Книга: Университет
Назад: Глава 9
Дальше: 2

1

По всей видимости, ночью произошла авария и на долгое время отключался свет, потому что Фейт проснулась не как обычно в темноте и от крика радио, а в залитой солнечным светом комнате и сама, без радиобудильника, электронное табло которого помаргивало бессмысленным "ОО.ОО". Девушка поспешно накинула халат и побежала в комнату матери. Как она и ожидала, мамаша уже ушла. Часы на туалетном столике показывали 9.35.
Фу-ты, черт, пропустила целых две лекции!
Проклятие, почему же у мамаши не хватило ума разбудить ее? Она же знает, что по понедельникам, средам и пятницам занятия начинаются в семь утра!
А может, и не знает.
Нынче трудно угадать, сколько эта сука уделяет внимания подробностям жизни дочери и сына.
Фейт отправилась в ванную комнату, стала расчесывать волосы да так и замерла с поднятой щеткой, задумчиво глядя на свое заспанное лицо в зеркале. А хочется ли ей идти в университет? Поскольку она бросила курс ботаники, то сегодня остается лишь одна лекция. Ну и шут с ней! Лучше пойти в библиотеку и поработать там несколько дополнительных часов — людей всегда не хватает, поэтому с начальством всегда можно договориться.
Но и в библиотеку не очень тянуло. Вообще надо сказать, что какая-то часть ее сознания с первого дня восставала против К. У. Бреа. Фейт ходила на занятия почти из-под палки. Не нравился ей университет — именно этот университет. Было в нем нечто такое, от чего почему-то становилось не по себе. Она до сих пор не могла точно решить, что же ее раздражает, или отпугивает, или возмущает.
Разумеется, больше всего бесили студенты. Однако лишь одна группа состояла сплошь из отпетых снобов и дураков, а именно — семинар по американской литературе. В других группах встречались студенты посимпатичнее, с добрыми глазами и менее высокомерные. Впрочем, на семинар по американской литературе ходил и Джим, а он один в ее сознании перевешивал сотню университетских козлов.
Так что причиной ее ненависти к университету были все-таки не студенты. Что-то другое.
Фейт не была большим специалистом в области толкования собственных смутных предчувствий и не обладала особенной женской интуицией, поэтому дальше неопределенного "что-то" ее сознание в данном вопросе не шло. У Фейт был рациональный ум — она привыкла четко знать, за что любит или не любит; кого-то или что-то. Так оно и было в колледже. Но университет в Бреа вызывал у девушки двойственные, неопределенные чувства — это приводило ее душу в смятение, держало в постоянном малоприятном напряжении.
Однако если не пойти в университет, то чем заняться? Болтаться без дела дома? Дожидаться мамашиного возвращения, чтобы узнать, какого мужика она притащит сегодня вечером? В университете хотя бы чувствуешь, что дело делаешь — или учишься, или деньги зарабатываешь. К тому же работа в библиотеке ей искренне нравилась.
А если уж совсем начистоту, она надеялась встретить Джима.
Фейт убеждала себя в том, что хочет повидаться с Джимом насчет статьи о профессоре Остине, который губит зазря животных. Однако в глубине души она отлично знала, что статья тут лишь предлог... Просто нравился ей Джим — вот и все.
Стало быть, решено.
В университет.
Фейт быстро закончила расчесываться, почистила зубы, натянула джинсы попроще и гринписовскую майку, взяла с туалетного столика в спальне сумочку и ключи.
Она-таки успела на семинар по американской литературе — прибежала за секунду до прихода преподавателя.
На этом занятии обсуждали "Мудрую кровь" Фланнери О'Коннор — роман совсем короткий, но Фейт и до половины его не прочитала и поэтому сидела как мышка и не принимала участия в обсуждении. Зато сидевший рядом Джим высказывался много и часто, не соглашаясь с интерпретациями других студентов. Поскольку Фейт книги до конца не дочитала, то и не могла судить, кто прав, а кто нет Однако про себя она взяла сторону Джима и ободряла его выразительными взглядами, словно литературная дискуссия — это что-то вроде футбольного матча, и Джим полузащитник в ее команде.
После занятия девушка шла к лифту вместе с Джимом.
— Так как насчет статьи об убийстве животных? Ваш корреспондент выяснил что-нибудь? Джим вздохнул.
— Странная штука получается, — сказал он. — Твой рассказ не получил подтверждения. Профессор Остин решительно отрицает, что он травил зверьков. А в понедельник я сам переговорил с несколькими студентами, которые присутствовали на той лекции. Они в один голос говорят, что ничего подобного не было!
— По-твоему, я лгунья? — так и вспыхнула Фейт.
— Нет, но просто...
— Стало быть, ты мне не веришь?
Джим посмотрел ей прямо в глаза и сказал:
— Нет, верю.
Они несколько секунд стояли в коридоре — Друг против друга, молча.
— Но почему? — наконец вымолвила Фейт. — Я хочу сказать, почему ты мне веришь? Я бы на твоем месте не поверила!
— Сам не знаю почему, — ответил Джим. — Возможно, потому, что ты мне кажешься честной. А возможно, потому, что издевательство над животными отлично укладывается в общую картину происходящего в университете.
Лишь глупая робость не позволила ей спросить, что он имеет в виду, говоря об "общей картине происходящего в университете". Фейт почудилось, что тут кроется нечто понятное им обоим, что они мыслят в этом вопросе одинаково.
— Видишь ли, — сказал Джим, — мы можем дать заметку, но она будет выражать исключительно твою точку зрению. Я возьму у тебя интервью, точно процитирую твои слова. Обычно мы стараемся, чтобы у информации было по меньшей мере два источника. Для тебя я могу сделать исключение. Однако тебе здорово надают по шапке за это интервью. Скажут, что это наглая клевета и все такое. На тебя обрушится все университетское начальство.
— Я могла бы сама написать заметку, — предложила Фейт. — Пусть будет как письмо главному редактору. У вас есть такая рубрика?
— Иногда даем.
— Тогда твоя газета была бы выведена из-под критики. Тебе бы не пришлось идти на компромисс и ломать привычный стиль "Сентинел" — дважды проверенная информация. И вся ответственность легла бы на меня.
— Не знаю... Ты рискуешь заработать еще больше шишек.
— Но мне очень хочется, чтобы все узнали о происходящем!
Джим улыбнулся:
— Э-э, да у тебя писательский зуд. Тебе стоит записаться на курс журналистики. Хочешь, помогу? Фейт пожала плечами:
— Как знать, может, со временем и до журналистики руки дойдут.
— Ладно. Письма к редактору мы публикуем по четвергам. На этой неделе ты, ясное дело, уже не успеваешь — полоса еще вчера сверстана. Если намерена опубликоваться на следующей неделе, принеси мне заметку не позже понедельника. Иначе будешь ждать еще неделю.
— Я принесу уже в пятницу.
— В пятницу меня не будет на занятиях.
— О! — Фейт даже не старалась скрыть свое разочарование. — Хорошо, я принесу заметку прямо в редакцию.
— Еще не знаю, как у меня сложится пятница. Давай лучше в понедельник. Она кивнула:
— Хорошо.
— В восемь утра — идет?
— Да, в понедельник утром. Ровно в восемь.
— Это даст мне время спокойно прочитать, а тебе — переработать материал, если понадобится.
— "Переработать"?
— Я могу иногда погрешить против общей политики газеты, но против стандартов языка и стиля — никогда.
Фейт рассмеялась.
— Договорились!
Они подошли к лифту. Джим нажал кнопку.
— А ты... — начал он нерешительно.
— Да, — отозвалась девушка, — мне надо бежать на работу. Я сегодня работаю дополнительно. Зато вечером раньше освобожусь.
Дверь лифта открылась, звякнул звоночек и зажглась стрелка "Вверх". Стоявшие в лифте люди потеснились, освобождая место Джиму. Он вошел в кабинку и сказал:
— Пока, увидимся.
— Пока.
— Запомни: в восемь утра.
— Буду на месте.
Двери закрылись. Фейт не стала ждать лифта вниз, пошла к лестнице. Она немного волновалась насчет заметки — справится ли? И срок достаточно короткий.
Однако несмотря на это, в душе у нее пели соловьи.
Кому как, а Фейт работа в университетской библиотеке нравилась. Конечно, тут платят не ахти, зато атмосфера довольно приятная: покой, тишина, студенты прилежно работают... И праздничные ряды книжных стеллажей.
Больше всего она любила раскладывать книги по полкам — хотя именно от этой работы все студенты бежали как черт от ладана. Ей нравилось рассматривать книги, о существовании которых она даже бы не догадывалась, не работай она в библиотеке. Обычно Фейт прочитывала аннотацию на задней обложке. Порой, когда время не поджимало, заглядывала под обложку, пролистывая то один, то другой томик.
Это пролистывание было очень полезно хотя бы потому, что ясно показывало ей, как мало она еще знает, какие ужасающие пробелы существуют в ее образовании, как мала ее внутренняя вселенная, С другой стороны, это пролистывание наполняло девушку упоительным чувством великих возможностей — казалось, весь мир распахнут перед ней, только учись и познавай. Столько интересного и прекрасного предстояло узнать! Выбор был огромен — целое море литературы. И в этом море Фейт начинала мало-помалу ориентироваться. Когда она перебирала увесистые тома, порой в торжественных золотых переплетах, то ощущала, что ее пальцы касаются сокровищ.
Спору нет, Фейт еще совсем маленькой девчушкой обожала книги, и летом они с Кейтом ходили в детский зал городской библиотеки, где брали сразу по десять — двенадцать книг — целую гору. Это было от ненасытности — на деле они успевали прочитать к концу дня едва ли четверть из взятого.
С тех счастливых детских дней осталось воспоминание об упоительном запахе книг — неповторимом, легко узнаваемом.
Она не знала, из каких компонентов создается этот аромат — сколько в нем от бумаги, сколько от краски или переплетного картона, но этот особенный запах всегда казался ей ароматом самих знаний. И даже сейчас, когда она была совсем взрослой, от одного запахи книги на душе становилось тепло и уютно и возвращалось детское безмятежное ощущение, что ты в безопасности, что все кругом прекрасно и мир дружелюбен к тебе. А в университетской библиотеке стоял такой густой книжный дух, что от одного прохода между рядами стеллажей у Фейт приятно кружилась голова. Вот только одно царапало душу. Шестой этаж. О нем она старалась не думать. Девушка взяла очередную книгу из тележки и, кладя ее на полку, взглянула на обложку. "Розовый бархат: эротическая лесбийская поэзия 1900 — 1940". Рука невольно остановилась.
Прежде чем открыть книгу, Фейт осторожно выглянула из-за стеллажа и поискала глазами Гленну. Гленна ей нравилась, она считала ее своей подругой... и лесбиянкой. Вроде бы все признаки: низковатый мужской голос, даже с намеком на хрипотцу, нескладное тело, прическа под мальчика, некрасивое лицо, отсутствие интереса к парням... По крайней мере в глазах Фейт этот набор, несомненно, указывал на склонность к однополой любви. Хотя Фейт было решительно наплевать на сексуальную ориентацию подруги, все-таки не хотелось давать какие-то объяснения, если та застанет ее с подобной книгой в руках. Лучше избежать неловкой ситуации.
Фейт открыла книгу наугад, где-то в середине, и прочитала:
Я разворачиваю ее, как книгу,
Я ее открываю,
И губы мои пьют подсоленный мед
Ее нежного влажного лона.
Ф-фу! Неужели это написано так давно? На заре двадцатого века! Очень выразительно.
Неподалеку послышались быстрые шаги. Фейт проворно захлопнула книгу и поставила ее на нужное место на полке.
Около тележки остановилась запыхавшаяся Гленна.
— Я правильно угадала, что ты здесь, — сказала она. — Фил срочно созывает общее собрание — явка всех сотрудников обязательна.
— К чему такой пожар?
— Вообще-то мне не велено говорить, но... но тебе я скажу. — Тленна быстро оглянулась и прошептала:
— Это из-за Сью.
— А что она натворила?
— Нет, она ничего не натворила. На нее напали. Мужчина повалил ее между стеллажами и всю истискал. К счастью, она удачно вмазала ему по яйцам и вырвалась. — Тут Гленна перешла на совсем уж неслышный шепот:
— И этот тип оказался профессором истории!..
— Господи! Когда это случилось?
— Примерно час назад, — ответила Тленна. — Наверху. На шестом этаже.
Назад: Глава 9
Дальше: 2