Я был как подросток, который вдруг стал неимоверно богат, или как обычный человек, который стал диктатором. Я опьянялся возможностями, рвался использовать новообретенную мощь.

Я думаю, что такое чувство было у всех, но мы просто об этом не говорили. Слишком ново было это чувство, слишком сильно и чисто, и вряд ли кто-нибудь хотел разбавлять его силу обсуждением. Я лично был заведен и по-дурацки счастлив, почти бредил. Я ощущал себя непобедимым, я мог все. Как предсказывал Филипп, наш погром в Сити-холле Оранджа попал не только в городские газеты, но и в «Тайме», и в «Реджистер». Хотя наши отпечатки были повсюду – от задней двери и до разбитых компьютеров, хотя Филипп бросил там свой ключ и пропуск, хотя мы повсюду рассыпали свои визитные карточки, в каждой статье ясно говорилось, что у полиции нет ни подозреваемых, ни версий.

Нас снова игнорировали.

Я вообще-то должен был бы испытать угрызения совести. Я был воспитан в уважении к чужой собственности, и до сих пор даже не мыслил разрушать что-либо, мне не принадлежащее. Но Филипп был прав. Нарушение закона оправдано, если оно ведет к искоренению большего зла. Это знал Торо. Это знал Мартин Лютер Кинг. И Малькольм X. Гражданское неповиновение – американская традиция, а мы – всего лишь последние солдаты в долгой битве против лицемерия и несправедливости.

Я хотел разгромить еще что-нибудь.

Где угодно, все равно где.

Я просто хотел бить и ломать.

На следующий день мы встретились у меня. Все взахлеб обсуждали, что мы сделали, каждый пересказывал собственные подвиги. И не было никого, кто шумел бы больше Джуниора, нашего самого нового террориста. Он все время хихикал – смешком пацана, а не старика, и было ясно, что это было самое захватывающее событие за долгие годы его жизни.

Филипп стоял одиноко рядом с дверью в кухню, и я подошел к нему.

– Что будем делать дальше? – спросил я. Он пожал плечами:

– Кто знает? У тебя есть идеи?

Я покачал головой, удивленный не столько его ответом, сколько тоном. Остальные ликовали, наслаждались первым успехом и были готовы к следующему, но Филипп... скучал? Не могу сказать. Был разочарован? Иллюзии потерял? Все это вместе – и ничего из этого. Я посмотрел на него, и мне пришло в голову, что он может быть маниакально-депрессивным. Но и это не подходило. Такие больные либо в восторге, либо полностью подавлены. А он был слишком уравновешен.

Я подумал, нет ли у него угрызений совести.

Может быть, он чувствовал то, что полагалось чувствовать мне.

Я все еще хотел сделать налет еще куда-нибудь, нанести империи еще один удар, но подумал, что сейчас не время поднимать этот вопрос. На столе слева от меня лежала страничка «Реджистера» со зрелищными объявлениями, и я стал смотреть статью на первой странице. «Фэшион-Айленд» в Ньюпорт-Биче принимал свой ежегодный фестиваль джаз-концертов. Прошлой весной я был там с Джейн. Весь март и апрель каждый год там по четвергам на открытой сцене давались бесплатные концерты.

– Дай-ка я посмотрю, – сказал Филипп и взял у меня газету. Он начал читать у меня через плечо и, очевидно, что-то нашел для себя интересное. Просмотрев первую страницу, он широко улыбнулся, и в его глазах апатия сменилась оживлением.

– Ага, – сказал он.

Он вышел на середину комнаты и поднял газету.

– Завтра, – объявил он, – все идем на джазовый концерт!

Мы рассчитывали приехать пораньше, но, когда пробились через забитый фривей до «Фэшион-Айленда», было уже половина шестого. Концерт был назначен на шесть.

Там уже расставили скамьи и складные стулья, но они уже были заполнены, и люди скапливались по краям концертной площадки. Мы стояли перед витриной магазина мужской одежды, глядя на прохожих. Качественная толпа красивых людей, людей того типа, которых я никогда не любил. Женщины все тощие, как фотомодели, в коротких обтягивающих платьях и фирменных солнечных очках, мужчины молодые, атлетические, светловолосые, преуспевающие. В основном они говорили о делах.

Очевидно, Филипп чувствовал то же самое.

– Мерзопакостные ничтожества, – сказал он, глядя на толпу.

Конферансье представил оркестр – эклектическую группу длинноволосых парней и стриженых девок, вылезших на сцену. Началась музыка – что-то с латиноамериканским привкусом. Я посмотрел на Филиппа. Он явно что-то на этот вечер запланировал, но никто из нас пока не знал, что именно. Он выпрямился, двинулся вперед, и я ощутил прилив адреналина.

Он прошел мимо самодовольного вида бабы, одетой в теннисный костюм с эмблемой фирмы, – модную болтушку, которая не перестала трепаться с точно так же одетой соседкой, даже когда заиграла музыка. Филипп повернулся к ней.

– Вы не могли бы вести себя тише? – спросил он. – Я хотел бы услышать концерт.

И он тыльной стороной ладони дал ей пощечину.

Она слишком ошалела, чтобы среагировать. Когда она поняла, что случилось, Филипп уже отступил туда, где стояли мы все. Женщина смотрела на нас – сквозь нас, мимо нас, – выискивая взглядом, кто ее ударил. На лице ее был написан испуг, и правая щека горела огнем.

Они с подругой быстро удалились, направляясь к охранникам, стоящим возле скамей.

Филипп усмехнулся мне. За своей спиной я слышал хихиканье Билла и Джуниора.

– Так что нам делать? – спросил Джеймс.

– Делай, как я, – ответил Филипп. Он ввинтился в толпу поближе к складным стульям и остановился возле молодого турка в стильном галстуке, который обсуждал со своим приятелем какие-то акции.

Филипп схватил его за волосы и дернул. Как следует.

Турок завопил от боли и резко повернулся, стиснув кулаки.

Стив ударил его в брюхо.

Турок упал на колени, ловя ртом воздух и хватаясь руками за живот. Его приятель посмотрел на нас испуганными глазами и начал пятиться.

На него накинулись Билл и Джон.

У меня было странное чувство. На подъеме после нашей эскапады в Сити-холле я хотел сделать что-нибудь еще в этом роде, но такое бессмысленное насилие было мне крайне неприятно. Ведь не должно было бы – я уже убил человека, разгромил общественное здание. И начать с того, что этих яппи я на дух не выносил, – и все равно было у меня такое чувство, что мы поступаем плохо. Если бы эти действия были бы хоть как-то спровоцированы, я бы мог их оправдать, но сейчас мне было только жалко женщину, которой Филипп дал по морде, человека, на которого он напал. Слишком часто я сам бывал жертвой, чтобы не симпатизировать другим.

Турок начал подниматься, и Филипп снова сбил его с ног. Потом повернулся ко мне.

– Давай за Биллом и Джоном. Отметельте его дружка.

Я остался на месте.

– Давай!

Билл и Джон схватили второго. Кто-то бросился на помощь. Дело превращалось в общую свалку.

– Туда давай! – приказал Филипп.

Я не хотел «туда давать». Я не хотел... Какой-то хмырь в костюме от «Армани» влетел в меня на полном ходу. Он рвался к схватке, предвкушая хорошую драку. Конечно, меня он не видел и налетел на меня случайно, но даже и не думал извиняться. Вместо этого он рявкнул:

– С дороги, мудак! – и сунул мне в лицо сжатый кулак.

Этого мне и не хватало.

Толпа вдруг обрела для меня лицо. Этот человек в костюме от «Армани» тут же стал для меня символом всего, что было в этих людях плохого, всего, что я в них ненавидел. Они больше не были невинными жертвами немотивированных нападений Филиппа. Это были люди, которые получали, что заслужили – по справедливости.

И я сильно ткнул этого «Армани» в спину. Он споткнулся, выругался, повернулся резко, но Дон тут же двинул его в живот. Мужик сложился пополам, но выдержал и уже был готов дать сдачи, как Бастер ударил его сзади под колено. Он свалился.

– Отходим! – внезапно объявил Филипп. – Давайте назад!

Я проследил, куда он показал кивком головы. Драка все еще продолжалась, хотя дрались уже незнакомые люди. Два подбежавших охранника пытались их растащить.

Никто не заметил нашего отсутствия.

До меня дошло.

Филипп перехватил мой взгляд, ухмыльнулся и кивнул, увидев, что я понял.

– Мы рассыплемся и будем устраивать потасовки по всей толпе. Билл и Джон, вы давайте на ту сторону «Ниман Маркуса». Джеймс, Пит, Стив, устройте что-нибудь возле «Силвервуда». Бастер и Джуниор, вы мутите воду возле дальних скамеек. Томми и Дон! Вы туда, ближе к кассе. А мы с Бобом поработаем здесь.

План работал без сучка и задоринки. Мы выбирали одного, наваливались и начинали метелить. Тут же в драку влезали другие, она ширилась, а мы отваливали.

Вскоре в толпе образовалось несколько очагов кучи-малы, а в центре были невидимые мы.

Оркестр уже прекратил играть, и конферансье со сцены объявил, что если немедленно не восстановится порядок, концерт будет отменен.

А драка продолжалась, и все больше охранников подбегало откуда-то из резерва, пытаясь взять толпу под контроль.

Филипп смотрел на всю эту сцену, удовлетворенно кивая, потом бросил на землю горсть наших карточек, некоторые положил на сиденья.

– Неплохо вышло, – сказал он. – Теперь пошли. Нас тут нет.

На следующий день мы оказались на первой странице «Реджистера». Заголовок гласил:

РАЗБОРКИ БАНД НА БЕСПЛАТНОМ КОНЦЕРТЕ

Джуниор засмеялся:

– Разборки банд, надо же! В «Таймсе» о нашей выходке упоминания не было.

– Спонсором концерта был «Реджистер», – сказал Джон. – Вот в чем дело.

– Урок первый, – отозвался Филипп. – Избегать недостаточно популярных мероприятий.

Мы все расхохотались.

– Надо завести альбом, – предложил Джеймс. – И вырезать туда из газет все статьи о нас.

– Отличная идея, – кивнул Филипп. – Вот ты и займешься. – Он повернулся ко мне: – А у тебя самый лучший видеомагнитофон, так что тебе поручается записывать все местные новости, если там будут говорить о нас.

– О'кей, – согласился я.

Но он не отвел глаз:

– Кстати, ты знаешь, какой сегодня день?

Я покачал головой.

– У тебя месячный юбилей.

Он был прав. Как я мог забыть? Ровно месяц назад я убил Стюарта.

Светлое утреннее настроение немедленно испарилось. У меня вспотели руки и напряглась шея, когда я вспомнил сцену в кабинке туалета. Я снова услышал запах крови, почувствовал, как нож трудно входит в мышцы и упирается в кость.

В это время ровно месяц назад я сидел у себя за столом в костюме клоуна. И ждал.

Костюм клоуна все еще валялся у меня в шкафу.

– Давай туда сходим, – предложил Филипп. – Посмотрим, как там теперь.

– Нет! – воскликнул я с ужасом.

– А почему? Ты же не скажешь, что тебе это неинтересно?

– Ага, – подхватил Дон. – Давайте сходим. Классно будет.

– А что он сделал месяц назад? – спросил Джуниор.

– Убил своего босса, – объяснил Бастер.

У старика глаза полезли на лоб:

– Убил своего босса?

– Мы все это сделали, – сказал Бакстер. – Каждый из нас убил своего босса. Я думал, ты знаешь.

– Нет, я не знал. – Он минуту помолчал. – Я тоже убил босса. Но я боялся вам сказать.

Филипп не отводил от меня взгляда.

– По-моему, нам надо сходить в твою бывшую компанию. Давай навестим «Отомейтед интерфейс, Инкорпорейтед».

Даже от названия у меня пробежала по телу странная дрожь.

– Зачем? – спросил я. Руки у меня дрожали, и я пытался этого не показать. – Что это нам даст?

– Катарсис, который тебе нужен. Ты вряд ли сможешь это преодолеть, не взглянув в лицо проблеме.

– Это из-за вчерашнего вечера? Когда я не хотел бить людей без причины?

Он пожал плечами:

– Может, и так. В террористической организации слабакам не место.

У меня были на это тысячи ответов, которые я мог высказать, должен был высказать, но почему-то я отступил. Я отвел глаза, опустил их вниз и покачал головой.

– Не хочу я туда ехать.

– Мы поедем, – просто сказал он. – Хочешь ты того или нет. Поведу я.

Джеймс, сидя на диване, поднял глаза от газеты.

– Мы все едем?

– Нет, только мы с Бобом.

Я хотел возразить, хотел отказаться, но против своей воли кивнул.

– О'кей.

По дороге Филипп разговорился. Впервые с того момента, как он подошел ко мне на улице после убийства Стюарта, мы были одни, и он явно хотел мне объяснить важность того, что он называл «наша работа».

– Я понимаю, – сказал я.

– Действительно? – Он качнул головой. – Я никак не могу тебя понять. Джон, Дон, Билл, все прочие – с ними мне все ясно, я всегда знаю, что они думают. Но ты для меня загадка. Может быть, поэтому мне так важно, чтобы ты понял, почему мы делаем то, что делаем.

– Я понимаю.

– Но не одобряешь.

– Да нет, одобряю. Я просто... ну, не знаю.

– Знаешь.

– Иногда... иногда это все кажется мне неправильным.

– У тебя все еще те же старые ценности, старая система верований. Но ты это преодолеешь.

– Может быть.

Он бросил на меня косой взгляд.

– Но ты этого не хочешь?

– Не знаю.

– Но ты с нами? Ты один из нас?

– Навсегда. Что у меня еще есть?

Он кивнул:

– Что еще есть у любого из нас?

Остаток пути мы проехали в молчании. Странно было снова приехать в «Отомейтед интерфейс», и у меня ладони стали влажными, когда мы заезжали на стоянку. Я вытер их о штаны.

– По-моему, все-таки не надо.

– Ты думаешь, что они тебя увидят, немедленно сложат два и два и арестуют тебя за убийство твоего начальника? Да эти люди даже тебя не вспомнят. Они вряд ли могли бы описать тебя даже для спасения своей жизни.

– Некоторые могли бы.

– Не очень на это рассчитывай.

Все места на стоянке были заняты, и Филипп заехал на неудобную стоянку для посетителей возле входа и выключил мотор.

– Пошли.

– Я не...

– Если ты не посмотришь проблеме в лицо, ты ее не преодолеешь. Нельзя дать памяти о том, что случилось, сломать всю твою оставшуюся жизнь. Ты поступил правильно.

– Я это знаю.

– Тогда почему ты чувствуешь себя виноватым?

– Да нет, не в этом дело... я просто боюсь.

– Бояться нечего. – Он открыл дверь и вышел. Я неохотно последовал его примеру. – Вот такие конторы и сделали нас такими, какие мы есть. И по ним мы в первую очередь должны бить.

– Я всегда был Незаметным, – напомнил я ему. – Это не работа сделала меня таким.

– Но она это усугубила, – возразил он.

У меня не было сил спорить. Я не знаю, верил ли я ему, но не мог дать ему отпор.

– Этого гада ты должен был убрать. Ничего Другого тебе не оставалось. И поэтому ты теперь тот, кто есть. Поэтому ты теперь со мной. Поэтому ты теперь и террорист. Это часть плана.

Я улыбнулся:

– Перст Судьбы?

– Если тебе так хочется. – Он тоже улыбнулся. – Ладно, пошли.

Мы вышли на тротуар, вошли в вестибюль. Охранник был на посту. Как всегда, он меня в упор не видел. Я уже прошел было мимо него к лифту, как вдруг остановился и повернулся к Филиппу.

– Терпеть не могу этого типа.

– Тогда сделай что-нибудь.

Я протянул руку и надвинул охраннику фуражку на лоб, сказав:

– Мудак!

Тут он меня увидел.

Он подпрыгнул на стуле, потянулся через стол схватить меня за руку.

– Ты что себе думаешь, ты...

Я шагнул назад к Филиппу, и охранник застыл в недоумении.

Он меня уже не видел!

– Приятно вернуться назад, – сказал Филипп. – Как тебе кажется?

Я кивнул. Это было приятно. И я был рад, что Филипп меня заставил.

Мы прошли к лифту, и я рискнул оглянуться на охранника. У него на лице недоумение уже смешалось с испугом.

– Можем сделать все, что захотим, – сказал Филипп и многозначительно посмотрел на меня. – Буквально все.

Двери открылись, мы вошли, и я нажал кнопку четвертого этажа. Окрыленный успехом с охранником, ободренный поддержкой Филиппа, я подумывал убить Бэнкса. Еще до того, как я ушел, он меня долгое время уже не видел, но еще когда он мог видеть меня, он меня не любил. Он был союзником Стюарта. Он даже, помню, посмеялся над моей прической.

Я ему сделаю прическу.

Я с него скальп сниму.

Но я вспомнил Стюарта и как он умирал, как лягался и пытался меня ударить, пока я бил его ножом, как хлестала на меня кровь из его тела, и я понял, что больше не способен убивать.

Восторг прошел так же быстро, как появился. Зачем я здесь? Чего я хочу этим добиться? Филипп в машине говорил, что мы должны насыпать песочку в этот механизм, но я не видел, как бы я мог причинить серьезный ущерб. Слишком мало я для этого знал.

Мы вышли на четвертом этаже. Я направился к секции программистов. В бывшем офисе Стюарта свет не горел. Очевидно, его не заменили. Зато все остальное было точно как прежде. Я провел Филиппа мимо стола Стейси, потом Пэм и Эмери. Никто из программистов на нас даже не взглянул.

Атмосфера была гнетущей, густой и тяжелой, воздух был слишком горяч, и я сказал Филиппу, что хочу уйти, но он сначала попросил меня показать, где я убил Стюарта.

Я отвел его в туалет.

Странно было попасть туда снова. Конечно, тела уже не было, и кровь тоже смыли, но все равно это место казалось мне оскверненным, грязным. Я дрожащими руками открыл дверь первой кабинки. Филипп заставил меня пересказать все подробно, и при этом кивал, касаясь металлической стенки, на которую я отбросил Стюарта, наклонялся посмотреть на унитаз, куда я свалился. Когда я кончил свой рассказ, он сказал:

– Неплохо. Ты сделал все, что тебе полагалось.

Я с этим не был согласен, но кивнул.

Он деликатно вытолкнул меня из кабинки.

– Извини, на минуточку...

– А что?

– Мне надо поссать.

И он закрыл дверь.

Я услышал звук расстегиваемой молнии и журчание струи.

И это сработало.

Прийти сюда, все увидеть, все проиграть снова – ничто из этого не могло стереть тяжелого чувства. Но слышать, как Филипп отливает в той же кабинке, где я убил Стюарта – от этого все прошло. Каким-то причудливым образом это дало мне понять, что прошлое закончено и меня ждет будущее, и это хорошее будущее.

Будущее – это были мы.

Когда Филипп спустил воду и вышел, я встретил его улыбкой.

– Все о'кей? – спросил он.

– Все отлично, – ответил я.

– Давай посмотрим твой офис.

Я повел его по коридору. Мой офис, как и офис Стюарта, был пуст. Мне еще не нашли замену. Черт побери, они небось даже не заметили еще, что меня нет. Бумаги на моем столе лежали нетронутыми точно так, как месяц назад я их оставил.

Филипп оглядел клетушку офиса.

– Господи, ну и мрак!

– Ага, – согласился я.

– Ты ведь ненавидел эту работу?

Я кивнул.

Он посмотрел на меня и бросил мне коробку спичек.

– Так сделай что-нибудь.

Я понял, что он имеет в виду, и кровь в моих жилах побежала быстрее. «Да, – подумал я. – Так и надо».

Он вышел из офиса в коридор.

Это было то, что я должен был сделать сам.

Я минуту постоял, потом зажег спичку, коснулся пламенем края служебной записки, потом какого-то руководства. Пламя медленно переползало с бумаги на бумагу, расходясь по столу. Я вспомнил о карточках, своих визитных карточках, быстро открыл ящик, куда я их сунул, и вытащил всю коробку. Весь стол уже горел, и я вывернул карточки в огонь. Они занялись, скрутились, почернели – и все. Их больше не было.

Моя старая жизнь закончилась.

По-настоящему.

Я уже не мог вернуться.

Я вышел в коридор, кивнул Филиппу, и мы вдвоем медленно и спокойно пошли по коридору, оставили карточки террористов, а вокруг нас гудели сигналы пожарной тревоги и срабатывали огнетушители.