Приближалась зима, и Скарлетт с каждым днем становилась все более неистовой. Джо Коллтон выкопал яму для подвала первого дома, но частые дожди помешали заливке фундамента.

— Мистер Уилкс пронюхает, в чем дело, если я куплю у него лес, прежде чем подготовлюсь к строительству, — разумно сказал он, и Скарлетт знала, что он прав.

Может быть, вся идея была ошибкой. День за днем газета рассказывала о катастрофах в деловом мире. Появились хлебные очереди в крупных городах Америки, потому что каждую неделю тысячи людей теряли рабочие места. Зачем она рисковала своими деньгами именно сейчас, в самое плохое время? Зачем она дала Мелли это дурацкое обещание? Если бы только холодный дождь перестал… И дни прекратили бы уменьшаться. Днем она занимала себя работой, но темнота закрывала ее в пустом доме наедине с мыслями. А она не хотела думать, так как не могла найти ответов ни на один вопрос. Как она докатилась до такого? Она ничего не натворила такого, чтобы люди отвернулись от нее. Почему они все так ненавидят ее? Почему Ретт так долго не приезжает домой? Что она может сделать, чтобы поправить положение? Должно же быть что-то, не может же она вечно слоняться из комнаты в комнату по пустому дому, как горошина, гремящая в пустой раковине.

Она была бы рада, если бы Уэйд и Элла приехали к ней, но Сьюлин написала, что они на карантине после ветрянки.

Она могла бы сойтись снова с Бартами и их друзьями. Неважно, что она обозвала Мамми свиньей, она была толстокожей. Одной из причин ее дружбы с «отбросами» было то, что она всегда могла развязывать свой острый язычок при них, и в любой момент, если бы захотела, они бы приковыляли к ней. «Слава богу, я еще не опустилась на такой уровень. Я не поползу теперь к низким созданиям. Просто темнеет очень рано, и ночи такие длинные, и я не могу спать. Все изменится к лучшему, когда прекратятся дожди… когда кончится зима… когда Ретт приедет домой…

Наконец, погода изменилась, установились светлые морозные деньки. Коллтон выкачал воду из ямы для фундамента, и резкий ветер высушил красную глину Джорджии до твердости кирпича. Тогда он заказал цемент и доски для форм, чтобы заливать фундамент.

Скарлетт с радостью покупала подарки. Был канун Рождества. Она купила кукол Элле и всем дочкам Сьюлин. Маленьких куколок, набитых мягкими опилками и с круглощекими личиками, для младших, Сюсси с Эллой получили почти одинаковые куклы с прелестными чемоданчиками, полными красивых платьев. Проблема была с Уэйдом. Скарлетт никогда не знала, что ему дарить. Она вспомнила обещание Тони Фонтейна научить его крутить шестизарядками и купила Уайду собственную пару, с его инициалами, выгравированными на отделанных слоновой костью рукоятках. Со Сьюлин было проще — круглый шелковый ридикюль, который был слишком шикарным, чтобы пользоваться им в деревне, с двадцатидолларовым кусочком золота внутри — хорош для любого случая. Уилл был невозможен. Скарлетт искала и там и сям, прежде чем сдаться и купить ему еще одну кожаную куртку, такую же, как в прошлом году и в позапрошлом. «Главное — внимание», — подумала она.

Она раздумывала долго, прежде чем решила не дарить подарка Бо. Она не сможет пронести его мимо Индии, не получив его обратно нераспакованным. Кроме того, Бо не нуждался ни в чем, горько подумала она. Кредит Уилксов в ее магазине увеличивался каждую неделю.

Она купила Ретту золотые ножницы для сигар, но у нее не хватило решимости отослать их. Вместо этого она послала подарки своим двум тетушкам в Чарльстоне. Они могут рассказать матери Ретта, какая она заботливая, а миссис Батлер может сказать это своему сыну.

«Интересно, пришлет ли он мне что-нибудь? Или привезет? Может, он приедет домой на Рождество, чтобы не было сплетен».

Возможность была достаточно реальна, чтобы Скарлетт с неистовством принялась за украшение дома. Когда он превратился в коттедж, полный сосновых веток, плюша и падуба, она снесла остатки в магазин.

— У нас уже есть в витрине гирлянда, миссис Батлер. Нам больше не надо, — сказал Вилли Кершоу.

— Не говори мне, что надо, а что не надо. Оберни этой сосновой лентой стойки и повесь полоску из падуба на дверь. Это настроит людей на рождественское настроение, и они потратят больше денег на подарки, У нас не хватает миленьких мелочей для подарков. Где эта коробка с промасленными бумажными веерами?

— Вы мне сказали убрать ее. Сказали, что не стоит тратить место на прилавках на всякие безделушки, когда людям нужны гвозди и стиральные доски.

— Ты дурень, это было тогда, а теперь доставай.

— Но я не знаю» куда я ее положил. Это было так давно.

— Матерь божья! Я найду ее сама.

Скарлетт ворвалась в хранилище под потолком.

Она стояла на лестнице, роясь среди пыльных стопок на верхней полке, когда она услышала знакомые голоса миссис Мерриуэзер и ее дочери Мейбелл.

— Ты говорила, что ноги твоей не будет на пороге магазина Скарлетт, мама.

— Тише, клерк может услышать нас. Мы обошли весь город, и не осталось нигде черного вельвета. Я не могу закончить мой наряд без него. Ктони-будь разве слышал, чтобы королева Виктория носила цветную накидку?

Скарлетт нахмурилась. О чем это они разговаривают? Она тихо спустилась с лесенки, подошла на цыпочках и прислушалась.

— Нет, мэм, — услышала она голос клерка. — Вельвет у нас не пользуется большим спросом:

— Я так и думала. Пошли, Мейбелл.

— Раз уж мы здесь, может, мы найдем перья, которые мне нужны для наряда Покахонтаса, — сказала Мейбелл.

— Чепуха, пойдем. Мы не должны были приходить сюда. Что, если кто-нибудь нас видел. — Походка миссис Мерриуэзер была грузной, но быстрой. Она захлопнула за собой дверь.

Скарлетт взобралась на лестницу снова. Все ее рождественское настроение исчезло. Кто-то устраивал костюмированную вечеринку, а ее не пригласили. Она пожалела, что не дала Эшли сломать себе шею на могиле Мелани! Она нашла коробку, которую искала, и бросила ее на пол, ярко окрашенные веера рассыпались по полу.

— Теперь подберите их и вытрите пыль с каждого, — приказала она. — Я еду домой. Она лучше бы умерла, чем стала бы хныкать на глазах у своих клерков.

Сегодняшняя газета лежала на сиденье ее экипажа. Скарлетт пробежала глазами по восторженным описаниям недельных скачек в довоенное время, чарльстонцы утверждают и предсказывают, что будущие скачки будут не хуже. Согласно корреспонденту, празднества будут продолжаться день и ночь в течение недели и завершатся балом.

— И я спорю, что Ретт посетит их, — пробормотала Скарлетт. Она отбросила газету на пол.

Заголовок на первой странице привлек ее внимание: «Карнавал завершится маскарадным балом». «Это, должно быть, то, к чему готовятся старая дракониха и Мейбелл, — подумала она. — Все в этом мире, за исключением меня, ходят на вечера». Она схватила газету, чтобы прочитать статью:

«Приготовления заканчиваются. Атланта украсится 6 января карнавалом, возрождающим великолепие Нью-Орлеанского знаменитого Марди Грае. Двенадцать Ночных Весельчаков — организация, недавно основанная в нашем городе выдающимися фигурами общественных и деловых кругов, — инициаторы этого знаменитого события. Король карнавала, сопровождаемый придворной знатью, въедет в город и пересечет его на королевской платформе. Ожидается, что шествие будет длиной более мили. Все граждане города, его подчиненные на этот день, приглашаются на этот парад. Расписание и маршрут шествия будут объявлены в следующих номерах газеты.

Праздник завершит бал-маскарад, для которого Оперный дом де Гивов будет переделан в настоящую Страну Чудес. Весельчаки распространили почти триста приглашений Лучшим Рыцарям и красивейшим Леди Атланты».

— Черт! — сказала Скарлетт.

Обида и горечь взяли верх над ней, и она расплакалась, как ребенок. Было нечестно, что Ретт будет танцевать и смеяться в Чарльстоне, а ее враги в Атланте будут веселиться в то время, как она застряла в этом огромном молчаливом доме. Она не делала ничего плохого, чтобы заслужить такое наказание.

«Ты никогда не будешь такой трусливой, чтобы позволить мм огорчить тебя до слез», — сердито сказала она себе.

Скарлетт вытерла слезы тыльной стороной руки. Она не будет впадать в отчаяние. Она будет добиваться своего. Она пойдет на бал, как-нибудь она найдет способ это сделать.

Достать приглашение на бал было нетрудно. Скарлетт узнала» что парад будет с основном состоять из украшенных повозок, рекламирующих продукты и магазины. Был вступительный взнос для участников, равный цене декорации платформы, но все, принимающие участие в шествии, получали по два приглашения на бал. Она послала Вилли Кершоу со вступительными деньгами для участия «Универмага Кеннеди» в параде.

Это вселило в нее веру в то, что все может быть куплено. Деньги могут все.

— Как вы украсите повозку, миссис Батлер? — спросил Кершоу.

Вопрос вызвал к жизни сотни вариантов.

— Я подумаю об этом, Вилли.

Да, она может проводить за этим занятием многие часы, заполнить много вечеров, обдумывая, как заставить все остальные повозки жалко выглядеть по сравнению с ее собственной.

Ей также придется подумать о бальном наряде. Как много времени уйдет на это! Ей придется просмотреть все журналы мод, выбрать ткань, просчитать размеры, подобрать прическу…

Она еще была в обычном трауре. Но это, конечно, не значит, что ей придется надеть черное на бал. Она еще не была ни на одном, она не знала, каковы правила. Но идея в целом была позабавить людей, ведь так? Не выглядеть, как обычно, а изменить свою внешность. Тогда ей определенно нельзя надевать траур. Бал становится с каждой минутой все привлекательнее для нее. — Скарлетт закончила дела в магазине и поспешила к портнихе.

Тучная, с одышкой миссис Мэри вытащила булавки изо рта, чтобы доложить, что леди заказали костюмы Розового бутона — розовое бальное платье, отделанное шелковыми розами; Снежинки — белое бальное платье, с блестящими белыми шнурками; Ночи — темно-голубой вельвет с вышитыми серебряными звездами; Рассвет — розовое на более темном розовом шелке; Пастушки — платье в штрипочках с отделанным шнурком белым фартуком.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо сказала Скарлетт. — Я вижу, что они готовят. Я извещу вас завтра, кем я буду.

Миссис Мэри воздела руки к небу.

— Но у меня не будет времени сшить ваше платье, миссис Батлер. Мне пришлось нанять дополнительно еще двух швей, и я еще не знаю, успею ли я… Я просто уже ну никак не могу прибавить еще один костюм к обещанным мною.

Скарлетт не придала значения отказу. Она знала, что всегда сможет уговорить ее. Самым трудным было решить, кем же она будет.

Ответ пришел к ней, когда она раскладывала пасьянс, дожидаясь обеда. Заглянула в колоду посмотреть, выпадет ли король на нужное ей место. Нет, перед королем были две дамы. Игра не получалась.

Дама! Ну конечно. Она сможет надеть чудесное платье с длинным шлейфом, отделанным белым мехом, и любые драгоценности.

Она бросила карты на стол и побежала наверх посмотреть коробку с драгоценностями. Почему, ну почему Ретт был таким несговорчивым в покупке драгоценностей? Он покупал ей все, что она хотела, но в украшениях он одобрял только жемчуг. Она вытаскивала бусы за бусами, складывала их на бюро. Вот! Ее бриллиантовые подвески. Она определенно наденет их. И она сможет украсить жемчугом свои волосы, шею и запястья. Какая жалость, что она не может рискнуть надеть свое бриллиантовое обручальное колечко. Слишком много людей смогут узнать его, а если они узнают, кто она, они могут оскорбить ее. Она рассчитывала на свой костюм и маску, чтобы укрыться от миссис Мерриуэзер, Индии Уилкс и других женщин. Она намеревалась чудесно провести время, танцевать каждый танец.

В предкарнавальные дни вся Атланта была в праздничных приготовлениях. Мэр приказал закрыть магазины 6 января, когда весь город будет переполнен людьми.

Скарлетт подумала, что это большая потеря — закрыть магазин, когда в городе будет много людей из провинции. Она украсила витрину магазина, а также железную ограду перед домом бантиками из лент. Знамена и флаги украшали каждый фонарный столб и фасад дома, создавая на последней стадии маршрута Рекса к трону тоннель из яркого, трепещущего красного и белого.

«Надо было бы привезти на карнавал Уэйда и Эллу из Тары, — подумала она. — Но они скорее всего еще слабы после ветрянки. И у меня нет приглашений на бал для Сьюлин и Уилла. Кроме того, я послала огромные кипы подарков для них на Рождество».

Непрекращающийся дождь в день карнавала согнал все остатки угрызений совести по поводу ее детей. Они не могли бы стоять под дождем на холоде, чтобы посмотреть карнавал.

Но она могла. Она завернулась в теплую шаль и встала на каменную скамеечку рядом с воротами, укрываясь под большим зонтом.

Как было обещано, шествие растянулось на целую милю. Это было печальное зрелище. Дождь почти разрушил средневековые костюмы. Красная краска стекала, страусиные перья опали, вельветовые шапочки мгновенно промокли и выглядели, как вялый салат. Марширующие геральды и пажи выглядели замерзшими и промокшими, но целеустремленными, конные рыцари понукали с хмурыми лицами своих упирающихся лошадей. Скарлетт присоединилась к аплодисментам толпы. Только дядя Генри Гамильтон, казалось, единственный получал удовольствие от происходящего. Он хлюпал по грязи босыми ногами, держа в одной руке ботинки, а в другой — шапку, помахивая толпе то одной рукой, то другой и ухмыляясь во весь рот.

Она усмехнулась про себя, когда Придворные Дамы медленно проехали в открытых экипажах. Лидеры Атланты были в масках, но стоическое отчаяние читалось у них в глазах. Покахонтас Мейбелл Мерриуэзер щеголял распавшимися перьями у нее на голове, с которых стекала вода на ее щеки и шею. Легко было узнать и миссис Элсинг и миссис Уиттинг, промокших, дрожащих Бетси Росс и Флоренцию Найтингейл. Миссис Мид была чихающим представителем Старых Добрых Времен в лавине мокрой тафты. Только на миссис Мерриуэзер дождь не подействовал. Королева Виктория держала широкий зонтик над сухой королевской головой. На ее вельветовой накидке не было ни пятнышка.

Когда проехали дамы, случился длинный разрыв в шествии, и зрители стали расходиться. Но затем раздался отдаленный звук «Дикси». Через минуту толпа хрипло приветствовала появление оркестра, затем наступила тишина.

Это был маленький оркестр: только два барабанщика, и двое играющих на свистульках, и один — на сладкоголосом кларнете. Музыканты были одеты в серое, с золотистыми лентами и яркими пуговицами. А перед ними однорукий мужчина держал в сохранившейся руке флаг Конфедератов. Звезды и полосы выгорели, он выглядел потрепанным, но его вновь проносили с гордостью по Пис-стрит. У всех запершило в горле от волнения.

Скарлетт почувствовала у себя на щеках слезы, это были слезы гордости. Люди Шермана сожгли Атланту, янки разграбили Джорджию, но они были не способны разрушить Юг. Она видела такие же слезы на лицах стоящих перед ней мужчин и женщин. Все опустили зонтики, чтобы с непокрытой головой отдать честь флагу.

Они долгое время стояли высокие и гордые под холодным дождем. Оркестр сопровождала колонна ветеранов Конфедерации в оборванных, замасленных униформах, в которых они пришли с Войны. Они маршировали под «Дикси», как будто они были молодыми ребятами, а вымокшие горожане обрели снова голоса для приветствий в их честь.

Приветствия продолжались, пока ветераны не скрылись из вида. Тогда взметнулись зонтики, и люди начали расходиться. Парад пришел и ушел, оставляя их мокрыми и замерзшими, но довольными.

— Чудесно, — слышала Скарлетт от проходивших мимо нее людей.

— Парад еще не закончился, — говорила она некоторым.

— Лучше «Дикси» не будет, не правда ли? — отвечали они.

Она утвердительно качнула головой. Даже она потеряла интерес к шествию платформ, а ведь она так старалась украсить свою. Потратила много денег на гофрированную бумагу и блестки, которые, наверно, испортил дождь. По крайней мере, она может наблюдать теперь сидя, она не хотела утомлять себя, ведь ночью предстоял бал-маскарад.

Потянулись бесконечные минуты ожидания первой платформы. Скарлетт увидела, что колеса повозки постоянно застревали в размокшей красной глине. Она вздохнула и поплотнее завернулась в свою шаль. «Кажется, мне придется долго ждать».

Прошло более часа, пока все раскрашенные повозки проехали мимо нее, ее зубы стали стучать прежде, чем все это было закончено. Цветы из гофрированной бумаги на ее повозке намокли, но все еще были яркими. А «Универмаг Кеннеди» сверкал серебряными блестками сквозь капли дождя. Большие бочки с этикетками: «мука», «сахар», «кукуруза», «патока», «кофе», «соль» — были пустыми, а жестяные раковины и стиральные доски не заржавеют. Единственной безвозвратной потерей были инструменты с деревянными ручками. Даже за ткань, которой она задрапировала повозку, можно будет получить немного денег в меняльной лавке.

Если бы кто-нибудь дождался ее платформы, она была уверена, он был бы потрясен.

Она передернула плечами и состроила рожицу последнему фургону. Он был окружен кричащими мальчишками. Человек в костюме эльфа раскидывал налево и направо конфеты. Скарлетт уставилась на вывеску над его головой «Ричс». Вилли, не переставая, говорил об этом новом магазине в Пяти Углах. Он был обеспокоен, так как цены там были ниже, и он уже потерял несколько клиентов. «Чепуха, — с презрением подумала Скарлетт. — „Ричс“ не продержится так долго, чтобы успеть повредить мне. Сбивание цен и выкидывание товаров — не путь к преуспеванию в бизнесе. Я очень рада, что увидела это. Теперь я могу посоветовать Вилли Кершоу не быть таким дураком». —

Последней платформой позади «Ричс» был трон Рекса. Красно-белая накидка протекла, и вода лилась на коронованную голову и ватиновые плечи доктора Мида. Он выглядел совершенно несчастным.

«Надеюсь, что ты подцепишь воспаление легких и умрешь», — сказала себе Скарлетт. Она побежала домой принять горячую ванну.

Скарлетт была одета как Дама Червей. Она бы предпочла быть Дамой Бриллиантов, со сверкающей короной, и ожерельем, и брошками. Однако тогда бы она не смогла надеть свой жемчуг, который, по словам ювелира, был хорош для самой королевы. К тому же она нашла большие поддельные, но красивые рубины, которые можно было пришить вокруг низкого выреза ее красного вельветового платья. Так хорошо было надеть что-то цветное!

Шлейф ее платья был окаймлен белой лисицей. Она знала, что мех будет испорчен, но это было для нее неважно, он будет выглядеть очень элегантно на ее руке во время танца. У нее была загадочная красная маска, закрывающая ее лицо до кончика носа, ее губы были слегка подкрашены, чтобы соответствовать ей. Она чувствовала себя привлекательной. Сегодня она может танцевать, сколько пожелает, и никто не будет знать, кто она на самом деле. Какая замечательная идея организовать маскарад!

Даже с маской на лице Скарлетт немного нервничала, появляясь в зале без сопровождения. Большая группа весельчаков в масках входила в прихожую, когда Скарлетт вышла из своего экипажа, и она присоединилась к ним. Попав внутрь, она с удивлением оглядывалась. Оперный дом де Гивов изменился почти до неузнаваемости. Симпатичный театр был теперь настоящим королевским дворцом.

В дальнем конце танцевального зала доктор Мид, в качестве Рекса, восседал на троне со своими камердинерами в униформе по бокам, включая Носителя Королевского Кубка. В центре был самый большой оркестр, какой Скарлетт когда-либо видела, а вокруг — масса танцующих, наблюдающих, любопытных. Было заметно явное чувство легкой веселости и безрассудства, вызванного анонимностью масок. Как только она вошла в залу, мужчина в китайском халате и с длинной косичкой обнял ее за талию и закружил ее в танце. Он может быть идеальным незнакомцем. Это было опасным и волнующим.

Ее партнер был классным танцором. Когда они кружились, Скарлетт замечала наряды индусов, клоунов, Арлекино, Пьеро, монахов, медведей, пиратов, нимф, танцующих так же упоительно, как и она. Она прерывисто дышала, когда кончилась музыка.

— Чудесно! — выдохнула она. — Это чудесно! Так много людей. Должно быть, вся Джорджия танцует здесь.

— Не совсем, — сказал ее партнер. — У некоторых не было приглашений.

Он указал наверх рукой. Скарлетт увидела, что галереи были полны зрителей в обыкновенной одежде. Некоторые не совсем уж в обычной. Мамми Барт была там со всеми своими бриллиантами. «Как замечательно, что я не сошлась снова с этой шайкой. Они слишком дрянны, чтобы их приглашали куда-нибудь», — подумала Скарлетт, умудряясь забыть о происхождении ее собственного приглашения.

Присутствие зрителей сделало бал еще более привлекательным. Она встряхнула головой и засмеялась. Ее алмазные сережки засверкали, она могла видеть их отражение в глазах Мандарина.

Потом ом ушел. Монах со своей рясой, натянутой вперед, чтобы она затеняла замаскированное лицо, не говоря ни слова, взял Скарлетт за руку, другой обвил ее талию, и они понеслись в танце, когда оркестр грянул быструю польку.

Она танцевала так, как не танцевала никогда. Голова у нее кружилась от интригующего сумасшествия маскарада, опьянения всем происходящим вокруг, шампанским, разносимым на серебряных подносах пажами, своим несомненным успехом. И она была не узнана.

Она заметила вдов Старой Гвардии. На них были те же костюмы, что и во время парада. На Эшли была маска, но она узнала его сразу. У него была траурная повязка на рукаве черно-белого костюма Арлекина. «Индия, наверное, вытащила его сюда, чтобы сопровождать ее, — подумала Скарлетт. — Конечно, ее не волнует, прилично это или нет, тем более, что мужчина в трауре не обязан прятать себя, как это должна делать женщина. Он может повязать траурную повязку на свой лучший костюм и начать ухаживать за своей новой дамой, прежде чем его жена остынет в могиле. Но посмотрите, как свисает его шикарный костюм. Ладно, не обращай внимания, дорогая. Будет построено достаточно таких же домиков, какой строит сейчас Джо Коллтон. Придет весна, и ты так будешь занята доставкой леса, что у тебя не будет времени грустить».

Постепенно маскарад приобретал все больше откровенности. Некоторые поклонники Скарлетт спрашивали ее имя, один даже попытался приподнять ее маску. Она отклонила без труда все их попытки. «Я еще не забыла, как обращаться с развязными мужчинами, — подумала она, улыбнувшись. — Они даже повадились за угол, за чем-то покрепче, чем шампанское. Следующее, что они начнут делать, — это издавать Клич Веселья».

— Чему вы улыбаетесь, моя Загадочная Королева? — спросил осанистый Кавалер, который, казалось, делал все нарочно, чтобы как можно чаще наступать ей на ноги во время танца.

— Да, конечно, вам, — ответила Скарлетт, улыбаясь. Она не забыла ничего.

Когда Кавалер вынужден был уступить ее жаждущему Мандарину, который вернулся в третий раз, Скарлетт пожелала бокал шампанского.

Но когда эскорт проводил ее отдохнуть, она внезапно объявила, что оркестр играет ее любимую песенку и что она не может удержаться от танца.

Она увидела тетушку Питтипэт и миссис Элсинг на своем пути. Могли бы они узнать ее?

«Я не буду думать о миссис Элсинг. Я не позволю испортить мое веселье». Она попыталась отогнать мысли и предаться удовольствию.

Но помимо ее воли ее глаза смотрели по сторонам на мужчин и женщин, сидящих и танцующих в бальном зале.

Ее взгляд остановился на высоком бородатом пирате, опирающемся на дверной косяк, он поклонился ей. У нее перехватило дыхание. Она повернула голову, чтобы посмотреть еще раз. В нем было что-то… что-то дерзкое…

Пират был одет в белую рубашку и темные вечерние брюки. Широкий красный пояс придерживал два пистолета. Голубые банты были привязаны к кончикам его пышной бороды. На нем была простая черная маска, закрывающая его глаза. Он не был похож на кого-либо из ее знакомых, не так ли? Хотя, поза, в которой он стоял, и его уставившийся на нее взгляд, прямо сквозь маску…

Когда Скарлетт взглянул на него в третий раз, он улыбнулся, обнажив очень белые зубы на фоне темной бороды и смуглой кожи. Скарлетт почувствовала слабость. Это был Ретт.

Этого не может быть… Она, должно быть, фантазирует… Но, нет, это было точно по-реттовски. Показаться на балу, куда большинство людей не может попасть… Ретт мог сделать все, что угодно!

— Извините меня, мне надо идти. Нет, действительно, я серьезно, — она оттолкнула Мандарина и подбежала к своему мужу.

Ретт поклонился снова.

— Эдвард Тич к вашим услугам, мэм.

— Кто?

«Он что, думает, я его не узнала?»

— Эдвард Тич, всем известный как Черная Борода, великий злодей, который когда-либо бороздил воды Атлантики.

Ретт завернул лихо свою бороду.

У Скарлетт сердце упало. «Он веселится, — подумала она, — отпуская свои шуточки, которые, он знает, я едва понимаю. Прямо такой, каким он был до… до того, как все стало плохо. Я не должна допустить ошибки сейчас. Не должна. Что бы я сказала до того, как так сильно полюбила его?»

— Я удивлена, что ты приехал на бал в Атланту, когда так много событий в твоем драгоценном Чарльстоне, — сказала она.

«Вот. Так, как надо. Не совсем резко, но и не слишком любяще», — подумала Скарлетт.

Брови Ретта поднялись полумесяцами над его маской, у Скарлетт перехватило дыхание. Он все время так делал, когда был удивлен. Она вела себя так, как надо.

— Как случилось, что ты так информирована о жизни Чарльстона, Скарлетт?

— Я читаю газеты.

«Черт побери эту бороду». Ей казалось, что он улыбается, но она не могла видеть его губы.

— Я также читал газеты, — сказал Ретт. — Даже в Чарльстоне это сенсация, конца отсталый провинциальный городишко вроде Атланты решает претендовать на роль Нового Орлеана.

Новый Орлеан. Он повез ее туда на медовый месяц. «Возьми меня туда еще раз, — хотела она сказать, — мы начнем все снова, и вес будет теперь по-другому». Но она не должна говорить этого. Еще не время. Ее мозг быстро перебирал одно за другим воспоминания. Узкие мощеные улочки, высокие темные комнаты с огромными зеркалами, вправленными в тусклое золото, странная, великолепная еда…

Ретт усмехнулся.

«Я смешу его. Он, должно быть, видел мужчин, толпящихся передо мной».

— Как ты узнал, что это я? — спросила она. — На мне маска:

— Мне стоило только увидеть самую разряженную женщину, Скарлетт: это должна была быть ты, и я не ошибся.

— Ах ты… ты негодяй. Ты выглядишь не очень симпатично. Ретт Батлер, с этой дурацкой бородой. Мог бы с таким же успехом приклеить медвежью шкуру себе на лицо.

— Это лучшее, что полностью изменило мою внешность. Я не хочу, чтобы меня легко узнали.

— Тогда зачем ты пришел? Не затем, чтобы расстроить меня, я полагаю.

— Я же обещал, что буду появляться достаточно часто, чтобы не было сплетен, Скарлетт. Это идеальный случай.

— Какая польза от бала-маскарада? Никто не знаете кто есть кто.

— В полночь маски снимаются. Это примерно через четыре минуты. Мы провальсируем до этого момента, затем уйдем.

Ретт обнял ее, и она забыла свое раздражение. Ничего не было важнее того, что он был здесь и обнимал ее.

Скарлетт не спала почти всю ночь, силясь вспомнить, что же случилось. Все было замечательно на балу… Когда пробило полночь, доктор Мид объявил, что все должны снять свои маски, и Ретт смеялся, когда срывал свою бороду. Он поприветствовал доктора и поклонился миссис Мид, а затем он прогнал меня оттуда. Он даже не заметил, как люди поворачивались ко мне спиной, по крайней мере, он и вида не подал, что заметил.

А в экипаже по дороге домой было слишком темно, она не видела его лица, но его голос звучал нормально. «Я не знала, что сказать, у меня даже почти не было времени подумать о чем-нибудь. Он спросил, как идут дела в Таре и платил ли его адвокат по ее счетам вовремя. Когда подъехали к дому, он сказал, что устал, пожелал доброй ночи и ушел в свою комнату.

Он не был злым или холодным, он просто пожелал доброй ночи и ушел наверх. Что это значит? Почему он приехал сюда из такой дали? Не для того же, чтобы пойти на вечеринку, когда их и так полно в Чарльстоне. Не потому, что это был маскарад, — он мог бы поехать на Марди Грае, если бы захотел. К тому же у него полно друзей в Новом Орлеане.

Он сказал — «чтобы не было сплетен».

Ее мозг возвращался назад, проигрывал весь вечер снова и снова, пока у нее не разболелась голова. Ее сон, когда она заснула, был коротким. Тем не менее, она проснулась вовремя, чтобы спуститься к завтраку в своей лучшей одежде. Она отказалась от завтрака на подносе, который ей приносили в постель. Ретт все время завтракал в столовой.

— Встала так рано, моя дорогая? — спросил он. — Как мило с твоей стороны. Мне не надо будет писать прощальную записку.

Он стряхнул салфетку.

— Я упаковал некоторые вещи. Я заеду за ними попозже, по дороге на станцию.

«Не покидай меня», — молило сердце Скарлетт. Она отвернулась, чтобы он не видел просьбу в ее глазах.

— Бога ради, Ретт, допей свой кофе, — сказала она. — Я не устрою сцену.

Она подошла к боковому столику и налила себе немного кофе, наблюдая за ним в зеркало. Она должна быть спокойна. Тогда, он может быть, останется.

Он стоял с раскрытыми часами в руках.

— Нет времени, — сказал он. — Мне надо еще увидеть нескольких человек, пока я здесь. Я буду очень занят до лета, скажу кому-нибудь, что я уезжаю в Южную Америку по делам. Никто не будет сплетничать про мое долгое отсутствие. Большинство людей в Атланте даже не знают, где находится Южная Америка. Ты видишь, моя дорогая, я сдерживаю свое обещание сохранить незапятнанность твоей репутации.

Ретт злорадно ухмыльнулся, закрыл часы и положил их в карман.

— До свидания, Скарлетт.

— Почему бы тебе не поехать в Южную Америку и не потеряться навсегда!

Когда дверь закрылась за ним, рука Скарлетт потянулась к графину с бренди. «Почему она так себя вела? Совсем не так, как она чувствовала. Он все время так влиял на нее, побуждая говорить не то, что она думала. Она должна была это знать, и не терять контроль над собой. Но он не должен был так издеваться над ее репутацией. Как он узнал, что я изгой?»

Она никогда не была так несчастна за всю свою жизнь.