59

Вронский решился оставить Ани в номере гостиницы только после того, как она несколько раз его об этом попросила. Он спешил, но никак не мог уйти. И все просил: при первой же необходимости дать знать ему, телефонировать в охранное или послать телеграмму в Петергоф. Он настаивал, чтобы она переехала к нему на дачу. Пока все не уляжется, она сможет чувствовать себя в полной безопасности. В таких обстоятельствах свадьбу придется отложить. Кирилл зашел так далеко в благородстве, что предложил свои услуги в переговорах с Карениным по этому вопросу. Ани даже имени этого слышать не хотела.

– Ненавижу, ненавижу… – повторяла она все одно. – И не называй его братом. Он для меня никто, хуже, чем никто. Даже не чужой, а какая-то грязь… Ты у меня остался единственный родной человек… – она протянула к нему руки, которые Кирилл поцеловал с нежностью.

– Лучше тебе никуда не выходить, сестренка, – сказал он, прислоняясь своей щекой к ее щеке и ощутив волнующую, шелковую мягкость кожи. – Люблю тебя теперь искренне братской любовью. Ни о чем не беспокойся. Я смогу защитить тебя от… этого человека.

Наконец они простились.

Ани так устала, что не стала переодевать платье с приема. Только хотела прилечь, как в дверь постучали.

– Открыто! – крикнула она, невольно думая, что, если это Каренин, бросит в него первое, что попадет под руку. Появления жениха представить было невозможно. Ему теперь не до нее. Столько извинений надо принести влиятельным лицам, чтобы скандальный прием не отразился на карьере.

Дверь неуверенно раскрылась, и на пороге она увидела Митю. Волосы его были всклокочены, и выглядел он слегка нездоровым.

– Я теперь к вам решил заглянуть без всякого приглашения, – сказал он, топчась на месте. – Не прогоните?

– Отчего же, проходите, – Ани опустила ноги с диванчика.

Митя просеменил боком, словно ему было тесно или пиджак жал в подмышках, но сесть не посмел. Он мял в руках шляпу, отчего она потеряла всякую форму.

– Мне поговорить с вами надо, Анна Алексеевна, позволите? – спросил он. И хоть он походил на несчастную собачонку, что из жалости не гонят со двора, но отказать ему было невозможно.

– Только недолго, у меня день нелегкий выдался, – ответила Ани, опираясь на подушку, вовсе не желая выглядеть кокетливо и соблазнительно.

– А у меня редкий день! – заявил он. – Просто один такой на всю жизнь бывает. За что бы ни взялся, кругом удача выходит. Значит, дело мое правое, раз такая удача идет.

– В чем же вы преуспели?

– Наказал одного плохого человека так, что ему теперь туго придется. И еще кое-кого…

– Тоже наказали? – спросила Ани. – Да вы просто вершитель справедливости.

Митя смутился, отчего несчастной шляпе досталось пуще прежнего.

– Нет, это я так, к слову пришлось… Не подумайте, что хвастаюсь… У меня совсем не о том разговор припасен. Вот что… – он будто бы собрался с силами. – Не выходите вы за своего чиновника, не делайте этого, не губите свою жизнь.

– Вы так полагаете? Что же вы можете мне предложить?

– Много чего смогу, – разгорячился Митя. – Я только в самом начале. Скоро таких высот достигну, что мало невозможного будет для того, кого люблю. Тогда уж все к вашим ногам брошу. Все, что пожелаете, иметь будете. Любой ваш каприз исполню… Только потерпите маленько…

– Сколько же вы предлагаете мне ждать?

– Годик, много – два. Это же такой пустяк. А жить пока у нас можно, летом у нас дача в Петергофе имеется, маменька моя, Екатерина Александровна, вам рада будет… Мы теперь с ней одни остались…

Ани вдруг подумала, что все ее приглашают пожить в Петергофе. Прямо медом там намазано. Она представила, как в самом деле весь Петергоф намазали медом, и ей стало так смешно, что она не удержалась и прыснула.

Митя не обиделся, а только вздохнул.

– Вот вы надо мной потешаться изволите, Анна Алексеевна, а ведь я от чистого сердца… Я вам прямо сейчас предложения не делаю только оттого, что это дело ответственное. Нельзя сломя голову…

– Какой вы, Митя, основательный человек, – сказала она мягко. – Лучше мужа просто и не придумать. Только ведь у меня ничего нет, кроме вот этого платья, да и то, наверно, придется отдать.

– Это ничего! Мне приданого от вас не нужно, мне бы только вам счастье доставить. И маменька вас полюбит, вот увидите…

– Вы еще и благородный человек. Прежде чем отказаться от свадьбы с господином Ярцевым и дожидаться вашего предложения, еще один вопрос надо решить, – Ани встала. – Мы, бедные девушки, народ подневольный. Куда скажут, туда и идем. Хотите получить меня в жены, спросите разрешения у моего брата. Уж если он позволит, я не стану возражать…

– Кто ваш брат? – настолько решительно спросил Митя, что можно было не сомневаться: ни перед чем не остановится, будет надо, так и в Швейцарию поедет, и на гору влезет.

– Откровенно говоря, у меня теперь два брата, – сказала Ани, опять чему-то улыбаясь. – Один – граф Вронский, но он не будет возражать, ему не жалко. А вот с другим братцем придется крепко постараться.

– Говорите, кто он! – потребовал Митя.

– Каренин Сергей Алексеевич… Может, знаете?

Ани не могла понять, что такого страшного она сказала, что глаза Мити чуть не полезли из орбит. Он зарычал раненым зверем, бросил шляпу об пол и стал топтать, вбивая ее каблуками в ковер. Ярость его была столь дикой, что Ани испугалась и прижалась к стене. Рванув ворот сорочки, словно задыхался, Митя посмотрел на нее слезящимися глазами.

– Будь что будет! – прокричал он. – Пусть он! Я на все согласен! Даже примириться с ним! Хотите, поцелую его как брата! Все ради вас, несравненная!

– Уходите, немедленно уходите, – потребовала Ани. Ей действительно стало страшно. Неизвестно, что такому придет на ум.

Отчаянно замахнувшись, Митя замер и тут же выскочил вон. Стенания его, быстро затихая, все еще доносились из коридора. Растоптанная шляпа так и осталась на ковре. Ани подцепила ее носком туфли, вытолкала за порог и закрылась на ключ.

Ей захотелось оказаться далеко-далеко от этого страшного города, где живут люди, которых она не понимала и не желала понимать. Ей настолько все опостылело, что она подумала: а не собрать ли чемодан и не сбежать ли первым поездом. Денег хватит на дорогу, а там как придется. Пойдет в горничные, найдет место. Будет зарабатывать на жизнь собственным трудом и никогда больше не вернется сюда.

От соблазна удерживали только слова ее отца. Вронский успел шепнуть на приеме: «Дорогая, ты можешь ни о чем не беспокоиться. У тебя все будет хорошо». Ани понимала, что глупо верить обещаниям того, кого уже нет. Но ничего другого ей не осталось.