19

Гриша Облонский взял от отца все, что в Стиве так нравилось его многочисленным друзьям. Гриша умел веселить, был легок на язык и щедр до неприличия, особенно когда дело касалось званых обедов. Он искренно верил, что все, с кем он встречается, – отличные, добрые и славные люди. Видя такое искреннее и слегка наивное добросердечие, люди отвечали ему тем же. Он давал в долг, не задумываясь и не записывая. Ему отдавали аккуратно. Он попадался на связях с замужними дамами. Их мужья прощали ему и даже пили с ним на мировую. Он высказывался неаккуратно о правительстве и даже почитывал запрещенную литературу. Его лишь журили и просили больше так не делать. Светлый образ, к которому не липла никакая грязь, окружающие оберегали от больших и малых бед.

Багаж, накопленный его отцом в светском обществе, достался Грише в наследство. Он с удовольствием ходил на приемы, на балы, на званые ужины, и уже многим стало казаться, что без него званый ужин будет не так и хорош. За Гришей прочно закрепилась репутация веселого, модного и очень дельного молодого человека. Хотя никто не мог сказать, каких взглядов придерживается Гриша и что такого умного он говорил. Все помнили, как он смешил, но никто не мог повторить ни одной его шутки.

Зато каждый знал, что в столице есть только одно перо, суждениям которого можно доверять во всем, что касается театра вообще, а балета в особенности. Перо это, конечно, принадлежало Жоржу, как его называли в свете. Гриша довольно скоро вырос из известного балетного критика в популярного, а оттуда сразу же прыгнул во влиятельного. И вот-вот готов был шагнуть на вершину, где обитал только один критик – Беспрекословная Величина. При этом Гриша был так простодушен, что не обращал внимания на такие мелочи, как популярность. Он и так знал, что его все любят. И только посмеивался, когда ему пытались угождать, чтобы он похвалил нужную персону. На сделки с искусством Гриша не пошел бы ни за какие деньги. До сих пор он не мог поверить, что от одной его статьи могла зависеть судьба начинающей балерины. Потому что никогда и в мыслях не держал этим воспользоваться. Он искренно верил, что женщины, особенно балерины, любят его не за статьи, а потому что он такой славный и не любить его просто невозможно. К тридцати годам у Гриши была прочная репутация и полное отсутствие семьи, несмотря на все усилия, которые прилагали его матушка и сестры. Гриша не мог отдать такое богатство, как он, в одни женские руки. Нет, он должен принадлежать всем.

В этот день у Гриши было дежурно прекрасное настроение. На ланч, как он называл на английский манер второй завтрак, он отправился в «Вену». Здесь он был должен больше, чем в «Кюба», и потому по странной логике считал делом чести наведываться именно сюда. Гришина добросердечность развилась так далеко, что он частенько ходил без денег, в полной уверенности, что ему везде поверят в долг. Что удивительно: ему верили. К тому же в «Вене» было весело. Здесь собирались люди творческие, богема: художники, писатели, поэты и даже композиторы, все начинающие, все молодые и бесконечно гениальные. Среди них Гриша чувствовал себя как рыба в воде. В сигаретном дыму ему дышалось легко и привольно, а улыбающиеся ему лица, которые он знал поименно, создавали нужный антураж.

Гриша прошел за свой столик у окна на Малую Морскую улицу, раскланиваясь направо и налево и вежливо отклоняя приглашения. Среди публики Гриша хотел немного побыть в одиночестве.

Знакомый официант, который тоже любил Гришу, а Гриша его, спросил, изволит ли месью Облонский, как обычно. Гриша, разумеется, изволил. Он тут же получил пепельницу и ароматные папиросы на серебряной тарелочке, а вскоре подоспел и ланч из блинов с икрой и прочими закусками. Гриша с удовольствием пропустил полуденную рюмку водки, за окном ярко горел летний день, на душе у него было светло и чисто.

Как вдруг прямо за его стол бесцеремонно уселся молодой человек строгого вида и с выдающейся красоты усами. Гриша придерживался самых демократичных взглядов, но всему же есть предел. Он постарался посмотреть на господина таким вежливым взглядом, чтобы тот сразу понял неуместность своего поступка. Но господин ничего не понял.

– Мы с вами лично не знакомы, но, к сожалению, у меня нет времени, чтобы искать кого-то, кто меня представит вам, – сказал он и представился сам.

Гриша сразу изменил свое мнение относительно манер нового знакомого, сердечно пожал руку, показал официанту, чтобы появилась еще рюмка, и вообще изъявил желание помочь сыскной полиции чем только сможет. Это же так интересно.

– Вы один из лучших знатоков балета в столице, – начал Ванзаров.

– Ну, что вы, не стоит преувеличивать, – ответил Гриша, хотя ему было немного приятно, что даже в полиции о нем известно с лучшей стороны.

– Следовательно, хорошо знаете закулисный мир и все, что там происходит.

– О, это так интересно! – сказал Гриша. – Этот мир можно изучать и изучать без конца. Никогда не надоест.

– Наверняка вы знакомы не только с примами, но и с кордебалетом.

– Вы мне льстите, нельзя знать всего на свете, – ответил Гриша, хотя мог бы много чего рассказать о пристрастии кордебалетных барышень к газетным критикам.

– Мне нужна информация конкретно о Марии Остожской.

– Мушка? – словно переспросил Гриша. – Милая, хорошенькая фигура, но совершенно лишена таланта. Такая жалость. Там и говорить не о чем.

– Меня интересуют не ее таланты, а любовники, – сказал Ванзаров, глядя прямо в веселые глаза Облонского.

Гриша смутился настолько, что выпил лишнюю рюмку и принялся старательно жевать блин. Как раз этой темы ему касаться не хотелось.

– Иногда молчание значительно красноречивей ответа. Знаете, Григорий Степанович….

– Называйте меня Жорж, – ответил Гриша с набитым ртом.

– Чудесно, Жорж. Так вот, я могу поспорить, что Мушка не является вашей любовницей, во всяком случае, в последнее время. Но вы прекрасно знаете, кто оказывает ей поддержку. Однако говорить об этом вам бы не хотелось… Из чего я делаю вывод… Кем вам приходится господин Каренин?

Закашлявшись блином, Гриша долго и тщательно вытирал губы, пил холодную воду и вообще кое-как приходил в себя. Не каждый день разговор с незнакомым человеком становился столь резвым, словно скачешь с бутылкой шампанского на лихаче.

– Мой двоюродный брат, – наконец ответил он. – Но это не имеет…

– Следовательно, его матушка Анна Аркадьевна была родной сестрой…

– Моего отца, – закончил Гриша без всякого желания.

– О близком родственнике вам и говорить легче.

Парадоксальная мысль была для Гриши новостью. Он хотел возразить, но не успел.

– Давно Сергей Алексеевич Каренин содержит Мушку? – спросил Ванзаров.

Гриша совсем откинул салфетку и отодвинул недоеденные блины.

– Понимаете, Родион Георгиевич, мир балета – это такая тонкая материя, здесь завязано столько интересов разных персон, о которых даже я не смею говорить вслух.

– Понимаю, – согласился Ванзаров. – Как давно длится у них роман?

Жорж взглянул в голубые глаза ретивого молодого человека, и хотя он верил в изначальную доброту человека, понял, что этот господин кишки вынет вместе с душой и сердцем. И, чего доброго, заставит съесть. При этом сделает это не по злобе, а по велению какой-то высшей необходимости, которая обдала Гришу неприятным холодком. Ему и в самом деле стало отчего-то зябко. Прикинув, он решил, что никаких больших секретов, о которых не шептались бы за каждой кулисой, не раскроет, а потому нечего и скрытничать.

– Роман у них кончился уже с месяц как, – доверительно сообщил он.

– Вот как? Интересно. Мне необходимы подробности.

– Я могу рассчитывать, что…

Ванзаров пообещал, что все сказанное останется только между ними и недоеденными блинами.

– Тут вот в чем коллизия, – начал Гриша, вдруг ощутив, как ему хочется подробно и в деталях посмаковать театральные сплетни. – На осень назначена премьера нового балета «Раймонда» на музыку господина Глазунова. Я видел партитуру – это будет шедевр. Та балерина, кто будет танцевать главную партию, наутро проснется знаменитой. Уж поверьте моему слову…

– Верю, – согласился Ванзаров.

– За партию Раймонды разгорелась нешуточная борьба. Многие очень влиятельные лица, о которых мы поминать не будем, желают видеть своих протеже. И надо было случиться, что Серж тоже ввязался в эту борьбу.

– Хотите сказать, что господин Каренин пытается пропихнуть на главную роль в новом балете заурядную танцовщицу из кордебалета? Ни за что не поверю. Он слишком умен.

– И вы совершенно правы! – обрадовался Гриша такой прозорливости. – Серж хочет, чтобы роль досталась… – и тут запнулся, словно наткнулся на стену тайны.

– Не стесняйтесь, Жорж, вы так хорошо начали, – подбодрил Ванзаров. – Я же дал слово, что все останется между нами.

– Ну, хорошо, только для вас, – согласился Гриша, вздохнул и сказал почти шепотом: – Он протежирует Ольгу Левину!

Нельзя сказать, что это открытие повергло Ванзарова в трепет. Скорее наоборот: он ждал, что ему растолкуют, в чем тут коллизия.

– Госпожа Левина, конечно, имеет определенные таланты, о чем я не раз писал, – простодушно сообщил Гриша. – Но ей еще рано получать такую партию. Это объективный взгляд. Серж ничего и слушать не желает. Прет, как таран на ворота замка. Понимаете, как это неразумно?

– Не понимаю иного: откуда у него такие средства.

– У Сержа? – Гриша присвистнул, что у другого, более скрытного человека можно было принять за проявление зависти. – У Сержа хватит на двух Раймонд. Только в этом случае деньги решают далеко не все. Я бы сказал: ничего не решают. В ход пошли такие силы… – Гришин палец указал на низкий потолок ресторана. – Вот туда ему лезть совсем не следовало.

– Великие князья и члены императорской фамилии? – спросил Ванзаров.

Гриша замахал на него, словно боялся, что и среди шума богемного ресторана их могут подслушать. Ему стало противно это проявление внезапной трусости. И чего бояться? Ну, болтают по-приятельски. Всем и так известны вкусы и пристрастия некоторых из высочайших особ. Ради чего иначе содержать на государственный счет помпезный театр.

– Обещаю, что о ваших словах ни жандармы, ни охранка не узнают. Во всяком случае, от меня, – Ванзаров приятно улыбнулся. – Как же господин Каренин заработал такие средства?

– Серж очень богат. И скоро будет еще богаче, уж поверьте мне, – сообщил Гриша, все-таки пережив небольшое потрясение. – У него великий ум, светлая голова, и он умеет правильно вкладывать деньги.

– Это в железные дороги? Интересно…

– Об этом спросите лучше его. Тут уж совсем не моего ума дела, – сказал Гриша и только сейчас вдруг осознал, что понятия не имеет, зачем все рассказал первому встречному чиновнику полиции. – Господин Ванзаров, а в чем, собственно, дело? И при чем тут Мушка?

– Дело в том, Жорж, что в императорском театре нынче освободилось место, – ответил Ванзаров и бросил в рот кусочек соленого огурца. – Если у вас на примете есть хорошая кандидатура – поторопитесь. Кордебалет не должен пустовать. Даже в третьем ряду.