Книга: Божественный яд
Назад: 7 ЯНВАРЯ 1905, ПЯТНИЦА, ДЕНЬ ВЕНЕРЫ
На главную: Предисловие

8 ЯНВАРЯ, СУББОТА, ДЕНЬ САТУРНА

1
К пяти утра, после тринадцати часов бесконечного допроса, жандармские ротмистры Дукальский и фон Котен выбились из сил. Они испробовали все, что было в арсенале Охранного отделения. И даже особый препарат, который официально не существовал и применялся в исключительных случаях, чтобы развязать язык особо упрямым подследственным. Но проклятая полька молчала.
Скоро она перестала ощущать боль. Валевска впала в глухой обморок.
Жандармы вынуждены были признать свое поражение. Девушку отволокли в соседнюю камеру и бросили на солому.
Хелена очнулась около восьми утра.
Она разглядела дверь камеры, доползла к ней на четвереньках и ударила локтем раза три.
Охранник Баландин быстро прибежал на стук и открыл окошечко.
— Чего надо? — грубо прикрикнул он.
— Солдатик, мне бы яблочка, — прохрипела Хелена.
— Да тебе, видать, мозги отбили! — охранник ухмыльнулся. — Баланду через час получишь!
— Я заплачу, — прошептала она. — Сбегай на улицу, может, лотошник пройдет.
— И сколько дашь? — с издевкой спросил тюремщик.
Хелена подтянула ногу, сняла ботинок и вытащила из-под стельки свернутую сотенную бумажку.
— Вот! — она показала купюру. — Отдам, как принесешь…
Сто рублей — двухмесячное жалованье жандармского унтер-офицера!
Баландин запер окошечко камеры, проверил все остальные двери и выбежал на набережную Мойки.
На его удачу, невдалеке прохаживался низенький мужичок в драном зипуне с лотком яблок Баландин крикнул его. Торговец рысцой подбежал к важному покупателю и выбрал три самых спелых яблочка, запросив гривенник. Баландин сунул ему пятак и быстро исчез за массивными дверями Охранного отделения.
2
Через час, когда в подвал спустился сменщик, он обнаружил на полу бездыханное тело унтера Баландина. Рядом валялось недоеденное яблоко. Еще одно, целое, откатилось в угол дежурного помещения. Жандарм поднял тревогу.
Все арестанты оказались на месте.
И лишь в одной камере обнаружили мертвое тело женщины.
Вызванный эксперт без труда установил: яблоки пропитаны раствором цианистого калия.
Получив вместо протокола допроса срочное донесение о кончине арестованной, Герасимов растерялся.
Полковник испугался не призрака агента Озириса, который будет пугать его по ночам. Нутром ищейки Александр Васильевич почуял беду.
На столицу империи надвигалась катастрофа, которую начальник Охранного отделения бессилен был остановить.
3
Перебинтованный и еле стоящий на ногах Курочкин рвался в бой, но Ванзаров запретил ему даже думать о работе. С такой раной он в любую минуту мог потерять сознание. Из больницы Филимона отправили на извозчике под опеку любящей невесты и будущей тещи.
На филерский пост у дома Эбсвортов Родион Георгиевич агентов выбрал лично. Из-за недостатка людей, занятых в обеспечении порядка особого положения, Филиппов разрешил взять только четырех человек: две смены по двое.
Филеры взяли под контроль особняк пивного магната в Волховском переулке в шестом часу вечера 7 января. Они видели, как вернулся домой сам Эдуард Егорович Эбсворт, как в восьмом часу приехал вызванный врач и через полчаса покинул особняк.
Всю ночь филеры не смыкали глаз. Ванзаров попросил их обратить особое внимание на случайных и ничем не примечательных субъектов, которые могли вертеться около особняка. Но у парадного подъезда не задержался ни один прохожий.
В семь утра из дома вышли две кухарки с огромными корзинами и вернулись с покупками к девяти. В выходной день господа, очевидно, вставали поздно.
В одиннадцать к дому подъехал личный экипаж главы семьи. Эдуард Эбсворт в сопровождении супруги отбыл на дневную прогулку.
В полдень из дверей особняка вышел молодой человек в роскошном пальто на бобровом меху в сопровождении слуги. Ричард выглядел неважно, но передвигался без посторонней помощи. Слуга сбегал за извозчиком. Эбсворт-младший уселся в сани и отправился на Невский проспект. Филеры последовали за ним.
Ричард остановился у здания «Сан-Ремо», посмотрел на окна второго этажа и приказал трогать дальше. Он поехал на Васильевский остров и долго кружил по Большому проспекту и линиям. В конце концов он остановился на Третьей линии возле дома, где проживал профессор Серебряков. После этого сани отправились на Седьмую линию, и там Ричард тоже не вышел, а лишь наблюдал за угловым домом.
Около двух часов он подъехал к ресторану «Медведь» и попросил извозчика ждать. Один из филеров последовал за Робертом в зал. Ни с кем не встретившись, Эбсворт-младший полчаса посидел за столом, заказав легкий обед, но так к нему и не притронулся, оставил большие чаевые и вышел из ресторана.
Примерно в три часа пополудни Роберт подъехал к Англиканской церкви, вылез из саней, направился к воротам храма, но вдруг остановился и, резко повернувшись, пошел обратно. Он приказал отправляться домой.
В четыре часа Эбсворт-младший вернулся к фамильному особняку. Он пробыл в доме до восьми часов вечера.
В восемь пятнадцать он показался вновь, прошел на соседнюю улицу и только здесь остановил случайного извозчика.
Без четверти девять молодой человек подъехал к кварталу, ограниченному Рижским проспектом, Курляндской и Эстляндской улицами, — именно там располагались здания завода «Калинкин». Эбсворт приказал извозчику медленно ехать по кругу. И примерно в половине десятого вечера сани остановились у ворот солодовни на Эстляндской.
Выполняя приказ Ванзарова, один из агентов соскочил с пролетки и побежал в ближайшее управление Третьего участка Нарвской части срочно телефонировать в сыскную полицию.
4
Ванзаров весь день безвылазно просидел в кабинете.
Родион Георгиевич переписал отчеты и справки по всем залежавшимся делам, перечитал все скопившиеся газеты, несчетное число раз смотрел в окно и даже раза три телефонировал домой. Софья Петровна еще не полностью оправилась от потрясений последних двух дней.
К сожалению, за тот подвиг, который мадам Ванзарова совершила, пойдя на встречу с беспощадной Валевской, она не могла быть удостоена медали от Департамента полиции. Ведь, по официальной версии, преступницу задержал Джуранский. Но Ванзаров все-таки решил преподнести ей награду в виде колечка с бриллиантом. Поэтому некоторое время он изучал каталоги ювелиров.
Каждые полчаса в кабинет сыщика заглядывал озабоченный Джуранский. Ванзаров только пожимал плечами.
Последнее донесение от филеров поступило в четыре часа. С тех пор не было никаких новостей. Телефонный аппарат молчал.
В кабинете пришлось зажечь свечи. Из-за всеобщей забастовки в городе было отключено электричество. Петербург погрузился в первобытную тьму. Не работали театры, рестораны и магазины. Остановилось движение конок. Встали поезда на железнодорожных вокзалах. По улицам торопливо пробегали одинокие пешеходы. В воздухе витало предчувствие чего-то тягостного и тревожного. Но телефонные станции работали исправно.
Ванзаров сидел в кресле и бесцельно смотрел на входную дверь.
Когда настенные часы пробили четверть десятого, сыщик услышал в пустом коридоре приближающиеся шаги. В это время на этаже остались только Ванзаров и Джуранский. Родион Георгиевич невольно напрягся.
Дверь кабинета распахнулась.
— Ага! — громогласно крикнул Лебедев. — Сумерничаете!
— Как обстановка в городе? — устало спросил Ванзаров.
— Прекрасная! — Лебедев распахнул шубу, поставил чемоданчик и с грохотом уселся за приставным столиком. — Извозчики берут втридорога. Говорят, иначе нельзя: народ бастует, а мы что, хуже?! Завтра рабочие собираются идти к Зимнему дворцу, бить челобитную.
— Нам приказано проявлять бдительность, — Ванзаров отодвинул подсвечник на письменном столе поближе к эксперту.
— Вот так, значит! — Лебедев хохотнул. — Ну, им виднее. Да! Все хотел спросить, зачем вы у себя держите эту рожу страшную?
Эксперт показал на бюст Сократа. Уродливая улыбка грека казалась во мраке загадочно живой.
— Это, изволите знать, основатель метода допросов обвиняемого и выяснения истины в уголовном сыске, — без тени улыбки сказал Ванзаров.
— Кто? Сократ?! Он ведь развращал вольнодумными идеями афинскую молодежь, за что и был приговорен к выпиванию кубка цикуты!
— А заодно создал метод простых вопросов, ведущих к истине!
— И каким же образом?
— Сократ учил обнаруживать истину, задавая вопросы. Истина всегда находится прямо перед глазами. Просто мы не умеем ее вовремя увидеть. Кстати, имя «Сократ» происходит от двух слов: sozo — «спасать» и kratos — «сила». Таким образом, мы получаем: «спасающая сила». То есть сыскная полиция в чистом виде. Не так ли?
Лебедев хмыкнул.
— А вот у нас, бедных экспертов-криминалистов, нет такого досточтимого покровителя. Все приходится делать самим. Я тут изобрел новое средство, которое должно помогать при наркотическом отравлении сомой.
Эксперт придвинул к себе чемоданчик и вытащил прозрачный пузырек, наполовину заполненный серым порошком.
— Можете передать Брауну, должно помочь, — уже серьезно закончил он.
— Дэнис Браун вчера скончался, — тихо проговорил Ванзаров.
— Какая жалость! — Лебедев сокрушенно покачал головой и спрятал пузырек обратно. — В таком случае, у меня для вас еще одна новость.
— Надеюсь, хорошая?
Лебедев полез в карман пиджака за блокнотом.
— Я сделал запрос в Медицинский департамент о случаях рождения гермафродитов за последние двадцать пять лет… — криминалист водил пальцем по записям, — то есть по возрасту, которому могла соответствовать Мария Ланге…
— И что? — зевнул Ванзаров.
— Если помните, я говорил, что она принадлежит к так называемому полному ложному двунастию. Подобная аномалия встречается крайне редко. Так вот, за весь запрошенный период, если точнее — за последние двадцать пять лет, был зафиксирован только один подобный случай.
— Кто она? — спросил Ванзаров, мигом проснувшись.
— Не она, а он — Тихон Надеждин, 1875 года рождения.
— Позвольте, но почему — «он»?!
— Дело в том, что Тихон родился в тюремной больнице, на этапе у ссыльно-каторжной. Доктор, который принимал роды, был малограмотным и записал рожденного как мальчика. И лишь при повторном осмотре в возрасте пяти лет, выяснилась ошибка, но документы переделывать не стали! Вы представляете, до чего дошла наша бюрократия! — Лебедев торжествующе улыбался.
— Так, значит, Мария Ланге на самом деле…
— Да! Она — Тихон Надеждин! — эксперт хлопнул в ладоши. — Поэтому ее невозможно было найти по адресному столу! Нет никакой Марии Ланге! В женском платье ходил Тихон Надеждин! Вот так-то!
Ванзаров попытался мгновенно проанализировать ситуацию. Значит, убитая женщина имела паспорт мужчины и поэтому…
— А кто ее родители? — спросил сыщик.
— Отец — неизвестен. Как правило, безродным детям дают фамилию от имени матери… — Лебедев вновь глянул в свои записи, — а мать, некая Кабазева Надежда Константиновна. Проходила по делу «Народной воли», была членом террористической группы студентов «Свобода или смерть!», отличалась крайней жестокостью. Убила офицера Третьего отделения и покушалась на жизнь московского генерал-губернатора. Получила бессрочную каторгу. Пыталась покончить с собой из-за того, что охранник дал ей пощечину. Революционная кличка — Баска. Бежала с каторги в тысяча девятисотом году. До сих пор не поймана.
— Как ее имя? — спросил Ванзаров дрогнувшим голосом.
— Надежда… А что?
— Так что ж вы раньше молчали! — в отчаянии крикнул Родион Георгиевич.
— А что ж вы раньше не слушали! — закричал в ответ Аполлон Григорьевич. — Я вам со вчерашнего дня пытаюсь рассказать!
Задрожали звоночки телефона. Ванзаров схватил рожок.
— Слушаю! — опять крикнул он. — Так… так… понял… выезжаем немедленно… не упускайте его!
Сыщик бросил слуховую трубочку на крюк и выскочил из-за стола.
— Аполлон Григорьевич, мне понадобится ваша помощь! Скорее! Не отставайте! — на ходу кричал Ванзаров, срывая с вешалки пальто и выскакивая в коридор.
5
Джуранский нетерпеливо подгонял возницу. По пустым улицам дежурная пролетка неслась с бешеной скоростью. Но ротмистру и этого казалось мало. Он постоянно хлопал по спине городового, сидевшего на козлах, и кричал, чтобы скакали шибче. Мечислав Николаевич так загорелся охотничьим азартом, что сам готов был взяться за вожжи.
От Офицерской до Эстляндской они домчались за десять минут. Еще подъезжая к солодовне, сыщик заметил одинокую фигуру, машущую руками. Не дожидаясь, когда пролетка остановится, филер побежал навстречу и прыгнул на подножку.
— Пять минут как вошел внутрь! — выпалил он. — Напарник пошел было за ним, но сторож ворота запер.
Теперь Ванзаров разглядел второго филера, сливающегося с заводской стеной.
— Ротмистр, вперед! — приказал Ванзаров.
Джуранский прыгнул в темноту, подскочил к воротам и стал дубасить по ним кулаком со всей своей нерастраченной силой.
— Кто там озорует? — послышался грозный голос сторожа. — Щас полицию кликну!
— Открывай немедленно! Сыскная полиция! — заорал ротмистр на всю улицу.
За воротами торопливо лязгнула щеколда.
Пожилой сторож с масляным фонариком — таким пользуются путейцы, — в накинутом на плечи тулупчике, перепуганно озирал ночных посетителей.
— Чего изволите, вашбродь? — он поднял фонарик, чтобы лучше видеть лица пяти мужчин в штатском.
— Куда пошел Роберт Эбсворт? — резко спросил Ванзаров.
— А его их благородия нам не докладывают. Сказали, есть надобность. Разве ж я не пропущу сынка хозяина! Взял у меня керосинку и пошел. А вам чаво надобно? — Сторож, хоть и выказывал почтительный страх, не сдвинулся с порога, заслоняя вход.
— Где бродильный цех? — Ванзаров начал злиться.
— Тама вон! — неопределенно махнул рукой сторож.
— Показывай дорогу! Быстро! — Джуранский выхватил у него фонарь.
6
Мутный лучик света бежал впереди. Старик вел по такой узкой и темной лестнице, что Родиону Георгиевичу то и дело приходилось опасливо хвататься за перила. Филеры и Лебедев со своим чемоданчиком не отставали ни на шаг. Джуранский нетерпеливо подталкивал сторожа.
Лестница внезапно кончилась — сыщик увидел огромное темное помещение.
— Пришли, извольте! — буркнул сторож.
— Смотрите! — прошептал Ванзаров, придвинувшись к Джуранскому.
Где-то там, вдалеке, виднелся слабый огонек керосиновой лампы. Пятнышко света медленно поднялось на высоту поднятой руки и, опустившись на уровне груди человека среднего роста, замерло.
— Быстрее, он сейчас начнет! — крикнул Ванзаров.
Джуранский бросился на огонек. За ним ринулись двое филеров.
— Стоять! Полиция! — рявкнул во все кавалерийское горло ротмистр. Эхо троекратно усилило крик.
Родион Георгиевич видел, как фонарик помощника быстро приближается к керосинке, выхватывая из темноты круглые бока бродильных емкостей.
Роберт стоял у полного чана, который завтра должен был пойти на розлив. Он уже открыл смотровое окошечко в крышке и приготовился совершить то, что ему повелел посланник великого бога Сомы. Юноша был счастлив, что сможет услужить светлому божеству. И хотя тело Роберта била дрожь, он улыбался и шептал молитву:
— Пусть придут радость и свет, о всеблагой Сома! Пусть будет счастье и мир, о мудрый Сома! Пусть утрутся слезы и отныне пребудет только смех, о светлый Сома! Приди к нам и напои нас напитком богов, о Сома!
Роберт поднял над открытым чаном хрустальный сосуд, который вручил посланник бога Сомы. Посланник приказал капнуть по пять капель в каждый чан. Последние два дня Роберт сильно страдал от непонятной болезни, но посланник заранее предупредил: бог Сома очищает душу нового почитателя от скверны. Роберт должен терпеливо принять эту муку. И тогда он заслужит очищение. Посланник сказал, что лишь сегодня утром можно взять из хрустального флакона каплю в стакан молока с медом и выпить. Бог Сома пошлет прощение и облегчение. Так и случилось. Но к вечеру Роберт почувствовал новый приступ болезни. Он решил, что бог Сома не обидится, если в его честь выпить еще одну зеленую каплю с молоком и медом. Перед уходом из дома Роберт так и сделал. И сейчас ему было хорошо. Рядом с ним был бог Сома. И Сома был в нем.
Роберт закончил молитву. Он слышал какие-то крики и шум, но решил, что это бог Сома радуется. Эбсворт поднес руку к прямоугольному отверстию чана и медленно наклонил хрустальный флакон.
Но Джуранский успел раньше.
Ротмистр с чудовищной силой сдавил запястье Эбсворта. Он медленно притянул к себе онемевшие пальцы, сжимавшие открытый флакон, и выхватил склянку. Подоспевшие филеры скрутили Роберта.
Когда Ванзаров подбежал к задержанному, мальчишка блаженно улыбался. Он не понимал, что произошло, и видел лишь посланцев бога Сомы. Ротмистр опасливо протянул Лебедеву открытый флакончик Родион Георгиевич сразу почувствовал знакомый запах — тот самый, что пропитал квартиру профессора Серебрякова.
— Слава Богу! — прошептал он.
— Господин Эбсворт, куда вы дели пробку? — тревожно спросил Лебедев.
Но Роберт в ответ лишь пьяно улыбался.
Джуранский хлопнул по карманам его пальто, нашел хрустальную затычку и передал Лебедеву. Эксперт с особой тщательностью закупорил флакон.
— Ну, теперь мы все узнаем! — с довольным видом прошептал он.
Ванзаров приблизился к Роберту.
— Кто приказал вам вылить сому? — спросил сыщик.
— Великий Сома! — юноша беззаботно улыбнулся. — Его посланник передал мне волю моего бога.
— Где посланник? — строго спросил Ванзаров.
— Он везде и нигде! Он здесь и далеко! Он велик, как Сома! — Роберт закрыл глаза. — У него теплый, ласковый голос.
Ванзаров вытащил мятую фотографию и поднес ее к лицу Эбсворта. Один из филеров услужливо держал лампу.
— Здесь есть посланник?
Роберт сощурил глаза, присмотрелся и вдруг радостно охнул.
— Я вижу у тебя жрицу великого посланника Сомы! Она прекрасна! Я так люблю ее! Ольга, куда ты пропала! Я везде искал тебя! Почему ты скрываешься от меня?
Родион Георгиевич понял, что Эбсворт говорит о Валевской. Значит, сыщик правильно понял угрозу Хелены. Вот какой сюрприз она приготовила! Остается узнать, кто ей помогал.
Лебедев приложил ладонь ко лбу Эбсворта.
— Понятно, у нас жар! — пробормотал эксперт.
— Скажи, где живет посланник, мне нужно его найти! — Ванзаров спрятал фотографию.
— Иди к нему! Он тебя примет! Бог Сома примет всех! — Роберт счастливо засмеялся.
— Как мне его найти?
— Он сам к тебе придет!
— Что вы делали на Третьей лини Васильевского острова в доме №*? — спросил Ванзаров.
— Я ездил к посланнику! — Роберт вздохнул. — Но он не захотел меня видеть.
— Так ведь это же дом… — начал удивленный Лебедев, но Ванзаров его остановил.
— Когда вы были там последний раз?
— Два дня назад! Меня привезла туда моя любимая Ольга, великая жрица! Как она прекрасна! — Роберт покачал головой, как будто слышал сладостный мотив. — Она представила меня посланнику! Посланник показал мне бога Сому! И Сома вошел в меня! Он в моем сердце!
— Посланник — женщина? — быстро спросил Ванзаров.
— У него серебряная борода и прекрасные волосы…
— Роберт, скажите мне, посланник глухонемой? — крикнул сыщик.
— У него прекрасный, медоточивый голос…
— Как его зовут? — Ванзаров схватил Эбсворта за лацканы пальто и тряхнул.
— Его зовут… Посланник Сомы! — Роберт улыбнулся.
— Аполлон Григорьевич, у вас есть прекрасный шанс испробовать ваше новое лекарство! — Ванзаров повернулся к эксперту и приказал филерам: — Доставите господина в участок. Когда придет в себя, вызовите отца. Ротмистр, за мной!
Ванзаров двинулся, чтобы уйти, но Лебедев поймал его за рукав.
— Вы куда? — подозрительно спросил он.
— Поедем брать посланника! Пора передать привет богу Соме от сыскной полиции!
— Я с вами! — Аполлон Григорьевич торопливо открыл чемоданчик и сунул одному из филеров пузырек с серым порошком. — Размешаете чайную ложку на стакан теплой воды и дайте арестованному. Ясно?! Проверю лично!
Эксперт подхватил чемоданчик и побежал за удаляющимся пятном масляного фонарика.
7
На Васильевском острове, как и везде в городе, не горели фонари, а в окнах домов гуляли тени от зажженных свечей.
Полицейская пролетка остановилась за подворотней дома Серебрякова. Джуранский соскочил первым и помог слезть Лебедеву. Ванзаров вытащил из кармашка часы. Кажется, стрелки показывали четверть двенадцатого.
Скрипнули ворота. Из подворотни появился невысокий, худощавый мужчина. Он повернул налево, но, заметив пролетку, на которой вместо извозчика сидел городовой, резко пошел в другую сторону.
Ротмистр среагировал мгновенно.
— Стой! Стрелять буду! Полиция! — крикнул он.
Мужчина дернулся, явно решив спастись бегством, но быстро оглянулся, увидел нацеленный в его сторону револьвер и замер, подняв высоко руки. К счастью, он не знал, что в такой темноте Мечислав Николаевич промазал бы и в слона.
— Нэ нада стрэлят, гаспада! — крикнул он с сильным кавказским акцентом. — Я ничэго нэ сдэлал!
— Идите сюда! — позвал ротмистр. — И не вздумайте бежать!
— Зачэм бэжать! — так и держа руки над головой, горец стал медленно приближаться.
Ванзаров, спрыгнув с подножки, заметил, что у неизвестного мужчины левая рука немного короче другой.
Джуранский вынул из пролетки масляный фонарь, предусмотрительно одолженный у сторожа пивного завода, чиркнул спичкой и направил слабенький лучик прямо в лицо подошедшего. Мужчина зажмурился.
Родион Георгиевич увидел типичный восточный нос, густую черную бородку и чистый, высокий лоб. Из-под новенькой фуражки-московки выбивались черные кудри. Незнакомец был одет в теплую тужурку, черные брюки, по-рабочему заправленные в сапоги, а на плече держал лямку вещевого мешка.
— Кто таков? — строго спросил Джуранский, наставив фонарик.
— Студэнт. Приехал в сталицу из Тифлиса. К знакомым!
Ванзаров подумал, что для студента паренек староват. По виду ему можно дать не меньше двадцати пяти лет.
— Документы имеются? — ротмистр явно не доверял словам ночного гостя.
— Канэшно! — горец засунул правую руку за пазуху, вытащил зеленую книжечку паспорта и протянул господам полицейским.
В документе значилось: Виссарионов Иван Иванов, мещанин из Тифлиса двадцати двух лет отроду. Родион Георгиевич полистал странички. Все записи и печати выглядели настоящими.
— Опустите руки, — Ванзаров протянул паспорт владельцу. — У кого были в этом доме?
— Трэтий этаж, квартира сэмь, Макарови, старие друзя! Привез им бурдюк кахэтинского! Киндзмариули! Вах!
Ванзаров принюхался, но на морозе не уловил запаха вина от грузинского красавца. Он подумал, что надо бы досмотреть вещевой мешок, но решил не тратить на случайного встречного время. Мало ли почему человек шарахнулся! Ночь, темно, а тут трое мужчин. Испугался, провинциал-горец. Вид у него мирный. Фамилия Виссарионов вроде не была в розыске.
— Где остановились? — на всякий случай спросил Родион Георгиевич.
— На Сэрдобольской! Тоже у друзэй! Им второй бурдюк привез!
— Будьте осторожны, в городе неспокойно, — посоветовал Ванзаров.
— Спасибо, уважаэмие! — грузин поднес ладошку к козырьку фуражки, повернулся и пружинистым шагом удалился в темноту.
— Ишь какой, сын гор! — с легкой завистью проговорил Лебедев. — Красавец писаный, а рука, видать, сухая!
8
Дворник опять оставил ворота незапертыми на ночь. Во дворе царили темень и тишина.
По щиколотку в снегу, Ванзаров направился к дворницкой. Он дернул массивную рукоятку. Визгнув, дверь открылась.
По шатким ступенькам Родион Георгиевич спустился в жарко натопленное полуподвальное помещение. Следом шел Джуранский с фонариком. В слабом лучике света обнаружилась лежанка, на которой, широко раскинув руки, валялся Степан. Сыщик нагнулся над телом и ощутил чудовищный перегар. Ротмистр поводил фонариком по комнате. Кроме жалкой мебели, Ванзаров разглядел огромный деревенский сундук, поставленный у стенки, который наверняка принадлежал кухарке профессора.
— Ну что там? — крикнул сверху Лебедев.
— Дворник спит пьяный, а приживалки нет! — отозвался Джуранский.
— Пошли отсюда, в темноте все равно ничего не найдем! — Ванзаров взялся за перила.
— А теперь — куда? — устало спросил ротмистр.
— Осталось только одно место! — задумчиво сказал сыщик.
Когда они втроем поднялись по темной лестнице к квартире профессора, Лебедев попросил Джуранского посветить, вытащил из чемоданчика длинный пинцет и молча протянул Ванзарову.
— Мечислав Николаевич, вы этого не видели! — прошептал Родион Георгиевич. Язычок тихо щелкнул, дверь мягко отошла в сторону.
В прихожей сыщик сразу ощутил знакомый запах сомы. Едкий аромат за эти дни так и не улетучился. В спину дышал ротмистр. Лебедев пока еще топтался на площадке.
Из-под двери кабинета пробивалась тонкая полоска света. Ванзаров оглянулся на Джуранского. Тот все понял. Родион Георгиевич мягко нажал на бронзовую ручку и резко толкнул дверь.
Неизвестный в кабинете даже не успел сообразить, что произошло. Джуранский бросился на него и сразу повалил на пол, а когда человек попытался оказать сопротивление, скрутил за спиной руки и надавил коленом на шею.
— Взял! — радостно закричал Мечислав Николаевич. — Свет, скорее!
Ванзаров поднял с письменного стола подсвечник с тремя зажженными свечами и опустил к полу, освещая лицо пойманного. Он увидел длинные седые волосы и белую, окладистую бороду. Мужичок придушенно хрипел и дергался, пытаясь вывернуться.
— Советую не трепыхаться! — доброжелательно сказал Ванзаров. — В ваших интересах вести себя тихо.
Сыщик внимательно разглядывал задержанного. Что в кабинете профессора делает какой-то деревенский оборванец? Нет, это абсурд! Родион Георгиевич внимательно вгляделся в покрасневшее лицо, которое показалось странно знакомым. Пойманный был поразительно похож на того старичка, который топтался под окнами «Польской кофейни».
И вдруг Ванзаров все понял.
В кабинет вбежал Лебедев.
— Взяли?! — взволнованно крикнул он. — Что за птица?
Эксперт с любопытством нагнулся, разглядывая дедка.
— Пусти, окаянный, задушишь! — прохрипел тот.
— Мечислав Николаевич, поднимите его! — попросил Ванзаров.
Ростом дедушка не доходил ротмистру и до плеча. Он жадно глотал воздух и таращил налитые кровью глаза.
— Откуда здесь селянин? — удивленно спросил эксперт.
— А вот сейчас узнаете! — и Ванзаров дернул за бороду старичка.
В кулаке сыщика оказался пучок седых волос, приклеенных на марлю. Следом Ванзаров сорвал с деда густой парик.
— Ну, здравствуй, Баска! — сказал он.
Старуха скривила рот в улыбке.
— Вот ведь пес хитрый! Унюхал! — прохрипела она.
— Заметьте, коллега, наша знакомая глухонемая все слышит и прекрасно говорит! — Ванзаров сел в кресло профессора за его письменным столом. — Аполлон Григорьевич, зажгите керосиновую лампу. А то зачем ей зря стоять. Ведь вы, Надежда Константиновна, готовили и тут поджог, не так ли?
Кабазева только зло усмехнулась.
— У меня просто нет слов! Восхищен! — воскликнул Лебедев, настраивая пламя керосинки.
В комнате стало светлее.
— Ну-с, голубушка, поведаете о своих подвигах? — попросил сыщик. — Кстати, если хотите, можем называть вас Посланником Сомы!
— Надо было тебя по-простому, ножом да пулей… — пробормотала старуха, успокоив дыхание. — Не справилась девчонка!
— Зря вы наговариваете на госпожу Ланскую, или, если угодно, Валевску, она сделала все, что могла. По чистой случайности моя семья не поужинала мышьяком! Так что прикажете с вами делать?
Кабазева устало уронила голову.
— Пусть твой пес мне руки опустит, — иначе ничего не скажу, хоть режьте!
— Мечислав Николаевич, обыщите даму, может, у нее нож или браунинг припрятан! — Ванзаров тяжело вздохнул.
Ротмистр тщательно прощупал рубаху, порты и даже онучи, но ничего не нашел. Он легонько толкнул Кабазеву к книжному шкафу, а сам закрыл дверь в кабинет и прислонился к ней спиной. Лебедев уселся в кресло напротив, с интересом наблюдая за необычной старухой.
— Сразу хочу сказать, что мы знаем практически все! — продолжил Ванзаров. — Мы знаем, что вы убили собственное дитя, рожденное с уродством двунастия. Мы знаем, что вы утопили профессора Серебрякова. Нас интересует только одно: зачем?
Кабазева гордо подняла голову.
— Революционер — человек обреченный! — глухо проговорила она. — Для него нет ни родных, ни близких, ни друзей. Вся его жизнь подчинена одному — страстному, полному, повсеместному и беспощадному разрушению. Всегда и везде он должен поступать так, как этого требует единственная мораль и нравственность — торжество революции! Вам этого не понять!
Лебедев театрально схватился за виски.
— Боже мой, двадцатый век на дворе, а нечаевщина и «Бесы» господина Достоевского — тут как тут! — заявил Аполлон Григорьевич трагическим тоном.
На Ванзарова патетическая речь старухи не произвела никакого впечатления. Он заранее был готов встретиться с подобным характером. Человек, совершивший столько преступлений, не мог быть слабой натурой.
— А нельзя ли подробнее. Детали, так сказать? — спросил Родион Георгиевич.
Кабазева презрительно посмотрела на сыщика.
— Деталей хотите, господин полицейский? Извольте!
9
ПОКАЗАНИЯ
КАБАЗЕВОЙ НАДЕЖДЫ КОНСТАНТИНОВНЫ,
ДАННЫЕ ЕЮ ЧИНОВНИКУ ОСОБЫХ ПОРУЧЕНИЙ
ПЕТЕРБУРГСКОЙ СЫСКНОЙ ПОЛИЦИИ
Р. Г. ВАНЗАРОВУ (БЕЗ ВЕДЕНИЯ ПРОТОКОЛА)
«Двадцать лет назад я, вольнослушательница Петербургского университета, посещала лекции тогда еще доцента Серебрякова. Мне нравилась эта широко мыслящая, свободолюбивая личность. На лекциях он говорил о праве каждого человека быть свободным и счастливым. Меня глубоко трогали его слова.
К этому времени я уже входила в революционную группу «Свобода или смерть!». Мы считали нашим идейным вдохновителем Сергея Нечаева и строго следовали его заветам «Катехизиса революционера». В наши планы входило уничтожение высших чиновников империи и создание предпосылок для широкого народного бунта.
Несколько террористических актов удались, и за нами началась охота жандармов и Третьего отделения. К моему позору, я не смогла справиться с чувствами к Серебрякову и стала его любовницей. Вскоре я почувствовала, что беременна. Я решила скрыть это от профессора и уничтожить плод. Товарищи нашли мне бабку-повитуху которая дала выпить горький отвар. Я надеялась, что плод умер. Но через месяц поняла, что ошиблась. Ребенок продолжал жить, аборт делать было поздно. Как раз в это время меня арестовали. Я оказалась в тюрьме. Над нами была устроена смехотворная процедура суда, который назвали «Процесс тринадцати». Всех членов нашей организации приговорили к бессрочной каторге.
На одном из этапов у меня начались роды. Акушер, который принял ребенка, сказал, что родился мальчик. Но когда я взяла дитя, то увидела явно выраженные женские половые органы. Я решила об этом никому не говорить. До пяти лет ребенок рос со мной, а потом его забрали в детский приют.
Я выдержала на каторге пятнадцать лет и решила бежать. К тому времени мой ребенок уже подрос. Я не знала, где он, но не особенно об этом беспокоилась. Когда в 1900 году я добралась до столицы, то обнаружила, что идти мне не к кому. Все мои товарищи умерли или догнивали в тюрьмах. Молодых революционеров я не знала.
На счастье, меня нашел один человек, который принял участие в моей судьбе. Он сказал, что новой революционной организации нужно, чтобы я следила за неким профессором. Возможно, он близок к изобретению нужного для революции вещества. Я согласилась, но человек сказал, что придется прикинуться глухонемой — так можно больше узнать. Человек привез меня в дом своего знакомого, где я сразу узнала постаревшего любовника — профессора Серебрякова!
Александр не узнал меня. Каторга сделала из молодой женщины старуху. И тогда во мне вспыхнула жажда мести. Всем. Этому миру, жандармам и Серебрякову. Мой протеже сказал, что я хорошая кухарка и стою немного. Серебряков подумал и снисходительно согласился. Я стала жить в его доме и ждать удобного случая.
Серебряков любил женщин, и у него часто бывали молодые и красивые девушки. И вот однажды, года два назад, я увидела барышню, которую не могла не узнать. Это был мой подросший ублюдок. Но в женском платье. Кажется, Серебряков хотел сделать и ее любовницей. Мне было безразлично, потому что я уже знала, над чем работает профессор. Он хотел изобрести универсальный эликсир жизни, божественную сому.
Однажды он пришел домой злой и долго кричал в кабинете, что отныне прекращает все общение со своими коллегами. Как я поняла, они стали насмехаться над его попыткой создать сому. А между тем к концу осени 1904 года профессор уже изобрел божественный напиток, но все еще не решался попробовать его. Он все ждал чего-то. Я внимательно следила за каждым его шагом, иногда сообщая новости своему знакомому.
А потом в доме появилась красивая барышня, которую Серебряков называл Надеждой, а затем и вторая — красавица по имени Ольга. Я сразу поняла, что они не те, за кого себя выдают. По их разговорам я догадалась, что они из юной поросли революционеров. Я стала искать удобного случая, чтобы сделать из них своих подручных.
И вот, 19 декабря профессор собрал трех дам и сообщил им об изобретении сомы. Он выгнал меня из комнаты, но я все слышала и поняла, что у меня в руках может быть оружие, сильнее любой бомбы. Я смогу отомстить. Я смогу уничтожить этот мир насилия до основания, даже не обращаясь за помощью к человеку, который устроил меня к профессору. Я подслушала, как Серебряков сообщил Ольге о церемонии причащения сомой у него на даче. Я поехала в Озерки, прокралась к дому и в окно увидела все.
На следующий день профессор заболел. Я сразу поняла, что это результат действия сомы. Потом появилась Ольга. В замочную скважину я видела, как профессор, выпив сомы, стал бегать по комнате. А затем Серебряков стал послушно выполнять любое желание Ланской. Для меня стало ясно: сома не только оружие, но и средство управления людьми.
На следующий день профессор выгнал меня из дому, якобы за то, что я украла его деньги. К счастью, меня приютил одинокий пьющий дворник. Я поняла, что время пришло и надо действовать немедленно, пока сома не попала в другие руки.
Вечером 30 декабря я дала дворнику денег на трактир, дождалась, когда Уварова уйдет, и отправилась наверх. Дверь оказалась незаперта. Профессор и моя дочь, которую он называл Марией, выпили сомы и стали бесноваться. Серебряков успокоился первым и упал на постель. Мария никак не хотела угомониться. Она скакала и вопила как дикий зверь. Я испугалась, что соседи вызовут полицию. И тогда я поймала ее, схватила за плечи и приказала: «Умри!» Мария охнула и упала, согнувшись пополам.
Я пощупала пульс. Она умерла от моего приказа! Я поняла, насколько велика сила сомы и несказанно обрадовалась! Я обыскала ее карманы и нашла ключ от квартиры.
Закрыв дверь, я спустилась вниз и увидела, что дворник мертвецки пьян. Ворота открыты. Я вынула из своего сундука домотканку и решила завернуть в нее мертвое тело. Я сняла шубку Марии и попробовала ей надеть. Но тело словно окаменело, я смогла натянуть лишь один рукав. Тогда я бросила в домотканку платок и шапочку, завязав все большим свертком.
Поздно ночью я вытащила тело на улицу и бросила у дома. Я хотела, чтобы полиция решила, что Марию убил профессор. Но когда я увидела во дворе Ванзарова и узнала, кто он такой, я испугалась. Мне надо было спешить.
В ночь на 1 января, когда филеры ушли, я проникла в квартиру и стала искать сому. Профессор спал глубоким сном, и я не боялась, что он проснется. Но найти мне ничего не удалось.
2 января я решила, что промедление смерти подобно. Так как дворник уже несколько дней не пил, я подмешала ему снотворного порошка, и он уснул. Я дождалась, когда уйдут филеры, и незаметно проникла в квартиру. Когда я вошла, Серебрякову было очень плохо, и он готовил себе порцию сомы. Увидев меня, Александр не испугался и не удивился. Он был так слаб, что еле мог пошевелить рукой. И тогда я заговорила. Мой бывший любовник, открыв рот, слушал, что я — Надежда Кабазева, что Мария — наш ребенок и что я случайно погубила ее. Я решила рассказать всю правду.
Александр стал плакать и просить у меня прощения. Я сказала, что прощаю его. И тогда он предложил мне принять напиток бога Сомы. Я отказалась, а он выпил. Этого момента я и ждала. Я приказала отдать мне сому. Серебряков полез в письменный стол и вытащил два маленьких флакончика. Потом я приказала отдать рецепт изготовления сомы. Александр протянул мне записную книжку, и я вырвала из нее страницы с записями.
Я приказала Серебрякову собрать все бумаги и сложить их в мешок. Он покорно подчинился. После этого я поняла, что надо замести все следы. В этот же мешок он сложил по моей команде лекарства с ночного столика, объедки из мусорного ведра и даже всю одежду из платяного шкафа. На всякий случай я приказала собрать фотографии. Чтобы убедить следствие, что Марию убил профессор, я положила в буфет такую же домотканку.
Из собранных вещей получился довольно объемный куль. Я приказала Серебрякову надеть шубу и нести мешок. Я решила спрятать все концы в воду. По ночным улицам мы дошли до набережной, где я увидела свежие проруби. Я приказала Серебрякову идти прямо. Он шел до тех пор, пока не провалился. Я была счастлива!
Но оставались еще барышни. Я сразу поняла, что Ланская — умна и сообразительна, а Уварова глуповата. Переодевшись в крестьянина, я выследила, где живет Ланская, и на улице встретила ее. Поначалу она не хотела со мной разговаривать, но, услышав слово «сома», испугалась. Я сказала, что я не враг, а такой же революционер, как и она. И вместе мы сможем сделать многое. Она согласилась и стала помощником революционера второй степени, как учил великий Нечаев.
Что касается Уваровой, то я сделала ее помощником революционера всего лишь третьей степени. Она выпила сомы и стала моим рабом».
10
Ванзаров переглянулся с Лебедевым. На эксперта история Кабазевой произвела впечатление. Джуранский от удивления покачивал головой. Несгибаемая старуха, прислонившись к книжному шкафу, гордо смотрела на сыщика.
— Ну как, Ванзаров, понравилось? — с усмешкой спросила она.
— Любопытно! — добродушно согласился Родион Георгиевич. — Только вы упустили маленькую деталь. Не так ли?
— Это как я тебя стулом по голове угостила? — ехидно спросила старуха.
— Так это вы, Надежда Константиновна? — приятно удивился сыщик. — Что ж, благодарю за откровенность. Только и это не все…
Кабазева насторожилась.
— Почему вы не рассказали, как трижды телефонировали мне домой с угрозами?
— Убить полицейского — грехом не считается! — мрачно пробормотала Кабазева.
— А телефонировать-то зачем? — не отступал Родион Георгиевич.
Старуха удивленно уставилась на него.
Сыщик вынужден был признать, что стойкая революционерка не знает, о чем идет речь. То есть, выходит, не она звонила? Неужели все-таки Валевска так тонко обыграла его? Да и откуда старуха бы телефонировала? В квартире профессора аппарата нет.
— Ну, хорошо, — Ванзаров в задумчивости почесал подбородок. — А как насчет денег?
— Каких денег? — еще больше удивилась Кабазева.
— Ну, тех самых, которые вы решили отобрать у эксплуататоров? Чеки… Банковские чеки… Разве это была не ваша идея?
— Вот что, господин полицейский! — гордо заявила Кабазева. — От своего не откажусь, но и чужого не возьму!
Родион Георгиевич пристально посмотрел на старуху.
— Может, скажете, это не вы вместе с польской красавицей замыслили подлить в пиво сомы, а затем насладиться видом народного бунта, дикого и беспощадного?
Вот тут Ванзаров попал в точку!
— Ты врешь, ты не можешь этого знать! — революционерка смотрела на сыщика с нескрываемой злобой. — Ольга ничего не сказала бы и под пыткой!
— Под пыткой, может быть, и не сказала! — согласился сыщик. — А вот в доверительной беседе чего только не поведаешь! Тем более когда так хочется произвести впечатление: дескать, смотрите, сатрапы, все вам расскажу, все узнаете, а все равно сделать ничего не сможете! Тоже своего рода удовольствие!
Ненависть исказила лицо старой каторжанки.
— Что бы ты, Ванзаров, ни говорил, но ты опоздал! Возмездие народного гнева уже близко! Сома пришла к народу! — и Кабазева зло усмехнулась.
— Ошибаетесь, милейшая! — тихо произнес Ванзаров. — Я думаю, вы провели вместе с мадам Ланской — Валевской для Роберта Эбсворта церемонию, похожую на ту, что придумал профессор. Наверное, это выглядело потрясающе! Жрица и посланник бога Сомы! Конечно, у юноши все смешалось в голове. И как все точно рассчитано! Устроить посвящение прямо здесь, где никто искать не будет!
В кабинете воцарилась напряженная тишина.
— Но одно вам не удалось, — продолжил Ванзаров, физически ощущая, как в Кабазевой нарастает бешенство, — Эбсворт-младший сейчас приходит в чувство в полицейском участке, а сома, выданная ему, находится у моего коллеги в кармане. Вся, до единой капли!
— Ты врешь, Ванзаров! — прорычала старуха.
— Аполлон Григорьевич, продемонстрируйте!
Лебедев засунул руку во внутренний карман шубы и медленно, как фокусник, вытащил хрустальный пузырек.
— Ап! — радостно произнес эксперт, удерживая флакончик в равновесии на ладони.
Дикий, животный стон раздался в кабинете.
Джуранский даже не понял, что произошло. Старуха молниеносно схватила с ладони Лебедева флакончик и вырвала зубами пробку.
Когда ротмистр подскочил, пузырек уже опустел.
— Да здравствует гибель ненавистного мира! — прохрипела Кабазева.
Сома рвала ее тело. Старуха билась головой об пол, кричала и обливалась потом. Кожа раскалилась. От нее валил пар, как будто внутри зажглась топка. Неожиданно Кабазева вскочила на ноги, с чудовищной силой отшвырнула Джуранского, бросилась из комнаты, налетела на закрытую входную дверь, ударилась и рухнула.
Не прошло и минуты, как она затихла.
Эксперт пощупал пульс на шее старухи.
— Конец Надежде! — пробормотал он, тяжело дыша.
Родион Георгиевич вытер вспотевший лоб и незаметно перекрестился.
11
ДОНЕСЕНИЕ
НАЧАЛЬНИКА ПСКОВСКОГО ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ
Е. В. ТЕРНЕЛЕВСКОГО КОМАНДИРУ ОТДЕЛЬНОГО
КОРПУСА ЖАНДАРМОВ К Н. РЫДЗЕВСКОМУ
О НЕДОПУСТИМОМ НЕБРЕЖЕНИИ ОБЯЗАННОСТЯМИ
ЖАНДАРМСКОГО УНТЕР-ОФИЦЕРА Н. К ЗУБОВА
«8 января 1905 г. Совершенно секретно.
Имею честь донести Вашему Превосходительству, что, по сделанному мне сего числа жандармским ротмистром Ковалевым докладу, обнаружена преступная халатность младшего жандармского чина, унтер-офицера Н. К. Зубова. Вчера в 9 часов утра на станции Дно Псковского уезда нарядом железнодорожной жандармерии был задержан подозрительный мещанин, говоривший с сильным грузинским акцентом.
Означенный мещанин предъявил паспорт на имя Виссарионова Ивана Иванова и сообщил, что следует из С-Петербурга, где пребывал с визитом у знакомых, на родину в Тифлис. Проведенный досмотр задержанного не выявил ничего предосудительного. Проводивший досмотр и допрос унтер-офицер Зубов счел, что далее задерживать мещанина Виссарионова он не видит причин. После чего арестованный был отпущен, сел на проходящий поезд и отбыл в неизвестном направлении.
Довожу до Вашего сведения, что в данном поступке унтер-офицер Зубов проявил недопустимое небрежение служебными обязанностями. Зубов не счел нужным проверить задержанного Виссарионова по списку особо разыскиваемых преступников. В противном случае, он бы, несомненно, обнаружил, что означенный Виссарионов является бежавшим 5 января 1904 года из ссылки в селе Новая Уда, Балаганского уезда Иркутской губернии, опасным преступником и революционным активистом Джугашвили Иосифом Виссарионовым, проживающим нелегально по подложным документам. Исходя из секретного циркуляра Департамента полиции, разосланного во все полицейские участки, охранные отделения и жандармские управления, Джугашвили находится в особом розыске и должен быть немедленно арестован, где бы он ни находился.
Считаю, что проявленное унтер-офицером Зубовым недопустимое нарушение служебных инструкций в столь трудное для государство время является достаточным основанием для немедленного отстранения его от должности с увольнением со службы в Отдельном корпусе жандармов, без прав и привилегий пенсионного обеспечения чина, о чем испрашиваю согласия Вашего Превосходительства.
Подпись:
Жандармского корпуса полковник Е. В. Тернелевский».
12
К четырем часам все было кончено.
Быстрое следствие, проведенное участковым приставом Щипачевым, поднятым с постели, показало, что мещанка Кабазева умерла вследствие принятия сильной отравляющей жидкости, пузырек от которой она сжимала в пальцах. Эксперт-криминалист Лебедев подписал протокол, подтверждающий факт самоубийства.
Но вырвать хрустальный флакончик из мертвых рук старухи не удалось. Аполлону Григорьевичу пришлось его разбить на мелкие осколки.
Ванзаров вместе с Джуранским спустились вниз, растолкали сонного Пережигина и открыли сундук Кабазевой.
Под слоем домотканых скатертей обнаружились запасы мышьяка, цианистого калия и снотворного. Каторжанка имела явную страсть к отравляющим веществам. А на самом дне сундука сыщик увидел открытую пачку ассигнаций в банковской упаковке городского частного коммерческого банка. И, что самое интересное, — новенький паспорт на имя Амалии Люденберг, канадской подданной. Кроме того, на дне сундука хранилось приличное дамское платье и шляпка с черной вуалью.
Пачка денег стала для сыщика самой прямой уликой, изобличающей связь Кабазевой и Валевской. А паспорт, хоть и выпадал из общей концепции, но тоже имел простое объяснение. Видимо, Хелена планировала вместе с Кабазевой после проворачивания нескольких операций в банках выехать в эмиграцию.
Разбуженный дворник Пережигин не знал, чем занималась его приживалка. Он лишь пускал пьяные слезы и жаловался, что пропала жизнь. Судя по всему, Кабазева давала ему денег, и дворник без просыху пил несколько дней.
Оставив Джуранского описывать находки, Родион Георгиевич вернулся в квартиру профессора, где толкалось несколько городовых из Второго участка, а сам пристав, злой до остервенения, заполнял многочисленные бумаги.
Ссохшееся тело Кабазевой накрыли простыней.
Санитары подняли пламенную революционерку и на носилках вынесли из квартиры.
По стенам метались оранжевые тени от керосиновых ламп и многочисленных свечей. Ванзаров взял с кухни стул и устало сел в прихожей.
— Поздравляю, Родион Георгиевич, вы блестяще решили эту головоломку! — подошедший к нему Лебедев сиял. — Я удивляюсь вашей интуиции. Как вы угадали, что Кабазева — это и есть главный организатор всех происшествий?!
— Вы мне льстите, Аполлон Григорьевич! — печально вздохнул Ванзаров. — Все могло бы закончиться иначе, если бы не моя слепота.
— Но ведь мы предотвратили страшную катастрофу! — возразил Лебедев. — И вовремя поймали за руку мальчишку Эбсворта!
— Да, но это можно было сделать значительно раньше, я все прозевал! Я так был занят поиском Уваровой и Ланской, так был уверен, что они убийцы, что не обратил внимания на важнейшие детали! Я просто дурак набитый!
Лебедев добродушно похлопал сыщика по плечу.
— Ну, батенька, право, не стоит! Да любой чиновник Департамента полиции на вашем месте плясал бы от счастья, а вы кукситесь! Тем более что госпожа Кабазева была не рядовым преступником. Такая женщина могла дать фору кому угодно. Просто самурай какой-то бешеный! Не даром в ней кавказская кровь.
Ванзаров расстроенно покачал головой.
— Я совершил ряд непростительных промахов! И поставил под угрозу жизнь моей семьи. Никогда нельзя упускать мелочей.
— Это какие же мелочи вы упустили? — не понял эксперт.
— Почему дворник беспробудно спал в ночь второго убийства? Ведь опоить его было проще всего женщине, живущей с ним! А я все думал, как барышням-революционеркам это удалось! — горестно пробормотал Ванзаров.
— Кстати, коллега, а когда вы заподозрили кухарку? — с явным интересом спросил Лебедев. — Когда я сказал, что ее зовут Надежда?
— Это стало лишь последним звеном, — Ванзаров потер виски. — Когда я сложил все факты и обнаружил, что рядом с Ланской и Уваровой был еще кто-то третий, возник логичный вопрос: кто он? Если он смог устранить Марию Ланге и профессора, все знал о соме, пытался замести следы и поджечь дачу, то этот неизвестный должен был быть максимально близок к кругу знакомых Серебрякова. Но, кроме двух барышень, профессор ни с кем не общался. Значит, неизвестный все время был на глазах филеров и поэтому стал для них невидимым!
— Резонно! — согласился Лебедев.
— Поначалу я, откровенно говоря, заподозрил дворника, — Ванзаров грустно усмехнулся. — Но после допросов Уваровой и Ланской, то есть Бронштейн и Валевской, я убедился, что ими кто-то управляет. Представить себе руководителем Пережигина было бы просто смешно. Значит, это — другой. Честно говоря, я бы давно заподозрил кухарку, если бы не ловко сыгранная ею роль глухонемой. А еще меня путали показания Дэниса Брауна.
Эксперт вытащил портсигар и принялся крутить в пальцах вонючую сигарилью.
— Н-да… — задумчиво протянул он. — Мне с трупами работать куда проще!
— А хотите знать, как все происходило на самом деле? — вдруг спросил Ванзаров.
— Любопытно! — заинтересовался Аполлон Григорьевич.
— Истина такова… — Ванзаров кашлянул. — Как только Кабазева узнала про сому, она решила использовать Бронштейн и Валевску. Видимо, она подслушала откровенный разговор барышень и не сомневалась, что они революционерки. Кабазева знала, что легко справится с Фаиной, но вот Хелена стала трудной задачей. Без помощи Валевской ничего бы не вышло. Скорее всего, Кабазева устроила для Хелены маскарад где-то числа двадцать четвертого декабря. В образе старичка-народника она убедила польку действовать. Валевской все было сделано для того, чтобы профессор выгнал кухарку. В таком случае Кабазева обеспечивала себе полное алиби. Старуха случайно погубила свое дитя, но самого Серебрякова приговорила к смерти осмысленно. Кабазева боялась, что сома может уйти в другие руки. Поэтому она перерыла всю квартиру. И не нашла только сейф. Судя по всему, она ничего о нем не знала. Думаю, что решение спаивать сомой богатых господ и приказывать им подписывать чеки — тоже идея Кабазевой. А когда Браун привел к барышням наследника пивной империи, в голове старухи сразу возник план массового отравления. Кабазева устроила магическое посвящение Эбсворта-младшего богу Соме и опоила его наркотиком при деятельном участии Валевской.
— А Валевска знала, что Кабазева и старик — одно лицо?
— Конечно же нет! Более того, я уверен, что Валевска не знала, кто убил Марию Ланге и профессора. Кабазева тонко умела разделять и властвовать. Она специально бросала тень на Бронштейн, чтобы Валевска случайно с ней не договорилась. А скорее всего наговаривала и Фаине на Хелену.
— А сама Бронштейн?
— Думаю, Кабазева опоила Фаину сомой, чтобы та выполняла мелкие поручения. Но не успела использовать ее по-настоящему. Ведь важнейшее задание — отравление семьи полицейского — было поручено Валевской!
— Ну и ну! — присвистнул эксперт. — Столько коварства и изощренности в женщине, которая выдержала пятнадцать лет каторги. Уму непостижимо!
— План должен был сработать. Кабазева могла получить огромные деньги и заодно устроить в Петербурге светопреставление. А потом отправиться за границу. Но по случайности я заметил на книжной полке вот эту фотографию, — Ванзаров вынул потрепанный снимок. — Это и решило дело.
— Почему?
— Кабазева не знала, что у нас есть копия снимка, иначе она давно бы разделалась с девушками. Она приказала Валевской забрать негатив из ателье. Полька выполнила приказ. О чем призналась на допросе. Вот тут я и понял, что Хелена и Фаина просто марионетки.
— Значит, фотография не только спасла вашу семью, но и смогла указать на главного преступника, которого нет на снимке? Удивительно! — Лебедев взял карточку и стал разглядывать групповой портрет.
— Нет, спасла всех нас простая логика. — Ванзаров поднялся. — Пойдемте, пора по домам.
Подошел Джуранский, который помогал приставу составлять протокол осмотра места преступления, а также подписывал бумаги от имени сыскной полиции.
— Родион Георгиевич, полицейская пролетка еще внизу! Может, вас и Аполлона Григорьевича подвезти?
— Спасибо, голубчик, мы проветримся, — Ванзаров пожал руку своему помощнику. — Езжайте и высыпайтесь! Вы сегодня великолепно потрудились.
Уже выходя, Ванзаров обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на проклятую квартиру. Пристав дышал на штемпель — он готовился опечатывать дверь.
Родиону Георгиевичу вдруг показалось, что он опять упустил что-то важное.
— А что вы говорили про кавказские крови Кабазевой? — неожиданно спросил он Лебедева.
— Да у нее, кажется, мать грузинка, то ли Джугашвили, то ли Джунашвили, не помню. А что такое? — встревожился эксперт.
— Да нет, ничего, — Ванзаров решил, что заболел излишней подозрительностью.
13
Эксперт и сыщик вышли на пустую морозную улицу. Наступило 9 января. Воскресный город спал, затихнув, словно перед бурей.
Аполлон Григорьевич взял под руку Ванзарова.
— Какая ирония: плодами трудов великого Фауста всегда успевает воспользоваться ничтожество! — размышлял эксперт. — Все-таки Серебряков сделал гениальное изобретение. А безумная старуха воспользовалась им ради преступления. Как несправедливо!
— Между профессором и каторжанкой нет никакой разницы, — жестко сказал Ванзаров. — Одна и та же сила, которая хочет зла…
— Но вечно совершает благо? — подхватил Лебедев.
— Нет, Серебряков и Кабазева — сила, которая хочет и совершает зло! Они — зло в кристально чистом виде!
— Ну, уж вы скажете! Серебряков ученый, а значит, по-своему стремился к истине. А силе убеждений Кабазевой тоже надо отдать должное. И не их беда, что бог Сома так жестоко посмеялся. В общем, их надо пожалеть…
— Я не буду этого делать! — упрямо заявил Ванзаров. — Я считаю, что они и есть простое и конкретное зло. Те, кто насильно хочет привести человечество в рай, неизбежно пойдут по трупам.
— Что делать! Они — революционеры!
— Они — убийцы! — Ванзаров сказал это с холодной ненавистью. — Им нет прощения и понимания! Серебряков мог бы отправить себя к богу Соме самостоятельно. Но ведь он хотел утащить за собой всех! А Кабазева? Ради чего она погубила свою жизнь, пошла на каторгу, а потом стала беспощадно мстить? Идейки революционные — это все ерунда! Кабазева была очарована силой зла и разрушения. Только этой силе она и служила. И умерла от ненависти и бессилия. Я же видел, как ей хотелось вцепиться мне в горло!
— Да, уж не думал, что вы… — Лебедев не стал договаривать.
— Поймите, Аполлон Григорьевич, я не палач, жаждущий крови борцов за народное счастье!
— Надеюсь! — пробормотал Лебедев.
— В этом деле я впервые столкнулся с нашим самым грозным врагом! — продолжил сыщик. — И враг этот не революция, а Зло как таковое! Да, да именно так! И я впервые почувствовал, что у меня не хватит сил противостоять ему в одиночку.
— Позвольте! — возмутился эксперт. — А я?! А Джуранский?! А Курочкин с подстреленным крылом, в конце концов?!
— Все так! Но только теперь за каждым преступлением, даже самым мелким, я буду видеть присутствие силы, которая все больше и больше овладевает людьми.
— Да, господин сыщик, зло многолико! — торжественно провозгласил эксперт.
— Нет! — крикнул на всю улицу Ванзаров. — Зло всегда одинаково! Люди, оправдывая себя, говорят: Зло многолико, мы ничего не можем сделать. А Зло всегда имеет конкретное лицо! И с ним надо бороться.
— К сожалению, далеко не все такие крестоносцы, как вы… — грустно произнес Лебедев. — Хотя побеждать зло и я не против!
— Мы с вами не сможем его победить… — тихо сказал Ванзаров. — И никто не сможет. Но каждому из нас остается выбор: если ты со злом, то свободен и можешь все, ты сверхчеловек. А если нет — стисни зубы и сражайся до конца.
— Но позвольте, а как же победа добра, которая должна быть в итоге?
— Нет, Аполлон Григорьевич, зло сильнее. К сожалению, оно всегда побеждает.
— А зачем тогда нужны мы? — растерянно спросил Лебедев.
— А мы нужны для того, чтобы победа досталась злу дорогой ценой! — с глубокой убежденностью произнес Ванзаров.
— Ну-ну! — пробормотал Лебедев.
14
За разговором они незаметно миновали стрелку Васильевского острова и перешли Дворцовый мост.
Из-под арки Генерального штаба на площадь у императорского дворца втягивался эскадрон. В ночной тишине раздавалось мерное цоканье. За спинами кавалеристов покачивались винтовки.
— Гляньте-ка! — кивнул Лебедев. — Войска к Зимнему подтягивают. Готовятся к утренней демонстрации. Слышали, рабочих поведет их лидер — поп Гапон?
— Да, надеюсь, к полудню все разойдутся, — рассеянно ответил Родион Георгиевич. — Слава богу, уже воскресенье! Высплюсь, а днем пойду с дочками гулять в Александровский сад.
— И правильно, зло от нас никуда не денется! — Лебедев протянул сыщику руку.
— Думаю, с ним придется встретиться очень скоро! — Ванзаров пожал крепкую ладонь эксперта.
Аполлон Григорьевич отправился к себе на Гороховую, а Родион Георгиевич медленно двинулся по Невскому.
На Полицейском мосту он остановился и посмотрел, как гвардейская кавалерия цепью перекрывает проспект.
Ванзаров вздохнул и пошел домой.
15
В квартире все спали. Родион Георгиевич надел любимый поношенный халат, сел за письменный стол и закрыл глаза. Ему почему-то пришло на память письмо Герасимова. А за кем был отправлен следить агент Озирис? Стоп!
Коллежский советник подскочил в кресле и хлопнул себя по лбу. Так ведь Озирис следил за Гапоном! А это значит, что слова Валевской о смертельной ране империи могут означать не только отравление пива сомой! Она не только отправила Эбсворта-младшего по наущению Кабазевой, но еще и могла подстраховаться! Опоенный сомой отец Гапон значительно страшнее сотен, даже тысяч рабочих, выпивших отравленного пива! Один бесноватый лидер может повести за собой миллионы!
Ванзаров вскочил и принялся ходить по кабинету, обдумывая положение. Однако скоро он пришел к выводу, что один Гапон ничего не сможет сделать. Не сыск, так Герасимов сумеет остановить попа. Все равно у Валевской ничего бы не вышло! Ванзаров победил! Он знает Истину! Он знает, кто убийца.
И вдруг в сознании Родиона Георгиевича всплыла одна маленькая деталь. Он подбежал к диванчику, на который кинул пиджак, сунул руку в карман и вынул мятое письмо. Сыщик быстро прочитал первую строчку и все понял.
Он совершил чудовищную ошибку! Старуха не виновна! Нет, конечно, убивала она. Но Кабазева лишь слепое орудие в руках умнейшего организатора, такая же марионетка, какими в ее руках были Валевска и Бронштейн.
Только теперь Ванзаров понял, на кого намекала ему Хелена.
Сыщик держал в руках несколько подсказок, на которые он просто не обратил должного внимания. Умнейший преступник играл с ним пятиходовую комбинацию с двойными перевертышами, а он думал, что игра идет в «дурака». Дураком оказался Родион Георгиевич.
Все мелкие детали, упрямо противоречившие друг другу, сразу встали на свое место. И сома в этой игре оказалась всего лишь разменной пешкой. И никакими силами Ванзаров не сможет теперь наказать настоящего убийцу.
Коллежский советник понял, что уже не сможет уснуть, и пошел на кухню греть самовар.
16
Вечером страшного и кровавого дня, сидя в своем кабинете в состоянии глухого отчаяния, Родион Георгиевич получил два донесения.
В одном было письмо полковника Герасимова, в котором он сообщал, что Валевска загадочным образом отравлена в камере Охранного отделения. Полковник прозрачно намекал, что оставляет за собой право добиться подробного отчета о смерти профессора.
Второе пришло по полицейскому телеграфу. В нем сообщалось, что за время дневных беспорядков разгромили и сожгли только один полицейский участок. Это был Второй участок Васильевской части.
На следующий день, прибыв на дымящиеся развалины, Ванзаров узнал, что из мертвецкой бесследно пропали тела профессора Серебрякова, Марии Ланге и старухи Кабазевой. Все полицейские протоколы сгорели.
А еще через месяц, когда революционные страсти немного улеглись и почта заработала, Ванзаров получил письмо со штемпелем берлинского отправления. Раскрыв конверт, Родион Георгиевич вынул фотографию.
Присланная фотокарточка была копией той, что хранилась в ящике стола сыщика.
Профессор Серебряков и девушки показывают пентакль.
Только этот снимок был не помят и не разодран, а наклеен на плотную картонку с золотым тиснением ателье Смирнова. Внизу карточку пересекала размашистым почерком Александра Владимировича дарственная надпись:
«Блестящему боксеру, дорогому другу и мудрому собеседнику г-ну Брауну от искренних почитателей его таланта! 21 декабря 1904 г.».
Ванзаров не удивился. Но у него появилось странное чувство, что игра только начинается.
Назад: 7 ЯНВАРЯ 1905, ПЯТНИЦА, ДЕНЬ ВЕНЕРЫ
На главную: Предисловие