у вас много времени.
Казабон кивнул и пошел вешать плащ на старинную чугунную вешалку в прихожей.
— Выпьете что-нибудь? — спросил он, вернувшись в комнату. Хорошие манеры в конце концов взяли вверх над подозрительностью.
— Спасибо, нет.
— Тогда, может быть, вы присядете и расскажете мне, что вас сюда привело? — Казабон указал Сэму на маленький диванчик цвета овсяной муки, а сам сел в кресло напротив и приготовился слушать.
Таун уселся и поймал себя на том, что сцепил пальцы рук, чтобы унять дрожь.
— Вам это может показаться очень странным. Из ваших слов я понял, что ваша жена никогда не рассказывала вам ни обо мне, ни о моей работе.
— Насколько я знаю — никогда, мистер... Прошу прощения — доктор Таун.
— Я — психолог Манхэттенского университета, — начал Сэм. — Я возглавляю исследовательскую группу, которая занимается изучением различного рода аномальных явлений, — он почувствовал, что руки у него опять начинают трястись, и мысленно произнес молитву, которой всегда предварял разговор о своей работе с непосвященным человеком. — В основном, нас интересует вопрос взаимодействия человеческого сознания с теми или иными физическими устройствами и системами. Таким образом, в сферу нашего внимания попадают такие явления, как телепатия, способность к предвидению, телекинез...
Глаза Казабона чуть сузились:
— То есть вы изучаете медиумов?
— В общем, можно сказать и так, хотя я не люблю слова «медиум». Оно слишком неопределенно и выражает предвзятое отношение к тем явлениям, которые мы исследуем. В нашу группу входят психологи, инженеры, физики и статистики. Нас семь человек, хотя мы сотрудничаем и с другими отделениями университета, а также привлекаем для участия в нашей работе посторонних.
— Каким образом это все касается моей жены? Насколько мне известно, она никогда не сталкивалась с такими вещами и не питала к ним интереса.
Тут Сэму требовалось быть весьма осторожным. Он до сих пор не знал, с кем — или с чем — ему приходится иметь дело. Человек, сидящий напротив, казался вполне нормальным, культурным и здравомыслящим — но Сэм уже ни в чем не мог быть уверен.
— Некая женщина, которая носит имя вашей жены, или, лучше сказать — использует ее девичью фамилию, Джоанна Кросс — принимала участие в проекте, который я возглавляю.
Казабон посмотрел на Сэма с недоверием, граничащим с враждебностью.
— Этого не может быть. Я бы обязательно об этом знал. Вы, вероятно, ошиблись.
— Возможно. Но тогда я должен в этом удостовериться.
Казабон обеспокоенно поднялся, подошел к камину, зачем-то заглянул в него и снова обернулся к Сэму.
— Вы хотите сказать, что какая-то женщина выдает себя за мою жену? Я вас правильно понял?
— Я не хочу вас тревожить. Уверен, этому есть какое-то объяснение.
— Простите, но я считаю, что для тревоги есть все основания. — Тон Казабона стал жестче. — Мне кажется, этим должна заняться полиция.
— Нет, полиция тут ни при чем, — возразил Сэм скорее устало, нежели настойчиво, как будто считал обращение в полицию пустой тратой времени. — Кстати сказать, она уже в это вовлечена — косвенным образом.
— Как? — воскликнул Казабон.
— Два человека сегодня погибли, — ответил Сэм и, увидев тревогу в глазах Казабона, поспешно добавил: — Ваша жена — или женщина, которая называет себя вашей женой, — не имеет к этому непосредственного отношения. Она даже не присутствовала при этом.
— Тогда зачем же вы здесь?
Таун заколебался. Как бы все объяснить так, чтобы это не прозвучало бредом сумасшедшего? Страх за нее, как и опасение, которое внушал ему Казабон, не давали Сэму собраться с мыслями.
— Простите, — сказал он наконец. — В отсутствие вашей жены очень нелегко говорить об этом.
Казабон нахмурился:
— Послушайте, доктор Таун, моя жена — неглупая женщина, у нее широкие взгляды, но я не могу позволить вам расстраивать ее дикой историей о том, что какая-то посторонняя особа выдает себя за нее — особенно сейчас...
Он умолк, словно решил в последнюю секунду не уточнять, в чем специфика именно текущего момента. Но, разумеется, можно было догадаться, что сейчас ей необходимо особенно деликатное обращение: может, она нездорова, удручена какими-то тяжкими заботами или в конце концов просто беременна. Как бы там ни было, Казабон дал ясно понять, что готов оберегать ее от любых неприятностей и треволнений.
— Я понимаю, что все это звучит дико... — запинаясь, проговорил Сэм.
— В самом деле? Я даже не знаю, кто вы такой, только с ваших слов.
— Вы можете позвонить в университет.
Казабон промолчал, но Сэм почувствовал, что он позвонит — если не сейчас, то позже. Хорошо бы он это сделал.
— Послушайте, — сказал Сэм, стараясь говорить тоном человека практичного, — надеюсь, нам удастся во всем разобраться, не причиняя беспокойства вашей жене. Может быть, вы покажете мне ее фотографию?
— Разумеется, только я не уверен, что это вам что-то даст, — разве что лишний раз убедитесь, что женщина, о которой вы говорили, определенно не моя жена.
— Для начала и это было бы неплохо.
Казабон направился к резному китайскому шкафчику, но не успел его открыть: в холле послышались шаги.
Когда она вошла, Сэм встал — но скорее от излишней нервозности, нежели из учтивости. Казабон подошел к ней и нежно поцеловал в щечку; он явно испытал громадное облегчение, увидев жену.
— Милая, — сказал он, — это — доктор Сэм Таун из Манхэттенского университета. Он поведал мне крайне необычную историю.
Он умолк на полуслове, потому что в это мгновение Сэм громко ахнул. Казабон и женщина, которая только что вошла, обернулись и увидели, что их гость застыл с разинутым ртом. Он не мигая смотрел на женщину, и, казалось, его вот-вот хватит удар.
Сэм Таун был к этому не готов.
Произошло нечто невероятное.