71

Прошло два дня.

Ани медленно поправлялась на петергофской даче. Серж ходил за ней, как за ребенком, словно хотел заслужить полное прощение. Единственным развлечением его стало отправлять по три-четыре телеграммы за день, умоляя Ванзарова приехать в гости, обещая прислать за ним в Петербург карету по первому зову, и вообще располагать его дачей по собственному усмотрению, хоть поселиться там.

И Ванзаров приехал. Серж набросился на него, предлагая и угощения, и сигару, и прогулку по парку, и все, что ему вздумается. Но Ванзаров вежливо отказался от всего. Он только сел в саду, где был сервирован чайный столик, и с интересом наблюдал за тем, что происходило неподалеку. Сережа играл с деревенскими мальчишками в «паровозик», заставляя их вставать гуськом, держась за пояса, и топать между насаждениями, которые были у него вместо швейцарских гор. Он был и машинистом, и гудком, и паровозом, заправляя в игре. Серж смотрел на сына и не мог скрыть тихой гордости. Сережа совершенно не вспоминал о матери и был доволен жизнью. Если бы его не заставляли учиться и прогнали учителя, он был бы совсем счастлив. Но тут отец проявил строгость. Однако сейчас учеба была забыта ради отчаянной возни.

Засмотревшись, Серж опомнился, что гость скучает. Он стал извиняться и расспрашивать. Ванзаров отвечал без всякой утайки. Вронский сделал признательные показания, в которых указал главную виновницу ради смягчения своей участи. Надежда Васильевна все отрицает, запирается и отказывается признать свою вину, сваливая все грехи на Вронского. Таким поведением она рискует навлечь на себя немилость присяжных. Собранных доказательств достаточно, чтобы изобличить ее. Вронский предъявил ее письма и телеграммы, из которых следовало, что она давно замышляла убить мужа, чтобы освободиться, получить наследство и выйти за него замуж.

– Не могу предсказать вердикт суда, но меньше пяти лет каторги она не получит, – сказал Ванзаров. – Фактов более чем достаточно, чтобы вам начать бракоразводный процесс. На вашей стороне все козыри. Можете начать новую жизнь. И, быть может, еще раз жениться. Вот, к примеру, Ольга Левина не захочет ли променять балетную сцену на роль хозяйки вашего дома?

Серж только усмехнулся.

– Она и видеть меня не захочет. Не я ей был нужен, а роль в «Раймонде». Найдет себе другого, более влиятельного. Хорошо, хоть родственники меня простили. Кстати, Танечка Вертенева передавала вам привет.

– Не имею чести ее знать, – ответил Ванзаров.

– Вот странность. Она так горячо вам велела кланяться… Ну, да ладно. Родион Георгиевич, меня мучает любопытство…

– Что-то не вижу Анну Аркадьевну…

– Она не может отказаться от привычки быть одной. Или у постели Ани сидит, или уходит в дальние уголки сада. И ничего мне не рассказывает! Только вздыхает.

– Мне кажется, она не простила себе один грех…

– Так объясните, как она уцелела? – взмолился Серж. – Как вы нашли ее?

– Это очень простая история, – начал Ванзаров. – В тот день и час на станции Обдираловка оказалась некая госпожа Зарайская. Марфа Васильевна убежала от мужа с непременным желанием броситься под поезд от несчастной любви. Что и проделала, опередив Анну Аркадьевну на какую-то минуту. Когда Каренина подбежала к ней, то увидела на рельсах женщину одних с ней лет, схожей фигуры, цвета волос, и даже обручальное кольцо на пальце. Лицо ее было совершенно изуродовано колесами поезда. У вашей матушки мелькнула мысль: а ведь это шанс, чтобы ей исчезнуть навсегда. Стоило лишь оставить на теле свой красный мешочек и забрать ее сумочку. Никто на глухой станции не стал бы разбираться. А чтобы ошибки не случилось, она послала мальчишку в имение к Вронскому и Левину, чтобы тот сообщил о ее «смерти». Первым прибежал граф, увидел растерзанное тело, знакомую бархатную сумочку, и уже не мог ничего ясно видеть. Впрочем, как и Левин. Они рыдали и подписывали бумаги, что им подсовывал станционный жандарм. И никто из них не заметил, что на «погибшей» Анне было чужое платье. Мужчины в этих мелочах так невнимательны. А ведь в протоколе написано: черное платье с красной сумочкой. Дама, привыкшая к высокой светской моде, себе такого никогда бы не позволила…

– Но как вы узнали, когда и откуда она приезжает? – не унимался Серж.

– Это было в бумагах вашего отца, – ответил Ванзаров. – Она прислала телеграмму без подписи с датой приезда. Оставалось только узнать, откуда прибудет поезд. Тут помогла простая логика. Где может скрыться дама с чужими документами, да так, что ее не будут искать? Только в женском монастыре. У Анны Аркадьевны не было сил и возможности уезжать куда-то далеко. Она и отправилась в ближайший монастырь: Успенский Ергушевского уезда. Следовательно, в указанную дату надо было встречать поезд из Москвы.

– Неужели наблюдательность может так точно предсказать поведение человека?

– Может. Особенно если изучить целую пачку денежных переводов. Ваш отец регулярно отправлял пожертвования только в Успенский монастырь. С чего бы такая щедрость к обители в глухом углу, если в том не было его личного интереса?

Серж задумался, не замечая, как быстро и громко стучит пальцами по столу.

– Выходит, отец все знал… – наконец сказал он.

Ванзаров полностью согласился.

– Это самое простое объяснение, почему Алексей Александрович решительно отказался жениться: ему нельзя быть двоеженцем, – добавил он. – Но и фальшивую могилу не считал нужным посещать. Скорее всего, он заметил нелепость в одежде и все понял. Не беру на себя смелость утверждать, как именно он нашел монастырь. Но общение его с Анной Аркадьевной началось не вчера. Если поискать в его квартире более тщательно, уверен: обнаружатся ее письма. Она ведь ехала, чтобы украдкой посмотреть, как ее дочь выйдет замуж. Как ваша матушка пережила известие, что Алексея Александровича больше нет?

– С монашеским смирением, – ответил Серж. – А зачем отцу понадобилось вырезать ее портрет? Чтобы ее не узнали?

– Полагаю, что господин Каренин хотел пощадить ее чувства, чтобы она не вспомнила, какой была в молодости. Думаю, он собирался приютить ее у себя на квартире, потому и убрал портрет кисти Михайлова. Он предполагал, что Анна Аркадьевна захочет посмотреть и ваш дом. На всякий случай решил избавиться от картины, что была там. Попросить у вас снять портрет он не мог: вы бы стали задавать вопросы, на которые трудно было отвечать. Думаю, что Долли сама отдала ему портреты Анны Аркадьевны.

– А граф Вронский и не заметил, как у него под носом облили картину кислотой…

– Я бы не стал относиться к генералу снисходительно, – сказал Ванзаров. – Его смелости надо отдать честь. Он, не раздумывая, пошел на смерть, забрав бокал из ваших рук. Этим он как бы отдавал долг памяти Анны, сохраняя вам жизнь. Вронский помнил, как она вас любила. При этом вручил вашей сестре свое фамильное богатство, искупая свою вину перед ней. Хотя, конечно, в Анне Алексеевне он видел другую Анну и свою любовь к ней.

– Простите… – сказал Серж. – Я как-то не подумал об этом. У меня из головы не идет, как Надежда Васильевна могла так поступить со мной, с нашей семьей…

– Тут мои наблюдения бессильны. Если вам будет от этого легче, могу сослаться на блаженного Августина, который говаривал: «Если под бездной мы разумеем великую глубину, то разве сердце человеческое не есть бездна». А женское сердце – куда глубже бездны… Но хватит об этом. Мой долг кое-что пояснить вам. Господин Каренин был записан на прием к доктору Краузу, как я полагаю, для того, чтобы показать…

Договорить Ванзаров не успел. Прямо из кустов вышел Митя, пряча что-то за спиной. Задев кого-то из детей, он не обратил на это внимания. Вид его был столь странен, будто ночи напролет он проводил без сна. При этом одет он был в теплое пальто, как будто его мучил озноб болезни. Взгляд его сосредоточился на одной точке. Он шагнул вперед и выбросил вперед руку.

– Отмщение моё! – закричал он.

Прыгнув, Ванзаров повалил Сержа на траву, закрывая своим телом.

Митя зажмурился и стал жать на курок, пока не раздались сухие щелчки металла. Хлопки выстрелов стихли. Ванзаров напряг мышцы и не ощутил раны или боли. Все шесть пуль прошли мимо. Но было еще что-то. Позади раздался тихий стон.

Увидев, что натворил, Митя выронил револьвер и, пошатываясь, побрел к кустам, из которых разбежались мальчишки, а Сережа, оставшись один, во все глаза разглядывал странного человека в сером пальто. Митя прошел мимо него, ничего не замечая, упал под кустом и натянул на голову воротник пальто, чтобы не видеть ничего.

Серж постарался освободиться, но Ванзаров держал его, не решаясь выпустить.

– Родион Георгиевич, вы меня задушите!

Надо было что-то делать. Ванзаров рывком поднял его и повернул спиной. Серж почувствовал, что что-то неладно. И оглянулся.

Анна Аркадьевна еще пыталась встать, но силы ее убывали с каждым вздохом. Она держалась за живот, только локтем упиралась о землю. На черном крови незаметно. Тело ее вздрагивало, отпуская жизнь.

Серж бросил руки Ванзарова и побежал, спотыкаясь. Он еще надеялся на чудо. Опустившись перед ней, подхватил тело и приподнял на руках. Анна Аркадьевна смотрела на него с любовью.

– Прости меня, Сережа, – прошептала она.

– Мама, нет, это невозможно, так нельзя, я только нашел тебя… – говорил он и вдруг закричал на Ванзарова: – Доктора! Скорее доктора! Умоляю!

– Не надо, Сережа… Не надо доктора… Уж поздно… Все равно мне недолго оставалось… Одно прошу… – ей стало трудно говорить, но она пересилила, – … не надо никому мстить… Достаточно зла в мире… За свои грехи я расплачивалась, как смогла… Прости меня… Кутик мой милый…

Из дома выбежали люди, окружили его, на веранду вышла Ани, держась за стену, сына подхватили и унесли, но Серж ничего не видел вокруг. Он только прижимал голову Анны к груди, покачиваясь вместе с ней. Никто не смел отнять у него мать.

Ванзаров отвернулся и пошел в глубину сада, подальше от лежащего в траве человека, чтобы не наделать еще больших глупостей. И только сжимал кулаки.

Из кустов выглянул старичок с клочковатой бородкой. Нахмурился, погрозил пальцем и пробормотал, сильно грассируя: «Все мы созданы затем, чтобы мучиться, и мы все знаем это, и все придумываем средства, как бы обмануть себя. А когда видишь правду, что же делать?» Слушать его Ванзаров не собирался. Замахнулся палкой, метнул, но не попал. А старичок и сгинул без следа.

Следовало хоть чем-то помочь. Приглядевшись сквозь ветки, Ванзаров обнаружил, что там и без него было кому помогать. Утешать и вытирать слезы он не умел. Зато как исполнить свой долг, знал отлично. Сейчас надо было предоставить Мите шанс дожить до суда. Чиновник для особых поручений просто обязан был дать ему такой шанс.

Он только подумал, прежде чем вернуться, как это странно выходит в жизни: все несчастные семьи несчастны по-своему, а каждая счастливая – не знает об этом.