Около двух месяцев спустя мне предложили снова съездить с рядом выступлений по линии ЦК. На этот раз речь шла о поездке в Житомир и Бердичев, но в силу занятости по работе в МИДе я был готов поехать не более чем на три дня пребывания на местах, в результате чего мы договорились ограничиться Житомирской областью. Ввиду удобства ночной поездки туда поездом я отправился в этот незнакомый для меня город на Украине по железной дороге в назначенный вечер и утром следующего дня уже был в центральной гостинице Житомира, куца был доставлен с вокзала встретившим меня заместителем секретаря горкома. В ходе несколько позднего завтрака он рассказал мне о программе моих запланированных выступлений в городе, двух районных центрах и на военной базе под Житомиром. Большинство из этих программных встреч, так же как и беседы с высоким местным руководством, прошли довольно рутинно, то есть не оставив особых впечатлений. Хочу коротко остановиться лишь на двух любопытных эпизодах.

Первый из них связан с посещением крупнейшей тогда в стране военной базы, которая оказалась, как я узнал по прибытии в её расположение, базой наших стратегических бомбардировщиков. Для меня, занимавшегося в ту пору проблемами разоружения, среди которых стратегические бомбардировщики фигурировали очень активно в контексте ракетных вооружений и их сокращения, посещение такой базы явилось настоящим сюрпризом.

Во-первых, необычным было то, что, поскольку эта очень серьёзная база была секретной, оформление её посещения было связано с целым рядом новых для меня процедур. Началось оно, как мне сказали потом, ещё в Москве, заблаговременно до моего выезда в Житомир. После прохождения этой неизвестной для меня тогда проверки в столице база получила разрешение на моё посещение. Но это было не всё. В первый же день моего пребывания в Житомире незадолго до ужина в гостинице ко мне приехал офицер с базы, где я должен был быть после обеда на следующий день, и попросил часа на два мой паспорт для оформления моего спецпропуска для посещения их объекта. О его приезде в гостиницу перед ужином мне заранее сообщили в горкоме, и я его ожидал к этому времени. Как было условлено, упомянутый офицер вернулся с моим паспортом через обещанные два часа, сказав с благодарностью, что всё в порядке, но сам пропуск мне не передал, сказав, что он будет у него.

На следующий день после моего утреннего выступления на одном из предприятий города и лёгкого перекуса перед дорогой около 12 часов дня за мной в гостиницу приехал уже знакомый мне офицер. Мы сели с ним в чистенький джип, где помимо солдата-водителя находились ещё два офицера, один из которых сидел на переднем сиденье, а второй был на заднем. Меня посадили в середину на заднем сиденье, и мы поехали, разговаривая на разные невинные темы — о Житомире, Украине, тамошнем климате и прочих вещах.

Ехали, как мне показалось, довольно долго, меняя асфальтированные дороги рядом поворотов. Потом появился первый пропускной пункт со шлагбаумом, на котором нас встретили двое солдат с винтовками. Вспомнив про свой пропуск, я обратился за ним к оставившему его у себя офицеру, но он сказал мне, что показывать его будет он сам. Когда машина остановилась, из контрольной будки бодро вышел офицер. Он приветливо поздоровался со всеми нами, попросил предъявить документы, собрал их, включая мой паспорт, и на несколько минут удалился в свою будку. Вернувшись, он передал нам наши документы и любезно предложил проезжать.

Через некоторое время перед нами возник ещё один такой же пропускной пункт, но на этот раз он располагался у высокого забора из мелкой проволочной сетки, который уходил в окружавший дорогу лес. Процедура проверки здесь повторилась, после чего мы поехали дальше. Затем минут десять мы ехали на низкой скорости пока не упёрлись в высокие, глухие и массивные железные ворота. В обе стороны от них, насколько можно было видеть, разбегался такой же высокий цементный забор, плотно закрывавший находившуюся за ним территорию. Мы остановились перед вооружённой охраной, вышли из машины и поднялись по ступенькам в небольшой кирпичный дом, где снова прошли проверку документов. Затем мы вернулись в джип, ворота медленно и лениво, словно не желая нас впускать, растворились, и под взглядами охраны мы въехали внутрь и тут же остановились, ожидая, когда за нами закроются ворота. Мы были на территории советской секретной базы стратегических бомбардировщиков.

Ворота закрылись, и наш джип не спеша направился по дорожке дальше через лесной участок. Вскоре сквозь деревья показались четырёхэтажные дома из серого кирпича, а когда мы около них свернули, то перед нами предстал целый посёлок из таких же домов, протянувшихся по дуге у кромки леса. Людей в тот час на улице почти не было. Машина остановилась у подъезда одного дома, где, как мне сказали, находится моя квартира. Все три офицера поднялись со мной на второй этаж. У одною из них был ключ, которым открыли дверь моей квартиры. Она оказалась небольшим уютным двухкомнатным помещением со всеми удобствами и находилась в жилом доме, где проживали служащие базы со своими семьями. До короткой ознакомительной встречи с командующим генералом перед моим выступлением оставалось около часа, который был предоставлен мне, чтобы привести себя в порядок и передохнуть.

В предусмотренное время за мной зашёл знакомый мне старший лейтенант, и мы с ним поехали на том же джипе в клуб. По дороге мой сопровождающий рассказывал о различных гражданских объектах, которые встречались нам на пути. Здесь были ясли, детский сад, школа, магазины, прачечная, поликлиника, мастерские, площадки для игр, стадион и другие сооружения, которые должны были обеспечить жизнь людей на базе всеми услугами без необходимости покидать их строго охраняемую территорию. Глаза радовались окружающей чистоте и порядку. Дело шло к концу рабочего дня, и сейчас улицы ожили присутствием спешивших после работы домой и в магазины людей. В этом секретном посёлке жизнь текла своей ординарной рутиной, как и в других населённых пунктах страны.

В отдельном кабинете огромных размеров клуба нас уже ожидал командующий базой генерал с несколькими старшими офицерами. Мы представились и провели короткую ознакомительную беседу, а затем прошли в президиум на сцену этого двухэтажного клуба-театра. Зал был полон, но сидели в нём, насколько я мог судить, одни офицеры, женщин не было вообще. Моё выступление по предварительному согласованию ещё в Москве было посвящено комплексу вопросов разоружения примерно с той же проблематикой, о которой я рассказывал на армейской базе под Оренбургом. Когда я закончил моё выступление, на которое предусматривалось около 30 минут, ведущий встречу генерал попросил меня поподробнее остановиться на 2—3-х моментах, а после моего дополнения на сцену поступило много интересных вопросов, касавшихся в том числе и более широких международных тем, ответы на которые продолжались почти целый час. Аудитория оказалась хорошо подготовленной.

Вслед за этим нас ждал замечательный ужин в небольшом зальном помещении местного ресторана с генералом и несколькими старшими офицерами базы. За увлекательной беседой мы засиделись допоздна. А перед прощанием, так как я уезжал рано следующим утром, генерал предложил немного проехаться к лётному полю. Мы все разместились по машинам и поехали. Неожиданно, как мне показалось, быстро мы выехали на широкое цементное покрытие, на котором при свете яркой луны были отчётливо видны силуэты стоявших ровными рядами самолётов — стратегических бомбардировщиков. Комментируя это грозное и устрашающее зрелище спящих боевых машин, генерал сказал, что они регулярно летают на Запад, доходят до определённой точки, а потом возвращаются назад, и затем, поразмыслив, многозначительно добавил, что пока их работа заключалась в этом.

Меня довезли до моей квартиры, где я попрощался с моими хозяевами. Мы взаимно поблагодарили друг друга соответственно за прекрасный оказанный мне приём и за моё интересное выступление. Утром после раннего завтрака в обратном порядке мы проехали все вчерашние пункты контроля с положенной проверкой документов. Ко времени обеда я был уже в городской гостинице. Часов в пять у меня состоялось выступление перед сотрудниками горкома Житомира, после чего там же был ужин, а в семь вечера я уже приступил к чтению лекции о международных делах на сцене клуба общества «Знание». С этой лекцией был связан второй любопытный эпизод, о котором мне хотелось бы рассказать читателю.

Там, я скоро это почувствовал по задававшимся вопросам, собралась подготовленная, интересующаяся и активная публика. Диапазон её вопросов и детали, которые их авторы хотели выяснить, для меня были приятным сюрпризом. Один из слушателей, например, хотел узнать, как конкретно готовятся и ведутся дипломатические переговоры на каком-нибудь отдельном примере, другого интересовала проблема Курильских островов и их названия, у третьего был вопрос о советско-мексиканских отношениях и так далее. Встреча закончилась после более двух часов моего выступления. Мне необходимо было торопиться для выезда в Бердичев, так как в тот день из Житомира на Москву поезда не было. Мне предстояло ехать в Бердичев на последнем рейсовом автобусе и садиться там на проходящий московский поезд.

На автобусной станции, куда меня доставили, было очень много народа, и, когда я с трудом протиснулся в свой автобус, в нём уже почти не было даже стоячих мест. Мой небольшой чемодан удалось с трудом поместить на полку, а самому пришлось какое-то время стоять между плотно сдвинутыми телами других пассажиров. Через несколько остановок часть людей сошла, и стоять стало свободнее. Как только в салоне можно было продвигаться, ко мне подошёл один рослый молодой мужчина. Извинившись, он сказал, что присутствовал на моём выступлении в клубе общества «Знание», и что оно ему понравилось, а сейчас, пользуясь возможностью, ему хотелось бы со мной поговорить.

Из разговора выяснилось, что мой спутник работал в Житомире, а его жена с сыном жили в Бердичеве, куда он и возвращался на выходные. Он сказал также, что состоит в обществе «Знание» уже несколько лет и регулярно посещает там лекции. Потом мой собеседник признался, что вопрос о Курильских островах задавал он, и не только чтобы выяснить, как обстояло с ними дело на то время по отношению к Японии, но и в какой-то мере проверить знания лектора. Именно поэтому он спросил и о названиях этих островов, которые ему были хорошо известны, так как он там служил в течение почти трёх лет. Он добавил, что этот вопрос на проверку знаний лекторов он задавал всегда на лекциях о международном положении, и только от меня первого услышал их названия, но что даже я неправильно сделал ударение на имени острова Кунашир. Я ему в ответ заметил, что знание названий четырёх небольших скал на севере Японских островов вряд ли стоило считать мерилом для определения знаний лекторов, в особенности тех, кто не занимается этой проблематикой. Однако мой собеседник твёрдо считал, что если лектор выходит выступать перед людьми о международных делах, он должен быть готов отвечать на любой вопрос.

Затем он перешёл к тематике разоружения, исходя из позиции, что нам этим делом совсем не нужно заниматься, так как американцы, продолжая вооружаться, хотят разоружить только нас, и что им нельзя ни в чём уступать. Я пытался аргументировать в пользу взаимных шагов по разоружению, особенно в ядерной области, где гонка вооружений превратилась не только в угрозу самому выживанию человечества, но и в очень серьёзный фактор подрыва нашей экономики вместе с качеством нашей повседневной жизни. Мой собеседник категорически не соглашался с таким подходом, считая, что мы с нашей экономикой как-нибудь вытянем, а бояться войны надо американцам. И тут вдруг, желая как бы закрепить свою позицию самым сокрушительным доводом в его распоряжении, он твёрдо и решительно произнёс: «Вы там скажите им на переговорах, что у нас много таких как я, кто готовы завтра же пойти на фронт и взять с собой своих сыновей. Если надо, все умрём, как один! Да, так и передайте, пусть знают, с кем имеют дело!» Я не мог поверить тому, что услышал, и понял, что с этим человеком обсуждать такую тему было бессмысленно. К моему облегчению, мы в это время уже подъезжали к вокзальной площади Бердичева, и наш разговор завершился. Мой спутник очень любезно проводил меня на платформу и, прощаясь перед уходом, вдруг снова повторил: «Вы, в самом деле, им так и скажите… Пусть задумаются… До свидания». Трудно было свыкнуться с мыслью, что у нас были люди, которые после стольких войн, лишений и трудностей жизни могли так рассуждать. Примерно через час ожидания московский поезд уносил меня в холодную зимнюю ночь вдаль от этих мыслей и этой встречи…