XVII

Из здания судебного ведомства вышел небольшого роста мужчина в брюках, сорочке. Таких здесь называли «фоколи». Закрыв парадную дверь, он остановился, вздохнул полной грудью теплый, но уже не горячий воздух, и не торопясь, в развалку, глазея по сторонам, побрел по тротуару. По всему было видно, что после рабочего дня душа его жаждет развлечений. Он миновал лавку аджиль-фуруша и не заметил, как оттуда вышел человек в войлочной шапке, потертом сердари и не торопясь проследовал за ним.

Служащий адлие дошел до остановки и запрыгнул в вагон подъехавшей конки. За ней чуть поодаль бежала коляска. Проехав несколько остановок, он соскочил с подножки. Тотчас же остановился и экипаж. Усатый перс расплатился с извозчиком и пошел за пассажиром конки, который внимательно огляделся, но, не заметив ничего подозрительного, юркнул в проход между домами. И уже там, оказавшись в переулке Четырех рядов, он зашел в калитку большого дома с надписью «кавэ-ханэ».

Кавечи – хозяин кофейной – тут же направился к нему навстречу и, ничего не говоря, будто читая мысли завсегдатая, спустился с ним вниз. Оказавшись в длинном коридоре с рядом дверей по обеим сторонам, он отворил ближнюю.

Комната напоминала тюремную камеру. Лишь у потолка было врезано небольшое полукруглое оконце, впускавшее внутрь малую толику солнца. От недостатка света на стенах поселился грибок, разросшийся плесневелыми разводами и кое-где уже съевший штукатурку. Пахло сыростью и ширэ. Каменный пол вокруг гилиме блестел высохшими плевками. В стенной нише виделся фанос. Посетитель, скрестив ноги, уселся на соломенную подстилку и повелел:

– Давай как всегда.

– Один шар в полмискаля? – уточнил кавечи.

– Да. И побыстрей.

Но стоило хозяину повернуться к двери, как гость добавил:

– Нет, неси два.

Кавечи прижал к сердцу ладони, слегка поклонился и удалился.

Для любителя кейфа потянулись минуты томительного ожидания. Однако довольно скоро послышался скрип дверных петель, но вместо хозяина на пороге появился какой-то человек, но в руках у него ничего не было.

– А где ширэ?

– Успеется. Еще мангал не развели, – проговорил незнакомец. – Как же это вы, уважаемый, дошли до такой жизни? – спросил он. – Работать фотографом в адлие и курить ширэ? А что скажет господин Али-Эшреф-хан – главный кадий Персии, когда узнает, что вы тайно посещаете ширэханэ? Я думаю, он не поверит анонимному письму и вызовет в свидетели этого кавечи, – визави кивнул на дверь. – А тот, понимая, что за ложь он получит как минимум пятьдесят ударов по пяткам, тут же во всем сознается. И вот тогда уже вам никак не избежать знакомства с чуб-фелекэ. Правда, о пятидесяти палках вы будете только мечтать. Я думаю, что после экзекуции вы проваляетесь с неделю, а потом у вас откажут ноги. Вам не помогут ни прокисшие сливки, ни тухлые яйца, которыми мажут раны. Несчастная семья начнет голодать. Денег не хватит даже на щепоть табаку. Вы останетесь никому не нужным калекой.

– Кто вы такой? Что вам от меня надо? – Фотограф попытался подняться, но в этот момент незнакомец наступил ему на ногу и нестерпимая боль пронзила стопу.

– Сидите, я еще не все сказал, а у нас мало времени. Итак, дабы перед вашим домом не появился Деджаль на зеленом осле, вы должны будете завтра по окончании рабочего дня передать мне фотографию, которую вы сделаете без увеличения с негативной пластины, заснятой на месте убийства русского подданного в караван-сарае. Я буду ждать вас в чайханэ напротив адлие. Сядете рядом и незаметно оставите на столе конверт с карточкой.

– А! Я вас узнал! Вы и есть тот самый русский, которому сегодня я приносил фото! Только вы были без усов…

– Был без усов, а стал с усами. Чему удивляться? Вся наша жизнь – сплошная тамаша.

– Но как вы узнали, что я сюда хожу? Вы давно следите за мной?

– Достаточно посмотреть на ваше лицо, чтобы понять, что вы териакеш. Пожелтевшие белки глаз, мутный и рассеянный взгляд очень красноречиво свидетельствуют о вашем пагубном пристрастии.

Статский советник освободил ногу фотографа.

Достав из кармана несколько ассигнаций, он бросил их ему на колени.

– Возьмите. Тут ваш заработок за полгода. Купите детям гостинец, новое платье жене… Только не вздумайте шутить или играть со мной в прятки… Сам Ибли не сможет придумать всех мучений, которые обрушатся на вашу голову в случае обмана.

– Хорошо, – затряс головой фотограф, пряча купюры, – я все сделаю, как вы сказали, не беспокойтесь.

– Вот и договорились.

Как раз в этот момент на лестнице послышались шаги, и Клим Пантелеевич спешно покинул комнату.

…Хасан Сэджади – фотограф адлие – Ардашева не обманул. Он принес фото. Убийца Байкова и возможный обладатель секретных документов, украденных у Раппа, теперь был известен. Именно поэтому сегодня, 15 августа 1914 года, чиновник по особым поручениям МИД России Клим Пантелеевич Ардашев и раздумывал, как ему поступить.

Во-первых, следовало решить, что делать с самим преступником: устранить либо не трогать. Во-вторых, обеспокоенность вызывала судьба Резы Тихрани – министра народного просвещения и ценного агента Петербурга. Если представить, что бумаги, написанные его рукой, окажутся у неприятеля, то с министром в любой момент может произойти «несчастный случай». В-третьих, как следовало отреагировать на приглашение шведского консула отправиться на соколиную охоту? Согласиться или нет? И хотя подробная шифрованная телеграмма уже была отправлена на Певческий мост и можно было полностью положиться на руководство, ждать и ничего не предпринимать, но тогда Ардашев не был бы Ардашевым. Да и ситуация могла измениться в любой момент. Неизвестно, какой следующий ход предпримет убийца. «Похоже, он уже поверил в свою безнаказанность, – размышлял Клим Пантелеевич, – а это очень опасно. Кто знает, что у него на уме? Да и слишком далеко зашел этот господин. Стало быть, с ним надобно заканчивать. Другого варианта нет». Он достал свой старый «браунинг» и передернул затвор. Механизм, как всегда, работал безотказно. «Ладно, пора спать, – решил статский советник. – Завтра предстоит тяжелый день».