Каменные столбы, образующие правильный круг. Чей-то голос, шепчущий магические заклинания. Глубокая ночь.

Это место называли перекрестком «ивовой лозы». Под ним пересекались подземные реки, а в воздухе клубилась и вибрировала живая энергия. Поговаривали, что здесь из-под земли вырываются семь хтонических спиралей. Спирали обвиваются вокруг семи каменных истуканов и наделяют их магической силой.

Был канун сретения. Ночь освящения свечей. Ночь Черного Шабаша. В эту ночь старик принес сюда свою жертву.

Сухая трава шуршала у него под ногами. Низко над землей стелились тяжелые, рваные тучи. Полосы серебристого лунного света чередовались с глубокой тенью. Старик старался держаться в тени. Он был один. И совершенно нагой. Одутловатое лицо, обвислая кожа, огромный, безобразный живот, съежившийся от холода фаллос.

— Восстаньте из ада, — бормотал он себе под нос, — Гела, Геката, Богиня Перекрестка, Горго, Мормо, Луна…

В правой руке он держал холщовый мешок, в котором кто-то шевелился и жалобно скулил. Губы у старика обветрились и потрескались, глаза словно остекленели. В левой руке он сжимал атаме — жертвенный нож.

Наконец он подошел к магическому кругу, где под хмурым небом стояли семь каменных идолов. Согласно легенде, это были семь дев, проклятых за то, что в воскресенье они исполняли непотребные танцы. Черты идолов почти стерлись от времени. Но призрачный свет луны, пробивавшийся сквозь толщу облаков, словно оживлял их.

Старик вышел в центр круга. Здесь он черпал оккультную энергию и слушал, как бурлят подземные воды. Здесь он внимал языческой мелодии, под которую танцевали некогда семь дев. Старик опустился на колени перед небольшой пирамидой, сложенной из поленьев, — будущим костром. Скрипнул мелкий галечник.

Внутри стояла удивительная тишина. Ветер завывал за его пределами, не смея тревожить идолов.

— О ты, возлюбленный Тьмы, враг Света и ангел Ночи. Ты, кого веселят вой ведьмы и горячая кровь…

Старик опустил на землю холщовый мешок и жертвенный нож. Рядом с поленьями лежала зажигалка, которую он предусмотрительно оставил здесь раньше. Затем он сунул руку в мешок и извлек из него щенка.

Несчастный песик заискивающе смотрел на человека.

Левой рукой держа щенка за шкирку, старик взял в правую зажигалку, высек пламя и прищурился; зрачки его заметно расширились.

Щенок жалобно скулил, словно умоляя выпустить его на свободу. Старик поднес огонек зажигалки к сухой листве.

— О ты, кто бродит среди надгробий…

Листва занялась, послышался сухой треск.

Огонь охватил сухие ветки, распространяя вокруг красноватое свечение.

— Хорошо, хорошо, — бормотал старик.

Щенок тявкнул и поджал хвост.

— Пора. — Старик поднял нож над головой с торчащими во все стороны жидкими седенькими волосами.

— О ты, пьющий кровь и вселяющий ужас в сердца смертных. — Голос его окреп. — Гела, Геката, Горго, Мормо, тысячеликое божество, прими мою скромную жертву.

Стальной клинок сверкнул в лунном свете — старик сделал взмах ножом, вознеся его еще выше.

Внезапно над занимавшимся костром взметнулся столб искр, словно кто-то незримый сделал глубокий вдох. И от одного из темных силуэтов отделилась чья-то фигура.

Старик вскрикнул, не в силах сдержать охвативший его благоговейный ужас.

Раздался громоподобный голос:

— Руки прочь! Не тронь животное!

Старик выронил нож, и тот, звякнув, упал на каменистую почву.

— Харпер? — прошептал он.

— Джарвис, старый, глупый козел, немедленно отпусти щенка. — Опираясь на трость, Харпер обошла костер. — Немедленно.

Старик недовольно поморщился — его праздник был испорчен, — однако беспрекословно протянул Харпер щенка, который принялся лизать ей лицо, на радостях едва не сбив с ее носа очки.

— И натяни какие-нибудь портки, — сказала Харпер. — Мое нежное сердце трепещет от негодования.

Отвернувшись, она стала разглядывать щенка.

Джарвис покорно ретировался за пределы магического круга и искал свою одежду в траве.

— Ха-ха-ха! — расхохоталась Харпер, умиленная пылкими ласками щенка, который залез к ней на плечо и, похоже, намеревался вылизать ей всю голову. — Что это за щенок? — крикнула она. — Похоже на помесь ретривера.

Из темноты, прижимая к животу узелок с одеждой, появился Джарвис. Он уже натянул узкие панталоны.

— Почем мне знать? — буркнул он, извлекая из узелка толстый шерстяной свитер. — У него есть хозяйка, какая-то девчонка. Дуреха зашла в газетный киоск, оставив собаку на улице. Ну, я и позаимствовал.

— Ах, Джарвис, Джарвис, — нараспев произнесла Харпер, — к чему вся эта кровь? — Она могла следить за стариком только одним глазом — одна линза была замазана щенячьей слюной; к тому же ей приходилось придерживать рукой шляпу. — Кстати, почему ты один? А где же Бабуля? Где дядюшка Боб и остальные? Они больше не собираются вокруг древа Черного Шабаша, чтобы исполнять свои бесовские гимны?

Костер сухо потрескивал, постепенно прижимаясь к земле. Джарвис откашлялся, сплюнул в огонь и уставился на Харпер проницательными глазами:

— Подонки, они бросили меня. Все как один. Я долго не мог понять почему. — Он поднял с земли брюки. — Но теперь-то мне все ясно. Это ты испугала их, верно? Ты предупредила их, что явишься сюда.

— Я решила, что нам надо побеседовать с глазу на глаз. А тебя ведь непросто разыскать.

Старик издал странный звук, как будто в горле у него что-то заклокотало. Щенок прекратил лизать Харпер щеку и испуганно покосился на него.

— Я знаю, ты самонадеянна и слишком уверена в себе. — Он улыбнулся гадливой улыбкой. — Однако дни твои сочтены. Ты шагнула за грань, Харпер. Прыгнула выше головы. Ты ходишь по земле лишь с его молчаливого согласия. Тебя пока терпят.

— А я пока терплю тебя, — спокойно ответила Харпер. Щенок у нее на руках протяжно зевнул и принялся устраиваться поудобнее. Поправив широкополую шляпу, Харпер задумчиво подошла к каменному истукану. Старик тем временем напяливал заскорузлые холщовые портки на свои кривые, узловатые ноги. — Представь мое изумление, Джарвис, когда в службе регистрации художественных ценностей, числящихся пропавшими, обаятельный молодой клерк упомянул имя таинственного доктора Мормо, который являлся едва ли не ключевой фигурой среди скупщиков ценностей, награбленных наци во время войны. До сих пор я считала тебя довольно безобидным мошенником, который увлекается спиритизмом и время от времени крадет у детишек домашних животных. К тому же в Скотланд-Ярде, в бюро, занимающемся художественными ценностями и антиквариатом, пока не разделяют моего интереса к магии, а потому до сих пор не связали два твоих имени: вымышленное и настоящее. Но я это сделала.

Старик застегнул ремень и теперь возился с застежкой-молнией.

— Может, пора тебе угомониться, старая кляча? Сколько раз тебя надо предупреждать?

Харпер приблизилась к догорающему костру. Одной рукой она придерживала щенка, второй сжимала трость. Несмотря на смятую шляпу и криво сидящие на носу очки, в ее облике было что-то угрожающее.

— Джарвис, зачем ему понадобилось покупать «Волхвов»?

— Я что, по-твоему, спятил? От меня ты ничего не узнаешь.

Харпер загадочно улыбнулась. Она знала этого человека. Он наполовину выжил из ума, но был довольно труслив.

— Джарвис, оглянись вокруг, — сказала она. — Шабаша не получилось. Всех словно ветром сдуло, едва они узнали, что я буду здесь. Даже словечком с тобой не обмолвились. Почему? Рискну предположить. Дело в том, что бросать вызов силам Тьмы это одно, а оказаться в тюрьме Ее Величества — совсем другое. Ты стар, Джарвис. Одно мое слово, и ты сгниешь в камере. Поэтому лучше не ерепенься. Отвечай: зачем ему понадобились «Волхвы»?

Ни единый мускул не дрогнул на ее лице, ни единым жестом не выдала она охватившего ее охотничьего азарта, который сродни тому, что заставляет гончих псов без устали, сбивая в кровь лапы, мчаться по следу. Если прежде у нее еще оставались сомнения, то теперь они развеялись как дым; она чуяла своего Зверя. Пусть ей удалось ухватиться лишь за самый кончик ниточки, ведущей к разгадке, — после долгих лет безуспешных поисков это уже было кое-что, это обещало настоящую удачу, и она не собиралась выпускать ее из рук.

— Так это был он? — настойчиво спросила она. — На аукционе. Это был он?

Старик молчал, но Харпер безошибочно угадала, что творится в его душе. Смятенно озираясь по сторонам, Джарвис поспешно осенил себя крестным знамением.

— Ну же, — проскрипела Харпер, — выкладывай, старый идиот. Четверть века он лежал на дне, только изредка напоминая о своей персоне: тело ребенка, найденное в болотах на севере Финляндии; еще одно, выброшенное на берег в гавани Порт-о-Пренса: несколько случаев суицида и его фирменный знак, начертанный кровью. И вдруг он являет себя всему миру, чтобы купить картину. Выходит, для него это было слишком важно, чтобы послать кого-то другого.

Старый колдун мрачно покосился на нее:

— Есть вещи пострашнее, нежели сгнить в тюрьме. — Но Харпер поняла, что Джарвис готов пойти на попятную. У него был вид обиженного ребенка; он стоял, понуро втянув голову в плечи. — Дело не только в «Волхвах», — буркнул он. — Он хочет получить весь триптих: «Волхвов», «Богородицу» и «Младенца Христа».

Джарвис отступил в тень. Харпер сделала шаг вперед — на плече у нее завозился щенок.

— Ладно, — сказала она. — Зачем ему понадобился весь триптих?

На лице старика опять появилось гадливое выражение. Он взглянул на нее с мерзкой, злобной ухмылкой:

— Ты в самом деле не знаешь? А? Значит, бродишь в потемках на ощупь? Идешь по тому же пути, который он открыл двадцать лет назад, и не ведаешь, что у тебя под ногами?

— Может, ты просветишь меня, — предложила Харпер.

— Вот! Вот в чем твоя извечная беда, — буркнул старик. — Если хочешь знать мое мнение, все дело в искаженном восприятии мира. Ты погрязла в частностях. Мертвый младенец там, самоубийство здесь, кровавые знаки, аргентинская секта. Тебе кажется, что это отдельные события. Но ты заблуждаешься, Харпер. Это звенья одной цепи.

Харпер молчала. Она прекрасно знала манеру оккультистов выражаться высокопарно и не придавала этому значения. Глупцы строят грандиозные планы, великие умы чураются внешнего великолепия, но упорно стремятся к своей цели. Харпер ждала, когда старик скажет что-то конкретное.

Очевидно, ее невозмутимость действовала Джарвису на нервы.

— Ты слепа или просто глупа? — вскричал он. — Неужели ты решила, что он явит себя миру, не имея на то веской причины? Харпер, он почти у цели! Он напал на след.

— Да что за след, черт побери?

— А-а! — Джарвис махнул рукой и зашагал прочь, но вдруг остановился и, обернувшись, завопил вне себя от ярости: — ТАЙНА, ЖЕНЩИНА! ТАЙНА! Стал бы он иначе появляться на аукционе! Тайна тамплиеров, тайна Грааля!

— Ах, Джарвис, полно голосить. В самом деле, что все это значит?

— А вот этого… об этом… я знаю только то, что мне сказали, — загадочно пробормотал старик.

— Тебе сказали, что триптих, относящийся к восемнадцатому столетию, несет в себе разгадку тайны Святого Грааля? — не отступала Харпер. — Что за бред?

— Ладно-ладно, не веришь — не надо. Но посуди сама. Неужели ты думаешь, что на «Сотбис» выставили бы краденую вещь? Ты же знаешь, какая у них служба. Они, должно быть, сто раз все проверили.

Харпер снисходительно кивнула:

— Точно. Владелец картины неизвестен. След ее затерялся задолго до начала Второй мировой войны.

Старый колдун замахал на нее руками:

— Харпер, владелец известен! Это мистики. Нацисты-мистики.

— Ты имеешь в виду Хаусхофера? Его?

— Ну да. Конечно, Хаусхофер. Но мистика в Третьем рейхе пустила глубокие корни и проникла в самые высшие эшелоны. Не забывай, Хаусхофер был учителем Гесса. А Гесс сидел вместе с Гитлером. И Хаусхофер встречался с ними в Лансберге. — Джарвис произносил это едва ли не с гордостью. — Хаусхофер, разумеется, знал о триптихе. Все они знали, что в нем кроется некая сила. Но какая? В этом-то вся и штука. Они не могли разгадать шифр, потому что не знали, что именно надо искать. А потом война подошла к концу, союзники начали бомбить все подряд. Их мир рушился… Хаусхофер сделал себе харакири… — Старик развел руками. — Триптих исчез.

Они стояли по разные стороны догоревшего костра, время от времени луна выхватывала из тени их силуэты. Харпер словно вросла в землю, в неверном лунном свете ее фигура приобретала гротескные, почти уродливые очертания, она казалась восьмой каменной бабой — такой же монолитной и мертвой.

— Так ты говоришь, Яго знает то, чего не знали наци, — глухо проговорила она. — Знает тайну триптиха.

— Уже двадцать лет, — буркнул доктор Мормо.

— Тогда почему именно сейчас? Почему он не охотился за триптихом раньше?

Старик закатил глаза, словно досадуя на ее бестолковость:

— Разумеется, он искал и раньше! Даже обращался ко мне. Но тогда существовал «железный занавес». Если что-то и появлялось на черном рынке, кому, как не мне, было об этом знать? Нет, как он ни старался, в то время его поиски ни к чему не привели. Шанс заполучить «Волхвов» появился лишь после крушения «железного занавеса».

— «Волхвов», — эхом откликнулась Харпер. — А как все остальное?

— Остальное? — Джарвис пожал плечами. — В том-то и фокус. Поэтому он и появился на аукционе открыто, чтобы его увидели — чтобы тот, кому сейчас принадлежат остальные части триптиха, увидел, с кем имеет дело. Чтобы он знал, что этот человек либо заплатит бешеные деньги, либо приобретет картины иным путем. — Старик мерзко хихикнул и потер ладони. — А ведь сработало. Они уже начинают вынюхивать, как бы избавиться от створок. Да-да, рано или поздно все обратятся к доктору Мормо, вот увидишь.

Харпер молчала, обдумывая его слова. Щенок ерзал у нее на плече, тихонько поскуливая. «Того гляди запачкает воротник, — отстранение подумала она. — Девочка, его хозяйка, должно быть, до сих пор не спит — плачет. В полиции, наверное, знают…»

— Так ты говоришь, это звенья одной цепи, — задумчиво промолвила она. — И аргентинская секта тоже. Значит, уже тогда Яго занялся поисками картин?

— Нет, — отрезал старик. — Но все эти события связаны между собой. Все они часть тайны. Тайны Святого Грааля.

Угольки в костре потрескивали и затягивались серым пеплом. Джарвис вдруг фыркнул и костяшками пальцев постучал себе по лбу.

— Ах, Харпер, если бы ты только могла видеть свое лицо! Ты же ничего не видишь! Ничего не знаешь! Ты даже не представляешь, с кем ты связалась. Триптих, Аргентина, убийства — все это само по себе не имеет ровно никакого значения. Наци, война, «железный занавес» — по отдельности это ничто. Но вместе взятое… — Он всем телом подался вперед. И Харпер заметила, какой безумный у него взор.

— Это скрытый механизм истории, — заговорщически прошептал он. — Вот что ты упустила из виду, слепая старуха. Часовой механизм истории. Тук-тук. Тук-тук!