Августа 10 дня, половина десятого утра, +16° С.
Дворцовая площадь
Появился легкий ветерок, еще теплый и милый, поиграл дамскими шляпками, тронул полы сюртуков и скрылся. А вот господина, плотно закутанного в летнее пальто, несколько передернуло. Им заметно владело нервное возбуждение. Глубже вжался он в диванчик пролетки, впрочем, не обычной, а с дюжим молодцем на козлах. Экипаж стоял у Александровского сада так, чтобы Зимний дворец просматривался с ладони.
Как водится в ранний час, на главной площади империи пусто. Проскачут гвардейцы-кавалергарды, проедет экипаж, пробежит нарочный, и снова над брусчаткой царит тишина.
Но в это утро наметанный глаз приметил бы странную коллизию. На прилегающих к площади улицах неторопливо кружили конные жандармские патрули. Особых событий в столице не намечалось, так что повышенная плотность голубых мундиров вызывала интерес. Впрочем, кто посмеет задавать вопросы! Положено, и все тут. Вот потому и некому спросить: отчего это полкам петербургского гарнизона приказано оставаться в казармах, как и ротам полиции, непременно в этот, ничем не примечательный день.
Возможно, ответы знал господин, зябнувший в пролетке, но и он молчаливо озирал расстилавшее пространство. Вдруг ему привиделось нечто любопытное в дальнем конце площади. Расстегнув пальто, наблюдатель извлек полевой бинокль, пристроил зрительные трубы за спину возницы и прошептал:
– Молодец, тоже терпения не хватило.
Интерес будила фигура в мундире жандармского полковника, неторопливо гулявшая поблизости от Певческого моста.
Господин продолжил бы следить за офицером, но к нему поворотился сидевший на козлах:
– Прибыли, господин полковник.
И правда, от конного империала к фигурной решетке дворца гусиными шажками двигалась колонна девчушек, обшитых с одного куска серой мануфактуры. Процессию из двадцати сироток сопровождала дюжина дам в наглухо задраенных платьях откровенно серого фасона. Впереди вышагивал дородный господин, то и дело промокавший лоб.
Колонну встретил караул дворцовой полиции. Возглавляющий ее господин с поклоном что-то доложил, дежурный ротмистр пересчитал наличный состав барышень, сверился со списком и, отдав честь, дозволил следовать во внутренние помещения. Серая толпа змейкой проскользнула в обитель высшей власти.
Господин в пролетке повел биноклем по площади и пробормотал тревожно:
– Где же ты, голубчик?… Не опоздал бы…
Словно по команде, из арки Генерального штаба вылетела пролетка, лихим виражом миновала полосатую будку гвардейского караула и под грохот булыжника встала, как вкопанная, перед дворцом. С подножки торопливо спрыгнул пассажир, облаченный в парадный сюртук, шитый петлицами с серебряными звездочками и золотыми просветами, поверх которых красовались золоченые двуглавые орлы в венках из лавровых ветвей. Неловко придерживая шпагу гражданского образца с серебряным темляком и кистью, он кивнул на ходу ротмистру и торопливо проследовал в ворота.
Бинокль укрылся под полой пальто. Взамен полковник Герасимов извлек карманные часы дешевого польского серебра, с которыми никогда не расставался, впрочем, и засек время:
– Двадцать минут, с запасом – в половине одиннадцатого…
Именно столько отвел себе Александр Васильевич на зябкое ожидание.
