43
У дома-с-трубой полиция в глаза не бросалась. Если не сказать, что ее не было видно вовсе. И вот почему.
Получив тревожное сообщение от Лебедева, пристав Врангель обнаружил у себя головную боль, озноб и несварение желудка. А при столь тяжком диагнозе вставать с постели запрещается. На вызов были отправлены невинные жертвы: чиновник Пауль, к своему несчастью, пришедший в участок пораньше, и письмоводитель Птицын. Устраивать оцепление из городовых ради какого-то пьяницы пристав запретил. Невелика честь, скорее всего, допился до белой горячки и помер, нечего возбуждать ненужный ажиотаж. Второе убийство в образцовом городке – немыслимая роскошь. Значит, его не было вовсе. Что и зафиксировать в протоколе. На панику всяких столичных криминалистов и ухом не вести. Закрыть дело быстро и чисто.
Приказ Врангеля чиновники участка, как ни старались, выполнить не смогли. Попытка составить безопасный протокол закончилась тем, что картонная папка была изодрана в клочья, и больше Лебедев их к дому не подпустил. Чиновники выразили робкое недоумение, за что получили пинок под зад. Подобного обращения они не видали даже от коменданта города. Однако гнев Лебедева показался им куда страшней распекания высшим начальством. Тут грозили настоящие синяки. Заявив протест и глубокое возмущение, чиновники быстренько удалились, пообещав жаловаться начальству Лебедева. То есть ему самому. В полном одиночестве он покуривал сигарку у садовой калитки.
Ванзаров не утерпел, спрыгнул и опередил пролетку.
– Где участковые, где пристав?! – крикнул он на ходу.
В ответ Лебедев смачно и витиевато выругался.
– Эти… дело явились состряпать! Предлагали мне пустой лист подписать! Вот ведь… – Последовали крепкие обороты, после чего Лебедев заметил Скабичевского. – А это еще что такое?! Этот индюк на замену тех сморчков прислан?! Так я быстро ему втолкую основы криминалистики… – Все это было сказано так громко, чтобы сомнений не осталось, кого это касается.
Скабичевский растерянно молчал, не решаясь приблизиться. Он не мог взять в толк, в чем его подозревают и куда делись его коллеги. На лице его читалось нечто вроде: «Что за чушь тут творится, господа?» Чтобы вникать в тонкие эмоции, время было не лучшее. Великий криминалист настолько разгорячился, что его пришлось оттащить в сторону. Скабичевскому светила свежая травма, и опять безвинно. Видно, утро для него выдалось несчастливое.
Впрочем, способность слышать к Лебедеву вернулась достаточно быстро. Узнав обстоятельства, он бросил попытки сломать что-нибудь в теле участкового, обмяк и совсем помрачнел. Ванзаров не мог припомнить, чтобы его жизнерадостный друг выглядел столь печально.
– Что с вами, Аполлон Григорьевич? Я вас не узнаю…
Лебедев тяжко вздохнул.
– Вчера вы себя ругали… А сегодня меня надо не ругать, а прямо выпороть, как гимназиста… Не послушал вас, не поверил. Если бы знать… Взял бы ведро водки и сидел бы с Иваном Федоровичем до утра. Ничего бы не было. Жалко, горько и стыдно… Проворонили мы с вами, коллега…
– Кто-то поспешил… – сказал Ванзаров.
– Ну и зачем кому-то несчастный старик сдался?
– Нужно было свести риск на нет: вдруг Федоров на самом деле выйдет на площадь и начнет каяться? Вдруг сболтнет что-то лишнее?
– Бедный Иван Федорович…
– Лучшим отмщением ему будет ваша работа. Опять, как и с барышней Нольде? Все в пурпуре?
– Успело подсохнуть… – ответил Лебедев. – Я зашел к нему в половине седьмого. Убийство произошло в самую глушь: между двумя и тремя часами ночи… А вы что делали в это время?
– Спал как убитый, – признался Ванзаров. – Что нашли?
– Взгляните для начала сами… А этот тут будет торчать? – Кажется, теперь Лебедев испытывал к сотрудникам участка явную недоброжелательность.
– Николай Семенович толковый и дельный специалист, – нарочно громко сказал Ванзаров. – Он откроет дело и будет его расследовать. И мы ему поможем…
На призыв Скабичевский откликнулся с большой неохотой.
Жилище гениального ученого мало в чем изменилось. Такой беспорядок трудно испортить или сделать еще больше. Скабичевский озирался по сторонам, но предпочел держаться сзади и тяжело дышал, прикрывая нос ладошкой. Тяжелый запах набрал силу. Они вошли в гостиную. Рядом с диваном лицом в бурой луже, под которой скрылись драный ковер и пол, лежал Федоров. Массивное тело согнулось, как от боли в желудке, а руки вывернулись наподобие крылышек цыпленка. Из-под домашнего халата торчали голые пятки.
Как ни крепился Скабичевский, но долго терпеть такое зрелище не смог, отвернулся. Его все сильнее мучил нервный кашель.
– По какой статье будете возбуждать дело? – спросил Ванзаров.
– Убийство… – чиновник сдержал рвотный рефлекс. – С отягчающими…
– Разумно. Как думаете, что тут произошло?
– Похоже на убийство Нольде…
– Нельзя не согласиться. Только кровь слилась аккуратнее. Учится на ошибках. Или боялся запачкаться… Одного не пойму: Федоров куда сильнее барышни, мог оказать сопротивление. Как с ним-то удалось справиться?
– Наверное, зашел за спину и нанес удар… – Скабичевский зажал рот.
– Блестящее наблюдение, Николай Семенович! А говорили, что ничего не умеете! Какой из этого можно сделать вывод?
– Убийца знал Федорова…
– Конечно! Федоров впустил его в дом, как хорошего знакомого… Следов борьбы в прихожей нет. И в гостиной тоже. Убийца вошел гостем, Федоров, не ожидая опасности, сел в кресло, собирался выпить, на столике нетронутая рюмка. О чем-то заговорили. Убийце оставалось зайти сзади. И все было кончено. Тело свалилось на пол. Кровь сделала остальное. Надо осмотреть дом… Вы со мной?
Выдержка Скабичевского истощилась. Извинившись, он вышел на свежий воздух. Останавливать его Ванзаров не стал. Чиновник полиции и так смог перешагнуть через себя. Требовать от него большего – жестоко.
Из гостиной можно было попасть в кабинет, спальню и лабораторию. Ванзаров начал с последней. Обитель химических изысканий Федорова оказалась переделанной кухней. Дровяная плита, обложенная кафелем, служила лабораторным столом. Печь для обжига, из которой выходила вторая труба дома, была пристроена рядом. Порядок здесь держался не в пример жилым комнатам. Колбы, реторты, горелки и множество форм для отливки были вычищены и находились на своих местах. Пыли не заметно даже на верхних полках. Книжный стеллаж заполнен томами по химии и металлургии. Ничего похожего на сочинения алхимиков в собрании не нашлось. Впрочем, как и следов обыска. Результаты опытов убийцу не интересовали. Проверив асбестовые корытца, в которых можно плавить металл, Ванзаров не нашел и блестящей пылинки. Ничего похожего на пирит или золотой песок. Зато его добычей оказалась изрядная стопка «Рабочих журналов», в которых отмечаются все этапы и действия экспериментов. Судя по датам на этикетках, сведения собирались последние пять лет. Наверняка Лебедев сюда уже заглядывал и осмотрел подробно.
Следовало осмотреть кабинет. Место научных размышлений Ивана Федоровича отличалось от гостиной только наличием книг. Свалка на рабочем столе и густой слой мусора под ним говорили о том, что хозяин не заботился о земных удобствах. Да и вообще давненько сюда не заглядывал. Найти в таком беспорядке следы, если они и были, труднее, чем былинку в лесу.
В спальне Федоров бывал чаще. Вот только в последнюю ночь прилечь не успел. Одеяло откинуто на пол, на простыне виднелись хлебные крошки, а на тумбочке сохли остатки чая. Как видно, с позавчерашнего утра, когда Иван Федорович позавтракал в постели. Прошлое утро он спал как убитый, ногами на диван, а головой на полу. Сегодня позу поменял и убит был на самом деле. Во всяком случае, убийце в спальне делать было нечего. Оставалось еще раз осмотреть жертву.
Вернувшись в гостиную, Ванзаров приблизился к застывшей луже и присел у самой кромки, вглядываясь в тело. Очевидно, Федоров не предполагал так плохо закончить вечер. Под халатом у него был все тот же костюм-пижама, в котором он блистал на посиделках. На столике поместился полупустой графинчик, тарелки с объедками и еще одна пустая рюмка. Кому-то он предложил выпить, но гость отказался. Ничего необычного в этом натюрморте не было. Под столом, куда падали остатки еды, виднелась скомканная бумажка, вероятно, какой-то мусор. Пятно крови не успело достать до нее. Дотянувшись, Ванзаров бережно ее развернул. Это была записка. Даже не записка, а пометка из двух слов. Слова казались полной бессмыслицей. Кто-то в гневе скомкал и швырнул их на пол. Клочок аккуратно разместился во внутреннем кармане пиджака. Для следствия Скабичевского потеря невелика.
Выйдя на крыльцо, Ванзаров застал мирную картину. Лебедев возвышался над заборчиком, а ненавистный ему Скабичевский держался на приличном расстоянии. Он глубоко и часто дышал, точно бегун, одолевший марафонскую дистанцию. Судя по желтоватой лужице, желудок чиновника участка не справился с испытанием. Следовало приободрить его, все-таки с таким убийством не часто сталкиваются даже в столице. Вот только добрые слова пришлось отложить на потом. Со стороны дороги подъехала пролетка, на которой восседала знакомая персона. Прибывший господин встрече не обрадовался, но деваться было некуда. Приказав извозчику ждать, Чердынцев сошел с подножки.
– Кажется, данного слова не нарушил, – первым начал он. – Пределы Царского Села не покинул.
– Иначе вы бы уже отправились в участок, – ответил Ванзаров, знаком подзывая Скабичевского. – А мы все с Николаем Семеновичем убийцу разыскиваем.
– А что ему здесь делать? – спросил Чердынцев, посматривая на Лебедева, словно примеривая на него роль душегуба.
Скабичевский стал выразительно поглядывать на Ванзарова. Дескать, чем не кандидат?
– Отвечу вам вопросом: где вы были сегодня с полуночи до четырех часов утра?
– Где я был ночью? – переспросил Чердынцев, словно не веря, что серьезные люди могут интересоваться подобной ерундой. – Спал у себя в гостинице, где же еще!
– Кто это может подтвердить?
– Зачем это подтверждать? Что за глупость…
– Позвольте мне решать, что глупость, а что еще следует выяснить, – сказал Ванзаров. – Так кто может составить вам алиби?
Чердынцев только плечами пожал.
– Сколько угодно! Половой ужин приносил, портье, швейцар наверняка подтвердят, что я не выходил…
– Все как один уважаемые люди и честны до безобразия…
На это замечание Скабичевский многозначительно хмыкнул. Все это очень не понравилось Чердынцеву. И хотя в его положении диктовать условия было невозможно, но и быть шутом гороховым для полиции он не собирался.
– Господин Ванзаров, что вы хотите этим сказать?
– Я хочу сказать, что сегодня ночью в своем доме был зверски убит Иван Федорович Федоров, ваш учитель. И тайну золота, судя по всему, он унес с собой.
– Нет… – сказал Чердынцев и отступил. – Нет… Не может быть… Вы меня обманываете… Это розыгрыш?
Ванзаров не стал убеждать и доказывать. Он просто ждал.
Чердынцев умоляюще посмотрел на Скабичевского, но и чиновник участка был непреклонен в своем молчании.
– Как же это… Как же это возможно?.. – наконец проговорил он.
– Если вас интересует способ, то с ним разделались, как и с вашей невестой, – вдруг сказал Скабичевский и от такой смелости даже приободрился. – Лужа крови, кошмар, ужас… Правда, Родион Георгиевич?
– Что же мне теперь делать?
– Например, подскажите нам с Николаем Семеновичем, кто мог его убить, – сказал Ванзаров. – Кто мог желать ему смерти?
– Это абсурд! – сказал Чердынцев. – Дикость какая-то. Но мне-то что теперь делать?..
– Возвращайтесь в гостиницу и не высовывайте носа. Можете вскоре понадобиться.
Не поклонившись, Чердынцев залез в коляску и что-то тихо сказал извозчику, надеясь, что Ванзаров не услышит. Пролетка развернулась и быстро поехала в город.
– Зачем ему понадобилась почтово-телеграфная контора? – спросил Скабичевский.
– Отправит в Петербург открытку с видами Царского Села… – сказал Ванзаров и указал в сторону Гатчинской дороги. – Вон еще гости пожаловали… – При этом он убрал за спину стопку журналов.
Действительно, к дому шел Нарышкин, как всегда согбенный, сосредоточенный и глядя под ноги. Все-таки первым он заметил Лебедева и остановился. Криминалист не стал по обычаю приветливо махать ему рукой, а попросту отвернулся. Запал на веселье у него сегодня несколько отсырел.
Нарышкин приблизился, но остановился перед забором.
– Что вы здесь делаете?
Скабичевский уже собрался что-то сказать, но Ванзаров резко его опередил:
– А вам что в такую рань здесь понадобилось?
– Помочь Ивану Федоровичу по хозяйству, как обычно, – ответил Нарышкин. – А в чем, собственно…
– Когда вы ушли из дома?
– Вы это знаете, мы с вами встретились. Но почему вы…
– В котором часу вернулись?
Терпеть подобное обхождение Нарышкин более не желал.
– Не понимаю ваших вопросов, господин Ванзаров. К чему они? Спросите у Ивана Федоровича, он вам ответит.
– Не могу этого сделать, – ответил Ванзаров. – При всем желании. И никто не сможет.
– Почему? – спросил Нарышкин, не осознавая значения простых слов.
– Федорова убили. Зарезали, как свинью. В гостиной лужа крови. Если желаете убедиться лично, так милости просим. Могу проводить…
Нарышкин уставился на Ванзарова, словно у того выросли золотые рога.
– Можете нам сообщить что-то о мотивах убийства? Или назвать предполагаемого убийцу? Или в какой тайне Федоров хотел покаяться прилюдно?
Помощник великого химика вздрогнул, словно его пробрал озноб.
– Иван Федорович был гениальный ученый и человек… – сказал он, глядя на носки пыльных ботинок. – Никто не сможет сравниться с ним в полете мысли. Наука потеряла так много… Его вклад никто… Невозможно переоценить…
– Не стану спорить. Нас с Николаем Семеновичем интересует другое: кто из учеников мог на это решиться?
– Это невозможно… – ответил Нарышкин, повернулся и пошел обратно, словно ничего не случилось. Ванзаров не стал его останавливать. И Скабичевскому не позволил.
– Оставьте его пока, нам есть чем заняться, – сказал он. – Господин Лебедев заждался. А он этого не любит…
Аполлон Григорьевич старательно смотрел мимо чиновника участка, словно тот был привидением. И не проявлял привычной бурной активности. Так искренно и сильно задели его переживания. Чего Ванзаров не смог припомнить за все их знакомство. Нервы у криминалиста были стальные. При его работе другие иметь невозможно.
Ванзаров протянул рабочие журналы и попросил внимательно изучить. Может, там найдется что-то полезное. Лебедев принял стопку и равнодушно засунул под мышку.
– От меня требуется что-нибудь еще? – спросил он не лучше ленивого приказчика в лавке.
– Что за гости посещали Федорова вчера вечером? – поинтересовался Ванзаров, ловя на лету немое удивление Скабичевского. Не хватало еще, чтобы разразился новый скандал.
Лебедев и виду не подал.
– Судя по следам, которые вы тоже заметили, их было двое… – сказал он. – Один в мужских ботинках, другой – в армейских сапогах. Опознать их просто: потребуйте показать подметки. На них должны быть следы мела, в который они благополучно вляпались. С проезжающей телеги просыпалось изрядно, ночная роса подмочила. Отпечатки превосходные. Сначала пришел военный, за ним штатский…
– Фамилии назовете? – спросил Ванзаров отчаянно бодро. И был наказан. Лебедев выразился столь прямо и резко, что не всякое ухо выдержит. Подхватив чемоданчик, криминалист удалился, предоставив делать с местом преступления что и кому вздумается. Он не желал больше иметь с этим ничего общего. И так уж задержался в Царском Селе.
Подобная сцена могла сбить с толку и не такого крепкого чиновника полиции.
– А нам-то что делать? – спросил Скабичевский, глядя в растерянности, как исчезает на Гатчинской дороге единственный человек, который мог подписать протокол осмотра места преступления. – Как дело-то заводить?
– Дело подождет, – ответил Ванзаров. – Закрывайте окна и двери, здесь закончили.
– Поедем в участок?
– Навестим любимых учеников почившего гения.
– А как же убитый?
Ванзаров точно знал: самое мрачное настроение не помешает Лебедеву пинками заставить участковых вывезти мертвое тело и опечатать дом.
– Могу предположить, что господин Федоров ничего путного уже не расскажет, – ответил он. – А потому не будем тратить на него время.
