Четыре человека, вошедшие в лабораторию, никак не отвечали сложившемуся у Филпотта представлению о внешнем облике захвативших станцию террористов. По его мнению, лишь один из них, мужчина, ловко игравший пистолетом, и впрямь мог оказаться террористом. И только женщина с экзотической внешностью производила впечатление помешанной. Второй мужчина и вторая женщина явно были больны и едва держались на ногах.

Ну да, конечно. Наверняка это русский, который вел переговоры от лица группы, участник ликвидации последствий чернобыльской аварии. Неужели негритянка тоже побывала в Чернобыле? Это не укладывалось в голове, но совершенно ясно, что она при смерти, как и русский пожарный. Захватчики выглядели такими унылыми и безнадежно отчаявшимися, что первым чувством, которое Филпотт испытал при их появлении, была искренняя жалость.

Впрочем, она тотчас уступила место гневу и раздражению.

– Я полагаю, что отныне нам придется подчиняться вашим приказам, – сказал Филпотт, обращаясь к мужчине с пистолетом, в котором безошибочно угадал главаря. – И все же я просил бы вас не прикасаться к оборудованию. Вы ничего этим не добьетесь и лишь изрядно усложните мне жизнь.

– Я видел вас по ящику, – отозвался мужчина с пистолетом.

«Все ясно. Если это и есть так называемая слава, я предпочел бы оставаться безвестным», – подумал Филпотт.

– Да, я выступал по телевизору, – сказал он.

– И получите возможность выступить еще раз, поведав миру о том, как вы без посторонней помощи сумели найти выход из положения и вернуть жизнь в нормальное русло, – заявил мужчина, слегка скривив губы в угрожающей ухмылке, которая не произвела на Филпотта ни малейшего впечатления.

Он ответил печальной задумчивой улыбкой, не лишенной, впрочем, изрядной доли язвительности.

– Так вот на что вы рассчитываете, – сказал он. – Думаете, я смогу что-то изменить?

– Еще бы. – Мужчина взмахнул пистолетом. – Кое-кто из собравшихся за забором жаждет получить станцию обратно целой и невредимой, но в серьезность наших намерений никто не верит. Еще больше эти люди жаждут заполучить вас. Вы поговорите с властями и объясните им, что мы не намерены отступать.

Филпотту предстояло за несколько секунд решить, как вести себя дальше. Согласиться на требования террористов, не спорить, поощрить их безумные фантазии? Или попытаться убедить горе-захватчиков в том, что их детский замысел при любых обстоятельствах обречен на провал?

Марлон Филпотт был прежде всего человеком научного склада ума и в любом случае предпочел бы доводы разума беспочвенному фантазерству. Была и иная, более веская причина с самого начала вести переговоры с террористами с практических позиций, поскольку ставкой в игре оказались жизни множества людей, в том числе и его собственная.

По мнению Филпотта, преодолеть этот кризис без кровопролития можно было лишь при условии, что террористы осознают безнадежность своего положения. Поэтому он сказал:

– Мне очень жаль, но из этого ничего не выйдет. Разумеется, я сделаю все, что вы скажете, – у вас в руках оружие, – но в случае провала прошу меня не винить.

В его голосе прозвучали такие спокойствие и убежденность, что террористам не оставалось ничего иного, кроме как выслушать доктора и (по меньшей мере) обдумать сказанное. Пока Филпотт говорил, русский прошелся по комнате, сел рядом с профессором на табурет и устало прислонился спиной к стене.

– Почему вы думаете, что мы проиграем? – спросил он.

«Он рассуждает вполне разумно», – удивленно подумал Филпотт. И вдруг, словно проследив невидимую траекторию движения молекулы, ясно представил себе цепочку обстоятельств, превративших заурядного пожарного из маленького городка не просто в сломленного бедолагу, думающего лишь о приближающейся смерти, но в человека, который решился на отчаянный шаг, чтобы придать своей жизни смысл и значимость.

С головой уйдя в научные изыскания, доктор Филпотт держался с людьми холодно и отчужденно, но он был умным человеком, способным на чуткость и сочувствие к ближним, если видел в них людей достойных. Русский пожарный был именно таким.

«Басманов», – внезапно вспомнил Филпотт, довольный тем, что не забыл фамилию русского, упоминавшуюся в телерепортаже.

– Видите ли, мистер Басманов, – сказал он, с трудом воспроизводя непривычное сочетание звуков с ударением на предпоследнем слоге. – Наш мир – это весьма тонко организованная материя. Ущерб, который вы можете ему нанести, несравним с масштабами планеты, на которой существуют сотни ядерных и тысячи обычных электростанций. Если уж на то пошло, за одну только минувшую секунду зачато больше людей, чем вы сумеете уничтожить, взорвав реактор. Не подумайте, что я отношусь к вашему замыслу легкомысленно, но ваши действия – не более чем легкий всплеск на поверхности бушующего моря. Время на стороне властей. Переговоры, затяжки и проволочки приведут лишь к тому, что у вас кончится пища. Здесь, в лаборатории, уже почти ничего не осталось.

Тощая негритянка медленно сползла по стене и опустилась на пол, свесив голову на грудь, словно кукла, брошенная после переезда в пустом доме. Вторая женщина наклонилась, словно желая чем-то помочь, но ничего не смогла сделать, и снова выпрямилась. Глаза негритянки остекленели, челюсть отвисла. Похоже, она напрочь утратила интерес к происходящему.

– Неужели это проще, чем вступить в переговоры? – спросил русский.

Женщина оторвала взгляд от сидящей на полу негритянки и ответила, не дав Филпотту и слова сказать:

– Власти, правительства… – произнесла она с таким омерзением, будто выплевывала дохлую мышь. – Власти ни за что не отвечают, позволяют себе все, что ни заблагорассудится, они считают мир своей собственностью. В Бразилии травят целые долины и водоемы, губят людей, деревья и почву, и никто не смеет спросить, кто дал им такое право.

«Так вот в чем ваш пунктик, мадам», – подумал Филпотт и ответил:

– Я предпочел бы выразиться иначе, но суть дела вы изложили верно. Такое положение установилось в коридорах власти не год и не два назад. Я сам заседал в комитетах, знаю, какие принимались решения и кто за ними стоял. Ни одно государство не имеет права поддаваться ядерному шантажу и даже для вида соглашаться на переговоры, иначе подобные случаи начнут множиться, и разразится такая атомная бойня, что не приведи Господь.

– Значит, нам позволят взорвать станцию? – в тревоге спросил мужчина с пистолетом.

– Да, позволят, если уж вы такие безумцы. На Земле около пяти миллиардов человек. Как вы думаете, сколько людей вы сумеете погубить, взорвав станцию? Разумеется, если вам удастся наилучшим образом воплотить свой замысел. Тысяч тридцать? Вы, мадам, упомянули об отравленных долинах Бразилии. Как вы считаете, сколько еще долин может уничтожить человечество без риска для своего собственного существования? – Филпотт повернулся к русскому и продолжал: – Ваша страна умудрилась погубить целое море, Арал. Огромное внутреннее море превращено в зловонную лужу размером с эту комнату. Воздух насыщен солью. Новорожденные умирают от голода, потому что соль проникла в молоко их матерей и они не могут есть. В вашей стране уничтожены огромные пространства, загублено все живое на них, но Советский Союз продолжает существовать. Планета продолжает существовать. Человечество продолжает жить.

– Иными словами, мы ничего не значим, – заметил русский.

– Вы, я, хозяева станции – никто ничего не значит, – согласился Филпотт.

– А если мы начнем отстреливать заложников? – спросил мужчина с пистолетом.

Филпотт нахмурился.

– Не думаю, что вы станете убивать людей, – сказал он. – Но черт вас знает. В таком случае переговоры прекратятся. Власти махнут на нас рукой и займут выжидательную позицию.

– Станут ждать, когда мы взорвем станцию, – в голосе мужчины прозвучало наигранное презрение: он явно пытался вновь обрести почву под ногами, но тщетно.

– Я хочу поделиться с вами своими мыслями о том, что сейчас происходит за забором, – предложил Филпотт. – Я уверен, что к воротам уже подтянуто множество пожарных машин и прочего оборудования, необходимого в чрезвычайных ситуациях. Сотни, а может быть, и тысячи людей в радиационных костюмах расставлены по местам и ждут приказа. При первой вашей попытке взорвать станцию они ринутся сюда и сделают все, что в их силах, чтобы свести ущерб к минимуму. Если верить прогнозам погоды, человечеству пока везет, а вам – нет…

– Человечество… – проговорила женщина. Отвращение, прозвучавшее в ее голосе, было отнюдь не наигранным.

Филпотт посмотрел на нее и сказал:

– Судя по всему, общество причинило вам немало горя. Я понимаю, что вы страдаете, и сочувствую вам, но тем не менее считаю, что за существование человеческой цивилизации можно заплатить любую цену.

– А кто будет платить? Вы или я?

Филпотт развел руками.

– Каждый из нас принимает решения самостоятельно, – ответил он и, повернувшись к вооруженному мужчине, добавил: – Так вот, насчет погоды. Судя по прогнозу, в ближайшее время не будет ни сильных ветров, ни дождей, а ведь именно эти факторы способствуют распространению радиации и заражению обширных площадей. Принимая во внимание погодные условия, а также мощь спецподразделений, которые, несомненно, уже заняли позиции вдоль периметра, ваши противники имеют все шансы ограничить пределы зараженной местности районами, непосредственно прилегающими к станции.

– Но вы погибнете, – заметил мужчина с пистолетом. – Умрете вместе с нами.

Филпотт вздохнул.

– Я знаю, – сказал он. – Что поделаешь? Смерть удручает и пугает меня, особенно когда я… – Филпотт бросил взгляд на контейнер с А-каплей. Победа была так близка; неужели он опоздал?

Внезапно Филпотт сообразил, что привлекать внимание террористов к эксперименту опасно.

– Я надеюсь, – сказал он, повышая голос и глядя на мужчину с пистолетом, – что мне удастся отговорить вас от выполнения вашего плана. Если я не ошибаюсь, заложники живы, а двоим из вас требуется неотложная врачебная помощь, и…

Тощая негритянка, неподвижно лежавшая на полу, словно под наркозом, внезапно очнулась и заявила:

– Мне никакая больница не поможет. Я уже труп.

Филпотт продолжал наступать, обращаясь к мужчине с пистолетом:

– Если вы согласитесь, я попробую договориться об условиях сдачи, найти вам адвокатов…

Мужчина наставил на Филпотта пистолет, но в этом жесте не было угрозы. Он просто указывал стволом, будто пальцем.

– Я не пойду на попятный, – сказал он. – Я уже давно поклялся себе в этом.

Женщина скрестила руки на груди. В ее холодных глазах застыло отчаяние.

– Бесполезно, – сказала она. – Нам ничто не поможет. Они всегда побеждают. Весь мир принадлежит им.

– Мне нет пути назад, – повторил мужчина с пистолетом.

Филпотт так и не понял, что значит «назад» – в психушку, что ли? – но видел, что этот человек не рисуется, а настроен очень серьезно.

– Я полагаю, в качестве одного из условий сдачи можно потребовать созыва пресс-конференции, на которой вы могли бы рассказать о себе. Уж это я вам обещаю, – заявил он.

– Ли Квану обещали то же самое, – ответила женщина.

– Как же, припоминаю, – добавил мужчина с пистолетом. Теперь он казался более спокойным и уверенным в себе.

«Он принял решение, – понял Филпотт. – И, кажется, я проиграл».

– Это и есть тот самый эксперимент, о котором вы рассказывали по телевизору? – внезапно спросил русский.

«Он заметил, что я поглядываю в ту сторону», – подумал Филпотт. Русский указывал на контейнер, стоявший на столе в дальнем углу помещения. У Филпотта вспотели ладони и пересохли губы.

– Мы продолжаем поиски частицы, – сказал он.

– Вот как? – молвил русский, внимательно рассматривая контейнер. – Куда же в таком случае смотрит видеокамера?

– Никуда.

– А зачем горит лампочка?

Филпотт замялся, и это решило исход дела, хотя Чанг и попытался спасти положение, вмешавшись в разговор.

– Когда вы вошли, мы как раз испытывали камеру, – выпалил он.

– Неправда.

– В чем дело, Григорий? – спросил вооруженный мужчина.

Русский взглянул на него и показал костлявым пальцем на контейнер.

– Это и есть та самая штука, о которой они говорили по телевизору. Он и еще один ученый. Дело в том, что, если эта капля упадет, она либо испарится, либо настанет конец света.

На лице мужчины с пистолетом впервые появилась хотя и слабая, но вовсе не вымученная улыбка.

– Вы считаете, что эта капля безопасна? – спросил он, обращаясь к Филпотту.

Тот мгновенно осознал, в какую опасную пучину они погружаются; у него похолодела спина, словно ее обдало ледяным дыханием Вечности.

– Я лишь предполагаю, что она безвредна, – ответил он, тщательно подбирая слова. – Но мы не знаем наверняка, так ли это. Доктор Делантеро и его сторонники вполне могут оказаться правы. Еще ничего не доказано, и я, разумеется, должен обращаться с новым веществом крайне осторожно, пока мы не исследуем его всеми возможными способами. Я привезу сюда доктора Делантеро, и тогда…

– Мы сами проверим вашу теорию, – сказал русский и, повернувшись в вооруженному мужчине, добавил: – Для этого достаточно опрокинуть стол.

У Филпотта перехватило дыхание. Ему и в голову не приходило, что человек способен испытывать такой страх.

– Зачем вам это? – спросил он хриплым надтреснутым голосом.

У русского были запавшие глаза. Казалось, что его мозг выглядывает из черепа и смотрит на окружающий мир.

– Я скоро отправлюсь на тот свет, доктор, и не стану возражать, если все человечество последует за мной, – сказал он. – Честно говоря, мне очень по душе эта идея. Самая лучшая шутка, которая когда-либо приходила мне в голову. – Он обратил свое обтянутое кожей лицо к тощей негритянке. – Пэми! Не прихватить ли нам с собой и всех остальных?

– Да!

Просто не верилось, что голос умирающей может звучать так твердо. Какое неимоверное усилие ей пришлось приложить, чтобы подняться с пола и привстать на одно колено! Она бы наверняка упала опять, если бы не ухватилась за ногу второй женщины.

Русский пожал плечами.

– Квана можно не спрашивать. Его мнение нам уже известно.

Филпотту оставалось лишь надеяться, что остальные настроены иначе, но в этот миг женщина взяла одной рукой запястье девушки, другой – руку мужчины с пистолетом и воскликнула:

– Нам не на что надеяться! Нам не победить, но не оставлять же этот мир в их руках!

– Я знаю одно: мне нет пути назад, – вооруженный мужчина холодно улыбнулся профессору и добавил: – Орел или решка, верно, доктор? Шансы равны. Либо ничего не произойдет, и тогда мы подумаем, что делать дальше, либо разом избавимся от всех наших неприятностей. Деньги – и те больше не понадобятся.

– Прошу вас, – пробормотал Филпотт. – Не надо…

– Пошел ты к такой-то матери! – сказал мужчина с пистолетом и, выдернув руку из пальцев женщины, двинулся к столу с контейнером.

«Прошу вас, – хотел сказать Филпотт, но язык не повиновался ему. – Господи, что я натворил!»

Мужчина подошел к столу, протянул руку, и в этот миг раздался телефонный звонок.

Все замерли. Мужчина с пистолетом оглянулся на русского. Раздался второй звонок.

– Последний телефонный звонок в истории человечества, – заметил мужчина. – Стоит ли отвечать?

– Я отвечу! – Синди торопливо подбежала к столику, на котором стоял аппарат. Все смотрели, как она берет трубку. – Алло, – произнесла Синди и после короткой паузы обернулась к остальным. – Есть ли среди вас Фрэнк? – спросила она.

Мужчина с пистолетом встревоженно нахмурился.

– Откуда они узнали мое имя? В чем дело? Кто меня спрашивает?

Синди протянула ему трубку.

– Эта женщина говорит, что ее зовут Мэри-Энн Келлини.

Я не смог. Время пришло, решающий миг настал. И я просто не смог. Я представил себе свое будущее. Полный покой, целые эры пустоты, редкие вызовы к Нему, бесконечные воспоминания. Я не смог. Я не подчинился.

Дело не только в Сьюзан. Дело в том, что существует уголок мироздания, где два человеческих существа способны на самоотверженную любовь, где бескорыстное служение друг другу возвышает их до такой степени, что в одной общей мысли умещается вся Вечность.

Я думаю, Ему стоило поручить это дело другому, тому, кто лучше знает людей. Существу, которому этот мир опостылел не меньше, чем Ему самому. Я пытался быть равнодушным, но не смог. Там, где я поначалу видел людское убожество, взору моему явилось человеческое сострадание. Их бренное существование с его тяготами, прежде казавшимися жалкими и смешными, теперь вызывает у меня искреннюю приязнь. Как изобретательно возмещают они свое телесное несовершенство! А их неистовые чувства, некогда вызывавшие во мне отвращение, ныне изливаются на мою поблекшую душу подобно чудодейственному эликсиру.

Впрочем, душа моя уже не бесцветна. Мы обладаем свободой воли, но должны быть готовы к последствиям своих деяний. Я знаю, какие последствия ждут меня. Отлучение. Меня, как прежде Люцифера – правда, за гораздо меньшее прегрешение, – низринут из небесных сфер, но в царство Тьмы я не попаду. Нет, суровость наказания будет соразмерна тяжести моего преступления. Если уж я так возлюбил людей, то быть мне одним из них.

Но сначала я должен спасти человечество.