56

Между вторым и третьим часом наступает глухая пора. Еще далеко до рассвета, еще не пропел петух, и тьма властвует безраздельно. Тот, кто выходит в эту пору ночи, не боится тьмы. Если он сам тьма.

На Гатчинской дороге было пустынно. Давно уже проехала поздняя пролетка, городовой сделал поздний обход и успокоился до утра. Ветер стих, каждый звук отдавался шорохом. Кто-то шел быстрым шагом, держась ближе к лесу. Контуры фигуры неясно размывались во мгле. Запоздалый путник часто оглядывался, пока не оказался напротив дома-с-трубой. Он зашел за деревья и стал внимательно высматривать что-то на той стороне дороги. Заметить его было затруднительно. Зато дом открывался перед ним как на ладони. Терпеливо выждав, он пересек дорогу, низко нагибаясь, и побежал к самому дому. Проскочив в отрытую калитку, обогнул правый флигель и оказался на заднем дворе. Здесь он присел на корточки, совершенно растворившись на фоне стены. Дыхание его не сбилось, он прислушивался и чего-то ждал.

Наконец занялся задней дверью. Замок был вырван и грубо вставлен на место. Справиться с ним было парой пустяков. Что-то хрустнуло, створка с тихим визгом отошла. Он оглянулся. Темнота путала детали, но ничто не вызвало у него тревоги. Оставив дверь приоткрытой, он проскользнул внутрь.

В доме шуршала мутная тишина. Он старался ступать аккуратно, но половицы нет-нет да и выдавали его шаги тягучим скрипом. Выйдя из кухонной лаборатории, он прошел в гостиную и прислушался. Ничто так не смущает чувства, как пустой дом ночью. То и дело кажется какая-то ерунда. Тратить на нее время не следует.

Появился потайной фонарь, в нем вспыхнул огонек. Света хватало на то, чтобы по полу бегало хилое пятнышко света. Он методично просматривал каждый светлый участок. Пройдясь вдоль и поперек комнаты, он ничего не нашел.

– Вам помочь?

Голос в тишине прозвучал, как выстрел. Он не испугался, фонаря не выронил, а направил луч туда, откуда прозвучал вопрос.

– Так и знал… Не хотел приходить, знал ведь, что ловушка.

– Не эту вещицу искали?

В темноте блеснул крохотный медальон.

– Такая досада, не заметил, как потерял. А вы глазастый, Родион Георгиевич, любую мелочь подмечаете…

– Благодарю вас, – ответил Ванзаров. – Только вы ничего не теряли.

– Как же медальон у вас оказался?

– Позаимствовал в суматохе, когда делал вам перевязку, Николай Семенович.

– Ну, надо же… А я подумал, что обронил еще в прошлый вечер, когда в гости к Федорову заглянул, а вы крепко спали.

– Как же иначе, когда в наливку столько снотворного добавили. Себя-то в чувство как привели?

– Есть будоражащие таблетки… Постойте, это что же выходит: если бы на вашу уловку не поддался, остались бы ни с чем?

– Заняло бы дольше времени, – ответил Ванзаров. – Может, света добавим?

– Мне и так хорошо… Тем более разговор у нас долгим не будет.

– Вот как? Интересно.

– Вы, господин Ванзаров, конечно, фокусы логические показывать умеете, но знаете не все. Например, стоит дернуть вот здесь, – он взялся за шнурок, свисавший в складках шторы, – как через мгновение здесь будет море огня. И от нас с вами и пыли не останется.

– Значит, вместе до конца? Верные друзья: чернявый гимназист и мальчик с буро-рыжими волосами. Первый ученик и самый ленивый. Пепел и пурпур.

– Ух, ты! Глубоко копнули… Это я, конечно, глупо соврал, что не учился в Николаевской гимназии. Сказал, а потом подумал. Да поздно было. Только по фотографии догадались?

– Значительно раньше: по вашим ботинкам.

– Это как же?

– На них остались следы ночной слежки за мной. Сразу после ужина у пристава отправились следить. Не так ли?

– Было дело… Не понравились вы мне. Как же вы угадали, что мы Федорова собирались немного приструнить?

– Это было очевидно, – ответил Ванзаров. – Все бы вышло как задумали, но наш визит с Лебедевым спутал все карты. Идея была: повязать всех кровью Ивана Федоровича?

– Ну, вы прямо сквозь землю видите… Надо было вас во сне придушить. Не захотел дом пачкать. И Нарышкин был бы сейчас жив…

– Как бы объяснили ему смерть обожаемого учителя?

– Что-нибудь бы придумал… А так вы всюду свой нос сунули. Нет от вас спасения. Ну, ничего, недолго вам осталось все портить… Добежать не надейтесь, не успеете. Верните медальон… Это мои дети, а они к нашим делам отношения не имеют.

Ванзаров бросил вещицу. В темноте блеснула золотая рыбка и нырнула в ладонь. Он сжал медальон в кулаке.

– А я на замки грешил, хотел претензию ювелиру предъявить… Ну, что в такую минуту о пустяках говорит. Желаете что-либо напоследок? Три желания дать не могу, время тянуть не будем.

– Только два, – сказал Ванзаров. – В основном знаю практически все.

– Неужели?

– Конечно. Например, барышню Нольде вы убили в качестве наказания за ослушание. Она сдала золото не в столице, а в магазине Гольдберга. Ее смерть всем наука: что будет, если ослушаться. Иван Федорович стал помехой после того, как нужда в его лаборатории отпала. А у него так некстати проснулись совесть и желание рассказать правду, да еще публично. Чердынцев был наказан за жадность, чтобы не пытался узнать секрет производства золота. Постарались на славу: изобразили самоубийство с мистическим оттенком. Дескать, Чердынцев забрался в дом убитого с нечистыми мыслями и сам полез в петлю. Вот только по затылку его слишком сильно стукнули. След остался.

– Прямо как в воду глядите… Итак, какое ваше первое желание?

– Очень простое: для чего все это было вам надо?

– Разве не догадываетесь?

– Желаете выслушать от меня? – спросил Ванзаров. – Огонек дрогнул, но удержался, масло еще не выгорело. – Поспешите, – сказал он. – С этим фонарем погаснут наши жизни.

– Извольте… Незаметный чиновник полиции обретает секрет столетий: он может получить сколько угодно золота. К этой цели он упорно шел столько лет. И вот наконец результат у него в руках. И тут выясняется, что с золотом не так все просто. Во-первых, его трудно обратить в живые деньги. Эта трудность была решена красиво: находите человека, у которого денежные неурядицы, ему предоставляется золото, но с условием, чтобы половина вырученной суммы была отдана вам. Нольде открыла дверь потому, что хотела отдать вашу часть денег. И получила ножом по горлу. Но речь сейчас не об этом… И вот денег уже сколько угодно. Что с ними делать дальше? Покупать дома и яхты? Сразу спросят: откуда деньги у мелкого чиновника участка и его друга – чиновника городской ратуши. Не годится. А что придумать? Надо трансформировать деньги во власть. И тогда открываются захватывающие перспективы. Для власти опять нужны верные люди. И они есть! Те самые, что продавали ваше золото. Только надо их повязать накрепко. Чем же, если не золотом? Только кровью…

– Как жаль, Родион Георгиевич, что вас нельзя ни купить, ни запугать… Мы бы с вами такие дела совершили… Не желаете пожить еще немного?

– Вы не согласитесь на мои условия, – сказал Ванзаров.

– Нет, не соглашусь… Что ж, у вас остается последнее желание.

– Секрет, за которым пришел Чердынцев, находится в этом доме. Процесс производства золота описан от начала и до конца. Хотел бы на него взглянуть…

– От слова не отступлюсь. Можете искать, пока горит фонарь…

– Много времени не потребуется.

– Неужели и об этом догадались?

– Проще простого. Для этого мне надо выйти в бывшую кухню, то есть лабораторию. Оторветесь от шнурка?

– Ну, что с вами делать! Опять ловушку готовите… Ладно, так и быть… – Скабичевский отпустил шнурок и одним движением выхватил револьвер, который прятался в потайной кобуре. Курок был взведен, ствол смотрел твердо. – Не стоит испытывать мою меткость, у нас в участке я лучший по стрельбе. Вдруг еще передумаю умирать вместе с вами. Улика-то у меня… Ах да, весь спектакль с приставом ваших рук дело… Ну, ничего, сбегу в Америку, если что…

Ванзаров обещал вести себя предельно осторожно. Не спеша он прошел на кухню. Скабичевский держался на таком расстоянии, чтобы до него было не достать даже самым ловким прыжком, и не отпускал с мушки мишень.

Ванзарова интересовали корешки книг на стеллаже.

– Всему самому лучшему во мне я обязан книгам… – сказал он. – В них столько всего можно спрятать… – Протянув руку, он вытащил томик, раскрыл и пролистал. – Ну, вот и золотой секрет. Записан карандашом меж типографских строчек.

Забыв, что у него заряженное оружие, Скабичевский развел руками.

– Потрясающе! Вы меня поразили. Все ходили мимо, и никто не видел. Как же вы смогли?

– Нарушение логики, – ответил Ванзаров. – Книги подобраны строго по химии. В них идеальный порядок. И вдруг воткнут томик Пушкина. Причем корешок потерт, то есть им часто пользовались. Федоров стихов не помнил, Нарышкин их читать не будет, не романтическая натура. Зачем Пушкин в лаборатории? Чтобы хранить секрет у всех на виду… – Он раскрыл книгу. – И вот скучная технология трансмутации металлов между золотых строф:

Скабичевский печально и тяжко вздохнул.

– Как это верно… Вот уже и Нарышкина нет с нами…

– Так ведь он вам больше не нужен был… Свою задачу выполнил, хоть для этого и потребовалось двадцать лет.

– Это верно, – согласился Скабичевский. – Только все равно жалко. Всю жизнь вместе прожили с гимназической скамьи… Попробую пережить утрату… – Он навел ствол прямо в лоб Ванзарову. – Мне и вас будет не хватать…

Мешкать было нельзя. Лебедев стал нажимать на курок, паля, почти не целясь. Заряжал и стрелял он значительно хуже, чем умел отыскивать улики.

Случайная пуля решила дело. Скабичевский схватился за плечо и выронил револьвер. В ту же секунду он рванулся назад в гостиную.

Из кухонной двери выглядывал Лебедев. Времени на объяснения не осталось. Ванзаров со всей силы толкнул его в грудь. Аполлон Григорьевич хоть и был недюжинного сложения, но такой прием заставил пошатнуться. Он еще хватал руками воздух, когда Ванзаров броском швырнул его на землю и свалился рядом.

Раздался хлопок, что-то ухнуло, стало светло, как днем. Обдало жаром, рядом с ними грохнулась балка. Над головой выло пламя. Спинам было горячее, чем в бане. Еще немного – и начнут тлеть волосы. Изо всех сил, дернув Лебедева, Ванзаров поднял его на ноги и крикнул в самое ухо: «Марш!»

Отбежав до Гатчинской дороги и затоптав тлеющие пиджаки, они не могли оторваться от зрелища величественного костра. Не было дома-с-трубой, не было и самой трубы. Пламя золотистого цвета сияло в ночи жарким бутоном.

– Конец золотой лихорадке в Царском Селе, – сказал Лебедев. – Будем дожидаться пожарных или достаточно развлечений?

Ванзаров выразил полное согласие с последним.

– Что же вы это с выстрелом тянули? – спросил он. – Проверяли крепость моих нервов?

– Простите, коллега, – ответил Лебедев, сбрасывая уголек с сорочки, на которой осталась дырка. – Револьвер испорченный, барабан не входил. Подвел пристав, ну я ему…

– Пожалейте господина Врангеля, он и так лишился ценного помощника.

– Да, жаль… То есть жаль, что сгорело великое открытие. Хоть бы глазком взглянуть, как это Федоров умудрился делать золото… А что это у вас за книжка? Пушкин?! Ну, да, только Пушкина сейчас и не хватало… Удивляюсь вам, коллега. И восхищаюсь, конечно: идти на смертельный риск со стихами в кармане!

– Это не мой том, – сказал Ванзаров. – Прихватил сувенир на память о незабываемой поездке в Царское Село. Кстати, спасибо вам. Развлекли от майской скуки.

От такой чести Лебедев категорически отмахнулся.