– Тс-с! Ты слышишь там какой-то шум, Кабако?

Была ночная вахта; ярко светила луна; матросы стояли цепочкой от бочонков с пресной водой на шкафуте до пустой бочки-лагуна, привинченной к палубе гакаборта. Передавая друг другу ведра, они наполняли водой лагун. Те, кому выпало стоять на пустующих шканцах, остерегались произнести хоть слово, остерегались переступить ногами. Ведра переходили из рук в руки в глубокой тишине, только слышно было, как заполощет вдруг на ветру парус да ровно поет вода под неотступно бегущим килем.

И тогда-то среди этого безмолвия Арчи, который стоял поблизости от кормового люка, шепнул своему соседу метису:

– Тс-с! Слыхал там какой-то шум, Кабако?

– Бери-ка ведро, Арчи, не зевай. Какой еще шум?

– Вот… вот опять… из люка… неужели не слышишь? кашлянули… да, вроде кашля.

– Передавай-ка сюда порожнее ведро.

– А вот опять… слышишь? Словно там человека три храпят и во сне ворочаются.

– Карамба! кончай чепуху молоть, брат. Это у тебя в брюхе три сухаря ворочаются, какие ты за ужином умял. Вот и все. Держи ведро!

– Что хочешь говори, брат, но у меня слух острый.

– Ну, ясное дело, не ты ли это слышал в море, за пятьдесят миль от Нантакета, как звякают спицы твоей старухи квакерши?

– Смейся, смейся, мы еще посмотрим, что дальше будет. Поверь мне, Кабако, там в трюме есть кто-то, кого еще на палубе не видели. И чую я, старый Могол тоже об этом кое-что знает. Я слыхал, на днях Стабб в утреннюю вахту говорил Фласку, что в воздухе пахнет чем-то в этом роде.

– Да будет тебе! Держи ведро!