Дверь открылась так резко, что еле увернулся. открыла самолично. На лице Екатерины Павловны были заметны следы не только пережитых волнений, но и особая тревога, которая невольно ощущается всяким внимательным человеком. Это был страх, доставшийся нам от предков: страх жертвы, вокруг которой дальними кругами уже бродит хищник, взявший след. Сыграть его невозможно, он идет из самого естества, где нет лукавства и условностей, а потому сигнализирует другому: опасность поблизости, берегись и спасайся, если сможешь. У страха невидимый аромат гари.

– Да, что же это, как вы долго! Я же назначила вам на пять! – недовольно выговорила госпожа Делье, и пошла в глубину комнат, предоставив гостю самому запереть дверь и повесить шляпу. Горничная не показывалась.

Тщательно отерев подошвы, стряхнув уличную пыль и поправив волосы пятерней, Родион вошел в комнаты. Обстановка неуловимо напоминала интерьер Грановской: та же мебель, выбранная по модному каталогу, фотографии маленького сына и ощущение сытого, покойного уюта благоустроенной семьи.

– Вы отпустили прислугу? – спросил Ванзаров.

– Что?.. Ах, да... На даче с ребенком... Да не стойте, же садитесь, – скорее нервно, чем зло приказала радушная хозяйка. – У меня к вам дело...

– Нет, позвольте, это у меня к вам дело, – Родион счел нужным принять инициативу на себя. – Почему покинули место преступления без моего разрешения? С вас требовалось снять допрос. Завтра, будьте добры, явиться в участок для дачи показаний.

Екатерина Павловна посмотрела так, будто с ней говорили по-японски.

– Как? – вырвалось у нее.

– Есть порядок. Его нельзя нарушать. Если благодаря вашим заботам, обнаружено убийство, это должно быть отражено в протоколе.

– Как вы можете...

– Прошу прощения?

– Как можно упрекать меня в каких-то глупостях, требовать подписать какие-то дурацкие бумаги, когда мне угрожает смертельная опасность...

Жена дипломата довольно правдиво прикрыла лицо ладонью.

– Смертельная опасность? – переспросил Ванзаров, но ему не ответили. – Не та ли, о который упоминали днем?

Чиновника полиции наградили несколько раздраженным взглядом:

– О чем это вы?

– «Началось», так вы сказали. Должен спросить: что «началось»?

– Нет... Это совсем не то, ерунда.

– «Если Аврора убита, значит, и меня убьют», как, изволили выразиться, тоже ерунда?

– Вы мне не верите? – удрученно спросила Екатерина Павловна.

– Пытаюсь узнать, кто или что угрожает вам. Чтобы помочь, я должен знать. Будем откровенны?

Вместо ответа Делье протянула прямоугольный клочок. В сероватую бумагу впечаталась черная роза, рядом с ней коряво извивались чернильные стрелочки. Вердикт мог вынести только Лебедев, но невооруженный взгляд юного сыщика не нашел существенных отличий. Страшные метки были сделаны, как под копирку. Только награжденная была еще жива. Неужели в этот раз убийца решил заранее отметить жертву? И нарушить собственную систему? В этом должен быть какой-то серьезный смысл, ускользавший от прямой логики.

– И что это? – спросил Ванзаров.

– Разве не понимаете? – в голосе Екатерины Павловны появились жалобные нотки.

– Искренно говорю вам: нет.

– Знак смерти. Я обречена.

– Что-то вроде «черной метки» у пиратов?

– Это кажется забавным?

– Вовсе нет. Но должен понять, из чего сделан такой устрашающий вывод. Лично я вижу только розу и две загогулины. Почему они угрожают вашей жизни?

– Я это чувствую.

– И только? В таком случае, позвольте откланяться, – Ванзаров встал. – Жду вас завтра в участке.

– Куда вы? – поразилась Делье.

– Не хочу тратить время, когда меня пытаются водить за нос. Прощайте...

– Постойте! – почти приказала Екатерина. – Что вы хотите знать?

Родион устроился в глубоком мягком кресле и несколько вызывающе закинул ногу на ногу.

– Я готов попробовать еще раз, если обещаете не увиливать.

Молчание дамы было красноречивей капитуляции с белым флагом.

– Начнем с простого, – сказал Ванзаров. – Как получили весточку?

– Подбросили.

– Подробно. Как, когда, где...

– Где-то около пяти, когда я ожидала ваш визит, в дверь позвонили. Когда дошла и открыла, там никого не было. Но на пороге лежало это...

– Прямо на коврике? – уточнил Родион.

– Аккуратно расправленная...

Квартира на втором этаже, положить бумажку, нажать звонок и скрыться – в этом нет ничего фантастичного. Но зачем она потом дежурила под дверью: убийца мог позвонить второй раз? Неужели не понимает такой простой логики. Или страх отбил у женщины умение думать? Все-таки, почему ее не прикончили сразу, а стали пугать. Есть в этом какая-то наивная путаница, как в детских прятках.

– Предполагаете, кто мог прислать метку? Может быть шутка?

– Среди наших друзей подобных шутников нет...

– Екатерина Павловна, вы держите в доме какие-нибудь яды?

– Быть может, горничная хранит крысиный, впрочем, я не знаю...

– Умеете обращаться с оружием?

– У мужа и ружья не имеется...

– Так почему же обрывок так напугал вас?

Госпожа Делье, видимо, собралась с силами, и сказала:

– За несколько дней до гибели Авроры мы обсуждали с ней разные причуды общих знакомых, как вдруг она спросила: «Что бы я стала делать, если бы узнала, что в нашем кругу есть убийца?». Я решила, что Аврора меня разыгрывает, как обычно, но она была настроена серьезно, и опять спросила: «Вдруг, человек, с которым ты дружна, например, близкая подруга, бываешь у нее и она бывает у тебя в доме, на самом деле, вынашивает замысел твоего убийства. И не ради какой-то пошлой материальной выгоды, а чтобы решить свою душевную проблему». Я спросила, намекает ли она на кого-то конкретно, но Аврора со смехом уверила, что это только теория, ее интересует мое мнение. Я сказала, что такая опасность будет портить жизнь, если о ней знаешь наверняка. А беспокоиться просто так, что кто-то из знакомых может строить планы убийства – глупо. Так и кирпича можно бояться. Чего доброго с ума сойдешь. Но Авроре это было мало, она стала настаивать. «Допустим, – сказала она, – ты знаешь, что угроза не шуточная, только не знаешь, кто твой убийца. Разве твоя скучная жизнь не приобретет новые волнующие краски? Разве каждая прожитая тобой минута не станет для тебя по-особому важной и удивительной? Не то ли испытывает приговоренный, которому отложили казнь: одновременно страх и радость?». Я сказала, что не хочу обсуждать подобные гнусности, мне уже страшно, а если она что-то знает, пусть выскажется напрямую. Но Аврора все обернула в шутку...

Родион терпеливо ждал продолжения, не одобряя и не понукая, словно предоставив даме возможность самой выбрать: быть ли искренной.

– А позавчера ... – Екатерина Павловна запнулась, но продолжила: – ... она показала мне клочок с розой и стрелками и со смехом сказала, что, быть может, это весть от ее тайного убийцы, который начал охоту и дает жертве шанс спастись. Я спросила: радует ли ее теперь каждая прожитая секунда. Аврора ответила: «Это восхитительное чувство: опасаться каждого, кто подходит близко. Захватывающая игра». Все это казалось розыгрышем. Но теперь... Когда я... Когда она...

Многие неясности обрели отчетливые очертания. Но возникала странная коллизия: допустим, убийца предупредил Аврору, чтобы она себе места не находила. Тогда получается, что госпожа Грановская знала значительно больше, чем сказала подруге. Иначе бы не предположила, что странное послание – «метка» от убийцы. И главное: зачем убийце два раза присылать одно и то же «письмо»: до и после убийства Грановской.

– У вас есть предположения, кто мог затеять игру с Авророй и вами? – спросил Ванзаров. – Кто-нибудь из вашего круга?

– Наш круг – солидные, обеспеченные и уважаемые люди, которым не нужно убивать друг друга от скуки.

– А если вдруг потребуется?

На лице Екатерины Павловны застыла гримаса удивления, которая ее печально глупила.

– Что это значит? – строго спросила она. – Вы на кого-то намекаете?

– Аврора Евгеньевна хранила на туалетном столике набор ядов. Вы знали об этом?

Супруга дипломата не нашлась, что ответить.

– Вам же городовой сказал, от чего погибла Грановская? – с наивным и чистым лицом спросил Ванзаров.

– Я не стала бы спрашивать. А как?

– Отравили синильной кислотой, которую впрыснули в конфеты. Вот теперь и подумаешь... – оборвал себе Родион.

– Что вы намерены предпринять для моей защиты? – просила Делье.

– Желаете поставить пост с городовым у ваших дверей? А что скажет начальство вашего мужа?

– Я об этом не подумала, – Екатерина Павловна погрузилась в терзания. – Это дело ни в коем случае нельзя выносить на свет. У Ипполита могут быть осложнения в карьере... Что же делать?

– Быть может, ваши тревоги напрасны... Имейте терпение дослушать... Стоит лишь предположить, что госпожа Грановская сказала вам чистую правду...

– Что это значит? Объяснитесь, это, в конце концов, возмутительно...

– Это значит, что вас намеревалась убить ваша... подруга.

– Но зачем? – еле слышно пробормотала Делье, пораженная, как могло показаться, до основания веры в людей. Если такая где-нибудь водится в природе.

– Например, чтобы исцелить свои душевные недуги.

– Но записка!

– Могла быть отправлена заранее... Она поручила кому-нибудь доставить ее в назначенный час. И вам досталось прощальное послание от мертвеца.

Родион говорил, как и полагается чиновнику полиции, с внушающим уверенность спокойствием. Хотя сам не верил ни единому слову. Хлипкое построение было рассчитано на доверчивую женщину и не учитывало туза в рукаве, вернее – шила в неизвестном любителе спортивных велосипедов. Его «метка» никак не лезла сюда. Из иллюзии безопасности и обоснованного ужаса юный сыщик выбрал для нервной дамы первое.

– Чтобы увериться наверняка... – сказал Ванзаров, вынимая снимок трупа в парике, – ... не знаком ли вам этот господин?

Взглянув, Делье не признала.

– Может быть, этот?

На снимке без грима взгляд задержался чуть дольше, чем полагалось, но затем Екатерина уверила, что видит его впервые.

– Кто это? – спросила она равнодушно.

– Возможные соучастники Грановской, – сказал Ванзаров, поднимаясь. – Сегодня вам не о чем беспокоиться, а завтра жду у себя... Могу просить о дружеской любезности?

Екатерина с некоторым сомнением выразила согласие.

– Укажите любовников вашей подруги.

– Но это бестактно!

– Я же просил о любезности. Ей уже все равно, а для следствия крайне важно как можно скорее найти этих господ. Помогите?

– Даже если бы знала имена... – неуверенно начала Делье и, набравшись решимости, закончила: – ...Аврора при кажущимся легкомыслии и сердечности, была скрытной и недоверчивой. О том, что у нее роман, я узнала по косвенным признакам, которые от женщины невозможно утаить. Но это все...

Звонок резко и тревожно оборвал тишину гостиной. Дама вздрогнула.

– Вы кого-то ждете? – спросил Ванзаров, но вытянувшееся лицо красавицы говорило, что его увещевания пропали зря. Дама уже воображала, как ее режут на части.

Звонок повторился.

Родион на цыпочках подошел к двери, встал так, чтобы внезапный удар шилом, если будет, прошел мимо, задержал дыхание и резко отпер дверь.

На него уставился моложавый господин, не старше двадцати семи лет, с идеальной прической, идеально напомаженными усиками, в идеально облегающем костюме, в легком цилиндре, несмотря на жару, с элегантной тростью, благоухающий идеальной служебной карьерой в иностранных делах под неусыпным доверием начальства.

Вид несколько растрепанного мужчины, подозрительно осмотревшего с ног до головы, привел в такое удивление, что хозяин квартиры издал горловой звук, неприличный в дипломатических кругах, и срывающимся голом, спросил:

– Вы что тут делаете?

Второй раз за день Родиона принимали за удалого ловеласа. И в чем-то мужья были правы, конечно.

Недоразумение счастливо разрешилось. А когда стало известно, что Родион Георгиевич, кроме службы в полиции состоит в счастливом родстве с самим Борисом Георгиевичем, то сразу стал милейшим и желанным гостем для Ипполита Сергеевича. Были предложенные разнообразные напитки для приятного времяпрепровождения, от которых Ванзаров отказался. И все равно титулярный советник распался в благодарностях, что такой занятой человек самолично принял участие в страхах его супруги, к которым он лично относится с некоторым юмором.

– Вообразите, Родион Георгиевич, Катюша вбила себе в голову, что ее хотят убить, – подмигнул Ипполит Сергеевич. – Женщины умеют возбуждать страсти не хуже Дюма, вы меня понимаете.

Где-то в глубинах комнат тренькнули колокольчики, дипломат Делье извинился и побежал гусиком, раскачивая задом.

– У вас на квартире телефонный аппарат? – с некоторой завистью спросил Ванзаров. Об этой полезной, но очень дорогой игрушке он мог только мечтать. Шутка – пятьдесят рублей в месяц.

– Поставили от министерства, мужу необходимо быть досягаемым в любую минуту, – печально сказал Екатерина Павловна. – Вы уверены в своих выводах?

– Как в самом себе... Кстати, что собирались дарить Грановской?

С этажерки для перчаток Делье взяла коробочку с бантом и нервно разорвала бумагу. Изящная книжица в коленкоровом переплете размером с ладонь, с отточенным карандашиком на золотой цепочке.

– Аврора хотела завести дневник, чтобы...

Родион не стал донимать расспросами: отчего записная книжка стала популярным подарком. Но все же спросил:

– Какие конфеты любите?

– «Итальянская ночь». А для чего вам?

– Да, так, издержки сыска... Но вот одного понять не могу: с чего это крыса кинулась на вас? Такой ведь покладистый был зверек.

– Боже мой, чем только занята ваша голова, какой жуткой ерундой. И вы еще в полиции служите, – беззлобно сказала Екатерина Павловна, протянув руку для поцелуя.

Ванзаров не обиделся. Его мозг, который посмели наградить нелестным эпитетом, крутил жернова логики на всех оборотах.

Спускаясь по лестнице, Родион раздумывал о том, что первое впечатление и психологический портрет был не вполне верен: женщина, конечно, нервная и хитрая, но очень умная. Еще трудно понять, почему Екатерина ничего не сказала мужу о смерти Авроры Грановской. Что это: проявление истинных семейных отношений или что-то другое? Логика молчала.

Была еще одна мелочь, подмеченная у самого дипломата. Скромное колечко в виде змейки, кусающей собственный хвост, пряталось за массивным перстнем на безымянном пальце левой руки. Что это означало? Этого логика пока не могла раскусить.