Всё началось с того, что госпожа Хант-Мортимер, энергичная, миниатюрная, современная дама, жена адвоката, сказала госпоже Бичер, юной супруге банкира, что в таком захолустье, как Уокинг, очень трудно найти себе какое-нибудь умственное занятие или избежать извечной рутины праздных разговоров. Та же идея, по-видимому, посетила и госпожу Бичер; помимо того, поддержкой ей оказалась статья в «Журнале для леди», в каковой утверждалось, что напряжённая интеллектуальная жизнь позволяет женщине сохранить молодость.

Разговор происходил в гостиной миссис Бичер. Она раскрыла журнал и прочитала выдержки из статьи. «Шекспир как косметика» – так называлось это назидательное сочинение. Всё услышанное произвело на Мод сильное впечатление, и перед тем, как разойтись, дамы тогда же решили создать литературный кружок, который будет собираться по средам в послеполуденное время, по очереди у каждой из участниц. Предполагалось, что в течение часа они будут обсуждать произведения классиков, и этот час напряжённых размышлений и возвышенных чувств должен был дать заряд жизненных сил на всю скучную провинциальную неделю.

Но что читать? – вот в чём вопрос. Решить это надо было незамедлительно, дабы в следующую среду они могли уже приступить к обсуждению. Мод предложила Шекспира, но миссис Хант-Мортимер считала, что значительная часть написанного им была неприлична.

– Какое это имеет значение? – возразила миссис Бичер. – Ведь мы все замужние женщины.

– И всё-таки я думаю, что это непристойно, – отвечала миссис Хант-Мортимер. В вопросах пристойности она придерживалась крайне правых взглядов.

– Но уверяю вас, что мистер Боудлер сделал Шекспира вполне благопристойным, – не соглашалась миссис Бичер.

– Ни в коей мере. Он отнёсся к своей работе небрежно: оставил многое, без чего можно было бы обойтись, и убрал то, что было вполне невинно.

– Почему вы так думаете?

– Потому что как-то раз у меня были оба экземпляра – полный и переделанный – и я прочитала все пропуски.

– А зачем? – лукаво поинтересовалась Мод.

– Потому что я хотела убедиться, что они действительно пропущены, – строго ответствовала миссис Хант.

Мод устыдилась своего озорства, и лицо её вспыхнуло алым румянцем. Миссис Бичер наклонилась и подняла с ковра несуществующую шпильку для волос. Миссис Хант-Мортимер продолжила:

– Разумеется, есть ещё Байрон. Но он полон намёков на кое-что такое… В его произведениях есть места…

– Я никогда не видела в них ничего дурного, – заявила Мод.

– Это потому, что вы не знали, где смотреть, милочка, – отвечала миссис Хант-Мортимер. – Миссис Бичер, если у вас есть Байрон, то я бы доказала, что его следует избегать, если вы хотите сохранять свои мысли незапятнанными. Что скажете? Впрочем, даже цитируя его по памяти, я могла бы убедить вас, что от чтения его лучше воздержаться.

– Оставим Байрона, – сказала миссис Бичер, очень хорошенькая брюнетка, игривая, словно котёнок, которая, по всей видимости, не нуждалась в косметике, ни в литературной, ни в какой-либо ещё. – Как насчёт Шелли?

– Фрэнк восторгается Шелли, – заметила Мод.

Миссис Хант-Мортимер покачала головой:

– В его творчестве наличествуют ужасные тенденции. Он был – мне точно известно – то ли теистом, то ли атеистом. Сейчас не могу вспомнить, кем именно из них. Полагаю, что предмет нашего изучения должен быть как нельзя более возвышенным.

– Теннисон, – подсказала Мод.

– Мне говорили, что его высказывания слишком уж ясны для того, чтоб его можно было причислить к великим мыслителям человечества. Возвышенная мысль по необходимости оказывается неясной. Нет никакой заслуги в том, чтобы читать стихи, которые совершенно понятны. Тот, кто влечёт нас к высо…

– Броунинг! – воскликнули обе слушательницы.

– Вот именно. Мы могли бы создать наше собственное Общество любителей поэзии Броунинга!

– О, как замечательно! Какая прелесть!

Таким образом дело было решено.

Оставалось лишь договориться о том, каких ещё дам можно было принять в свой литературный кружок. Присутствие мужчин совершенно исключалось.

– Они всегда так отвлекают! – высказала своё мнение миссис Хант-Мортимер.

Главное состояло в том, чтобы принять в общество только серьёзные умы, которые будут стремиться извлечь пользу из занятий. О миссис Фортескью думать не приходилось – она страдала болтливостью. А миссис Мейсон была чересчур легкомысленна. Миссис Чарльз не могла говорить ни о чём другом, кроме собственной прислуги. А миссис Патт-Битсон видела всё в чёрном свете. Может быть, стоило просто начать работу, а уже потом постепенно привлекать новых членов. Первое заседание назначили на следующую среду у миссис Кросс, и миссис Хант-Мортимер обещала принести полное двухтомное издание Броунинга. Миссис Бичер спросила, недостаточно ли для начала и одного тома, но миссис Хант-Мортимер ответила, что всегда нужно иметь широкий выбор. На том и расстались.

Вечером Мод рассказала Фрэнку о создании общества. Хотя идея ему и понравилась, к воплощению её он отнёсся довольно скептически:

– Вы бы начали с более простых вещей.

На лице Мод появилось выражение неудовольствия, которое ей очень шло.

– Мы очень серьёзные исследователи, сэр. И мы хотим взять самое трудное стихотворение в книге. Фрэнк, один из твоих недостатков – хотя их у тебя немного – состоит в том, что ты недооцениваешь ум женщины. Миссис Хант-Мортимер говорит, что если мы и не отличаемся талантами, как мужчины, то зато гораздо способнее к ассим… к ассими…

– К ассимиляции, то бишь к усвоению изучаемого!

– Вот именно! А ты всегда говоришь со мной снисходительным тоном, словно я… Да, да, всегда!.. Какой же ты глупый, Фрэнк! Когда я пытаюсь говорить с тобой серьёзно, ты тут же начинаешь целоваться и всё портишь. Ты бы смог обсуждать поэзию Броунинга, если бы в конце каждого предложения к тебе подходили и целовали? Ты бы не обращал внимания? Едва ли, во всяком случае, ты бы почувствовал, что тебя не принимают всерьёз. Ладно, вот будешь следующий раз о чём-нибудь умничать, я тебе отплачу тою же монетой, и посмотрим, как тебе это понравится.

Встреча была назначена на три часа, и уже без десяти минут три появилась миссис Хант-Мортимер. Она принесла две толстые коричневые книги. Она пришла рано, объяснила она, потому что у Диксонов в четверть пятого назначена репетиция любительского спектакля. Миссис Бичер пришла с опозданием на пять минут. Как она объяснила, из-за того, что её кухарка и горничная поссорились, и зачем-то добавила, что в субботу у неё обед на пять персон и поэтому она страшно занята и вообще бы не пришла, если б не пообещала. Так трудно думать о поэзии, когда все мысли заняты предстоящим обедом и тем, что подать на entrée.

– Так у вас сложности с entrée? – спросила миссис Хант-Мортимер, отрывая взгляд от раскрытой книги.

– Дорогая, – ответила миссис Бичер (у неё было обыкновение о заурядных вещах говорить так, словно они были личными секретами), – моя горничная поистине прекрасно готовит, и я вполне могу на неё положиться, если Марта от меня уйдёт. Но она очень ограниченная, очень, и во всём, что касается entrée и десерта, я никак не могу на неё рассчитывать. Поэтому мне надо придумать такое блюдо, с которым ей под силу справиться.

Миссис Хант-Мортимер гордилась тем, как она ведёт хозяйство, и потому проблема её заинтересовала. У Мод складывалось впечатление, что заседание общества окажется не таким уж скучным, как она полагала.

– Ну, конечно, нужно учесть очень многое, – сказала миссис Хант-Мортимер с видом королевского адвоката, которого попросили дать своё заключение. – Устричные лепёшки или устрицы vol-au-vent…

– Но устрицы сейчас не по сезону, – заметила Мод.

– Я как раз и собиралась сказать, – продолжала миссис Хант-Мортимер с восхитительной находчивостью, – что entrée из устриц сейчас невозможно, потому что у них сейчас не сезон. Зато креветки, приправленные кэрри…

– Что вы, что вы! Мой муж их не выносит.

– Так, так! А что вы скажете насчёт сладкого мяса en caisse? Всё, что вам для этого потребуется, – это только нарезанные грибы, лук-шалот, петрушка, мускатный орех, перец, соль, панировочные сухари, свиное сало…

– Нет, нет! – в отчаянии вскричала миссис Бичер. – Анне никогда это не запомнить.

– Тогда отбивные котлеты а-ля Констанс, – не сдавалась миссис Хант-Мортимер. – Я уверена, они в приготовлении достаточно просты: отбивные, масло, гусиная печёнка, петушиные гребешки, грибы…

– О, дорогая моя, не забывайте же, что она всего лишь горничная. Неразумно требовать от неё так много.

– Ну, хорошо. Рагу из птицы, пирожки с цыплёнком, крокеты из телятины под соусом…

– Вот именно! – спохватилась Мод. – Может, всё-таки вернёмся к Броунингу?

– Боже мой! – простонала миссис Бичер. – Это я во всём виновата, прошу прощения! Да, пожалуйста, почитайте нам немного из его восхитительной поэзии, миссис Хант-Мортимер.

– В конце концов, вы всегда можете заказать любое entrée в специализированной лавке с доставкой на дом, – подала Мод крайне дельный совет.

– О, дорогая моя девочка! – обрадовалась миссис Бичер. – Какой замечательный выход из моего трагического положения! Конечно же, я так и сделаю. Превосходная идея! Итак, вопрос с entrée вполне решён, и мы можем наконец приступить к…

– Pièce de résistance, – провозгласила миссис Хант-Мортимер, глядя в содержание первого тома. – Я должна признаться, что моё знакомство с данным поэтом до настоящего времени было довольно поверхностным. Мы должны стремиться усвоить его таким образом, чтобы отныне он стал неотъемлемой частью нас самих. Говорят, что трудно понять его творчество. А мне кажется, что эти трудности сильно преувеличены, и мы при желании и должном усердии вполне сможем их преодолеть.

Миссис Бичер и Мод с облегчением поняли, что и миссис Хант-Мортимер разбиралась в поэзии Броунинга не более их самих. И, когда стало ясно, что опасности нет никакой, они обе позволили себе принять несколько менее скованный вид. Мод глубокомысленно сдвинула брови, а миссис Бичер устремила взгляд своих красивых карих глаз на шторы, словно перебирая в памяти все названия произведений поэта.

– Я знаю, что нам следует делать! – сказала она. – Давайте поклянёмся, что ни в коем случае не перейдём к следующей строке, пока не поймём прочитанную. Мы будем читать её снова и снова, пока не постигнем смысл.

– Какая замечательная идея! – в восторге воскликнула Мод. – Великолепное правило, миссис Бичер!

– Мои друзья зовут меня Нелли, – сказала миссис Бичер.

– Если не возражаете, я тоже стану вас так называть. У вас очень красивое имя! И вы зовите меня просто Мод.

– Да вы и выглядите как Мод, – сказала миссис Бичер. – Я всегда представляла себе Мод хорошенькой, весёлой блондинкой. Правда, удивительно, что имена соответствуют облику и характеру? Мэри всегда очень домашняя, а Роза – кокетливая. Элизабет – само воплощение долга, Эвелин – порывистая, Элис – невыразительная, а Хэлен – властная…

– А Матильда – воплощение нетерпения, – со смехом сказала миссис Хант-Мортимер. – И у Матильды есть основания потерять терпение, сидя перед вами с открытой книгой, пока вы обе обмениваетесь любезностями.

– Да нет, мы просто ждали, когда вы начнёте, – с упрёком ответила миссис Бичер. – Давайте же в самом деле что-нибудь почитаем, а то время уходит.

– Не стоит начинать с самого начала, потому что в этих произведениях его гений ещё не проявился, – заметила миссис Хант-Мортимер. – Полагаю, что сегодня, в день открытия общества, нам следует познакомиться с лучшими произведениями поэта.

– А как мы узнаем, какие из них лучшие? – поинтересовалась Мод.

– Я бы остановилась на каком-нибудь названии, в котором бы чувствовалась глубина. «Красавица», «Любовь в моей жизни», «Любая жена любому мужу»…

– Ой, как интересно, что же она могла ему сказать? – воскликнула Мод.

– Нет, я как раз хотела показать, что все эти темы отдают легкомыслием.

– Кроме того, такое название совершенно нелепо, – добавила миссис Бичер, после шести месяцев замужества увлекавшаяся обобщениями. – «Муж жене» – это ещё куда ни шло, но откуда можно знать, что «любой» муж сказал бы «любой» жене? Вообще никто не в состоянии предсказать, что сделает мужчина. Ведь они такие странные!

Но миссис Хант-Мортимер была уже пять лет замужем и считала себя достаточно сведущей, чтобы сказать веское слово как об entrée, так и о мужьях.

– Со временем у вас появится бóльший опыт, дорогая, и вы будете лучше знать, чего от них ожидать. И тогда вы обнаружите, что в основе их поступков лежит некая причина, вернее сказать, довольно примитивный инстинкт. Но, говоря серьёзно, нам действительно нужно сосредоточить своё внимание на поэте, потому что я должна уйти ровно в четыре, и так мне останется только десять минут для того, чтобы добраться до Мэйбери.

Миссис Бичер и Мод угомонились и сидели с тревожным вниманием на лицах.

– Пожалуйста, продолжайте! – попросили они.

– Вот стихотворение, которое называется «Гэмлинский Дудочник в пёстром наряде».

– О, не могу и передать вам, как мне хочется услышать это стихотворение! – воскликнула Мод с сияющими от радости глазами. – Пожалуйста, прочтите нам про этого замечательного Дудочника!

– Да зачем? – в один голос спросили обе приятельницы.

– Видите ли, дело в том, – пояснила Мод, – что Фрэнк – вы знаете, это мой муж – приехал на маскарад в Сент-Олбенс в наряде Гэмлинского Дудочника. Я и понятия не имела, что это связано с Броунингом.

– И как же он оделся? – спросила миссис Бичер. – Мы приглашены на костюмированный бал к Астонам, и мне бы хотелось придумать что-нибудь для Джорджа.

– Это был восхитительный наряд! Красно-чёрный – знаете, как у Мефистофеля? – и остроконечная шляпа с колокольчиком на тулье. Ещё у него, конечно, была флейта, а к поясу на тонком длинном – до полу – шнурке была привязана набитая опилками крыса.

– Крыса! Какой ужас!

– Ну, вы же помните такую сказку. Все крысы шли за Дудочником, и эта крыса шла за Фрэнком. Во время танцев он клал её в карман, но один раз он забыл и наступил на неё, так что все опилки просыпались на пол.

Миссис Хант-Мортимер также оказалась приглашена на костюмированный бал, и мысли её блуждали далеко от раскрытой книги.

– А в каком наряде пришли вы, миссис Кросс? – поинтересовалась она.

– Я изображала Ночь.

– Да? Но у вас же светлые волосы.

– И папа сказал, что я была не очень тёмной ночью. Я была в чёрном, в своём, знаете, обычном шёлковом чёрном платье. На голове у меня был серебряный полумесяц, на волосах – чёрная вуаль, по всему платью – звёзды, а на груди – комета. За ужином папа пролил на меня чашку молока, и потом он смеялся, что это – Млечный Путь.

– Просто возмутительно, что мужчины способны шутить над столь важными вещами, – сказала миссис Хант-Мортимер. – Нисколько не сомневаюсь, дорогая, что ваш наряд был чрезвычайно эффектным. А я подумываю одеться как герцогиня Девонширская.

– О, восхитительно! – в один голос воскликнули миссис Бичер и Мод.

– Это не очень трудный костюм, знаете ли. У меня есть немного старого алансонского кружева – этой фамильной реликвии более ста лет. Она-то и навела меня на мысль о таком костюме. Мантия не должна быть очень сложной…

– Шёлк! – подсказала миссис Бичер.

– Мне кажется, что расшитая белыми цветами парча…

– О да, с перламутровой отделкой…

– Нет, нет, дорогая. На отделку пойдёт моё кружево.

– Ах да, конечно, вы же говорили.

– А затем здесь – муслиновая кружевная косынка.

– О, как изысканно! – восхитилась Мод.

– Талия высокая, рукава с кружевными гофрированными манжетками. Ну и конечно же, эффектная шляпка – вы понимаете, что я имею в виду, – с закрученным страусовым пером.

– И обязательно напудренные волосы, – вставила миссис Бичер.

– Напудренные и завитые колечками.

– Это подойдёт вам – вы будете великолепны. С вашим ростом и прекрасной фигурой. Жаль, что я не так уверена в своём наряде!

– А что вы задумали, дорогая?

– Я выбрала Офелию. Насколько это удачно?

– Вполне. Вы продумали детали?

– Конечно, моя дорогая, – сказала миссис Бичер, возвращаясь к своей милой доверительной манере, – у меня есть кое-какие задумки, но я бы очень хотела узнать ваше мнение. Я видела «Гамлета» лишь однажды, и дама была одета в белое, а поверх накинута светлая просвечивающая вуаль, скроенная на манер балахона монахини. И я подумала, что можно использовать белый шёлковый эпонж для нижнего платья, а сверху тонкий…

– Крепдешин, – подсказала Мод.

– Но во времена Офелии о таком материале и слыхом не слыхивали, – возразила миссис Хант-Мортимер. – Паутинка из серебряной нити…

– Правильно! – с восторгом вскричала миссис Бичер. – И на ней немного драгоценных камней. Именно так я себе и представляла. Разумеется, покрой будет классический, с изящными складками – моя портниха просто сокровище, она справится. И поверх белого шёлка я бы пустила золотую вышивку.

– Вышивание шерстью, – сказала Мод.

– Либо простая вышивка крестом. И затем жемчужная тиара на голове. Шекспир…

При имени поэта все три дамы вздрогнули и одновременно почувствовали жесточайшие угрызения совести. Они с тревогой посмотрели друг на дружку, а затем – на часы.

– Нет, мы должны, мы непременно должны продолжить чтение! – воскликнула миссис Хант-Мортимер. – Почему мы вообще заговорили о платьях?

– Это я виновата, – с сокрушённым видом сказала миссис Бичер.

– Нет, нет, дорогая, это моя вина, – поправила её Мод. – Помните, всё началось с того, как я сказала, что Фрэнк пришёл на бал-маскарад в наряде Дудочника.

– Я прочитаю сейчас первое стихотворение, которое мне попадётся на глаза, – безжалостно заявила миссис Хант-Мортимер. – Боюсь, что мне уже почти пора идти, но давайте всё-таки пробежим пару страниц. Итак, вот! Сейчас! Сетебос! Какое смешное имя!

– Что оно значит? – спросила Мод.

– Думаю, узнаем по ходу чтения, – заверила миссис Хант-Мортимер. – Будем читать строку за строкой, как договаривались, пытаясь максимально уяснить смысл. Первая строка гласит:

Узнать теперь, что дня жар лучше…

– Кому это узнать? – удивилась миссис Бичер.

– Не знаю. Так здесь написано.

– Наверное, всё объяснено в следующей строке.

– «И скучен мне…» Боже мой! Я и понятия не имела, что Броунинг был таким… э…

– Так прочитайте же нам, дорогая.

– Нет, право, я и в мыслях не могу себе такое позволить. Лучше мы перейдём к следующей строфе, если не возражаете.

– Но мы торжественно клялись ничего не пропускать.

– Но зачем читать то, что ничему нас не учит и нисколько не возвышает? Давайте начнём со следующей строфы, и будем надеяться на лучшее. Итак, первая строка… Неужели же она в самом деле такая, как здесь написано?

– Прочитайте, пожалуйста!

– «Сетебос, и Сетебос, и Сетебос».

Все три поклонницы поэзии Броунинга печально переглянулись.

– Это хуже, чем я только могла себе представить, – призналась чтица.

– Мы просто обязаны пропустить эту строку.

– Но мы всё время только и делаем, что пропускаем.

– Так, по-видимому, зовут человека.

– Или трёх человек.

– Нет, думаю, только одного.

– Тогда зачем повторять его имя три раза?

– Для усиления.

– А может быть, – предположила миссис Бичер, – это был господин Сетебос, госпожа Сетебос и маленький Сетебос?

– Ну, знаете! Если вы собираетесь шутить и смеяться, то я не буду больше читать строку за строкой. Было бы понятнее читать предложение за предложением.

– Правильно!

– Тогда мы включим сюда и следующую строку, которая заканчивает предложение. Вот она, слушайте:

– Так, значит, это был всё-таки один Сетебос! – воскликнула Мод.

– Выходит, что так. Это нетрудно понять, если только передать обычным языком. Человек по имени Сетебос находился под впечатлением, что его жизнь проходила в свете луны.

– Но это же какая-то бессмыслица! – вскричала миссис Бичер.

Миссис Хант-Мортимер взглянула на неё с упрёком.

– Назвать непонятное бессмыслицей не составляет никакого труда, – назидательно изрекла она. – Я нисколько не сомневаюсь, что Броунинг выражает здесь какой-то глубочайший смысл.

– И в чём он тогда заключается?

Миссис Хант-Мортимер взглянула на часы.

– Очень жаль, но я должна идти, – сказала она. – К сожалению, ничего не могу поделать, я уже и так сильно опаздываю. Крайне досадно, что я вынуждена уйти как раз тогда, когда мы так замечательно углубились в предмет. Вы придёте ко мне в следующую среду, дорогая миссис Кросс, не так ли? И вы тоже, миссис Бичер? До свидания, очень вам благодарна за приятно проведённое время!

Но шелест её юбки ещё не успел затихнуть в коридоре, как Общество любителей броунинговской поэзии было распущено двумя третями голосов от общего числа членов.

– И право, зачем всё это? – воскликнула миссис Бичер. – Из-за двух строчек у меня страшно разболелась голова, а тут извольте читать целых два тома.

– Нам просто надо взять другого поэта.

– Вместо Броунинга с его стихоплётством?

– С его сетеботством.

– И очаровательная миссис Хант-Мортимер ещё утверждает, будто он ей нравится! Может быть, нам предложить на следующей неделе Теннисона?

– Это было бы гораздо лучше.

– Но ведь Теннисон совсем прост и понятен, правда?

– Да, в самом деле.

– Тогда зачем нам встречаться для обсуждения его, если обсуждать нечего?

– Вы хотите сказать, что с таким же успехом мы можем читать его самостоятельно?

– Думаю, так будет лучше.

– Да, несомненно.

Таким-то образом, после одного часа сомнительной жизни, основанное миссис Хант-Мортимер Общество любителей броунинговской поэзии постигла безвременная кончина.