48
Чердынцев отлично владел собой. Зайдя в посудную лавку, он был вежлив и придумал отличную историю: мол, хочет подарить на именины хороший поварской нож. Приказчик предложил выбрать между английской сталью и немецкой. Чердынцев пожелал тевтонский «Золинген». И вдобавок попросил завернуть подарок понаряднее. Он понимал, что идти по улице с подобным предметом в открытую не стоит. Чего доброго, городовой остановит. Приказчик навертел голубой бант и вручил плоскую коробочку. Вышло наилучшим образом, никто и не догадается.
Заметив подарок, который приятный молодой человек и не думал скрывать, хозяйка предложила пройти. Она тут же сообщила, что квартирант дома, вернулся недавно, сидит у себя. А так и не скажешь, что у него праздник. Мрачный какой-то, и глаза заплаканны.
– Это слезы радости, – сказал Чердынцев. – Узнал, что приезжаю, вот и не сдержал чувств.
Такого милого гостя хозяйка с удовольствием напоила бы чаем, но мешать встрече друзей постеснялась. Чердынцев вошел без стука, резко распахнув и закрыв за собой дверь.
– Не ожидал? – сказал он, пряча коробку за спину.
Нарышкин не повернул головы, а сосредоточенно писал на листке карандашом, держа его на коленке.
– Извините, мне некогда…
– А вот у меня теперь времени достаточно… – Чердынцев уселся на единственный стул в комнате. – Представь: меня уволил из Государственного банка.
– Очень жаль…
– Не то слово, Нарышкин, как жаль. И знаешь, кто тому виной?
– Мне нет до этого дела…
– Нет, брат, теперь и тебе есть… Потому что ваша возня с Федоровым довела до этого. Думаешь, я не понял, что вы тут устроили? Думаешь, не догадался, откуда бралось золото? Все я теперь понял. Поздновато, конечно, но ничего. Постараюсь исправить с твоей помощью. Ты же мне поможешь? Не откажешь однокашнику? Мы же гимназисты, все как одна большая семья… Иван Федорович был в этом уверен, старый дурак…
Закончив записку, Нарышкин сложил листок и спрятал в карман.
– Прошу вас воздержаться от подобных выражений…
– Неужели полицию вызовешь? А что, хорошая мысль: позовем этого типа Ванзарова, который всюду лезет, и расскажем ему всю правду. Мы же с тобой знаем всю правду. Не так ли?
Нарышкин попытался встать, но его рывком швырнули на место. Силы были неравны. От резкого толчка очки его соскочили с носа и шлепнулись об пол. Стекла пошли трещинами.
– Не смей шевельнуться без моего дозволения, – сказал Чердынцев, помахивая коробкой. – Знаешь, что здесь? Подарок для тебя. Будешь вести себя плохо, станешь запираться, сделаю с тобой то же, что вы сотворили с бедной моей невестой и с Федоровым. Только умрешь не сразу, буду резать тебя как свинью… Мне теперь уже все равно…
– Что тебе надо? – Голос Нарышкина был спокоен.
– Вот это другой разговор, – обрадовался Чердынцев. – Мне нужен секрет, о котором ты знаешь. Видишь, не прошу открыть, где Федоров держит золото. Зачем? Его можешь оставить себе. Золото скоро кончается. А я сделаю его сколько надо. Недаром химию он нам преподавал, многое еще помню. Так где учитель наш спрятал самое важное?
– Нет никакого секрета…
– Врешь! – закричал Чердынцев, замахиваясь кулаком, но сдержавшись. – Не говори таких вещей, это оскорбляет мой разум.
– Я сказал тебе правду…
– Не вынуждай меня, Нарышкин. Я в таком состоянии нынче, что пойду до конца… Не смей мне врать! Говори, где это спрятано!
Угрозы не действовали. Нарышкин только застегнул пуговку на вороте сорочки.
– Мне нужно выйти, – сказал он.
– Зачем еще?
– По нужде…
Это было забавно. Когда решалась судьба всего, этот мелкий человечишко захотел удовлетворить физиологические потребности. Как это глупо. И отказать нельзя: чего доброго, обмочится… Чердынцев подтянул его за воротник.
– Вместе пойдем, я тебя покараулю.
Дворовый ретирадник был сколочен из досок, выкрашенных бурой краской. Его засунули в дальний угол сада. Канализации у одноэтажного домика не имелось. Прежде чем Нарышкин закрылся, Чердынцев проверил, крепка ли задняя стенка и легко ли вырвать крючок. Только после этого он разрешил войти.
– Ты там недолго, у меня терпение кончается, – сказал он, чувствуя, что и его прижало в самый неподходящий момент. И терпеть нет сил. Чердынцев выбрал ближайший куст и облегчился по народному обычаю, не забывая присматривать за дверью. Поправив одежду, он повернулся и чуть не споткнулся на ровном месте. Ванзаров ему подмигнул.
– Хорошо, что чиновникам Госбанка не чуждо ничто человеческое.
Чердынцев не знал, что и подумать. Как мог этот человек оказаться здесь, когда все решается? Неужели за ним следили? Или уже донесли из телеграфной конторы… Но как он здесь оказался?
– Не ожидали нас с Николаем Семеновичем увидеть? – спросил Ванзаров. – И очень зря. Мы вот вам рады… Что это у вас? Неужели ножик прикупили… И замаскировали подарком. Как это мило. Желаете господина Нарышкина на мелкие кусочки разделать? Мы вам не помешали?
Опять им овладела предательская слабость, что так подвела в номере гостиницы «Рояль». Руки отказывались подчиняться. Что-то такое усатый сыщик делал с ним? Не иначе какое-то волшебство. Воли не осталось, словно ее выдули. Чердынцев понял, что не сможет бороться. Да и как тут бороться, когда их двое? Если с местным полицейским он еще мог потягаться, то столичный сыщик ему не по зубам. Разве только хитростью попробовать… только что-то не шло на ум ничего толкового.
– Сергей Иванович, вы там целы? – крикнул Ванзаров.
– Да… – ответил глухой голос из-за двери.
– Душевно рад. Это Ванзаров…
– Я вас узнал…
– Благодарю. Мы с господином Скабичевским решили заглянуть к вам. А у вас, как нарочно, гости… Наверно, приставали с расспросами?
– Это ничего… – ответил Нарышкин. – Господин Ванзаров, желаю сделать признание…
– Может, подождем? Не лучшее место для признаний…
– Нет, мне так легче… – Из деревянного домика послышался ржавый скрип, как будто вытаскивали старую цепь. – Хочу заявить добровольно: барышню Нольде убил я… И господина Федорова тоже я…
– Вот как? Интересно… Каким же образом… – начал Ванзаров. Но его перебили. Нарышкин попросил отойти подальше от ретирадника, чувство стыда не позволяет ему издавать звуки, которые он уже не в силах терпеть.
Господа проявили деликатность. Чердынцев плелся впереди, Ванзаров держался за ним. Скабичевский шел последним и все оглядывался.
– Мы ушли! – крикнул Ванзаров, когда они оказались у дверного проема. – Ждем вас в доме…
Вспыхнуло багровое солнце. Ретирадник раздулся и лопнул. На месте, где только что стояла кривая деревянная будка с вырезанным окошечком, вился столб пламени. Полетели куски досок, круша стекла и вырывая из стен куски штукатурки. Ванзаров инстинктивно нагнулся. Скабичевскому мазнуло чем-то горячим по виску. Охнув, он схватился за голову.
Больше всего досталось Чердынцеву. Кусок обшивки угодил ему в грудь и повалил с ног. Он лежал на сырой земле и не чувствовал боли. На глазах огонь пожирал всю надежду. От нее не останется даже пепла. И так все просто случилось, словно по-иному и не могло кончиться. Бушующее пламя на месте выгребной ямы. От Нарышкина не останется даже клочка. Обманул всех, и нет больше надежды. Как тут ни думай, все пошло прахом…
Он видел, как появились какие-то люди, наверное, из соседних домов набежали, как Ванзаров заматывал голову Скабичевскому, как рыдала хозяйка дома, как под грохот колокола прибыла пожарная команда и принялась заливать затухавшие головешки. Все это происходило где-то далеко и не с ним. Чердынцеву показалось, что он видит странный иллюзион, когда вокруг вертятся разноцветные картинки и нельзя понять, что это мелькает: сон ли, явь ли. Да и какая разница? Ему и дела не было до всей этой кутерьмы. Нарышкин обманул его, обвел вокруг пальца. Дважды обманул. Когда покончил с Федоровым и выскользнул из его рук. Хитрый змей, а по виду и не скажешь…
Вдруг он понял, что его подняли с земли, отряхнули и заставили стоять. В лицо ему смотрел Ванзаров, словно там было что-то важное.
– Вы меня слышите?
Чердынцев слышал. Но отвечать не хотел. В груди заныло. Он издал жалобный стон и сам поразился, как это все выглядит глупо. В руки ему сунули коробку с ножом, совершенно бесполезным.
– До гостиницы сами дойдете?
Отчего же не дойти, можно и в гостиницу. Чердынцеву все было едино.
– Отправляйтесь в номер, ложитесь спать, если ребра целы, проснетесь здоровым. А если нет, вызовете доктора. Из номера ни на шаг… Вам ясно?
Покачнувшись, Чердынцев пошел прочь, прижимая коробку с бантом. Подчинился, чтобы только не видеть этого человека. Душу из него вынул, и все нипочем…
Разобравшись с одним раненым, все силы Ванзаров отдал Скабичевскому. Он предложил опереться и потихоньку завел его в дом. Несмотря на бледность и легкий испуг, поселившийся в глазах, Скабичевский в повязке выглядел довольно молодцевато. Точно ветеран, вернувшийся с передовой. Осмотрев, Ванзаров уверил его, что рана пустяковая, беспокоиться не стоит. Все счастливо отделались, если не считать Нарышкина.
– Выходит, он убил Ивана Федоровича… – проговорил Скабичевский.
– Так он сказал нам, – ответил Ванзаров, рассматривая что-то на полу.
– Зачем он это сделал? Зачем? Не могу понять… Тишайший человек…
– Как видно, не мог допустить, чтобы Федоров разболтал бесполезную тайну.
– Я говорил о взрыве.
– Ах, это… – Ванзаров наклонился и поднял огрызок карандаша. – У него не осталось другого выхода. Все от него что-то хотели, ждали, требовали. Заметили в толпе Маркова и Таккеля? Прибежали как миленькие. Простой расчет показывает, что они дожидались где-то поблизости. Иначе бы не успели. Видели, как в дом вошел Чердынцев, затаились. А тут взрыв… Всем им что-то было надо от Нарышкина. Если у Федорова ничего не спросишь… И правда: как вороны слетелись. Кстати, как Таккеля узнал, что Федоров убит?
Простой вопрос поставил Скабичевского в тупик.
– Не могу понять, как Нарышкин взрыв организовал в ретираднике… – сказал он.
– Проще простого. Взрывное вещество хранилось у него в выгребной яме.
– Откуда вы знаете?
– Слышали звук цепи? Он бомбу поднимал.
– Бомбу?!
– Ну, что-то вроде бутыли с нитроглицерином. Самое подходящее вещество: выронил из рук – и готово дело. Разнесет на клочки. А место для хранения отменное: никто не сунется. Если бы у Нарышкина было золото, лучшего тайника не придумаешь. Кажется, нас забрызгало только дерьмом. Золотой осколок в вас не попал?
Осмотрев себя, Скабичевский нашел на сюртуке только сомнительные пятна. Пахли они не розами. Попытки оттереть их он оставил.
– Все равно отказываюсь понимать… – повторил Скабичевский.
– Что именно вас смущает? – спросил Ванзаров, разглядывая комнату.
– Неужели нож Чердынцева толкнул Сергея Ивановича на самоубийство?
Будто не расслышав, Ванзаров прошелся по комнате, приоткрыл дверцу платяного шкафа, заглянул под матрас кровати и даже провел рукой по этажерке.
– Скажите, Николай Семенович, вы часто здесь бывали? – вдруг спросил он.
– Первый раз… А какое это имеет…
– Вас ничего не удивляет?
Скабичевский огляделся, но так и не понял, чего от него хотят.
– Кроме хозяйской мебели, здесь ничего нет! – сказал Ванзаров. – Нищие с паперти живут богаче Нарышкина. А ведь он получал жалованье в городской ратуше. Откуда же такая бедность?
– Да, как-то я об этом не подумал… – признался чиновник участка. – А какое это имеет отношение к самоубийству?
Ванзаров показал карандаш.
– Нарышкин писал прощальную записку. Если бы Чердынцев ему не помешал, он все равно пустил бы себя на воздух…
– И что из того?
– Мы никогда не узнаем ее содержания, но я уверен, что речь в ней шла об этом… – На ладони Ванзарова появился кожаный мешочек, в каких барышни порой носят колечки. Как только тесемка ослабла, из горлышка посыпался блестящий ручеек.
– Что это? – только и спросил Скабичевский, не в силах оторваться от магического зрелища сверкающих песчинок. – Откуда это у вас?
– Ответ на первый вопрос: золотой песок, конечно. На второй еще проще: нашелся в шкафу. Аккуратно стоял на самом видном месте. Знаете, о чем я жалею, кроме гибели несчастного Нарышкина?
Свежих идей в раненой голове Скабичевского не нашлось.
– Не узнать теперь, что такое «пепел» и «пурпур», – ответил Ванзаров. – Наверняка в записке след был оставлен.
– А почему вас это так интересует?
– В них скрыта смерть.
Скабичевский в раздумье покачал головой и сразу пожалел об этом: боль сразу же дала о себе знать. Рана могла оказаться нешуточной. Он тронул повязку: на тряпице выступила кровь.
– Отправляйтесь-ка в участок, Николай Семенович, Лебедев вам рану обработает…
Для приличия отказавшись, Скабичевский все же согласился. Из дома он вышел пошатываясь и придерживаясь стен, сил явно не рассчитал.
Оставалось совсем немного. Ванзаров нашел хозяйку дома в саду зареванной, но вполне способной отвечать на вопросы. Мадам Терехова еще была напугана, но уже подсчитывала убытки и мысленно ужасалась: это сколько же денег потребуется, чтобы отремонтировать стену. Никаких постояльцев не хватит. Да и кто к ней пойдет после такого? Одни убытки бедной женщине. Она так погрузилась в печальные думы, что и не разобрала, о чем ее спрашивают. Ванзаров вежливо повторил.
Мадам Терехова взглянула и сочла, что это кто-то из знакомых постояльца.
– Вам-то еще чего надо? – сказала она, утирая щеку платочком. – Вон делов натворили! Все по ветру пустили… А еще за прошлые месяцы не расплатился… Кто убытки покроет? Как людям верить?
– Разве господин Нарышкин не заплатил вам золотом?
Хозяйка только презрительно фыркнула:
– Тоже мне, господин в одном сюртуке и летом и зимой. Золотом заплатил! Счастье, что хоть мятыми бумажками иногда отдавал.
– А вещи он когда распродал? – в третий раз спросил Ванзаров.
– Так перед Рождеством как начал таскать, так и не угомонился, пока одна смена белья не осталась… – скала она. – И куда только деньги девал? Непьющий ведь, в карты не играл, любовницы не имел. А деньги как сквозь пальцы проскакивали.
– Наверное, на друзей тратил…
– Хороши друзья, нечего сказать: придут, пошушукаются и убегут! Хоть бы подарок какой ему принесли или угощенья…
– Барышни, наверно, заходили?
Терехова только рукой махнула:
– Какие барышни… Бобылем жил…
– Так ведь на днях к нему одна худощавая приходила, учительница из гимназии.
– А вы откуда знаете?
– К слову пришлось, – ответил Ванзаров.
– Да уж, была… Зашла и вышла, – ответила Терехова.
– И ведь что странно: за последние сутки визитеров к Нарышкину прибавилось значительно. Так и шастают… Чего им понадобилось?
– Сама не пойму… Выспрашивают, просят подождать у него в комнате. Да я никого не пустила.
– И очень правильно делали, – сказал Ванзаров, поклонившись.
Тут только Терехова сообразила, что не знает, кто этот милый молодой человек с роскошными усами. Позабыв об убытках, она улыбнулась ему с невольным кокетством.
– А вы кем Сергею Ивановичу будете? В гимназии учились вместе?
– Думал помочь ему в одном деле, да вот не успел, – ответил Ванзаров.
– Квартирку снять не желаете? Я уступлю. Самый сезон как раз начинается.
Ванзаров обещал подумать над этим заманчивым предложением. И в качестве аванса попросил Терехову: всех знакомых Нарышкина впускать без препятствий, но тщательно запоминать, кто и когда пришел. Хозяйка рада была помочь, раз такой постоялец объявился на ее горизонте.
