Глава 48
Затянувшийся завтрак

Вкушая всевозможные гастрономические изыски в ресторанном зале «Королевы Ольги», пассажиры охотно обсуждали любые слухи, новости или прогнозы. Говорили о чем угодно: о восшествии на английский престол Георга V и появлении кометы Галлея, о массовом переселении русских с Дальнего Востока на Гавайи и о столкновении французского пассажирского парохода «Па-де-Кале» с подводной лодкой «Плювиоз»; обсуждали скандальную пьесу «Шантеклер» и чудо техники – самодвижущуюся коляску на тридцать шесть мест под названием «автобус». Конечно же, все это имело место исключительно до того печального дня, когда в Константинополе погиб учитель Завесов. А после рокового происшествия все разговоры вращались вокруг одной-единственной темы – поиска неуловимого и дерзкого преступника, путешествующего вместе со всеми. Но со вчерашнего дня, после известия о гибели Пустоселова, все переменилось. А уж просмотр фильмы и вовсе стер всевозможные приличествующие рамки в суждениях. Публика жаждала выговориться. Но прежде нетерпеливые вояжеры страстно желали получить вразумительные объяснения со стороны какого-нибудь сведущего лица. Да это и понятно – расплывчатость и неопределенность в суждениях давно уже набили всем оскомину. Оставалось определиться с жертвой предстоящей психологической вопросно-ответной экзекуции. Думали недолго…

Стоило чете Ардашевых допить кофе, как вокруг них словно по команде собралось все местное «первоклассное общество»: члены экспедиции, муж и жена Богославские, Матрешкина с дочерью, Каширин, неуемная феминистка Слобко и даже Анастасия Вяльцева с аккомпаниатором Блюмом. Процессию возглавил капитан, который и обратился к присяжному поверенному:

– Вы уж простите, Клим Пантелеевич, за беспокойство. Но гибель купца Пустоселова породила массу всевозможных кривотолков. Чего только не говорят! Я даже слышал мнение, что утонувший негоциант – не настоящий злодей, а просто несчастный человек, который по каким-то собственным причинам решил тайком покинуть судно. А истинный душегуб так и остался здесь, среди нас. И потому у многих на сердце тревожно. Я попросил бы вас, уважаемый Клим Пантелеевич, если, конечно, это не составит большого труда, объяснить, кто же все-таки являлся этим неуловимым преступником?

– Тут нет никакого секрета, это был Пустоселов.

– А почему именно он? – нервно выкрикнула Амалия Панкратовна.

– Ну, хорошо. Если вы готовы запастись терпением, я поведаю вам эту длинную историю. Так что вы присаживайтесь, господа, рассказ-то долгий… Почти два месяца тому назад попалось мне в руки странное объявление, в котором некий человек предлагал разгадать криптограмму, состоящую из целого ряда цифр. За правильный ответ он обещал вознаграждение в двадцать пять рублей. Ответное письмо предлагалось послать на Главный ставропольский почтамт до востребования и указать получателя – предъявителя десятирублевого кредитного билета № КЗ 530215.

– А зачем были нужны такие меры предосторожности? – невольно вырвалось у Богославского.

– Вот и я тогда так же подумал, но потом отнес это на некую игру или мошенничество и постарался выбросить из головы глупый газетный розыгрыш. Однако воскресным августовским утром явился ко мне посетитель и представился Афанасием Пантелеймоновичем Пустоселовым, купцом второй гильдии. Он поделился постигшим его горем: в доме на втором этаже, в его собственном кабинете был найден труп его слуги и повара в одном лице – Савелия Лукича Русанова, которому вот-вот должно было исполниться шестьдесят лет. Смерть наступила от четырех колющих ран, каждая из которых сама по себе уже была несовместима с жизнью. Погибший был внуком некоего Капитона Русанова – личности до крайности интересной и загадочной. По словам моего гостя, этот самый Капитон появился в Ставрополе уже в зрелом возрасте и выучил деда Пустоселова нескольким иностранным языкам. Правда, английские словечки, которые он использовал, были совсем не для дамского уха. Да и понять эти витиеватые идиомы и фразеологизмы могли, пожалуй, лишь морские разбойники с Туманного Альбиона.

– Пираты? – округлил от удивления глаза Семен Аркадьевич Богославский.

– Да-да, они самые, – кивнул Ардашев. – Так вот у этого Капитона был сын, Лука. Пожить ему удалось недолго, но после него остался малолетний Савелий – внук Капитона, который сызмальства жил, а потом, выучившись на повара, прислуживал в этой купеческой семье. Пустоселов сетовал на то, что полиция подозревает его в убийстве, и потому просил меня отыскать истинного злодея. В тот момент я еще не дал своего окончательного согласия на расследование, но тем не менее решил осмотреть место происшествия.

– Я хорошо помню это дело, – беззастенчиво вмешался Каширин. – Мы сначала думали, что убийца проник в комнату через открытое окно и стал, по всей видимости, вскрывать ящик письменного стола, в котором хозяин хранил деньги. Заслышав шум, слуга вошел в кабинет, вот тут-то преступник и напал на него. Но после того как вы разглядели в приказчике скобяной лавки сбежавшего каторжанина, все вроде бы стало на свои места…

– Не совсем, Антон Филаретович. Видите ли, тогда же, находясь на месте преступления, я обратил внимание на одну немаловажную деталь – у нижнего края шкафа на паркете осталась едва различимая прямоугольная вмятина. Такие отметины бывают, когда тяжелую мебель, стоявшую годами на одном месте, сдвигают. К тому же на этом кусочке пола явно недоставало воска, что соответствовало утверждениям Пустоселова, показавшего, что паркет вощили еще в четверг, а само убийство произошло в пятницу. Только вот он меня заверил, что все шкафы, уставленные книгами, никогда не переставлялись – ну, по крайней мере, лет восемь уж точно. А после нападения грабителя хозяин нашел опрокинутым один-единственный стул. И еще: приказчик обмолвился, что он услышал какой-то шум наверху, будто кто-то танцевал или передвигал мебель. Он тогда подумал, что, наверное, Савелий Лукич затеял серьезную уборку. Все это позволило мне поставить правдивость слов Пустоселова под сомнение. Однако едва зародившееся подозрение перевешивалось другим фактом – купец, зная, что я всегда нахожу злодеев, сам явился ко мне и попросил, чтобы я отыскал преступника! Ну, не мог я представить, что он был настолько самоуверен! Да и потом… мы с Вероникой Альбертовной собирались отдохнуть, и я совсем не был расположен отменять отпуск из-за обычного на первый взгляд разбойного нападения. Стоит заметить, что на тот момент его расчет оказался верным, и я, сам того не ведая, отвел от него подозрение, сообщив начальнику сыскного отделения, что Пустоселов собирался воспользоваться моими услугами.

– Мы даже отпечатки пальцев с него взяли, но оказалось, что они не совпадали с теми, что были обнаружены на подоконнике. Как позже выяснилось, их оставил покойный, – заметил Антон Филаретович.

– Мысль о том, что в этом убийстве не так все просто, как может показаться на первый взгляд, закралась ко мне после беседы с Поляничко. А он рассказал мне, что в кармане погибшего был найден окровавленный и проколотый ножом пустой бумажник. Согласитесь, довольно странно, чтобы слуга ходил по дому с портмоне. Да и одет, по словам Ефима Андреевича, он был, прямо скажем, никак не для хозяйственных работ.

Ардашев поймал на себе восхищенный взгляд радетельницы женских прав. Казалось, что госпожа Слобко только сейчас рассмотрела присяжного поверенного, и, судя по всему, он ей пришелся по нраву. Она, словно смотрящая на сметану кошка, безотрывно поедала Клима Пантелеевича глазами и разве что не облизывалась и не мурлыкала в предвкушении воображаемых удовольствий. А верная адвокатская супружница тем временем ничего этого не замечала и была всецело погружена в перипетии расследования.

– Убить своего повара? Но зачем? – не удержалась от комментария Капитолина Матрешкина и встретилась глазами с Кашириным, который в ответ не преминул еще раз поцеловать ей руку.

– Чтобы в этом разобраться, мы должны вернуться к личности Савелия Русанова, его вещам, образу жизни и, наконец, к самой криптограмме, – пустился в рассуждения Клим Пантелеевич. – Как я заметил, этот человек с самого детства бредил морем. Стены его маленькой полуподвальной комнатки были увешаны репродукциями картин известных маринистов, а на полках стояли книги о морских приключениях и дальних странах. Я нисколько не сомневаюсь, что секстант, обнаруженный в чемодане Пустоселова, на самом деле принадлежал Савелию. Так же как и навигационные таблицы, на которых оказались рукописные, выцветшие от времени цифры. Их ровно тридцать одна, и расположены они в той же последовательности, что и указанные в газетном объявлении. Отсюда следует, что кто-то задолго до появления на свет Савелия скрыл в криптограмме какую-то информацию. – Присяжный поверенный окинул взглядом собравшихся. – Теперь понятно, что речь идет о какой-то «золотой пещере». Я совершенно уверен, что это сделал Капитон Русанов – дед нашей жертвы. Он немало колесил по свету, и ему каким-то образом стало известно о наличии клада на Мадагаскаре. Его сын Лука после смерти жены, к сожалению, запил и вскоре умер, а внук в то время был еще очень мал. Старому моряку не оставалось ничего другого, как зашифровать координаты сокровищ и записать данные на одной из страниц навигационных таблиц, применявшихся еще в пору его юности. Цифры среди цифр. Кто обратит на них внимание? Шло время, и настал 1910 год, август месяц. Дед давно умер, а у Савелия приближался шестидесятилетний юбилей – своего рода ноябрь человеческой жизни. А с чем он подходил к нему? Что у него было за душой? А ничего: ни дома, ни семьи, ни детей. Оставались лишь одна давняя мечта о море и приятные воспоминания – то ли сон, то ли явь, – отпечатавшиеся в детском сознании, когда дедушка шептал перед сном мальцу истории о морских походах, отчаянных сражениях и пиратских кладах. А перед смертью он оставил парнишке наследство – видавший виды сектант да ньютоновские таблицы с криптограммой… Даже тайну тридцати одной цифры Капитон Русанов унес с собой в могилу.

– Получается, что Савелий Лукич как раз и был тем таинственным господином, который напечатал в «Ставропольских губернских ведомостях» загадочное объявление и за правильный ответ пообещал вознаграждение в двадцать пять рублей? – осведомился Неммерт.

– Ну конечно! – согласился адвокат. – Кроме того, он являлся владельцем десятирублевой банкноты с памятным номером и, как я полагаю, отзывчивым человеком, решившим помочь своему хозяину, у которого финансовые дела шли далеко не лучшим образом. Но доброта не всегда идет во благо. Забегая вперед, скажу, что в Порт-Саиде я получил две телеграммы. В одной из них говорилось, что все недвижимое имущество купца второй гильдии Пустоселова – три скобяные лавки и родовой дом на Мещанской улице – давно заложены под обеспечение пятилетнего кредита в Азовско-Донском Российском Торгово-Промышленном банке. Сумма займа составляет сто тысяч рублей. Договор подписан 19 февраля 1906 года. Стало быть, уже в следующем году он должен был бы по нему полностью рассчитаться. Однако дела шли не лучшим образом… А тут подоспело предложение Русанова о финансировании поисков золотой пещеры и, соответственно, назревал дележ будущих сокровищ. А зачем соглашаться на часть, когда можно получить все? Вот вам и мотив убийства.

– Позвольте, Клим Пантелеевич. Вы все время упоминаете о сокровищах, о золотой пещере. А какое отношение ко всему этому имеет не раз упоминавшаяся здесь десятирублевая купюра? – недоуменно поморщился Лепорелов.

– Самое прямое! Ведь именно господин Завесов и разгадал криптограмму. Текст этого зашифрованного сообщения был следующий: golden cave S 15° 59’8.6” E 50°15’54.2”, то есть указаны точные координаты клада. Их Савелий Русанов написал на чистом поле той самой банкноты, которую Пустоселов забрал себе, имитируя ограбление после совершенного им убийства. И злодей носил ее в собственном портмоне.

– Но зачем? Это же прямая улика! Тем более что она была насквозь пробита ножом! – удивленно воскликнул полицейский.

– Вы правы. Но о ней знал лишь один человек – Завесов. А для преступника «красненькая» была своего рода талисманом, который должен был привести его к богатству. Да и потом, купец мог всегда отпереться, сказав, что получил ее на сдачу. Что же касается Завесова, то позже, когда ему стало известно об убийстве Русанова и о том, что экспедицию на Мадагаскар возглавит Пустоселов, далеко не глупому географу уже не составило труда выявить преступника. Однако он не пошел в полицию, а решил шантажировать злодея, с тем чтобы самому оказаться на корабле, плывущем на этот далекий остров. Вероятно, они договорились, и он был в доле с купцом, но, как вы понимаете, недолго. Лиидор Макарович не верил убийце и, чтобы хоть как-то обезопасить себя, составил письмо, где, вероятно, поведал все, что знал. Скорее всего, он сказал об этом и самому Пустоселову. Но негоциант раньше меня нашел послание, спрятанное за православным складнем. И мне пришлось довольствоваться лишь вмятинами на чистом тетрадном листе, оставшимися от давления стального пера, да следами чернил на промокательной бумаге, которые я прочел в зеркальном изображении. А там я разобрал всего несколько слов: две буквы «о», на некотором расстоянии и – «…УБИЛ РУСАНОВА И МЕНЯ». Но кто? Если предположить, что две «о», стоящие перед словами, – часть фамилии преступника, то подходят всего двое: Пустоселов и Лепорелов. Согласитесь, на настоящую улику эта надпись явно не тянула.

– Одного понять не могу, – поделился сомнениями ботаник, – Завесов перед смертью в подземелье даже не вскрикнул. Уж я бы точно услышал…

– Ничего удивительного, – пояснил Ардашев, – его сначала оглушили камнем, а уж потом зарезали. Согласитесь, Афанасий Пантелеймонович оказался довольно неплохим актером и всем своим видом показывал, что был не на шутку испуган случившимся.

– Не знал я, Клим Пантелеевич, что вы меня в душегубы-то записали, не знал, – обиженно пробубнил преподаватель. – Ну да ладно, чего уж там – следствие дело такое…

– А как же фильма? – не удержался Асташкин. – И зачем это Пустоселов хотел утопить господина Бранкова? Почему он так боялся этой кассеты и выбросил ее за борт? Там ведь, как мы убедились, кроме лобзаний, ничего интересного и не было, – он насмешливо покосился в сторону слегка покрасневшего Свирского.

– Ну, не совсем так. Кое-что там все-таки имелось, хотя и не настолько серьезное, чтобы из-за этого убивать господина оператора. – Присяжный поверенный достал из кармана коробочку любимого монпансье, покрутил в руках и убрал в карман. – В Смирне в присутствии членов экспедиции Александр Осипович подошел ко мне и при всех сказал, что, по его мнению, убийцу Лиидора Макаровича можно распознать. И это услышал злодей, который, вероятно, решил, что объектив камеры выхватил его как раз в тот момент, когда он бросал яд в шампанское учителя географии. Помните, при входе в Босфор раздались пушечные выстрелы и все ринулись к правому борту? А в это время, как видно из фильмы, чья-то рука намеренно столкнула на пол бокал. А зачем? Да просто потому, что яд мог попасть случайной жертве – госпоже Вяльцевой, Прокудиной или кому-то еще… А бесполезные убийства преступнику были не нужны. Он же не маньяк. Поэтому самым идеальным вариантом была бы смерть свидетеля, то есть самого оператора, и исчезновение пленки. Этого он и пытался добиться. Откровенно говоря, такой необходимости не было. Да и сам господин Бранков не был точно уверен, что у него имеются доказательства – съемка, если помните, происходила еще до прибытия в Константинополь, а значит, до убийства Завесова. И по вполне понятным причинам он тогда не обратил особого внимания на странные действия одного из пассажиров, сбивающего на пол фужер. Об этом Александр Осипович вспомнил намного позже – уже в Смирне. Но ведь и мой расчет был основан на том же. Это я его попросил сделать объявление о предстоящей демонстрации фильмы, и я же уговорил нашего уважаемого капитана застопорить ход для псевдонеотложной профилактики парового двигателя по соседству с рыбацкой деревушкой. Признаюсь, довольно долго я не был уверен, кто же все-таки настоящий преступник – господин Лепорелов или Пустоселов. И виной тому была телеграмма, полученная мною из Ставрополя.

– Что вы имеете в виду? – Каширин подался вперед.

– Видите ли, когда мне удалось раскрыть тайну засекреченного послания Капитона Русанова – а это случилось уже на корабле, – я понял, что, вероятнее всего, убийца его внука – один из членов экспедиции. А из этого следовало, что, отправляясь в это самое путешествие, он должен был заранее обзавестись каким-либо оружием, способным умертвить опасного для него человека, будь то я или кто-то другой. Вряд ли он взял бы с собой пистолет, поскольку звук выстрела на судне сразу привлек бы излишнее внимание, да и на таможне могли возникнуть сложности. А турки особенно не церемонятся: чуть что – в зиндан. Холодное оружие? Его на судне и так полным-полно, и проще стащить с кухни разделочный нож (что, собственно, и произошло), чем проносить его на корабль. Словом, удобнее всего яд. А знаете почему? Здесь нет условий для производства вскрытия жертвы (ни операционной, ни химической лаборатории), а без этого выявить опасное вещество нельзя. Можно, конечно, догадываться, анализируя общие симптомы больного, но это всего лишь подозрения, а не медицинское заключение. Рассуждая именно таким образом, я отправил телеграмму в Ставропольское полицейское управление, где просил узнать, кто из членов экспедиции за последние полгода покупал в городских аптеках яд. И оказалось, что это вы, – присяжный поверенный повернулся к учителю естествознания, – но даже не вы, а ваша родная сестра – Дросида Ивановна, которая до сих пор носит девичью фамилию. Ее допросили, и она подтвердила, что приобрела цианистый калий в Красной аптеке сугубо по вашей просьбе, уважаемый Елизар Матвеевич. Это сообщение спутало мне все карты… Так что зря вы обиделись на меня за подозрения. Сами теперь видите, что для этого имелись веские основания.

– Так вы могли бы у меня спросить! – оживился Лепорелов. – И я бы подробненько, как у батюшки на исповеди, все выложил! Дело-то простое: крыс я с детства боюсь, а на кораблях, как мне говорили, их тьма тем. Вот я и решил порошковую отраву приобресть, ну, и попросил сестрицу по пути в аптеку заглянуть. А если вы изволите наведаться ко мне в каюту, то во всех четырех углах найдете по кусочку хлеба, вымоченного в ядовитом растворе. Правда, так ни одной серой твари я и не обнаружил.

– А откуда им быть, если Клим Пантелеевич распорядился переловить их и в ящики посадить, да еще и номера им присвоил по количеству обеденных столов в ресторации, – усмехнулся Неммерт.

На адвоката уставились удивленные лица соседей по путешествию.

– Да, господа, пришлось, – признался присяжный поверенный. – Естественно, я не мог допустить, чтобы замысел преступника осуществился, и потому попросил капитана, чтобы крысам прежде давали ту же еду, что и пассажирам. И представьте себе, эта предосторожность спасла жизнь мне и моей супруге. Овощной суп, заказанный моей женой, был отравлен, а мы ели совсем иное блюдо. Только вот крыса, отведавшая его, сдохла.

– Какой ужас! Бедная зверушка! – напомнила о себе неугомонная госпожа Слобко. – А я все равно подам в суд на РОПиТ!

Не обращая внимания на реплику эмоциональной путешественницы, адвокат продолжил:

– Но мы не стали разочаровывать злодея и притворились больными. Оставалось только дождаться, кто именно клюнет на эту провокацию с фильмой: вы, – Ардашев вновь посмотрел на учителя ботаники, – или Пустоселов. Кстати, на днях в буфете я заметил человека, который хотел расплатиться купюрой с номером: № КЗ 530215, но в последний момент он понял свою оплошность и достал другую банкноту.

– Это был Пустоселов? – спросил Каширин.

– К сожалению, этот господин умудрился довольно быстро исчезнуть…

– Выходит, где и когда купец приобрел яд, вам не известно?

– Как я уже сказал, полиция мне направила ответ только в отношении Елизара Матвеевича… Но теперь это уже не суть важно.

– Ох, и не торопится мое начальство работой себя обременять, – делано вздохнул Каширин, – пора, видимо, Ефиму Андреевичу на пенсию, огородом заниматься, кур разводить да за внуками присматривать.

На некоторое время воцарилась тишина, но первой не удержалась Амалия Слобко:

– А клад? Как же сокровища?

– Вы имеете в виду «golden cave»? – Клим Пантелеевич внимательно посмотрел на даму, и она, словно смущенная гимназистка после первого поцелуя, опустив глаза, промолвила:

– Да, ведь вы об этом столько говорили…

– Попытаться найти золотую пещеру можно, и для этого ныне имеется все необходимое: карта десятиверстовка, секстант, таблицы… Без этих ньютоновских расчетов полуторавековой давности определить местонахождение клада будет невозможно. Современные морские ежегодники хоть и намного точнее, но в данном деле – бесполезны, потому что Капитон Русанов рассчитывал положение светила именно по тем, что были в ходу в конце XVIII века. Кстати, надеюсь, вы обратили внимание на то, как Пустоселов старательно постигал навыки обращения с секстантом?

– Да, но после убийства географа у него ведь другого выхода и не было, – задумчиво выговорил капитан. – Однако все-таки разумней с его стороны было найти клад с помощью Завесова, а уж потом с ним расправляться.

– А я что-то никак не могу понять, господа, – Асташкин недоуменно повел бровями, – как Афанасий Пантелеймонович собирался втайне от нас отыскать сокровища. Ведь нам бы непременно об этом стало известно.

– Да ничего бы вы не узнали! – резко ответил Каширин.

– Это почему же? – водолаз недовольно посмотрел на полицейского.

– Да потому что ваши косточки уже бы давно обгладывали голодные африканские шакалы.

– Извольте, сударь, объясниться! – морской офицер привстал.

– Но-но! Без нервов, любезный! – лицо сыщика перекосилось от злобы. – Раз уж вы задали вопрос, так выслушайте на него ответ. А он прост, как оглобля: отравил бы вас купчишка точно так же, как он намедни собирался расправиться с господином адвокатом!

– Это уж как дважды два! – поддержал репортер.

– Да как же можно столько людей… – учитель нервно сглотнул слюну.

– А позвольте уточнить, кто у нас теперь начальник экспедиции? Профессор Граббе? – присяжный поверенный разрядил накалившуюся до предела атмосферу.

Ответа не последовало. Все молчали. Наконец Лепорелов неуверенно выговорил:

– Пожалуй, вы правы, Клим Пантелеевич. Достойнее кандидатуры не найти.

– Благодарю за доверие, господа, – расправив усы, ответствовал ученый. – Но уж коли так, то позволю заметить, что дальнейшее открытое обсуждение этого вопроса будет значительно вредить делу, и потому я предлагаю продолжить разговор у меня в каюте. Но боюсь, что без помощи капитана и господина Ардашева нам не обойтись. А всех остальных я прошу не гневаться – беседа имеет сугубо конфиденциальный характер. Однако, прежде чем удалиться, я, как только что выбранный руководитель экспедиции, хотел бы официально подтвердить, что нашей первостепенной задачей является отыскание целакантуса. Любые другие побочные исследования также могут проводиться, но лишь постольку, поскольку не будут мешать основной цели, которая, несомненно, в научном отношении гораздо важнее отыскания любого клада.

– Ну да, – криво усмехнулся полицейский, – особливо если учесть, что за обладание им уже трое отправились на Небеса. – Провожая недовольным взглядом встающих с мест исследователей, он добавил: – Что ж, не хотите меня приглашать – не надо. Но позволю вам напомнить, что ваш этот… секс… в общем… аппарат с подзорной трубой, карта и таблицы с циферками – есть вещественные доказательства, кои будут присовокуплены к делу. А стало быть, останутся у меня… Так-то-с!

Ардашев в нерешительности остановился:

– Мне кажется, Генрих Францевич, без присутствия господина Каширина нам никак не обойтись.

Ученый лишь пожал плечами и согласно кивнул.

– То-то же, – ухмыльнулся сыщик и, поцеловав очередной раз упрятанную в прозрачную перчатку руку Капитолины Матрешкиной, без особых церемоний стал проталкиваться к выходу.