— Эти американцы настолько прямолинейны, что невозможно определить, чего же они хотят.

Сэр Майкл темной громадой возвышался у окна. Безупречный черный костюм, красный шелковый платок, красный шелковый галстук. Руки сцеплены за спиной. На многозначительном лбу многозначительная морщина. Как всегда, остроумен.

Обложенная подушками, София, склонившись над подносом, рассеянно водила вилкой по тарелке с белой желеобразной массой. Из головы у нее не выходил Ричард Шторм.

У нее снова начиналась депрессия. Больничная атмосфера нагоняла уныние и угнетала. На нее словно надели свинцовую кольчугу.

Отец поместил ее в частную клинику, больше похожую на дорогой отель. Голубые стены. Гравюры — лодочники, катающаяся на коньках публика. Шторы с веселеньким рисунком — ласточки, лютики, водяные лилии. Клиенту предоставляли секретер, телевизор. Но за всем этим было серое, монотонное однообразие. Софию тошнило от стандартной мебели, покрытой дешевым лаком. В этой кровати с поблескивавшими стальными прутьями она чувствовала себя словно во вражеском логове. Мягкие, кошачьи шаги персонала в коридоре действовали на нервы.

Но хуже всего было то, что это место странным образом оживляло в памяти картины ее неудавшегося самоубийства. Они, эти картины, буквально парили в воздухе, населяли его. София воочию видела свое тело, извивающееся в корчах. За секунды до смерти — смерти нелепой, случайной, ошибочной и от этого еще более страшной. А потом появился Шторм.

Появился Шторм. Выбил дверь. Бросился на балкон и вытащил ее. На руке у нее, повыше локтя, в том месте, где сомкнулась его ладонь, до сих пор оставался синяк.

— Что у него на уме? — негодующе вопрошал сэр Майкл, покачиваясь с пятки на носок. — Шныряет, вынюхивает. Тайком проникает к тебе в палату. Мы же предлагали ему деньги. Чего он хочет?

София продолжала водить вилкой по тарелке. «Забавно, — думала она, — но великому сэру Майклу, никогда не приходит в голову, что его дочь может просто нравиться мужчинам. Очень».

Сэр Майкл, погрузившись в задумчивость, принялся расхаживать в изножье кровати. Весь его облик словно предвещал бурю. Наконец он произнес сквозь зубы:

— Эти американцы. Чем они там у себя занимаются? Только и делают, что подают друг на друга в суд и участвуют в бесконечных ток-шоу. Не может же он в самом деле предъявить нам иск. Тем более здесь, в Англии. А я еще предлагал ему деньги!

София невольно улыбнулась, вспомнив слова Шторма: «Не надо больше себя подвешивать. О'кей?»

— Он не будет предъявлять нам иск, — сказала она.

Сэр Майкл замер.

— Боже правый, уж не хочешь ли ты сказать, что он собирается выступить на ток-шоу?

София смерила его пристальным взглядом:

— Нет, папа, не волнуйся.

— Может, ты… излила перед ним душу или что-нибудь в этом роде?

— Нет.

— Хм. Ну и славно. И все же я ему не доверяю. — Он вернулся к окну, царственным взором окинул окрестности — что было за окном, София не представляла. — Кстати, он что-нибудь говорил о торгах?

София наконец положила вилку и откинулась на подушки. Она видела отражение сэра Майкла в окне — темные, размытые черты, непроницаемый взгляд. Она с грустью подумала, что именно в такой манере проходит и их беседа. Недомолвки, туманные многозначительные фразы. Так они разговаривали всегда. Как будто правда заведомо известна, и излагать ее вслух не имеет смысла. Как будто все то, о чем умалчивается, не достойно внимания. Всю жизнь София считала, что именно так и принято общаться в семье. Теперь она с удивлением обнаружила, что это раздражает ее. Потому что на самом деле правды она никогда не знала. Она чуть не погубила себя — и все потому, что она не знала правды. И она так устала. Устала быть утонченной, устала от интриг.

— Не много, — промолвила она. — Сказал только, что остановил Джессику, когда цена поднялась до полумиллиона.

— Несколько странное поведение, ты не находишь? — ворчливо заметил сэр Майкл. — Зачем он это сделал? Возмутительно.

— Неужели ты бы выложил такую сумму?

В ответ сэр Майкл лишь пожал плечами.

Повисла пауза. София чертовски устала: этот разговор тяготил ее, хотя она понимала, что его не избежать.

— Так кто же в конце концов покупатель? — осторожно поинтересовалась она.

Сэр Майкл расправил плечи:

— В том-то и вопрос. Все это выглядит довольно таинственно. Этот тип выписал чек от имени некоего фонда. «Дети надежды», так, кажется. С чеком все в порядке. Только вот загвоздка — такого фонда «Дети надежды», похоже, не существует. И никто не знает, что это за человек. Раньше его никто не видел.

София смотрела на отца и молчала. «Дети надежды»? — думала она. — Или Дьявол из Преисподней?» Она едва не покончила с собой, решив, что за всем этим стоит ее родной отец, а оказалось, это некая организация, которой не существует в природе. «Дети надежды». И все же: почему сэр Майкл так хотел купить «Волхвов»? Знал ли он — слышал ли — о том человеке, о «восставшем из мертвых»? Почему ничего не сказал ей? Почему не попытался уберечь ее от рокового шага? Почему ее спас Ричард Шторм, человек, которого она едва знала? Почему не отец?

— Папа…

— Так или иначе, это была всего лишь моя прихоть, — перебил ее отец. — Мне всегда нравился Рейнхарт, вот я и подумал, почему бы не приобрести…

София притихла, уязвленная его ложью. Сэр Майкл подошел к кровати, взял ее руку в свою большую, испещренную старческими пятнами ладонь.

— Самое главное, чтобы ты поправилась. И выброси из головы этот вздор. — Он неуклюже склонился над ней, трогательно заботливый отец, который, несомненно, считал ее попытку самоубийства результатом чисто женского нервного срыва и был бессилен помочь ей. — Послушай, я не хочу показаться законченным эгоистом, но я хочу спросить: этот нелепый случай, там, в галерее, он имеет какое-то отношение к нам? То есть ко мне?

Губы Софии дрогнули, словно с них готовы были слететь какие-то слова, но затем снова сомкнулись.

— Ты и есть законченный эгоист, — наконец промолвила она вполголоса. — Нет. Разумеется, нет. Просто на меня что-то нашло. Теперь уже все позади, и я понимаю, что вела себя глупо.

Сэр Майкл выпрямился, довольно улыбаясь:

— Что ж, прекрасно. Тогда вперед. — Он хлопнул в ладоши. — Как знать, может, нам удастся приобрести следующую створку триптиха.

Погруженная в собственные мысли, София подняла на него отрешенный взгляд.

— Следующую?..

— Ну да. После аукциона поползли слухи, что «Волхвы» не единственная створка, всплывшая в Восточной Германии. Поговаривают, что скоро на торги выставят «Богородицу».

— «Богородицу»?

— Да, — сказал сэр Майкл, потирая руки. — Похоже, ее приобрел третий участник торгов — тот, что делал ставки по телефону, — и теперь ищет покупателя.

— О Боже. — София закрыла глаза.

Она действительно смертельно устала. Ночь была на исходе, приближался рассвет. Ей было одиноко и страшно. «Волхвы» — «Богородица» — «восставший из мертвых» — залитые кровью глаза Джона Бремера — все это не выходило у нее из головы. Хорошо бы заявить в полицию… но что, если это повлечет за собой арест отца? — или финансовый крах? И то, и другое означало бы для него верную гибель. Да и не могла она доверять полиции. Кем бы ни был этот Дьявол из Преисподней, у него могут быть связи в полиции. Так сказал Джон Бремер. Собственно, у него повсюду могут быть свои люди. Нет, она никому не могла доверять — не могла поделиться своими страхами. Впрочем, в этом не было ничего нового. Она никогда ни перед кем не изливала душу, никому не верила, не поверяла своих тайн. Никому не рассказывала о своих подозрениях относительно сэра Майкла или о событиях той далекой ночи в Белхем-Грейндж. Так будет и дальше, если только она не положит этому конец. Пора избавиться от кошмара, который преследовал ее последние несколько недель. Или лет? А вернее, всю жизнь.

София встала с кровати и подошла к окну. Занимался рассвет. Она раздвинула шторы, открыла подъемную раму. Зябко поежилась — холодный утренний воздух проникал под тонкую ночную рубашку. Внизу по мокрому асфальту шуршали шины. Шуршали голые ветви деревьев. София выглянула в окно.

Клиника занимала старое викторианское здание. Палата находилась в боковой башне на четвертом этаже. За широким перекрестком, за уличными огнями, виднелась вспученная приливом Темза. Над стальными канатами Челсийского моста пролетал баклан, направляясь туда, где в разрывах туч брезжил рассвет.

«Вот прыгнуть бы отсюда вниз и покончить со всем этим раз и навсегда», — подумала София.

У нее за спиной распахнулась дверь. В комнату гарцующей походкой вошел Ричард Шторм, со своей идиотской улыбкой и букетом роз и фрезий. Цветы он держал в вытянутой руке, как фокусник, который на глазах изумленной публики извлекает букеты из цилиндра.

— Доброе утро, — сказал он. — Я вернулся. Как мы себя чувствуем?

— Рада вас видеть, мистер Шторм, — тихо проговорила София. — Мне нужна ваша помощь.