А тем временем их школьная компания продолжала распадаться. В первую их институтскую весну на студенчество свалилась неожиданная напасть – объявили призыв в армию для юношей дневного отделения. Приказ вышел неожиданно, никто не успел толком отреагировать на него, и вся мужская половина советских вузов попала под этот топор. Кроме тех немногих счастливчиков, чьи родители обладали «сверхпроходимостью» в нужных инстанциях, все были поголовно обриты в рекордные сроки.

Так получилось, что уже осенью Антон Житкевич собрался надеть кирзовые сапоги. Родители не смогли обеспечить ему никакой отмазки от армии, в отличие от Сергея Пономарева, дипломатическое семейство которого, обладая нужными связями, вовремя подсуетилось и решило проблему. Понятно, что у Антона начались совсем другие, новые приготовления и заботы, и на встречи с ребятами времени практически не оставалось. Однако и Серега, как казалось Свете, стал каким-то чужим и отдалился от друзей, все более увлекаясь своей китаистикой и всякими восточными делами. Лето он провел у родителей в Китае и там уже подрабатывал на какой-то мелкой должности в посольстве, что дало ему возможность почувствовать себя взрослым и даже получить немного денег, которые в Москве оказались настоящим состоянием.

После долгого, многомесячного перерыва троица встретилась на проводах Антона в армию. В доме Житкевичей, как и всегда, было тепло и уютно, накрыт красивый стол, всюду расставлены осенние цветы – астры, георгины, хризантемы… Но хозяева были грустны, а Анна Алексеевна еле сдерживала слезы. Только сам виновник события не терял присутствия духа. Он не считал этот крутой поворот в своей жизни чем-то катастрофическим. Ну, отвлечется года на два от любимого занятия, раз уж родное государство так сурово к бедным студентам, понюхает пороху, узнает, почем фунт лиха… Потом все равно возвратится и доучится. Антон твердо знал, что ничто и никогда не сможет помешать ему стать врачом или специалистом по медицинской электронике.

Народу на проводах собралось немного. Кроме родственников и близких друзей, пришел профессор Лаптев со своей внучкой Настенькой, худенькой застенчивой девчушкой; ее воображение поразила рыжая персидская кошка Капа – любимица семейства Житкевичей, и малышка весь вечер зачарованно, не отрываясь, следила за повадками мудрого ленивого зверя.

– Вот вам, пожалуйста, – шутил Иван Петрович Лаптев, поглаживая по привычке бороду и стараясь хоть немного отвлечь Житкевичей от тяжелых мыслей, – законы современного шоу-бизнеса во всей красе. Согласитесь, что ваша Капа – настоящая звезда, и, значит, у нее должны быть свои фанаты. Как, Настюша, согласна ты записаться в Капитолинины фанатки?

И все потешались над девочкой, делая вид, что шутка не вымучена, а напротив, легка и остроумна, и пытаясь сосредоточиться на милых пустяках дружеского общения. А Николай Васильевич шептал жене на ухо, тщетно стараясь, в свою очередь, чтобы гости не заметили, что глаза у нее «на мокром месте»:

– Лаптев просто обожает свою Настасью, ни на минуту с ней не расстается, всюду с собой водит…

– И правильно, – кивала высокой прической Анна Алексеевна. – Мы-то с тобой теперь не скоро дождемся такой внучки: сначала Антошкина армия, потом еще годы учебы, потом надо будет карьеру строить… – И глаза ее вновь затуманились, а Житкевич-старший недовольно крякнул, убедившись, что его отвлекающий маневр не возымел никакого действия.

Гости разошлись рано, потому что Антону наутро нужно было выезжать в дорогу. Да и к долгому празднованию, конечно, никто не был расположен – ведь люди зашли попрощаться перед двухлетней разлукой, и поводов для особой радости не было.

Светлана с Сергеем вышли от Житкевичей вместе. Моросил осенний дождь, им обоим было невесело: их друг уезжал на долгий срок, покидал родной дом, его ждали неведомые и вряд ли приятные испытания. Их компания распадалась, и хотя они виделись в последнее время совсем редко, но все же знали, что могут сделать это в любой момент, как только им захочется пообщаться друг с другом. А теперь – нет, теперь встреча уже не будет зависеть только от их желания…

Сергею было особенно тошно. В армию ему, конечно, не хотелось. Он был согласен с отцом, что это замедлит его карьеру, может быть, даже перевернет всю выстроенную с такой тщательностью судьбу, но он привык быть, как все, и даже лучше всех. Он бы, может быть, и отправился в армию, не стал бы так резко выделяться из общих рядов… Но отец очень быстро решил этот вопрос, даже не посоветовавшись с сыном: пошел на прием к начальнику райвоенкомата, получил для сына освобождение. В медицинских документах остался диагноз: плоскостопие, к строевой службе негоден. И Сергею ничего не оставалось, как только подчиниться, тем более что отец не раз потом сетовал вслух, что стоило это освобождение недешево.

Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что ради карьеры не имеет права терять такие важные стартовые годы, не должен участвовать в этом идиотизме государственного масштаба. Отец всегда говорил, что главное – высокий старт. Ведь китайский язык требует постоянного тренажа, и если бы он не послушался отца, пошел на поводу у своей гордости и отправился служить – значит, прощай, китаистика! Все его упорные труды пойдут прахом, а он ведь так вкалывал, так упорно заучивал свои двадцать иероглифов в день! Поймал ритм, научился более или менее интонировать фразу и все же чувствовал, что язык только-только начал поддаваться ему… И от всего этого отказаться?! Хорошо Антону, он-то свои любимые кости чуть не с детского сада выучил, он их никогда не забудет. А у него, Сергея, совсем другая профессия, и длительный перерыв в ней равнозначен полному отказу от нее.

Стоп, кстати, а почему молчит Светка? Парень только сейчас сообразил, что они уже долго идут рядом молча, никак не реагируя на присутствие друг друга и полностью отдавшись каждый своим мыслям. Теперь, поглядывая на подругу, Сергей в который уже раз почувствовал сожаление по поводу всей своей армейской «несознанки». Так хотелось выглядеть перед ней взрослым, самостоятельным, крутым мужиком. Ну, хотя бы таким, как Антон… Как сегодня весь вечер смотрела на него Светлана!

Девушка шла с ним рядом такая спокойная, красивая, выглядела такой соблазнительно-гибкой и стройной, что он вдруг словно увидел ее впервые. А она стала прехорошенькая, отметил про себя Сергей и уже привычно задумался: интересно, она-то что думает по поводу моего освобождения от армии?

– Светочка, у меня блестящая идея! – бархатным голосом, который так нравился его однокурсницам, предложил Сергей. – Пойдем ко мне, музыку послушаем. Вы с Антоном давно у меня не были, я вам не успел показать, какие диски привез из Китая. У них там такие группы смешные, японский и китайский рок-н-ролл, представляешь? Да и зеленым чаем угощу, настоящим, с жасмином; я научился по всем правилам его заваривать…

Светлана почему-то по-прежнему молчала, и он поторопился добавить, смутно опасаясь ее отказа:

– Родителей, как всегда, нет. Мы никому не помешаем.

– Когда это ты боялся кому-то помешать? – мурлыкнула Света, широко раскрывая свои глаза с поволокой. – И разве в родителях дело? Просто поздно уже, меня мама ждет.

Она возражала слабо, потому что сама изумилась тому, насколько захотелось ей оказаться вдвоем с Сергеем в каком-нибудь уютном и теплом месте. Уйти от дождя и невеселых размышлений о будущем, окунуться в красивую атмосферу, ощутить мужскую заботу и аромат восточных сладостей!.. Именно это ей сейчас и было нужно. И Сергей, безошибочно верно истолковав ее кокетливый отказ, уже решительно взял подругу за руку:

– Вот от меня маме и позвонишь. Идем, и в самом деле уже поздно.

Светлана взглянула на него так зазывно и так неожиданно по-женски, что Сергей почти испугался своего успеха. Вообще-то, приглашая девушку к себе, он не преследовал никаких особенных, далеко идущих целей – она была своя в доску, почти родная, да и держали они ее всегда с Антоном не за легкомысленную девицу, а за гордую и неприступную красавицу. А, собственно, почему?

Они быстро дошли до дома Пономаревых, по пути болтая ни о чем и почти не глядя в глаза друг другу. Обоим почему-то было тоскливо на душе, что-то уходило от них, и на смену прежним, простым и ясным отношениям шло что-то иное, незнакомое, пугающее…

Сергей взялся за сложную церемонию заваривания китайского чая, горячо и тщательно объяснял Светлане разные тонкости, а она смеялась над ним, как-то по-новому вороша его тонкие волосы, и не воспринимала всерьез всю эту, по ее собственному выражению, «ерундистику». Тогда разные восточные штучки, столь популярные в нынешней Москве, еще не вошли в моду, и девушка не только не испытывала никакого почтения к зеленой жидкости, но и вообще отказывалась понимать все эти выкрутасы вокруг таких простых вещей, как заваривание чая.

И Сергей, снисходительно изумляясь про себя, решил: «Что ж, пожалуй, есть в ней что-то примитивное. Но разве это ее портит? Нет, как ни странно, нет…» Для него-то было очевидно: то, с чем носятся китайцы целые тысячи лет, заслуживает хотя бы уважительного отношения, если уж не почтения и интереса. Жаль, что Светка не понимает этого. И все-таки она чертовски, сногсшибательно хороша сегодня.

Разлив по толстым керамическим пиалам душистый золотисто-зеленый напиток, Сергей попросил:

– Светик, дай руку.

Она с недоумением, чуточку заинтригованная, протянула ему свою ладонь, и парень ласково и властно сжал ее в своих руках.

– Я должен сказать тебе то, чего еще никогда не говорил. Это важно… – он остановился, глядя, как приоткрылся ее рот и затрепетали длинные нежные ресницы. – Ты мне очень нравишься. Меня давно тянет к тебе… Я… я тебя хочу.

Он честно собирался сказать вместо последней фразы совсем другую – «Я люблю тебя», но отчего-то не смог. Да в этом, как тут же выяснилось, и не было необходимости: Светлана мигом потянулась к нему, раскрыла свои объятия, и он, прижав ее к себе, поцеловал в губы. Сердце его смятенно забилось, горячая волна залила лицо, а девушка отвечала на его поцелуи так, будто ждала их всю свою девичью жизнь. «Вот оно что… – билась в голове у Сергея нелепая и нелогичная мысль, – вот оно, оказывается, что…» А что именно так удивило его в этом закономерном в общем-то исходе этого вечера, он и сам позже не мог сформулировать.

Это был тот самый момент, начиная с которого жизнь обоих молодых людей зримо переменилась. Их, что называется, понесло; страсть настойчиво и грубо, не терпя никаких возражений здравого смысла, захватила их тела и души. Спустя мгновение они уже были в комнате Сергея в его спартанской постели с жестким матрасом на низких ножках – ложе было сооружено с учетом всех многовековых китайских рекомендаций. Пономарев уже обладал мужским опытом, и в его умелых руках Светлана почувствовала себя особенно красивой и взрослой, настоящей женщиной – соблазнительной, обожаемой, желанной.

Нет в мире таких молодых людей, которые в подобных обстоятельствах не забыли бы обо всем, и Светлана с Сергеем не стали исключением, пополнив бесконечные ряды страстных любовников, готовых поставить всю свою дальнейшую жизнь на карту ради своей любви.