17
За спинами толпы раздавались крики, но понять, что вызвало интерес улицы, было решительно невозможно. Вручив подвернувшему городовому шляпную коробку с приказом немедленно доставить важную улику в 4-й участок Казанский части, Ванзаров проявил излишнее для чиновника полиции любопытство и протиснулся сквозь толпу.
Утомленное солнце клонилось к горизонту, застилая проспект мягким желтоватым светом, но Родиону показалось, что его «затмило иное светило», как бы сочинили для пошлого романса. На кромке тротуара стояла барышня, описать которую, у юного чиновника полиции не хватило бы словарного запаса, так что нам определенного будет тяжело... Тут и антропометрическое бюро не поможет.
Подлинное чудо доходило чуть-чуть до плеча Ванзарова, и было разодето в нечто очаровательное, чего Родион, кажется, не разобрал вовсе. Нам же это проще сделать: барышня облачилась в изящный туалет из сукна цвета беж. Перед юбки-клош украшен двумя узкими расходящимися складками, образующими род передника, до половины каждой складки нашито по пяти крупных пуговиц. Короткий корсаж с круглой, волнистой баской, с широкими отворотами из белого сукна, отделан большими пуговицами. Жилет из белого сукна с вырезом «en Coeur» на шемизетке из розового перкаля с отложным воротничком, и черный галстук. Шляпа из желтой соломы, украшенная диким полевым маком с зеленью и белыми кружевами. Ну, разве не прелесть?
Но и сама милая шляпка лишь украшала нечто сногсшибательное: копна волос цвета спелой пшеницы сияла волшебным отливом. Родион еще успел разобрать глаза, в которых сверкали нежные васильки, пока не погиб окончательно. Видение поразило настолько, что он не сразу понял, что происходит. Но дурман кое-как рассеялся. Стало ясно, что прекрасной незнакомке требуется помощь, и не кого-нибудь, а настоящего рыцаря.
Нижняя губка, прекрасная без сомнений, слегка дрожала, а за волшебный блеск глаз следовало благодарить выступившие слезинки, уже готовые скатиться по щекам. Барышня хоть и усмиряла волнение, но отчаянно стиснула рукоятку новенького дамского велосипеда знаменитой марки «Рудж». Он и стал причиной беды. Начальственно грозя кулаком, городовой распекал барышню за езду в неположенном месте, не имея на то специального разрешения, и вообще отчитывал за угрозу общественным нравам, а особенно лошадям.
– Но, в Париже можно ездить где угодно, и документов никаких не требуют, – пролепетала несчастная.
– Здесь вам не Париж, барышня, у нас предписания градоначальника имеются, – веско сообщил городовой, в котором Ванзаров, с хищной радостью, узнал Ендрыкина, того самого лентяя и лоботряса, что не удосужился написать рапорт и собрать свидетелей.
Пришел час мести.
Выйдя вперед, Родион нагнал на себя строжайший вид и весомо осведомился:
– Городовой, что здесь происходит?
Страж улицы словно уменьшился ростом, стремительно козырнул и доложил:
– Изволите видеть, ваше благородие, барышня нарушают...
– Значит, так, Ендрыкин, барышня выполняет важное задание. По личному распоряжению директора Департамента полиции. Все ясно?
– Так точно! – вытянулся городовой, но не удержался: – Это какое же?
– Дама проверяет пригодность велосипедов на предмет приобретения их для нужд полицейского резерва... Расходитесь господа, ничего интересного.
Скандала или хотя бы уличной драки больше не намечалось. Толпа, ощутив падение градуса, быстро рассеялась.
– Что стоишь, Ендрыкин, марш на пост, я сам провожу барышню...
Городового как ветром сдуло.
Спаситель же утонул в васильковых глазах и благодарной улыбке. Смахнув батистовым платочком ненужную влагу, барышня проворковала голосом, каким, наверное, поют райские птички (сами мы не слышали, приходится верить на слово):
– Спасибо, вы спасли меня.
– Какая ерунду, – грудь Родиона сама собой стала шире, а спина прямее, при этом остатки разума окончательно покинули разгоряченные мозги. Если раньше юноша стремительно влюблялся и остывал, как раскаленный булат, окунаемый в прорубь, то теперь натурально погиб. Ну, окончательно погиб. Без всяких возражений.
Ему застенчиво протянула ручку, Родион припал, после чего узнал, что неземное создание зовут редкостно и очаровательно: Софья Петровна Ухтомская. Ну, и чиновник полиции, в свою очередь, не остался в безвестности, не забыв упомянуть про «особых поручений».
– Как вам удалось так быстро справиться с этим ужасным городовым? – спросила барышня.
– Пустяки, они обязаны выполнять распоряжения сыскной полиции.
– Так, вы сыщик? Как интересно!
Заветное слово, беззастенчиво растоптанное в душе Родиона, заблестело праздничными красками.
– Всегда мечтала узнать, как работают настоящие сыщики... – сообщила она.
– Если позволите угостить вас чашечкой кофе, буду весь к вашим услугам.
Софья Петровна с радостью позволила. Приняв на себе бразды управления велосипедом, то есть ведя его за рога по кромке мостовой, Родион направился в ближайшую кофейню, каких развелась тьма-тьмущая на Невском. Чудо шло рядом, разговор тек непринужденно.
В кофейню, название которой и поминать не хочется, Родиона отказались впускать: нельзя с велосипедом, и все тут. Совершенно раздухарившись, чиновник полиции подозвал ближайшего городового и приказал глаз не спускать с двухколесного транспорта. А сам, галантно пропустив даму, вошел в кафе следом. Шикарным жестом предложив меню, Родион вдруг вспомнил, что с собой у него рубля три, не больше. Если Софья Петровна пожелает нечто значительное, придется туго. Но барышня воспитанно заказала чашечку венского.
– Рассказывайте скорей, как ловите убийц и грабителей, меня раздирает любопытство! – нетерпеливо попросила она.
– Мы, полицейские, не раскрываем свои секреты незнакомым, – со значительной миной сообщил Родион.
Софья Петровна солнечно улыбнулась и рассказала, что она единственная дочь богатого промышленника, который, оставив дела, перебрался в Париж. Вернулась на историческую родину в начале мая, чтобы провести лето в столице, и понять, чем хочет заниматься в дальнейшем. Проживает не в гостинице, а в меблированных комнатах Соколова. Способность наблюдать частично вернулась к Ванзарову, и он отметил на пальчике барышни кольцо с крупным брильянтом, а на шее – золотые часики-кулон, с мелкими блестками. Похожа на богатую невесту. Хотя кто посмел в такой романтический миг думать о презренных материях, вроде приданого.
– Теперь ваша очередь, – напомнила Софья Петровна. – Какие тайны раскрываете?
Честно говоря, рассказывать было нечего, а сочинять в таком состоянии Родион был не в состоянии. И еще трижды повторить.
– Да, вот, хотя бы из последнего, – сказал он, задумчиво колошматя ложечкой по блюдцу. – Прямо на улице убили юношу ударом шила в сердце...
– Боже мой! – вскрикнула барышня, как все барышни мира, когда хотят показать свой восторг перед достоинством мужчины. – Вы уже нашли убийцу?
Ванзаров откликнулся на призыв крови, как петух на куриное кудахтанье:
– Напали на его след. Очень опасный и коварный преступник. Пришлось бросить все силы на его поимку. Скоро возьмем, никуда не денется. Я раскинул такую хитроумную сеть по всему городу, что ему просто некуда деться. Не покладая рук работает сотня филеров, осведомители, еще жандармов подключил. У меня ведь весь департамент под рукой. Бывает, зайду к директору, скажу: Николай Иванович, душа моя, дайте-ка мне парочку рот филеров, чтобы злоумышленника изловить. И директор сразу – пожалуйста, Родион Георгиевич, берите филеров, сколько хотите, только дело сделайте, чтоб отчетность не страдала! На мне все только и держится. Ни в чем не знаю отказа. Сыскную полицию гоняю, как хочу. Даже самого начальника Вощинина – прямо в хвост и в гриву. А что делать? Розыск требует. У меня не забалуешь! Все помогают, хотят, чтобы следствие мое как можно скорее решилось. Я вообще имею большое влияние в министерстве. Прямо скажу: будет надо – вся полиция за мной, как один, встанет... А потребуется – и гарнизон поднимем, кавалерию... Флот наготове... У нас и воздушный шар для наблюдений имеется... Мы его обложили, скоро возьмем... Примерно так.
Родиона несло. Ничего не мог поделать со своим языком, который будто с цепи сорвался. Ему было и стыдно, и приятно, что васильковые глаза неотрывно и, кажется, с восторгом, пожирали его.
– Потрясающе! Это будет в свежих газетах?
– Надеюсь, нет! Я скромен. Для чего мирская слава, лишь бы дело делалось, – подхватил слегка обезумевший Ванзаров. – Наша работа скучна журналистам. Им подавай какие-нибудь жареные факты. А мы, сыщики, работаем кропотливо и вдумчиво, в тиши кабинетов, с лупой и фактами. Но порой в дождь и ветер, мы идем по следу, чтобы... В общем, да...
«Закрой рот!» – сам себе приказал он, пока усердно кашлял.
– Какой вы... – не закончила Софья Петровна, хотя юному чиновнику страсть как захотелось узнать, каким именно предстал в васильковых глазах. – А что-нибудь еще?
– Извольте, – Ванзаров проглотил кофе. – Любовник прислал чужой жене отравленные конфеты.
– Зачем? – испугалась Софья Петровна.
– Выясняем... Загвоздка в том, что пока не удалось установить его личность. Но это дело ближайших дней...
– Какая у вас интересная жизнь, полная приключений и подвигов... Не то, что у меня.
Родион смог лишь многозначительно кивнуть. На большее сил не осталось.
– Как жаль, что приходиться расставаться с таким интересным человеком, – сказала барышня грустно.
– Отчего же расставаться? Вы позволите пригласить вас... завтра, – Ванзаров никогда никого не приглашал на свидания, и потому не знал, куда следует водить приличных девушек. Впрочем, как и неприличных. Он вообще не знал, как это делать. Чудо, что вообще сумел исторгнуть приглашение.
Барышня с милой улыбкой дала согласие. Они договорились, что завтра ближе к вечеру Софья Петровна телефонирует в участок, чтобы выбрать место встречи.
Поймав извозчика и закрепив на багажном ящике велосипед, подсадив девушку и поцеловав тонкую, будто прозрачную ручку, а также, отдав извозчику последнюю мелочь, Ванзаров плыл в нескончаемом счастье. А как славно она произнесла «сыщик», нет, не славно – божественно.
Он смотрел, как удаляется пролетка, и на душе разливался клубничный сироп под взбитыми сливками. А сердце потекло растопленным медом. Непередаваемо хорошо.
Софья Петровна обернулась и одарила улыбкой, за которой можно было вообразить, что угодно. Ванзаров чуть не кинулся за пролеткой, но вовремя сдержался. Все-таки, важным чиновникам сыскной полиции не пристало бегать по проспекту, как мальчишкам-газетчикам.