Фрэнк ввел Григория в дом и усадил в мягкое удобное кресло, поставив его так, чтобы в поле зрения больного попали стоявший слева телевизор и окно с видом на Уилтон-роуд справа. Кван вошел в дом самостоятельно и сразу улегся на диван, дыша открытым ртом.

Мария-Елена повела Пэми на кухню, чтобы та помогла ей с обедом. К их обоюдному смущению, выяснилось, что девушка не имеет ни малейшего понятия о стряпне, поэтому вскоре она покинула кухню и вернулась в гостиную.

Фрэнк отправился в маленькую ванную на первом этаже, чтобы вымыть испачканные руки. Вернувшись в комнату, он увидел, что Пэми и Григорий поглощены беседой на медицинские темы, а Кван, по-видимому, спит. Фрэнк вышел на кухню, отыскал в холодильнике банку пива и уселся за кухонным столом, наблюдая за возней Марии-Елены.

У него оставалось около сорока тысяч; почти треть денег, добытых в Сент-Луисе, разошлась неведомо куда, однако Фрэнку нравилась беззаботная жизнь, когда не нужно постоянно суетиться, едва сводя концы с концами. Уже почти месяц прошел с тех пор, как Фрэнк оставил в покое квартиры и лавки, но он ни капельки не скучал по брошенной работе.

Он вновь и вновь вспоминал совет Мэри-Энн Келлини: прервать нескончаемую череду мелких краж, чреватых постоянным риском, и взять разом крупный куш, пять миллионов долларов. Что ж, пятьдесят семь кусков – это не пять миллионов, но сам принцип вполне оправдался.

Сидя за столом и наблюдая, как Мария-Елена хлопочет по хозяйству, Фрэнк почувствовал, что приближается решающий миг всей его жизни. Ему подумалось, что сейчас самое удобное время отделаться от попутчиков. Мария-Елена с удовольствием взвалит на себя заботу о Пэми и Кване; в ней с первого взгляда угадывался человек, которому нравится печься о страждущих и больных. А Фрэнк мог бы уехать в Бостон и, затаившись там на некоторое время, составить план кражи пяти миллионов.

В кино такие вещи делаются запросто. Но как провернуть это в жизни? Вломиться в Форт-Нокс? Угнать яхту и потребовать выкуп? В кино такие дела проворачивают целые роты здоровенных парней, натасканных почище «зеленых беретов».

Неужели ему придется собирать шайку громил? Нет, это невозможно, и об этом следует забыть. Пятимиллионное ограбление возможно только в том случае, если деньги лежат в комнате, в которую сумеет пробраться один человек, да еще при условии, что он сможет выйти оттуда и унести добычу. Таких комнат не существует.

Взглянем на вещи трезво. Как поступить человеку, которому надоело по сто раз в год подвергать себя опасности ради жалких крох? Удастся ли хотя бы трижды в год брать по пятьдесят семь тысяч, и чтобы под ногами не путались всякие старички-сердечники? В наши дни деньги перестали быть деньгами, они превратились в электрические импульсы, пластиковые карточки, ценные бумаги и телефонные звонки.

Пускай этим занимаются следующие поколения грабителей; Фрэнку нужны осязаемые, вещественные ценности – деньги, или, на худой конец, ювелирные изделия. А чем больше скапливается в одном месте денег и драгоценностей, тем строже охрана.

Мария-Елена прервала размышления Фрэнка, поставив на стол миску моркови.

– Извините, – произнесла она, – вы не поможете мне с морковкой?

Фрэнк посмотрел на толстые длинные волосатые корнеплоды с зелеными хвостиками ботвы. Он понятия не имел, что от него требуется.

– А что с ними делать?

Мария-Елена положила перед Фрэнком маленький острый нож и скребок.

– Отрежьте кончики и соскоблите кожицу, – сказала она.

– Что ж, попробую, – отозвался Фрэнк.

Мария-Елена удивилась, но как бы походя, словно сама не знала, стоит ли удивляться чему-нибудь.

– Неужели ваша супруга никогда не просила вас почистить овощи? – спросила она, вернувшись к раковине.

– Никогда, – ответил Фрэнк. – А в кафе и ресторанах повара сами отлично управляются со стряпней.

– Этому нетрудно научиться, – заверила его Мария-Елена.

– Я буду стараться изо всех сил, – ответил Фрэнк и принялся за дело, отрезав ботву у одной из морковок. Нож оказался удобным и острым. Фрэнк отсек тонкий кончик плода, сочтя чистку моркови пустячным делом, но, когда пришла пора пустить в ход скребок, изрядно помучился: инструмент постоянно выворачивался режущими кромками кверху и скользил по морковке, не оказывая на нее требуемого воздействия. – Кролик Банни ест морковку с кожурой, – заметил Фрэнк, но Мария-Елена пропустила его слова мимо ушей.

В конце концов Фрэнк освоил скребок, без особых приключений управился с морковкой, и Мария-Елена поставила перед ним кастрюлю с картофелем, дабы он продолжал оттачивать свое мастерство.

– Если так пойдет и дальше, мне придется глотнуть еще пивка, – пожаловался Фрэнк. Мария-Елена принесла ему вторую банку.

Пэми и Григорий включили телевизор, и из гостиной донеслись музыка и голоса. В теплой кухне вкусно запахло. Фрэнк сидел у стола, прихлебывал пиво и чистил картошку. «Пять миллионов, – думал он. – Где раздобыть пять миллионов?»

Обеденный стол на двенадцать персон; места было предостаточно. Мария-Елена подала к обеду жареную баранину, два сорта колбасы, овощи и салат.

Компания принялась за обед, один лишь Кван остался не у дел. Поскольку он был не в состоянии глотать твердую пищу, Мария-Елена приготовила ему несколько напитков, и любимую певцами теплую воду с медом, которая должна была смягчать горло Квана в промежутках между глотками прочих жидкостей.

По настоянию компании Кван сел за стол вместе с остальными, и, поскольку есть он все равно не мог, Мария-Елена дала ему ручку с блокнотом и заставила написать, кто он и как его зовут. Ум Квана был занят решением вопроса о том, как покончить с собой, не позволив этим не вызывавшим особого доверия людям помешать ему. Он так не хотел общаться с ними, что Марии-Елене пришлось потратить немало времени на увещевания, прежде чем юноша сдался и вкратце набросал на бумаге свою историю.

Только теперь Фрэнк узнал, что спасенного им китайца (не японца) зовут Ли Кван, а Григорий, читавший записи Квана вслух, при упоминании событий на площади Тяньаньмэнь внезапно узнал его в лицо.

– Я видел вашу фотографию с э-ээ… – Григорий сложил ладони воронкой и поднес к губам.

«Мегафон», – написал Кван и вышел в гостиную, не желая подвергаться дальнейшим расспросам.

Вскоре остальные присоединились к нему, но докучать не стали. По единодушному решению все стали смотреть одиннадцатичасовой выпуск новостей. Мария-Елена задернула шторы на окнах гостиной, прячась от любопытных глаз соседей; гости расселись по местам и уставились на экран. Замелькали кадры: репортаж из России, репортаж из Вашингтона, события на Аляске, в Берлине…

После рекламного ролика пошли сообщения о забастовке на атомной электростанции Грин-Медоу-III. На экране мельтешили полицейские и пикетчики, сквозь толпу к воротам не без труда продирался желтый школьный автобус. За его стеклами виднелись встревоженные пожилые люди обоего пола. Бесстрастный невыразительный голос за кадром сообщил зрителям, что рабочее состояние этой современной, до предела автоматизированной станции круглые сутки поддерживается усилиями работников руководящего звена. Сомнительные научные исследования, из-за которых началась забастовка, благополучно продолжаются. Жителей округов Колумбия и Датчесс заверили, что перебоев с электроэнергией не предвидится.

– Перебои, – усмехнулся Григорий. – Что за словечко такое!

– Чиновники, как правило, очень изобретательны в подборе выражений, усыпляющих бдительность населения, – заметила Мария-Елена.

– Население само предпочитает оставаться в неведении, – отозвался Григорий, и Кван выразительно кивнул.

– Плевать мне на эти беспорядки, – заявил Фрэнк, подтверждая тем самым слова Григория. – Для меня главное – чтобы меня не трогали.

– И для меня тоже, – добавила Пэми.

Григорий кивком указал на экран, где в этот миг начали показывать репортаж об антирасистских выступлениях в Бруклине, после которых был и арестованы четверо демонстрантов, и повторил то, что говорил накануне Марии-Елене:

– Хотел бы я оказаться там, на станции. Хоть на денек.

Фрэнк посмотрел на него и спросил:

– Зачем?

– Я бы отмочил там знатную шуточку, – ответил Григорий с холодной улыбкой, подобной той, которая играла у него на губах во время разговора с Марией-Еленой.

– Вот это класс, – отозвался Фрэнк, не вполне понимая смысл высказывания Григория. Он тоже кивнул на телевизор и добавил: – Пробраться на станцию проще пареной репы.

Григорий покачал головой.

– Это не так-то просто. Как вы сами видите, там сигнализация, заборы, полиция, телекамеры. А теперь они приняли еще и дополнительные меры предосторожности.

Фрэнк ухмыльнулся. Это был его конек.

– Григорий, – сказал он, – моя работа в том и заключается, чтобы проникать куда угодно. Охрана электростанции – сущая чепуха.

– Я бы так не сказала, – заметила Мария-Елена.

– Я могу предложить целую кучу способов проникновения. Вы видели школьный автобус?

Школьный автобус видели все.

– Операция занимает два дня, – продолжал Фрэнк. – В первый день вы изучаете маршрут автобуса. Он едет по городу, подбирая по пути работников станции. Вы выбираете какую-нибудь из смен, не важно, дневную или ночную, и следите за ней. На второй день вы подъезжаете к последнему пункту маршрута, входите в автобус, показываете пассажирам пушку и…

– Какую пушку, простите? – спросила Мария-Елена.

– Оружие, – ответил Фрэнк. – Сам-то я им не пользуюсь и рассуждаю чисто отвлеченно. Итак, вы входите в автобус, показываете людям оружие и велите сидеть тихо и не дергаться. Автобус подкатывает к станции, охранник машет рукой, и вы въезжаете в ворота. Охрана обеспечивает вам безопасный проезд на территорию. – Фрэнк улыбнулся, покачал головой и спросил Григория: – Но зачем это нужно? Допустим, вы попали внутрь. Вы отмачиваете свою шуточку, а нам-то что с этого? Там нет ничего ценного.

– Там плутоний, – заметил Григорий.

– Вот как? И что прикажете с ним делать?

– Боюсь, ничего. – Григорий улыбнулся и добавил. – Даже если я влезу в автобус с пистолетом в руках, вряд ли пассажиры воспримут меня достаточно серьезно.

– Ну вот, видите? – сказал Фрэнк. – Согласитесь провернуть вашу шуточку где-нибудь в ювелирном магазине, и я иду с вами.

После выпуска новостей Григория, Пэми и Квана сморит усталость. Григорий ляжет на диване в гостиной, Квана устроят на полу на импровизированном матрасе из кресельных подушек, Пэми уложат на втором этаже. Мария-Елена отправится спать в свою комнату, а Фрэнк – в соседнюю спальню, прежде принадлежавшую Джеку.

Но это позже, не сейчас. Мария-Елена и Фрэнк еще не хотели спать. Оба они, каждый по своей причине, испытывали возбуждение и нуждались в успокоении. Они ушли на кухню и, закрыв за собой дверь, принялись наводить порядок. Мария-Елена рассказала Фрэнку о своей прошлой жизни в Бразилии, а тот немногословно поведал ей о бесконечных перипетиях своей бесцельной жизни и подробно рассказал о происшествии в Сент-Луисе, ставшем поворотным пунктом в его судьбе.

– Теперь я не могу допустить, чтобы меня поймали. Никаких больше мелких краж, никакого риска. На сей раз тремя-пятью годами не отделаться. Если меня схватят, мне конец.

– Значит, вам придется перестроиться, – шутливо заметила Мария-Елена. Она не могла понять, отчего излияния Фрэнка не вызвали у нее неприятия. Ей почему-то казалось, что Фрэнк – скорее хороший человек, вынужденный творить зло, нежели законченный мерзавец. Во всяком случае, он за всю свою жизнь не отравил ни одного ребенка.

Казалось, Фрэнк и сам удивлялся тому, что он столь откровенен с незнакомой женщиной.

– Я никогда еще не болтал так много, – признался он наконец. – Что со мной случилось? Я вверяю вам свою жизнь, хотя вовсе вас не знаю. Стоит вам позвонить в полицию, и меня как не бывало.

– Зачем мне это делать?

– Не знаю. Зачем люди делают гадости?

Уборка уже была закончена. Мария-Елена стояла спиной к раковине, скрестив руки. Фрэнк прислонился к холодильнику.

– Я не намерена устраивать вам неприятности, Фрэнк, – сказала она.

Фрэнк пожал плечами и натянуто улыбнулся.

– Остается только надеяться.

Мария-Елена развела руками.

– Вы первый человек, который разговаривает со мной за последние пять лет, – сказала она.

Его улыбка стала еще шире.

– Мне пришлось ждать меньше. Может, потанцуем?

– Здесь нет ни радио, ни магнитофона, – растерянно произнесла женщина.

– Неужели вы не слышите музыку?

Мария-Елена подняла голову и печально улыбнулась в ответ.

– Теперь слышу, – ответила она.

Фрэнк шагнул вперед, и Мария-Елена оказалась в его объятиях. Фрэнк не умел танцевать и знал об этом, а посему он повел женщину простым медленным шагом вокруг кухонного стола. Мария-Елена оказалась полнее и крепче, чем он думал, но это ему понравилось. В конце концов перед ним была не девчонка, а зрелая женщина. От ее волос пахло чистотой, а мягкая шея едва ощутимо благоухала духами. Ведя ее медленными шагами, напоминавшими тюремное шарканье, Фрэнк откашлялся и, набравшись храбрости, после двух неудачных попыток сумел наконец пробормотать:

– Можно мне… э-э-э…

– Да, Фрэнк. – Мария-Елена погладила его по плечу и поцеловала в шею.