Книга: Завещание Аввакума
Назад: Глава 6 Расколы и раскольники
Дальше: Глава 8 Игнатьев

Глава 7
Вместо Здобнова

Вид на Нижнепосадский гостиный двор, Рождественскую улицу и Стрелку от Ивановской башни кремля.

 

В час ночи снаружи раздался грохот коляски, громкие голоса и в съезжую как-то боком, семеня ногами, вбежал Здобнов в мастерски наклеенной бороде и упал на стул. Все кинулись к нему. Алексей увидел, как по рукам сыщика стекает кровь; Иван Иванович зажимал рану в левом боку и хрипло дышал.
— Доктора, живо! — загремел на всю часть Ничепоруков, а Лыков молча, быстро и ловко начал снимать со Здобнова напитанные кровью кафтан и поддевку.
На войне Алексей видел много ранений и хорошо научился оказывать первую помощь. Первое, что он сказал, увидев рану, было облегченное:
— Слава Богу!
— Что там, Лешка? — морщась от боли, спросил Здобнов.
— Все обойдется, Иван Иванович, рана очень удачная — ниже легкого и выше почки, в неопасное место, через месяц будете плясать. Правда, большая кровопотеря. Сейчас я вас перевяжу.
Дежурный доктор из высланных под надзор студентов-медиков прибежал быстро, похвалил наложенную Алексеем повязку и велел срочно везти раненого в ярмарочную больницу. Больница находилась в Кунавино, у Московской заставы, в собственном добротно оборудованном здании. Помчались туда на двух полицейских пролетках с зажженными фонарями: в первой — раненый с медиком, во второй — Лыков с Благово, который, оказывается, не ушел домой, а тоже у себя наверху сидел и ждал Здобнова.
Через полчаса перевязанный, пахнущий коллодиумом — у него, кроме ножевого ранения в бок, оказались сильно порезаны обе ладони — Здобнов благостно лежал на койке. Курить ему доктор не разрешил, но стакан водки «от нервов» выпить дозволил. Сыщик был очень слаб, но понимал, что все страшное уже позади, его бледное лицо начало розоветь; он торопился доложить начальству свое происшествие, пока еще не впал в забытье.
Рассказал Здобнов следующее.
Он загримировался под «пьяненького мещанина при деньгах», сунул в один карман казенных два червонца, а в другой — кастет, и отправился в Гордеевку, большое пригородное село на окраине Кунавина, примыкающее к ярмарке с северо-запада. У Гордеевки очень плохая репутация — это своего рода отстойник для всякого сброда, делавшего отсюда вечерние вылазки на ярмарку, а утром сидящего в четырнадцати знаменитых своей опасностью зловещих гордеевских трактирах.
Идея Здобнова была прийти вечером на Самокаты, а конкретно в заведения Сушкина, а потом и Кузнецова, не в одиночку. Он решил найти в Гордеевке себе собутыльника из известных мелких жуликов, которые всюду на Самокатах свои, и у Сушкина появиться уже вдвоем и навеселе, чтобы отвести подозрения. Грим у Ивана Ивановича был хороший, он даже пальцы себе изъел заранее краской («мы по красильной части работаем»). Собутыльника, которого все звали Ваня Маненький, он нашел быстро, помахал у него перед носом двумя «красненькими», сказав загадочно — «у мазуриков заработал!», и тот на весь день прилип к нему как банный лист. Обойдя три трактира в Гордеевке, в обед они, уже хорошо веселые, пришли на Самокаты и до вечера торчали у Сушкина, медленно, но верно спуская казенные деньги. Ваня Маненький быстро подсел к каким-то трем «кавказским ребятам» с острова Кавказ, прихватив с собой и Здобнова. Ребята, видно, приглядывались, кого бы им попотрошить. Сушкин дозволял высматривать в своем заведении за известную комиссию, потому что с Кавказом шутки плохи — на острове собиралось к ярмарке до ста человек решительных людей, среди которых было много беглых из ссылки и даже с каторги; с буйным островом лучше было дружить.
Пьяненький мещанин по красильной части со своими жалкими рублями «кавказцев» не заинтересовал; они милостиво разрешили ему поставить честной компании полуштоф очищенной и стали вполголоса расспрашивать Ваню о том, «кто из набольших приехал».
Ване, видимо, хотелось блеснуть перед серьезными людьми своей осведомленностью, и он назвал несколько имен. Первыми же он назвал Осю и Сашку Регента! Сказал, что они бывают на обеих «мельницах» по ночам, а днем у них дела.
Пьяненький мещанин по красильной части несколько раз некстати встревал в разговор, сказал даже, что у него свояк регент в Трехсвятской, и что у отца тоже была мельница, да пропил; от него лениво отмахивались.
Здесь, Здобнов уверен, его не раскусили; он затерялся в компании. Хотя Сушкин известен своей подозрительностью, и охранники его, и он сам смотрят очень внимательно, сыщик ушел от него с Ваней Маненьким благополучно. Прокололся он в трактире Кузнецова, и выдал себя именно Ване, которого счел человеком пустым и не опасным. Когда около полуночи по шумному, пьяно орущему и накуренному общему залу трактира прошел быстрым шагом какой-то человек, Ваня Маненький ткнул Здобнова локтем в бок и сказал:
— Вот и Регент появился.
И Здобнов на секунду раскрылся, когда посмотрел Сашке Регенту в спину. Ваня оказался совсем не прост, взгляд этот, отнюдь не мещанский, перехватил и все понял, но виду не подал. Они просидели еще с полчаса с какими-то арфистками, дали им двугривенный «на ноты», а потом вдруг Иван Иваныч увидел, что Вани Маненького около него нет. Почувствовав неладное, он пьяно дыхнул в ухо половому: «Где у вас тут нужник?» — и, пошатываясь, направился к сеням. Вышел на темную лестницу и тут же получил удар ножом в бок. Второй удар он поймал руками, изрезав сильно пальцы, пнул нападавшего ногой в пах, выскочил на улицу, впрыгнул в ближайшую пролетку и крикнул как можно повелительней:
— К полицмейстеру! Живо, малой!
Так и домчался, зажимая пробитый бок изрезанными пальцами.
Уже в третьем часу утра Благово с Алексеем на той же полицейской пролетке возвращались в Главный дом. Ехать домой было уже поздно — через пять часов начиналось их дежурство. Лыков хотел сбегать за реку успокоить мать с сестрой, но оказалось, что Благово еще перед их отъездом в больницу велел Ничепорукову зайти к Лыковым сказать, что Алексей ночует в части. Как всегда, его старший начальник все замечал и все успевал…
Благово смотрел на огни Благовещенской стороны, на другом берегу Оки, и говорил устало, но эмоционально:
— Мы недооцениваем противника. Сам Иван Дмитриевич Путилин (коего я имею честь знать лично) второй год не может поймать Осипа Лякина. Сегодня, при менее благополучном стечении обстоятельств, у меня уже было бы два зарезанных сыщика — вы и Здобнов. Случилось два чуда в один день, но третьего не будет — не те люди. Поэтому удвойте, утройте осторожность!
Мы отстаем от них, потому что до сих пор не знаем продавцов рукописи Аввакума. Возможно, в этот самый момент Ося Душегуб их убивает, и мы завтра найдем их трупы. Поэтому в половине восьмого будьте в полицейском экипаже у Гостиного двора, я распоряжусь, чтобы его за вами закрепили. Найдите мне начетчика из-под земли! Я сам поехал бы с вами, но в девять мне вместе с полицмейстером надо быть на первом докладе у графа Игнатьева. Старика отведите в мой кабинет и ждите меня там, а если он назовет продавцов вам — их также ко мне.
Далее. Противник настолько силен, что нам одним с ним не справиться. У нас есть и полицейские чины, и жандармские, и казаки, имеется ярмарочная команда и силы гарнизонного батальона, но это не поможет в поимке Осипа Лякина. Ночные облавы в притонах возможны только в Кунавино, и то с минимальными шансами на успех. На Самокатах никакая облава невозможна ни днем, ни ночью — мы поймаем только воздух. А банда Лякина вообще ночует где-нибудь в Сормово или Подновье… Поэтому нам нужны союзники, которые не стеснены рамками закона. Я имею в виду этого Буффало. Он же тоже будет искать рукопись Аввакума!
(Они подъехали к Главному дому, отпустили экипаж и стояли теперь на крыльце своего флигеля под фонарем).
— Каргер не прав, желая выставить его из города, — продолжал Павел Афанасьевич. — Буффало может быть для нас очень полезен. Поэтому я поручаю вам наладить с ним негласное взаимодействие. Полицмейстеру об этом пока говорить без нужды не будем, но если это вскроется — сошлитесь на мое указание. Сегодня же днем зайдите к Гаммелю и заставьте его познакомить вас с Буффалой. Он теперь ваш должник, да и вся Рогожа вместе с ним. Если Буффало покажется вам человеком, могущим быть нам полезным — сообщите ему то, что услышали от Ивана Ивановича. И помогите сориентироваться на ярмарке. Вообще обещайте любое содействие. Пусть, если он такой фартовый, идет сам на «мельницу» и ловит там Осю с Сашей, пусть даже убивает их — нам только лучше; эдаких мерзавцев давно пора бы в землю, да наш закон такого не дозволяет.
А теперь, Алексей Николаевич — спать!
Он крепко пожал Лыкову руку и ушел к себе наверх. Алексей же устроился в дежурной комнате на диване, наказал разбудить себя в половине седьмого и мгновенно уснул.
В половине восьмого утра в полицейском экипаже, замаскированном под извозчика, Лыков подъехал к Гостиному двору, что на Рождественской. Вбежал на безлюдный еще второй этаж, прошелся по галерее. Обе лавки с иконами были уже открыты, хотя покупателей в такую рань не предвиделось. Лавки соседствовали друг с другом; у дверей их стояли мальчики лет 10–11 и смотрели на него. «Которая из них?» — подумал Алексей, разглядывая, в свою очередь, мальчиков. Один был с крохотным стариковским личиком и какими-то бегающими, как у мышонка, глазами; второй — крепенький, рыжеватый, со смышленым взглядом. Лыков поманил его, спросил начальственно:
— Как зовут?
— Алексей Пешков, — ответил тот.
Лыков показал ему свою бляху, но так, чтобы не увидел второй мальчик, и сказал негромко:
— Я из полиции. Ищу Петра Васильевича.
— Он у нас, пьет чай с приказчиком, — так же тихо ответил Пешков.
— Позови его.
Мальчик убежал в лавку, Алексей стал прохаживаться по галерее. Через минуту вышел, прихрамывая, высокий старик с седой бородой на благолепном лице, с умными глазами, с палкой и картузом в руках. Увидев молодость Лыкова, он не спеша, с достоинством надел картуз, подошел и ласково прогундосил:
— Пожалуйте документик.
— Я от Павла Афанасьевича, — ответил Алексей; начетчик сразу изменился в лице, глянул настороженно, увидел внизу пролетку и все понял.
— Здесь говорить не надобно. Отъедьте пока на квартал, я спущусь через минуту, догоню и поедем в часть; не нужно, чтобы нас вместе видали.
Алексей проехал вперед и стал в Троицком переулке, с утра уже набитом бугровскими подводами. Вскоре подковылял начетчик, сел, попросил поднять верх экипажа, и они поехали на ярмарку. По лицу старика Алексей понял, что говорить тот будет только с Благово, но его беспокоило, что они могут снова опоздать, и он не выдержал:
— Нам нужно знать продавцов известной вам рукописи.
Петр Васильевич молча пожал плечами.
— Грех на душу берете. Их за нее убить могут!
— Это уж как Бог решит, — сухо ответил старик, и на этом беседа прекратилась.
Когда они в восемь часов подходили к кабинету Благово на втором этаже, подле приемной полицмейстера, дежурный чиновник канцелярии остановил Лыкова.
— Павел Афанасьевич велел передать вам ключ от его кабинета и ждать его хоть до вечера. Он только что ушел на первый доклад к его сиятельству, генерал-губернатору графу Игнатьеву.
Назад: Глава 6 Расколы и раскольники
Дальше: Глава 8 Игнатьев