В конце концов выяснилось, что школьный автобус проще угнать, чем захватить во время доставки работников на станцию. Оказалось, что автобусы подбирают сотрудников не у домов, а на специально оборудованной стоянке в четырех милях от города. К тому же каждый автобус должен был везти вооруженного охранника. Автобусы принадлежали огромной транспортной компании, обслуживавшей значительную часть общественных организаций и учебных заведений этого района штата Нью-Йорк, а на собственной, почти не охраняемой стоянке компании, как правило, торчало не менее половины ее автобусов, которым не нашлось применения.

Демонстрации продолжались уже несколько месяцев, а забастовка – несколько недель, и жизнь участников событий вошла в новую, ставшую привычной колею; каждому, кто появлялся у ворот Грин-Медоу, отводилась своя хорошо выученная роль: демонстрантам и забастовщикам, руководящему персоналу и полиции, охране, журналистам и, конечно же, желтым школьным автобусам с самыми разнообразными надписями на бортах и неизменным названием владельца, «Келли транзит», начертанным на дверях зелеными буквами, а также его эмблемой в виде трилистника. За рулем автобусов чаще всего сидели женщины, а охранники носили темно-синие мундиры частной сыскной компании. Порой автобусы въезжали на территорию станции почти пустыми и, уж во всяком случае, никогда не бывали забиты до отказа.

– Вы действительно хотите захватить электростанцию? – спросил Григорий.

– Еще бы, ведь это моя идея, – ответил Фрэнк.

– Мне терять нечего, – заметил Григорий. – Но если поймают вас…

– Черта с два, – отрезал Фрэнк. – Победив или проиграв, я нипочем не дамся им в руки. Я это твердо себе пообещал.

– Зачем? На что вы рассчитываете?

– Деньги. – Фрэнк ухмыльнулся. – Я парень простой, с меня хватит и зелененьких. Вы можете болтать сколько угодно, пугать мир, привлекать всеобщее внимание, меня это не волнует. Они не получат станцию, пока я не возьму свое. Иначе им придется крепко пожалеть.

Фрэнк был профессионалом и приступил к операции с полным знанием дела. Он съездил в Нью-Йорк к театральному костюмеру и взял напрокат полицейскую форму. Потом он отправился в Нью-Гэмпшир и приобрел в трех ломбардах три пистолета, два из которых оторвали бы руки всякому, кто рискнул бы ими воспользоваться, но это не имело значения. Эти пистолеты были нужны только для маскарада. Третий был в рабочем состоянии, но не годился для прицельной стрельбы, этот пистолет предполагалось использовать как пугач.

Вернувшись в Стокбридж, Фрэнк порылся в груде брошенной Джеком Остоном старой одежды и отыскал в ней дряхлые застиранные темно-синие рабочие брюки и рубашку из красной шотландки. Потом он сходил в магазин канцтоваров, приобрел блокнот на дощечке и стопку чистых бланков, один день не побрился и в таком виде отправился в «Келли транзит». Побродив по огромной стоянке, он торопливо подошел к окошку диспетчера, заглянул в блокнот и заявил:

– Мне нужен автобус номер 271.

Было полпятого вечера, рабочий день диспетчера подходил к концу, и, что более важно, через полчаса на Грин-Медоу должна была заступать очередная смена. Если все пойдет по плану, автобус номер 271 прибудет к воротам станции первым.

Диспетчер оторвался от кроссворда, поднял глаза и спросил:

– Чей заказ?

– Гараж Хайятта, – отозвался Фрэнк, делая вид, будто ему совершенно наплевать, дадут автобус или нет.

– Кажется, двести семьдесят первый в рейсе, – сказал диспетчер.

Нужный автобус был на месте; Фрэнк заметил номер, пока расхаживал по площадке. И тем не менее он пожал плечами и ответил:

– Мне это до лампочки, приятель. Поеду назад в гараж, – и пошел прочь.

– Эй! Эй! Постойте! Я должен проверить!

Фрэнк остановился, оглянулся и процедил:

– Так пошевеливайтесь, дружище. Мне еще домой ехать.

– Сейчас поглядим. – Диспетчер просмотрел ведомости и сказал: – Да, он здесь. Стоит где-то поблизости. Подождите минутку, – с этими словами он повернулся к Фрэнку спиной и принялся изучать ряды ключей, висевших на стене. Потом он оторвал задницу от стула и, тяжело ступая, пошел к двери. – Сейчас посмотрим, – добавил диспетчер, перебирая бирки ключей. В конце концов он прищурился и обвел взглядом площадку, забитую автобусами. – Двести семьдесят первый должен быть где-то поблизости, – пробормотал он.

Фрэнк безучастно ждал, и диспетчеру потребовалось целых три минуты, чтобы найти автобус, стоявший у него перед носом. Номер 271 был нанесен на заднюю аварийную дверцу и на левую сторону лобового стекла, словно нарисованная бровь. На обоих бортах под окнами красовались большие черные буквы: «Церковная школа „Посланник Господен“.

– Похоже, это он, – заметил диспетчер.

– Вам лучше знать, приятель.

Диспетчер заставил Фрэнка расписаться (тот нацарапал в углу бланка «Джордж Вашингтон»), протянул ему ключ, и автобус отправился в путь.

– Все в порядке. Годится, – сказала Мария-Елена.

Что «в порядке»? Что и для чего «годится»? Марии-Елене было все равно. Она даже не задумывалась над этими вопросами. Ответ был готов заранее: «Все в порядке. Годится».

Ей вполне хватало того, что она знала. Мария-Елена знала, что движение – жизнь, неподвижность – смерть. Она знала, что группа людей, объединенных целью, – это жизнь, а одинокий человек, лишенный цели, – смерть. Мария-Елена знала, что поющий человек – это жизнь, а человек, у которого отняли песню (и даже записи и память о песнях, которые он пел когда-то), – смерть. Она знала и то, что слишком долго пребывала в состоянии смерти. Она знала, что смерть все равно придет, настигнет всех без исключения – кого-то раньше, кого-то позже, – но была уверена в том, что умирать до наступления физической смерти недостойно человека.

Фрэнк вернул ее к жизни и собирался что-то сделать, а делать что-то, не важно что, неизмеримо лучше, чем пребывать в летаргическом сне, в котором Мария-Елена провела долгие годы.

Мария-Елена вела автобус, нахлобучив шоферскую фуражку и нацепив очки с дымчатыми стеклами, из опасения ненароком попасться на глаза кому-нибудь из знакомых демонстрантов, толпившихся по своему обыкновению у ворот станции (как будто такая встреча могла иметь сколь-нибудь значимые последствия). Фрэнк в синей форме охранника стоял на нижней ступеньке, невозмутимо поглядывая в лобовое стекло. В двух рядах позади справа от Фрэнка, сидел Кван в костюме, белой сорочке и при галстуке; добрую четверть персонала Грин-Медоу составляли азиаты, и присутствие Квана лишь добавляло облику заговорщиков достоверности. Еще через два ряда сидел Григорий в клетчатой рубашке с распахнутым воротом – эдакий высоколобый, витающий в облаках и презирающий всякие условности вроде галстуков. Пэми сидела по другую сторону прохода. На ней были черный джемпер, скромная нитка жемчуга и очки в роговой оправе; прежде растрепанные волосы собраны в безупречный пучок. Неясно, кого должна была изображать Пэми, но выглядела она вполне прилично.

Впрочем, ломать комедию пришлось недолго. Автобусы сворачивали и въезжали в заблаговременно открытые ворота станции, не останавливаясь, чтобы не стать легкой добычей забастовщиков и демонстрантов. Полицейские и охранники увидели то, что ожидали увидеть, – желтый автобус «Келли транзит» с женщиной за рулем, охранником в синей форме и высоколобыми пассажирами в салоне; к тому же автобус прибыл по расписанию, так что его пропустили беспрепятственно.

Территория внутри периметра была тщательно ухожена, являя постороннему взгляду опрятный склон с фруктовыми деревьями и подстриженными кустами на фоне густой купы более высоких пихт различных пород. Двухрядная асфальтовая дорога убегала вверх по склону, и, лишь достигнув вершины холма и перевалив за нее, лишь оказавшись под сенью деревьев, пятеро лазутчиков в полной мере почувствовали, что первый этап операции благополучно завершен.

Впереди возвышался усеченный конус станции, унылая бетонная бочка без окон. Под бетоном скрывался стальной колпак, а под ним, в свою очередь, находились реактор в защитной оболочке, стержни замедлителя, парогенератор, теплообменник, фильтры, клапаны и отстойник. Все это вкупе составляло сердце станции, ее живую сущность, с которой пятерым людям в автобусе придется совладать, если они хотят чего-то добиться; разумеется, при условии, что их не выведут отсюда в наручниках.

Слева от главного конуса торчала его уменьшенная копия – здание вспомогательного оборудования. Под его крышей располагались аварийная система охлаждения, емкость с насыщенной бором водой и хранилище радиоактивных отходов. Чуть поодаль виднелся административный корпус, трехэтажное кирпичное здание, являвшее собой полный контраст образчикам ядерной архитектуры и более всего напоминавшее факультетское помещение какого-нибудь колледжа на Среднем Западе.

Справа от главного колпака располагался турбинный ангар, удивительно похожий на здания сходного назначения на обычных электростанцях. Там были установлены турбина, генератор, конденсатор, трансформатор и все прочие устройства, при помощи которых излучаемая реактором энергия превращалась в электричество. Бок о бок с турбинным ангаром стоял еще один маленький колпак, в котором размещалась ставшая притчей во языцех лаборатория доктора Филпотта. На заднем плане виднелись две охладительные башни, сводчатые сооружения из серого бетона, напоминавшие Ваала, высеченного резцом скульптора-минималиста.

Напротив колпака станции стояло приземистое здание пульта управления, соединенное с колпаком длинным коридором. Там сидели слуги ядерного чудовища, которые кормили и ублажали своего повелителя, удерживая в узде его неистовую мощь. Именно это здание предстояло захватить пятерке смельчаков; победить, или оказаться побежденными.

Мария-Елена остановила автобус у входа в здание пульта управления, включила ручной тормоз и открыла дверь. Фрэнк оглянулся на своих сподвижников и кивнул.

– Нам нечего терять, ребята. – сказал он и выпрыгнул из автобуса.

Такой боевой клич был ничем не хуже любого другого.