32

Пригородный поезд тащился с печальной основательностью. Лебедев сидел у окна и старательно разглядывал проплывающие окрестности. Он не высказывал желания отравить воздух сигарками, что говорило о крайней степени его раздражения. Аполлон Григорьевич казался раздраженным настолько, насколько ему хватало сил это скрывать.

– Вот вы, бесценный мой коллега-ворон, обижаетесь и правильно делаете, – сказал Ванзаров. – Я бы на вашем месте вел себя точно так же. Могу даже описать картину, что сложилась в вашем воображении: Каренин, никем не замеченный, уходит со своей позиции, заходит Левину в тыл, подкрадывается и безжалостно стреляет в спину. После чего брезгливо выбрасывает сигару, что держал во рту не раскуренной.

Лебедев не ответил.

– Так бы поступил на моем месте любой следователь или пристав, – продолжил Ванзаров. – Вот только один факт мешает быстрому аресту подозреваемого: у него нет ни единого, во всяком случае, нам известного, повода убивать Левина.

– Он вас с толку сбил тем, что вызвал! – наконец не выдержал Лебедев. – Ловкий и точный прием.

– Мне об этом говорили только что.

– И что же? Все кругом дураки, кроме вас? А между тем, истинно умный Каренин уже дважды воспользовался таким приемом. И пока безотказно.

– Я не сбрасываю со счетов эту возможность, однако…

– Однако! – передразнил Лебедев, что вышло у него желчно и язвительно. – Да с такими уликами господин Каренин еще вчера должен был сидеть в камере. И сегодня Левин пил бы чай у себя на веранде и спорил с женой.

– Однако, – упрямо повторил Ванзаров, – я бы так и поступил, если бы не картина. Каренину не было никакого смысла таким образом избавляться от нее.

Криминалист по-прежнему был сумрачен.

– Вы смеете утверждать это даже после того, как найдены по две гильзы около трупа балерины и благородного старика? И обе – из оружия Каренина, которое он спрятал по глупости в вазу?

Ванзаров кивнул.

– Вы смеете утверждать, что еще две гильзы, уже от охотничьего ружья той же марки, что у Каренина, не указывают прямо на него?

Последовал еще один кивок.

– И вы смеете утверждать… – уже возвысил голос Лебедев, – после того, как на ноже для бумаг со стола Каренина я обнаружил остатки засохшей краски и волосок холста?

– Даже после этого, – согласился Ванзаров.

– Но почему?! – воскликнул криминалист. – Какой выверт собачьей логики вашей мешает вам ясно увидеть простые вещи такими, какие они есть на самом деле! Сигара его рядом с трупом Левина – этого вам мало?

– Просто потому, что Каренину не было никакого смысла оставлять гильзы. Тем более никак нельзя объяснить, зачем он подложил тело отца к балерине.

– Сколько угодно объясню! Например, на него помутнение нашло. Все-таки отца убить – не жене изменить.

– А картину кисти Алексея Вронского он тоже в помутнении уничтожил, ночью пробравшись к нему в дом. Вы же не будете отрицать, что Каренин уничтожил? Кстати, чем он ее?

Лебедев рассказал про серную кислоту, подчеркнув, что ее не только вылили, но и размазали по кругу, чтобы убить портрет наверняка. Причем случилось это не вчера, а не менее недели назад. Краски засохли в корку.

– Наверное, нанял кого-то, чтобы в дом заслуженного генерала проникнуть, – закончил он уже не так уверенно.

– Простой вопрос: зачем ему убивать портреты своей матери?

На это Лебедев ответить ничего не смог и опять отвернулся к окну.

– Я бы согласился, что Каренин устроил столь умную ловушку Левину, если бы идея эта не пришла в голову Стиве Облонскому прямо в моем присутствии. Как импровизация. Чего Каренин подстроить никак не мог. Следовательно, он не мог подготовить убийство.

– Да что там готовить? – взорвался Аполлон Григорьевич. – Взять ружье и выстрелить в спину? Вся его сила – в откровенной наглости. И сигара – его?

– Его, – согласился Ванзаров. – Вот только прикус не его. Как криминалист это вы обязаны были мне указать. У Сержа очень характерный прикус. А у той, что вы из воды выудили, совсем другой надкус, неумелый. Левин выпросил у него сигару и вертел в зубах, пока не получил дробь в спину.

– Ну, тогда я не знаю! – только и мог ответить Лебедев и сам полез за сигарками, будто ему напомнили. – Проще надо версии придумывать.

– Предлагаю вам целых три, – сказал Ванзаров. – На выбор. Первая: балет. Серж ввязался в драку за то, чтобы его любовнице, заметим – дочери убитого Левина, дали главную партию в новом балете композитора Глазунова. Кому-то это сильно не понравилось. Ну, как?

– О, да! Ну, конечно! В балете у барышень принято таким способом устранять конкуренток, это давно известно.

– Зря иронизируете. Театральные страсти кипят так, что держись: убьют и бантик не повяжут.

– Так и быть… – согласился Лебедев. – Что еще можете предложить?

– Деловой интерес. Серж нацелился на какой-то выгодный проект, что-то связанное со столицей. Наверняка и кроме него есть охотники до такого пирога.

– Это хоть что-то… Есть конкретные кандидатуры?

– Ни одной, – признался Ванзаров. – Проект столь секретный, что Каренин даже занавеску перед моим носом задернул. Но зато есть третья версия… Ну-ка, друг мой, огласите ее поскорей…

– Кто-то, не иначе сумасшедший, уничтожает все, что связано с его матерью. Это вы хотели от меня услышать? – Лебедев возмущенно фыркнул.

– Только тут убийцей может двигать не ненависть, а любовь.

– Неужели? А зачем было ждать двадцать лет?

– Например, чтобы выросла Ани и собралась удачно выйти замуж.

– Вы что, знаете, кто это? – спросил Аполлон Григорьевич.

– На этот счет есть кое-какие мысли, но время для них пока не пришло, – сказал Ванзаров. – Вставайте, приехали.