52

…Не боясь быть замеченным, он пошел к дому через двор. Зайдя с заднего крыльца, вынул гнилую раму, не разбив стекла, опустил ее на землю к стене и перемахнул в открывшийся проем. Из кухни он прошел в гостиную. Логичным было начать с рабочего кабинета. Присев в ветхое кресло, тотчас вонзившее в тело пружину, он дернул верхний ящик. Раздался отчаянный визг. В недрах ящика царил хаос. Он стал разгребать залежи, сначала неторопливо, а потом все более и более увлекаясь, пока не стал кидать на пол целыми горстями. Очистив главный ящик, принялся за тумбы стола. На каждой полке попадалось что угодно, только не то, что было нужно ему. Или хотя бы отдаленно походило на предмет, который искал. Навалив на полу изрядную кучу, он поискал внутри. Под рукой шуршало полированное дерево. Стол был выпотрошен подчистую.

Не надеясь на успех, он просунул руку к нижней кромке столешницы. Ощутив шершавое дерево, ладонь вдруг наткнулась на что-то выпирающее из стола. Он нащупал предмет прямоугольной формы, мягкий и гладкий, словно отделанный лучшей кожей. Неизвестную вещицу прижимала скоба. Вынуть ее не составило труда.

Находкой оказалась небольшая книжица, изрядно потертая, с бронзовыми накладками на углах, какие были популярны лет тридцать назад для записи умных мыслей или прочей чепухи. Их носили на цепочке в жилетном кармашке. От цепочки осталось помятое ушко. Веских причин прятать эту книжечку быть не могло. Наверняка это то, что он искал.

У него в руках вожделенное сокровище. Вот теперь пора уходить. Но ему захотелось еще немного растянуть удовольствие, что-то вроде маленькой мести: прямо за этим столом узнать тайну, что скрывали от него все эти годы.

– Вот, значит, как… – проговорил он вслух. – Недаром сказано: нет ничего тайного, что бы не стало явным. Есть все-таки справедливость в этом мире. Хоть и бывает она прихотливой.

Пододвинув фонарь, он расстегнул застежку, державшую переплет.

Огонек вздрогнул и погас. Будто задул порыв ветра, взявшийся ниоткуда. Темнота обступила. Как это некстати! Спички остались где-то в гостиной, разжигая фонарь, он машинально отложил их в сторону. Можно обойтись и без света. К чему спешить? Теперь у него будет много времени, чтобы все изучить и понять.

Выбираясь из-за стола, он задел кучу, рассыпанную по полу. Хрустнуло стекло, звякнула жестянка. Размахнувшись, он со всей силой наподдал ее носком ботинка. Мусор фыркнул и расступился, треща и ломаясь под каблуками.

Выйдя из кабинета, он оглянулся напоследок, чтобы в памяти осталось место, с которым столько связано.

– Не моя вина… – сказал он. – Я сделал все, что мог… И не за что молить о прощении. Сгинь, старая жизнь, здравствуй, новая. Обещаю ни о чем не жалеть. Если и взгрустну, то ненадолго. От скуки… Прощайте…

И он поклонился в пояс. Отдавая дань тому, что для него было дорого, крепясь изо всех сил, чтобы не пустить слезу и не поддаться слабости. Но кто бы их заметил, если кругом темнота?

Он позабыл, что темнота бывает коварна.