Молчание повисло в столовой, как туча. Над большим столом, застеленным хрустяще-белой скатертью, свисал красный абажур. От него на лица ложились причудливые пятна света и тени, выделяя скулы и превращая знакомое лицо в чужую маску. Члены команды сидели молча, каждый старался ненароком не поймать чужой взгляд. Говорить было не о чем, в чашках остывал чай. Сам хозяин квартиры стоял у окна, глядя в ночь. Даже Паша Чичеров, более-менее пришедший в себя (только глаза проплаканы до красноты), забился в угол и не шевелился.

— Однако господин Ванзаров так дурно воспитан, что смеет опаздывать на встречу, назначенную им самим, — сказал Рибер и оглядел сидящих рядом. Ему не ответили. Даже Немуров старательно изучал дно чашки.

— В конце концов, через шесть часов у нас поезд, у меня, например, еще вещи не собраны, — опять попробовал Рибер. Но и эта попытка потонула в молчании.

Очень кстати звякнул дверной колокольчик. Ванзаров вошел и пожелал всем доброго утра.

— Вы полагаете, столь раннее утро — доброе? — спросил Бутовский.

— Как посмотреть, — согласился Ванзаров. Он выбрал место во главе стола, оставленное Рибером, и попросил внимания. — Господа Граве, Немуров, князь Урусов и барон Дюпре, они не нашли в себе сил остаться в особняке Бобби до конца, наверняка уже осведомлены о моей скромной персоне. На всякий случай представлюсь лично: чиновник для особых поручений от сыскной полиции. Моя цель: найти вора, укравшего нечто ценное из портфеля Бобби.

— А что украл Лунный Лис? — спросил Уваров.

— Откуда вы знаете, что вор — Лунный Лис? — ответил вопросом Ванзаров.

— Что тут такого? Бобби сам в тосте кричал о том, как победил его. И вот результат.

— Хорошо, пусть будет Лунный Лис.

— Вы не ответили на вопрос! — неожиданно резко сказал Дюпре, будто больше не мог сдерживаться. — Мы ничего не знаем! Бобби говорил какими-то загадками о том, что у него в портфеле.

— Этой темы мы касаться не будем, — сказал Ванзаров. — Скажем так: вещь, которую стоит вернуть законному владельцу.

— Это не ответ! — запротестовал Дюпре, но генерал осадил его строгим взглядом.

— Другого ответа у меня нет.

— Для чего вы нас собрали в такую рань? — спросил Рибер. — Мы потеряли члена команды и даже не сможем проводить его в последний путь. А вашим обществом смогли бы насладиться сполна в вагоне.

Рибер не заметил, как признал право чужака на место в команде. После всего случившегося он постарался не замечать, что сдался и проиграл сам себе.

— Общением со мной каждый из вас обязательно насладится, — ответил Ванзаров. — Для этого у нас завтра будет время, потому что поездка отменяется.

В полной тишине, которая наступила сразу за этим, скрипнул только стул Чичерова.

Бутовский был настроен чрезвычайно решительно:

— Что значит: отменяется? Объяснитесь…

— В связи с особыми обстоятельствами всем членам команды запрещено покидать столицу до особого разрешения.

— Кто это решил?! — закричал Дюпре, вскочив так, словно готов был броситься на Ванзарова.

— Распоряжение директора департамента полиции.

— Мы будем жаловаться! — вскочил уже Немуров, не менее грозно, но при этом посматривая на Рибера. Тот демонстрировал на лице победное выражение: «Я же вам говорил, что этим все и кончится!»

— Ваше право, — согласился Ванзаров.

— Это невозможно, это катастрофа. Все труды — насмарку, — сказал Бутовский, отбивая ладонью по краю стола. — Если мы не выедем завтра, то не успеем в Афины на открытие!

— Прелестно! — сказал князь Урусов.

— Господа! — заявил Ванзаров громко, чтобы пресечь обсуждения. — Спорить бесполезно. Решение принято. Пока пресловутый Лис не будет пойман, а украденное — возвращено, никто не покинет столицу.

— Но ведь это первая Олимпиада! — в растерянности проговорил Бутовский.

— Значит, отправитесь на вторую.

— Но Россия останется без медалей!

— Эту неприятность Россия как-нибудь переживет, — ответил Ванзаров. — У меня вопрос куда более важный: кто-нибудь помнит, чтобы Бобби жаловался на сердце?

Никто не спешил отвечать. Дюпре резко сел и врезал в сердцах кулаком по краю стола, даже чаши подпрыгнули. Немуров хотел высказаться, но так и не решился. Он кивнул Риберу и сел с чрезвычайно гордым видом.

— Бобби был здоровее всех нас, вместе взятых, — сказал Граве.

— Благодарю. Кто-нибудь заметил, что стало с портфелем, который держал Бобби? Господа Немуров и Урусов, вы же находились ближе всех?

Названные господа не смогли толком ничего вспомнить. Урусов отделался междометиями, а Немуров и вовсе счел ответ ниже своего достоинства. Тем более на него так испытующе посматривал Рибер.

— Ночь выдалась не из легких, не смею вас больше задерживать, — сказал Ванзаров с поклоном. — Сегодня с некоторыми из вас обязательно увидимся.

Прощаться с ним никто не спешил. Ванзаров вышел в молчании, которое столь сгустилось, что летело ему в спину брошенным камнем.

Бутовский догнал его в прихожей и взял под локоть.

— Родион Георгиевич, умоляю вас, сделайте что-нибудь! Вы не представляете, каких усилий мне стоило собрать команду, каких унижений. Терпеть характер Рибера ради идеи спорта, кланяться чиновным тупицам, просить, умолять. И вот, когда мечта так близка, вы срезаете ее на лету! Пощадите!

— Алексей Дмитриевич, могу обещать только одно, — сказал Ванзаров, пожимая ему руку. — У вас нет времени, а у меня его нет тем более. Обещаю приложить все усилия, чтобы поймать вора в ближайшие день-два. Тогда у вашей команды будет шанс успеть. В худшем случае — пропустите открытие Олимпиады. Это все, что я могу для вас сделать.

Генерал пребывал в глубочайшей печали.

— Олимпиада! — сказал он так, что у любого бы сжалось сердце. — Ты была так близка, свет твой сиял нам… И вот такой бесславный конец.

— Все еще только начинается, поверьте мне, — сказал Ванзаров и надел пальто. — Утром, часов в девять, прошу представить меня вашей племяннице.

— Женечка тут при чем? Оставьте ее в покое.

— Если хотите попасть на Олимпиаду, помогите мне…

Бутовский искренне не понял, какая тут связь, но обещал привести Ванзарова по нужному адресу.