Августа 8 дня, пять вечера, +22° С.
Особняк князя Одоленского в Коломенской части С.-Петербурга

Кем бы ни был господин, а вел себя откровенно нагло. Явился как ни в чем не бывало, принялся звонить, потом выразил недовольство громким стуком в дверь, затем и вовсе стал безобразничать: бегать от окна к окну и лупить что есть мочи в рамы. Пришлось филерам пресечь наглеца.

Так ведь еще и скандал устроил! Заявил, что чиновник Департамента полиции, потребовал отчета, почему в доме его друга князя никого нет, его не пускают, а он прибыл с понедельничным визитом. Словом, вел себя вызывающе нахально, как раз, чтобы некому было обращать внимание на плотного мужчину, ловко перелезшего через ограду сада. Он стремительно пересек двор, нагибаясь, подскочил к двери черного хода, что-то покрутил, чем-то хрустнул и скользнул внутрь.

В особняке оказалось холодно не по-летнему. Пустой дом без людей превратился в каменную пещеру, мертвую и промозглую, за одну ночь. Но Родион Георгиевич не ощутил перемены климата, а все внимание отдал тому, чтобы его предательская тень не промелькнула на портьерах, или скрип полов не выдал присутствия в доме.

С улицы доносились отчаянные крики Берса. Ругаться с представителями власти коллежский асессор умел.

Обыск в условиях стесненных делать затруднительно, но выхода не было. Рассчитывать можно на полчаса от силы. А в доме десятка два комнат. Одно выручало: коллежский советник точно знал, что ищет. Тщательному досмотру подверглись платяные шкафы, бельевые корзины, чулан, где хранились старые тряпки, обувная комната со шкафами до потолка и даже кухня. Комнаты прислуги осматривались наравне с покоями князя.

Вскоре стало ясно: никаких следов. Никакого, даже малюсенького намека на пребывание в этом доме Петра, Ленского или Морозова. Юноша на два, а то и на три размера мельче Павла Александровича, определить его вещи нетрудно. Но их не было. Даже в старых обносках слуг не нашлось хотя бы платка или сорочки, которые указывали на дворянского бесфамильца.

Бирюкин не узнал на «живой картине» племянника князя. Это факт. Но если юношу похитили из клиники умалишенных, то лучше всего спрятать его у влиятельного родственника – искать точно не будут. И всегда под присмотром. Стоит изменить прическу, цвет волос да усы наклеить, одеть вызывающе модно – и, пожалуйста, другой человек. Никто не спросит: отчего это у князя живет хорошенький молодой человек? Всем ясно, почему живет.

Что же получается: доктор Звягинцев перепутал? Или юноша соврал? А то и получается: два разных персонажа. Одного приводит под конвоем к лекарю неизвестно кто, а другой свободно разъезжает по дачам. Даже фамилии и отчества разные. В кого-то из них влюбилась Софья Петровна. Но ведь «чурка» один…

Поражение на вкус не горькое, оно пресное, как мука. Родион Георгиевич ощутил во рту печальный аромат. Но отступать некуда, следует искать хоть какие-то зацепки.

Одна странность им все же была подмечена: ни в одном шкафу князя не оказалось блестящего кожаного облачения водителя мотора. Куртка, шлем с очками и перчатки с крагами попросту исчезли. Объяснений этому пока не имелось.

Зато другие исчезновения говорили сами за себя. Из спальни пропала галерея фотографий, а в кабинете ящики

стола оказались пустыми. Кто-то вычистил все бумаги. А вот безделушками побрезговал. Роскошная коллекция каслинского литья, бронзовых статуэток и серебряных фигурок беззаботно теснилась на зеленом сукне. Собрана тщательно, с понятным направлением: пташки небесные. Орел, размахнувший крылья, пеликан, кормящий детенышей, сокол, вонзивший в перчатку когти. И даже забавная птичка с хохолком взлетала из костра. Пичуга широко расправила крылышки и вся переливалась хрустальными «камешками».

Художественные вкусы покойной светлости поражали разнообразием.

Все же в ограбленном кабинете нашлось кое-что любопытное, стоило лишь нагнуться. К ножке стола сиротливо жалась стопка книжиц в сафьяновых переплетах. Видимо, нашли их в ящиках, не сочли достойными внимания и бросили, как попало. Ванзаров кропотливо раскрыл каждую. И не пожалел.

Первая рассказывала о способах выездки.

Вторая – история чемпионатов по гребле между Оксфордом и Кембриджем.

Но вот третья оказалась планом-календарем: вещица полезная, английская, но российскому духу глубоко чуждая. Каждый лист представлял месяц в виде разлинованных квадратиков с указанием числа, дня, выпадающей праздничной даты Британской империи и фазы Луны. Верхнее поле отводилось живописным картинкам истории королевского флота.

Пометки в календаре делал князь не часто. Предыдущая часть года оказалась девственно чиста: вроде как ни забот, ни хлопот. Но вот августу повезло. Дел явно прибавилось, перо Его светлости изволило оставить целых две записи. На квадратике десятого числа: «X day», а шестого: «СПВ-› legacy ». Что любопытно, отмеченное время – «2 p.m.» – совпадало с нежданным появлением чиновника сыскной полиции, как и того самого визитера с приметинкой на лице.

Незваный гость вернул спортивную литературу ковру, а вот дневник сунул себе за спину, туда, где труднее прощупать спрятанную вещицу в случае чего. И, незамеченный никем, покинул особняк.

Около Мариинского театра гоголем вышагивал Николай Карлович, выпуская пар после боя с филерами. Увидев Ванзарова, кинулся навстречу:

– Ну, как?

– В особняке побывали до нас, – сообщил правду Родион Георгиевич.

– Выходит, все напрасно…

– Вовсе нет. Я знаю, кто убийца.

– Да? – Берс явно ожидал продолжения, но его не последовало.

Коллежский советник дружески похлопал по плечу добровольного помощника и сказал:

– На сегодня служба окончена. Завтра мне понадобитесь.

– А вы…Что будете делать?

– Пойду получать наследство.