Глава 24
Последний бой
Укрепление было в осаде. Абреки блокировали единственную тропу и расставили стрелков по всему периметру котловины. Время от времени с их стороны звучал выстрел, и пуля летела через двор. Однако положение обороняющихся было вполне безопасное: каменная стена хорошо их прикрывала. За весь день никто не был задет: разбойники только зря переводили огнеприпасы. Наши отвечали экономно. Наконец, Лыкову это надоело. Он засел с винтовкой у бойницы и стал выслеживать стрелков. Вскоре обнаружил двоих. Пуля, выпущенная из «берданы» №2, пробивает дюймовую доску с расстояния в четыре тысячи шагов… В три заряда Алексей расправился с абреками, после чего обстрел лагеря тут же прекратился.
В рубленой избе устроили лазарет. Положение обоих раненых было – средней тяжести. Чем быстрее будет доставлен врачебный уход, тем больше шансов, что люди выживут. А в осаде остатки отряда могут просидеть две недели, пока Бонч Осмоловский не забеспокоится и не вышлет подмогу. И ещё пять дней этой подмоге на то, чтобы добраться досюда! Необходимо было придумывать, как самим выбираться из ловушки. Да ещё имея внутри предателя… Понятно ведь, что конский состав был отравлен кем-то из своих. И куда теперь уйдёшь без лошадей? До Гуниба – сто с лишним вёрст по горным тропам. Можно, конечно, вернуться в аул Кхиндакх и купить живой инвентарь там. Но для этого требуется сначала прорвать кольцо абреков.
Таубе провёл совещание с Лыковым и Недайборщом, демонстративно игнорируя обоих офицеров. Подозрение, казалось, объединило двух недавних врагов. Они теперь держались вместе, говорили преимущественно друг с другом и старались быть всегда на виду. Даже выражение лиц сделалось у капитана и у ротмистра одинаковым – бесстрастно-угрюмым. Казаки обходили Ильина и Даур-Гирея, как прокажённых; оружие у обоих отобрали.
– Надо послать охотника к Бонч Осмоловскому, – сказал Таубе Лыкову и уряднику.
– Двух охотников, – поправил его Алексей.
– Людей итак мало, – возразил барон.
– Надо двоих, – поддержал сыщика Недайборщ. – Дело такое… Один может не дойти.
– Хорошо, – согласился Таубе, – пошлём двоих. Как, по-вашему, им лучше прорываться?
– Полагаю, ваше высокоблагородие, – рассудительно сказал урядник, – что обратно к перевалу их не пустят. Надоть идтить в другую сторону. Через Богосский хребет ведь два перевала?
– Молодец, Недайборщ – сразу уловил его мысль Таубе. – Правильно думаешь. Охотники пойдут туда, где их на ждут – не на восток, а на запад. Обогнут волшебную гору и по Цунтинскому перевалу вернутся обратно к Аварскому Койсу. Строй казаков.
Подполковник встал перед куцей шеренгой уцелевших терцев и сказал им:
– Надо, ребята, к своим пробиваться, донесение передать. Дело опасное, не хочу приказывать. Есть ли промеж вас охотники?
Тут же вперёд вышел казак Панченков, человек опытный и решительный.
– Мелентий, – сказал Алексей своему денщику, – и ты ступай. Силушка твоя может пригодиться.
– Точно, – одобрили казаки, – сия мысля справная! Эй, махонький! колокольне деверь! выходи из строю.
– А и то, – крякнул Лавочкин, – где наша не пропадала? Решаюсь!
Охотники долго внимательно рассматривали западный край котловины в подполковничий бинокль – искали удобное место для прорыва. Там, где белел ледник в форме подковы, обнаружили неприметную канавку. Алексей отдал Панченкову свои поршни на железных шипах – сподручнее лезть ночью по глетчеру.
Мелентий тепло простился с Лыковым, охотники курнули напоследок с товарищами и, дождавшись темноты, ушли. Таубе снабдил их запиской к Бонч Осмоловскому и суммой для покупки двух лошадей. До полуночи люди прислушивались и вглядывались в ночь, но было тихо. Охотники либо проскочили, либо нарвались на кинжалы и погибли без стрельбы.
В полночь Таубе вызвал к себе урядника и впервые обратился к нему по имени-отчеству:
– Вот что, Василий Полуектович! Остаёшься здесь за главного. У тебя четыре ружья и хорошая позиция – продержись, пожалуйста!
– Отчего не продержаться? Смогём. А вы-то куда? И что мне с энтими делать?
И кивнул на безоружных офицеров.
– Они уйдут с нами, со мной и Лыковым. Будем ловить Лемтюжникова.
Недайборщ с сомнением покачал головой:
– Вчетвером на двадцать ружей? Одумайтесь, ваше высокоблагородие.
– Заодно и шпиона выявим, наконец.
– А по мне, стрельнуть обоих и не опасаться, что в спину ударят, – пробурчал, понизив голос, урядник.
– Один из них – честный офицер. Его тоже предлагаешь стрельнуть?
Урядник смутился и переменил тему:
– Так как же вы ловить будете ту паскуду? На тропу не пустят.
– Ты думаешь, старый душегуб сидит сейчас на холодных камнях у костерка и честит нас по матери? Нет. Он в пещере.
– В какой ещё пещере? – удивился Лыков.
– В которой живёт джин.
– Извини моё невежество, но почему ты решил, что такая пещера существует?
– Лагерь, который мы захватили, хотя и хорош, но по сути представляет собой ловушку. При серьёзной опасности отсюда не выбраться. Лемтюжников хитёр; у него не может быть только одно убежище. А пещера на склоне волшебной горы очень подходит – ни один горец туда не сунется.
– Пусть так, но где она, эта пещера? Как мы её отыщем?
– Вы с Василием Полуектовичем не наблюдательны. Осматривая днём лагерь, я обнаружил цепочку угольной пыли, которая уходит в сторону Аддала-Шухгелымеэр.
– Ну, и что? Я тоже видел ту цепочку. Абреки таскали уголь в мешках с горы в лагерь. Видимо, раскоп прямо на склоне.
– Ты плохо рассмотрел следы. Уголь таскали не оттуда, а туда.
Озадаченный Лыков задумался:
– А ты не ошибся?
– Нет. Он сыпался по ходу движения.
– Хм… Ну… тогда ты прав. И пещера существует. Запас угля снесли в неё?
– Именно. Сейчас, ночью, в пещере сидят Лемтюжников, возможно, ещё Малдай из Бахикли, ну, и два-три абрека. Для охраны и услужения. Не больше. Остальные осаждают наш лагерь.
– Да, это правдоподобно.
– Поэтому, если мы вчетвером ввалимся туда, силы окажутся примерно равны. А, учитывая твои боевые качества… да и мои тоже… то у нас будет перевес. Предатель неизменно выдаст себя в этой схватке – ему уже некуда будет отступать. Главное, вовремя это увидеть и противодействовать.
На этом военный совет завершился.
В четыре часа утра подполковник разбудил офицеров и протянул им их револьверы и кинжалы.
– Берите.
– А винтовку? – сразу спросил Даур-Гирей, засовывая «смит-вессон» в кобуру.
– Будут только у нас с Лыковым, а вы обходитесь этим. Сейчас идём в пещеру брать Лемтюжникова с Малдаем. По ходу пьесы и выясним, кто из вас двоих честный офицер, а кто предатель.
Ильин посмотрел на подполковника с интересом, принял оружие и стал молча одеваться.
Вскоре они уже крались по едва нахоженной тропе. Таубе, хорошо видевший в темноте, шёл впереди. Время от времени он садился и разглядывал угольные крошки. Когда группа выбралась на край котловины, начало быстро светать. Отчётливо различимый след вёл вверх. Ещё через пятнадцать минут им открылась пещера. До неё было сто саженей. Из большого отверстия в горе тихо выползал чёрный дым и стелился по камням.
– Здесь, голубчики, – прошептал Таубе. – Вижу часового.
– Я вижу двоих, – сказал Лыков. – Второй левее; из-за валуна высовывается ствол его карамультука.
– Да, правильно… Осторожный, старый чёрт! Придётся разделиться. Покамест получите вот это.
Подполковник порылся в карманах и вынул три маленьких металлических предмета.
– Это же «кри-кри»! – удивился Алексей. – Зачем они в горах?
«Кри-кри» было французское изобретение, недавно проникшее в Россию. Конструкция из двух железок при нажатии издавала резкий, неприятный звук, который и дал название игрушке. Всеобщая мания, подобно заразной болезни, охватила города империи. И мальчишки, и даже взрослые люди ходили по улицам и с утра до вечера развлекались, запуская противный визг в толпу. Лошади пугались, дамы вздрагивали, младенцы рыдали… Городские думы запрещали заграничное изобретение своими постановлениями, полиция ловила и штрафовала нарушителей, но эпидемия не проходила. И вот теперь Таубе выдаёт им «кри-кри» перед штурмом пещеры…
– По этому звуку мы будем опознавать друг друга. Свист или крик можно подделать. А такой визг не повторишь. Теперь часовые. Лыков берёт правого, Даур-Гирей левого. Мы с Ильиным наступаем по фронту. По вашим сигналам атакуем пещеру. Рассыпься!
Алексей оценил позицию и пошёл в обход своего часового. У него ушло на этот манёвр двадцать минут. Подкрался. Абрек в белой щегольской бурке, наброшенной поверх ергака, прислонился к скале и лениво поглядывал на тропу. Нападения он явно не опасался. Одним быстрым движением коллежский асессор перерезал ему горло и ткнул лицом в бурку, чтобы заглушить хрип. Прислушался, извлёк из кармана железку и подал сигнал.
– Кри-кри! – отозвались ему в ответ три игрушки. Значит, Даур-Гирей тоже успел разобраться со своим караульщиком. Алексей быстро сместился ко входу в пещеру, опять нажал устройство. Тут же из-за камней вышли Таубе и Ильин, держа оружие наготове.
– Кри-кри! – раздалось из пещеры.
– Даур уже там. Вперёд! – скомандовал барон, и все трое ворвались внутрь убежища. Больше они ничего сделать не успели: в грудь им упёрлись стволы винтовок.
Сопротивление было бесполезным. Добрый десяток абреков окружил русских со всех сторон, держа их под прицелом.
– Бросай оружие! – раздался из глубины старческий неприятного тембра голос. Таубе, помешкав секунду, положил винтовку на землю, отстегнул пояс с шашкой и кинжалом, бросил следом револьвер. Ильин с Лыковым неохотно последовали его примеру. Немедленно всем троим связали руки за спиной и повели внутрь.
Пламя костра осветило пожилого человека среднего роста, с редкой седой бородой на худом морщинистом лице. Голову старика украшала папаха, обвитая куском жёлтого шёлка. Лемтюжников! Он подошёл к своим пленникам и злобно ухмыльнулся:
– Ну, вот и свиделись! Заждался я вас. Теперь повеселимся!
И засмеялся так, что у бывалого Лыкова мороз по коже прошёл…
Турецкий резидент оглянулся:
– Где наш брат?
Вдруг Лыков увидел возле костра ротмистра. Тот был с револьвером, саблей и кинжалом на поясе! Лемтюжников что-то сказал ему по-арабски.
– «Спасибо тебе, любезный наш брат», – бесстрастно перевёл Таубе. – «Теперь ты у своих и можешь сбросить ненавистную личину».
Даур-Гирея тут же учтиво, но настойчиво увели; лицо у него было, почему-то, растерянное.
– Сволочь! – успел крикнуть ему вслед Алексей, и тут же получил сзади увесистый удар прикладом в спину.
– Посадите их покамест в яму; я займусь этими гяурами позднее, – приказал Лемтюжников и вышел вон.
Пленников проводили внутрь пещеры. Там обнаружилась яма глубиной много больше сажени. По лестнице офицеров и Лыкова спустили в неё. Лестницу тут же убрали, а наверху встал часовой.
– Я ведь вам говорил… – с горечью выдохнул невидимый в темноте Ильин.
– Прошу простить нас с Алексеем Николаевичем, Андрей Анатольевич, – ответил ему грустно Таубе. – Мы оскорбили вас незаслуженным подозрением. Мне очень жаль.
– Сейчас чего уж… Вы хоть понимаете, что нас ожидает? Лемтюжников захочет узнать все наши секреты. И понятно, каким способом он станет этого добиваться…
Капитана даже передёрнуло при мысли о предстоящих неизбежных мучениях.
– Да… – сипло произнёс Лыков. – Влипли. И казаков загубили – они без нас долго не продержатся.
Он попытался освободить руки, но сыромятный ремень хуже любой цепи – его нельзя порвать.
– Дай я попробую зубами, – шёпотом предложил Таубе, но сверху послышался окрик часового:
– Плетей захотел, кяфир? Стоять молча! Иначе завяжем рты.
Они провели в холодной яме четыре долгих часа. Однажды Лыков крикнул караульному:
– Эй! Мне надо в уборную! Развяжи мне руки!
– Ха! – рассмеялся тот. – Потерпи ещё немного. В аду будет тебе уборная.
Наконец, им спустили лестницу, вытащили наверх и повели обратно к выходу из пещеры. Руки у Лыкова затекли; казалось, в пальцы ему насовали иголок. Пленников поставили к жарко пылающему костру. В огне, малиновая от нагрева, лежала кочерга.
Лемтюжников надел рукавицу, взял кочергу и подошёл к строю пленников.
– Охо-хо… Ты, значит, главный. Таубе. Барон! Не собачий хрен! Знаешь, почему я сорок пять лет назад перешёл к Шамилю? Из-за другого барона. Батальонный был наш командир, Меллер-Закомельский. Невзлюбил он меня, немчура! Заставил ходить пешком за фронтом полка. Из-за того лишь, что в рот я этой гадине не смотрел! Ты мне за него и ответишь. Как барон за барона, хе-хе! Повесим тебя на твоём же флигель-адъютантском аксельбанте. Так… А ты Ильин. Горцев ненавидишь. Все они звери, по твоему… Вот и попал к зверям! Надеюсь, будешь не в претензии, как почуешь на себе все наши дикие фантазии! Дальше идём. Лыков. Иса сказал – ты больше всех наших перебил. Вот за то мы с тебя и начнём. Окажем такую честь. Ну? Заявки какие есть? Глаз тебе выжечь, или морду подпалить?
Лыкова стала бить мелкая дрожь, которую он, как ни старался, не мог унять. Положение было безвыходным. Десяток вооружённых до зубов абреков столпились вокруг беззащитных пленников, предвкушая удовольствие увидеть их муки. Среди разбойников выделялся толстый кряжистый мужчина лет пятидесяти, в нарядной жёлтой чухе, с дорогим кинжалом, висевшем на поясе с серебряными насечками.
– Давай, гяур, покричи! – сказал он на добротном русском языке. – Малдай из Бахикли любит такие звуки – они ему, как музыка.
– Гази, а можно и мне потом пожечь кяфира? – вышел вперёд детина огромного роста, с покатыми могучими плечами и простым наивным лицом. – Никогда ещё не жёг – хочу попробовать.
– Только после сартипа и меня, Ифрит. Но их трое – и на тебя останется!
– Спасибо, Гази. Начну пока думать, какое место ему жечь, чтобы получилось больнее…
Лемтюжников заметил, что кочерга в его руке успела уже несколько остыть, и снова положил её в костёр. Затем вернулся к Лыкову и принялся буравить его маленькими, но удивительно злыми глазами.
– Ты можешь избавиться от мучений, если правдиво ответишь на мои вопросы. Тогда мы тебя просто убьём. А можешь и остаться в живых! Произнесёшь шахаду – и станешь одним из нас. Аллаху нужны храбрые джигиты. Иса очень тебя хвалит. Только… тебе придётся лично кончить этих двух. Чтобы мы тебе поверили. Ну?
У Лыкова от ужаса и безысходности ныло в низу живота, в висках стучали молотки. Боясь выдать своё состояние противнику, он только молча отрицательно покачал головой. Более всего сыщика страшило – хватит ли у него сил выдержать пытку? Не сдастся ли он на глазах у товарищей?
– Отказываешься? Ха! Так это даже к лучшему – не лишаешь меня удовольствия! Посмотрим, что ты запоёшь через минуту. Я стану мучить тебя несколько недель, ежедневно. Если только Аллах не сжалится над тобой и не лишит разума. А когда устану, отдам Ифриту.
Лемтюжников вернулся к костру, вновь взял из огня кочергу. Раскалённая уже добела, она распространяла вокруг себя сильный жар. Старый дезертир плюнул на металл – в воздухе раздалось шипение.
– Самый раз. Начнём. Ифрит! Держи его ты – Лыков очень здоровый.
Великан зашёл Алексею за спину и схватил его так крепко, что тот не мог пошевелиться. Варенька, Павлука, Николка! Прощайте! Господи Боже, дай мне силы…
Вдруг в проходе появился высокий статный горец в скромной черкеске и сказал вполголоса на «балмаце»:
– Именем Аллаха милостивого, милосердного… Останови пытку, сартип. Я забираю Лыкова.
Лемтюжников тут же отступил на шаг и опустил свою страшную кочергу.
– Что это значит, Аз-Захир? Ты полагаешь, что можно вот так вот придти ко мне, без приглашения, и отобрать моего пленника? Убирайся! Лыков умрёт, потому, что я так решил.
Алексей, не соображая ничего от волнения, глянул на вошедшего горца. Лицо его показалось сыщику знакомым. Через секунду он вспомнил: это был торговец сукнами, что встретился им мельком на тропе три дня назад. Что он тут делает? Теперь мирный торговец оказался вооружён до зубов, а голову его украшала шапочка с вышитой розой с тремя рядами зелёных лепестков.
– Лыков не умрёт. Ты мне его отдашь, потому, что это пожелание Сухраб-бека.
– А иди-ка ты к шайтану вместе со своим Сухраб-беком! – в ярости вскричал дезертир. – Гяур мой! Я никому его не отдам!
– Он не гяур. Лыков – ахль аль-китаб. Братство Кадирия берёт его под свою защиту.
Лемтюжников в ярости подскочил к дервишу и взвизгнул, схватившись за кинжал:
– Никто в целом свете не смеет приказывать Языджи Али! Прочь отсюда, пока не порезали тебя на куски!
Абреки тоже возмущённо загудели и угрожающе обступили Аз-Захира со всех сторон. Сердце у Лыкова опять сжалось: он не знал, кто такой ахль аль-китаб, но ему почудилась надежда и теперь угасла.
Однако загадочный дервиш в шапке с зелёной розой не собирался ни пугаться, ни уходить прочь. Переждав крики, он ухмыльнулся и насмешливо, с угрозой и издёвкой спросил разбойников:
– Что такое? Вы собираетесь перечить Сухраб-беку? Мне не послышалось? Глупцы… Он только щёлкнет пальцем, и ваши кости пойдут на пропитание шакалам. Я, Аз-Захир, правая рука великого шейха, говорю вам: склоните голову. Покуда её не снесли наши шашки…
Суфий не хватался за оружие и не принимал устрашающих поз, но его тон был столь грозен, без рисовки, что абреки сразу же расступились.
– Развяжите пленника!
Малдай из Бахикли посмотрел на Лемтюжникова. Тот молча кивнул. Тогда главарь абреков подошёл к сыщику и сам разрезал ремень на его запястьях. Руки у Алексея сразу заломило, будто он обморозил их; сыщик принялся энергически разминать затёкшие пальцы.
– Пойдём, – сказал ему Аз-Захир.
– А они? – Лыков показал на своих товарищей.
Дервиш покачал головой:
– Только ты. Они не находятся под защитой братства Кадирия.
– Алексей, немедленно уходи, – быстро приказал Таубе.
– Прощайте, Алексей Николаевич, – добавил Ильин. – Помолитесь за нас.
Лыков и не верил своему нежданному счастью, и не решался бросить товарищей. Но ему не дали долго рассуждать: суфий взял сыщика под руку и вывел из пещеры наружу. У входа стояли две осёдланные лошади.
– Садись.
Как только они отъехали на десяток саженей, Лыков сказал, оборачиваясь к своему спасителю:
– Дай мне свою винтовку и уезжай. Я заплачу тебе десять тысяч рублей.
Горец смотрел холодными глазами сквозь него и молчал.
– Сто тысяч! Могу собрать и больше, только не сразу! Отдай винтовку и кинжал…
Аз-Зазир молча отрицательно покачал головой.
– Пойми: там мои друзья. У тебя есть друзья? Ты бросил бы их в беде? Сейчас их жгут там калёным железом. Как же я уеду?
Словно в подтверждение его слов, со стороны пещеры раздался нечеловеческий крик боли – это кричал капитан Ильин. Алексей немедленно остановил коня и спрыгнул на землю. Дервиш сдёрнул с плеча винтовку и навёл на него.
– Ты не смеешь меня убить. Шейх этого не одобрит.
– Я выстрелю тебе в ногу. Могу попасть в кость – лучше не серди меня!
Лыков упрямо сделал два шага к горцу. Ещё столько же – и он допрыгнет. Аз-Захир щёлкнул затвором:
– Не дури.
Алексей, глядя прямо в дуло винтовки, сделал ещё шаг. Дервиш прицелился ему в ляжку. Вдруг сзади мелькнула большая тень, и горца словно ветром сдуло с седла. Он растянулся на камнях, а над ним невесть откуда появился Мелентий Лавочкин с занесённым для удара кинжалом.
– Не бей! – успел громким шёпотом остановить его Лыков. Казак послушно застыл, но руку с клинком не опускал. Он грозно пучил глаза и только ждал команды прикончить горца.
Алексей наклонился над поверженным дервишем, снял с него пояс с белым оружием, подобрал с земли винтовку, а с седла забрал патронташ. Аз-Зазир не сопротивлялся, молча глядя на коллежского асессора снизу вверх.
– Передай великому шейху мою признательность, которой нет границ. Тебе тоже спасибо – ты спас мою жизнь. А теперь уезжай.
Горец с достоинством поднялся, отряхнул черкеску и прыгнул в седло.
– Я оставлю твоё оружие у старосты аула Дагбах.
Аз-Зазир кивнул и быстро уехал прочь. Лыков обернулся к Мелентию.
– Спасибо и тебе. Ты как здесь оказался?
– Как мы с Панченковым прорвались, то и разделились. Он пошёл в Дидо, а я решил возвернуться, к вам пристать. Вот и пригодился!
– Ещё как пригодился, чертяка! Пойдём теперь, вызволим подполковника Таубе и капитана Ильина. Они в плену. А Даур-Гирей оказался предателем…
– Бусурманское семя… – пробурчал Лавочкин. – Ведите, вашвысокобродь. Выручим своих.
Лыков, взяв в руки заряженную винтовку, снова ощутил внутри привычную уверенность. Страх и растерянность прошли; он готов был теперь порвать врагов на части. Вдвоём они подкрались к пещере. На камнях сидели два абрека в драных бешметах и уплетали вяленую баранину. Короткое нападение – и оба пали под ударами кинжалов. Алексей закинул на плечо их ружья.
– Это для наших. Ты, Мелентий, со мной внутрь не ходи. Карауль выход. Кто чужой оттуда выскочит – бей без пощады.
– Есть, Лексей Николаич!
Лавочкин занял позицию за валуном. Лыков изготовил «бердану» и стремительно ворвался в пещеру.
Первым делом он сбил в костёр пару гревшихся возле огня разбойников. В глубине пещеры засуетились. Сыщик подскочил к сидящим на корточках Таубе и Ильину, мгновенно разрезал их путы, вручил по винтовке и открыл огонь над их головами по набегающим из темноты абрекам. Первым же зарядом он уложил на месте Малдая из Бахикли. Таубе оправился первым и через секунду поддержал его огнём. Вдруг сзади послышался шорох. Алексей обернулся: Лемтюжников с белыми от ярости глазами, с кинжалом в руке, набегал на подполковника. Сыщик уже ничего не успевал сделать… Но тут Ильин вскинул винтовку и точным выстрелом прямо в сердце свалил старого дезертира. Тот упал в шаге от Таубе. Барон посмотрел под ноги, оглянулся на Ильина и благодарно кивнул.
Русские прислушались. В глубине пещеры стало тихо; оттуда никто больше на них не нападал. Зато снаружи раздавались звуки сабельного боя.
– Капитан, держите пещеру на мушке, а мы с Лыковым разберёмся, что там, – скомандовал Таубе и побежал к выходу. Алексей заторопился следом – и чуть не споткнулся об распростёртое тело Лавочкина. Тот был разрублен одним страшным ударом от правого плеча до левого бедра, практически надвое. Даже бывалый Лыков никогда ещё не видел ударов такой силы… Мелентий умер мгновенно.
– Ифрит, собака! – выкрикнул сыщик в гневе. – Иди сюда, бейся со мной!
На его зов из-за валуна не торопясь появился великан с окровавленной шашкой в руках и попёр на него.
– Я здесь, урус! Хочешь смерти?
Больше он ничего сказать не успел, и сделать тоже. Разъярённый Лыков набросился на абрека с голыми руками. Чудовищной силы удар сбил Ифрита с ног. Алексей схватил его за бороду и поволок к большому камню. Оглушённый абрек захлёбывался кровью и глупо таращил глаза. Сыщик положил его голову на камень, примерился и, широко размахнувшись, приложился чуть выше переносицы. Раздался хруст, череп великана треснул, как спелая тыква…
– Это тебе за Мелентия, паскуда!
Почти в упор грянули выстрелы – уцелевшие абреки окружали пещеру. Таубе с Лыковым заторопились внутрь. Там в боевой позиции стоял Ильин и внимательно караулил, не крадётся ли кто из темноты.
– Что у вас там? – спросил он, оборачиваясь на секунду.
– Мы опять в осаде, – ответил Таубе. – Откуда только берутся, сволочь? Их там человек семь, не меньше.
– Сейчас я их прогоню, – сказал Лыков.
Подполковник с капитаном с интересом принялись наблюдать за ним. Алексей снял с лысины Лемтюжников обвитую жёлтой материей папаху, а у мёртвого Малдая подобрал его роскошную шапку из дорогого каракуля.
– Эй! Ловите там! – крикнул он наружу и, размахнувшись, далеко зашвырнул обе папахи. Выждал минуту и добавил:
– Даю пять минут. Кто не спрятался – я не виноват!
Сыщик повернулся к офицерам, сказал добродушно:
– Можете пока покурить. Надо дать им время намазать пятки салом.
– А нечего курить, отобрали всё, – сказал Ильин, и вдруг лицо его дрогнуло. – Живы… Я ведь уже…
Он сел на чурбан, обхватил голову руками и застыл так; по лицу его катились слёзы.
– Извините. Так страшно было…
– Ещё бы не страшно, – проворчал Лыков. – Я чуть не обделался…
Капитан овладел собой, поднялся. Мундир на нём был разорван, на голой мускулистой груди белели пузыри ожёгов.
– Спасибо вам, Алексей Николаевич. Не верил, скажу честно, что вы вернётесь.
– Это Мелентию Лавочкину спасибо. Спас он нас с вами. А сам погиб…
Все трое замолчали. Вдруг Лыков услышал, как умирающий Лемтюжников что-то бормочет.
– Тихо!
Он подошёл к старику, прислушался. Тот лежал на спине, из груди его слабеющим ручейком сочилась кровь. Устремлённые в пещерный свод глаза дезертира, недавно ещё такие злобные, сделались умиротворёнными. Это было так удивительно и не уместно в столь страшном человеке, что сыщик растерялся.
– Налинька… Налинька… – чуть слышно шептал Лемтюжников. – Любовь моя, светик мой… скоро уж свидимся…
Ильин тоже подошёл, прислушался, пожал плечами:
– Невероятно. Такое чудовище – и кого-то тоже любило…
– А ну его, – махнул рукой Таубе. – Пойдёмте лучше казаков выручать из лагеря.
– Хватился! – хихикнул Лыков. – Зря, что ли, я шапками бросался? Абреки сейчас уже на перевале. Пока до Грузии не добегут – не остановятся. Давайте лучше лошадей здесь всех соберём. Пригодятся.
И, не опасаясь, вышел из пещеры наружу. Он не ошибся – вокруг было уже пусто.
