Я нашел себе работу в департаменте планирования сити-холла и должен был обрабатывать заявки на разрешение строительства. Работа эта была скучная, но я и сам был скучный, и окружали меня скучные люди, так что теоретически эта работа должна была доставлять мне удовольствие.

Но не доставляла.

И это меня удивило. Мои пристрастия и антипатии, ритмы и настроения всегда так точно совпадали со вкусами и ритмами Филиппа и других террористов, что я невольно предположил, будто жизнь в Томпсоне будет свободной и увлекательной, и я буду доволен.

Так не вышло.

Это не было виной моих товарищей по работе, которые встретили меня с распростертыми объятиями и даже повели в мексиканский ресторан после первого рабочего дня. Это была моя вина. Может быть, я ожидал слишком многого, слишком высоко поднял планку надежд, но я был разочарован. Волшебство не сработало. Я предвкушал, что, когда я попаду в Томпсон, все встанет на свои места – но этого не случилось. Я был окружен людьми точно такими, как я сам, и чувствовал себя таким же одиноким и отвергнутым, как всегда.

Должен признать, мой кондоминиум был очень приятным. Ральф поселил меня в меблированной квартирке с двумя спальнями на разных уровнях в районе, который назывался Озера, совсем рядом с петляющим искусственным каналом, окруженным пятнадцатифутовым зеленым поясом. Мне было не на что жаловаться. Но почему-то неудобно было занимать одному столько места, как-то неуютно после долгой тесной жизни рядом с другими террористами.

С другими террористами.

Как я и опасался, как знал заранее, мы очень мало виделись друг с другом в первую неделю. Я пригласил Джеймса, Дона, Джима и Мэри посмотреть мое жилье, потом заезжал посмотреть их новые дома, но случайно или намеренно нас расселили далеко друг от друга, на противоположных концах города, и работу мы все нашли тоже в разных местах.

У меня было такое чувство, что так и было задумано, что это нарочно, но я не мог найти этому причины. Мы были здесь среди своего народа. Зачем же нас нарочно разделять? Смысла не видно.

Проведя столько времени с террористами, я, наверное, стал слегка параноиком.

В общем, какова бы ни была причина, а видеться стало неудобно.

И мы стали проводить больше времени с новыми товарищами по работе и меньше со старыми друзьями.

Из третьих рук я слыхал, что Филипп с остальными прибыли через несколько дней после нас и влились в стиль жизни Томпсона, но я никого из них не видел и не прилагал к этому никаких усилий.

Стиль жизни в Томпсоне был совсем другим. Как предупредил Ральф, все было бесплатно. Насколько я знал, в этом городе деньги вообще не ходили. Я ни разу не видел монет или долларовой бумажки. Если я чего-то хотел, я просто шел в магазин и брал. Наверное, потом товары на полках пересчитывали и сообщали корпорации.

Брать вещи с полок – это не было для меня ново, было ново, что меня при этом видят. Я привык проходить через магазины незамеченным, и не сразу привык к тому, что люди меня видят. Я это все время чувствовал, и лишь через несколько недель стал ощущать себя на публике свободно.

Кроме кино, видеолент и кабельного телевидения, в Томпсоне был и музей, наполненный самыми банальными произведениями искусства, которые только можно было себе представить. Каждую пятницу в городском зале проходили поп-концерты. Во всех кинотеатрах шли «Фантастикс» и «Энни».

Мне все это нравилось.

Всем нравилось.

Но что-то было во всем этом неправильное. У меня было все, что мне нужно, я был окружен всеми вещами, которые должны были делать меня довольным. И чего-то все равно не хватало. Я знал, каково это «что-то», но не хотел сам себе в этом сознаться, не хотел об этом думать.

В Томпсоне ходил слух, что где-то в Айове есть настоящийгород, основанный самимиНезаметными и дляНезаметных, и я себе говорил, что если я найду этот город, я буду счастлив.

Так я себе говорил.

И очень часто мне удавалось себя уговорить в это верить.