Скарлетт перенесла молчаливое неодобрение своих тетушек, не обращая на него особого внимания. Даже дедушке, который вызвал ее на ковер, не удалось ее расстроить. Она запомнила шуточку, которую отпустила Морин О'Хара. «Старый лула», — подумала она и усмехнулась. Это сделало ее смелой и дерзкой в достаточной степени, чтобы подойти к его кровати и поцеловать его в щеку уже после того, как он отпустил ее.

— Спокойной ночи, дедушка, — радостно сказала она.

«Старый лула», — прошептала она, когда уже была в безопасности в холле. Она рассмеялась, когда присоединилась к своим тетушкам за столом. Ужин принесли ей мгновенно. Тарелка была накрыта блестящей серебряной крышкой, чтобы еда не остыла. Скарлетт была уверена, что ее недавно протерли. Она думала, что этот дом могли бы действительно хорошо содержать, если бы здесь был хоть кто-нибудь, кто мог держать слуг в подчинении. Дедушка даст им удрать даже в случае убийства. «Старый лула».

— Что ты находишь таким смешным, Скарлетт? — тон Полины был ледяным.

— Ничего, тетушка Полина.

Скарлетт взглянула на гору еды, которая обнаружилась, когда Жером церемонно поднял крышку. Она громко рассмеялась. Единственный раз в жизни она не была голодна, и это не от того, что она была на пиршестве у О'Хара. А перед ней было столько еды, что хватило бы накормить полдюжины человек. Она навела страх на кухню.

Следующим утром на мессе по случае первой среды великого поста она села рядом с Элали на скамеечке, облюбованной тетушкой. Место было достаточно незаметное, близкое к боковому проходу и хорошо расположенное по отношению к задней части храма. Только ее колени устали от стояния на холодном полу, как она увидела своих родственников, входящих в церковь: «Они прошли, конечно, — подумала Скарлетт, — по центральному проходу почти в самый перед, где заняли две полных скамьи. Какие они все огромные и полные жизни. И цвета. Головы сыновей Джейми выглядели, как огоньки в свете из-за Красного стекла, и даже шляпы не могли скрыть яркие волосы Морин и девушек». Скарлетт так погрузилась в восхищенные воспоминания о дне рождения, что чуть было не пропустила появление сестер из женского монастыря. И это после того, как она торопила тетушек, чтобы прийти в церковь как можно раньше. Она хотела убедиться, что настоятельница все еще здесь, в Саванне.

Да, она была здесь. Скарлетт не обращала внимания на неистовый шепот Элали, приказывающий ей повернуться лицом к алтарю. Она изучала безмятежное выражение на лице сестры, которая проходила мимо. Сегодня настоятельница сможет увидеться с ней. Она была полна решимости. Во время мессы она мечтала о том, какую вечеринку она устроит после того, как ей удастся восстановить Тару во всей красоте. Будет много музыки и танцев, как вчера, и все это продлится много дней.

— Скарлетт! — зашикала Элали. — Перестань шуметь.

Скарлетт улыбнулась в свой молитвенник. Она и не заметила, что действительно напевала. Она должна была признать, что «Пег в повозке» не совсем церковная музыка.

Старшая сестра повторила свое послание с равнодушным терпением.

— Настоятельница собирается провести весь день в уединении, чтобы молиться и поститься, — посочувствовала она Скарлетт и добавила: — Это первая среда Великого Поста.

— Я это знаю, — Скарлетт почти кричала. Но затем она придержала свой язык.

— Пожалуйста, скажите ей, что я очень сожалею, и, — сказала она мягко, — что завтра я приду снова.

Как только она пришла в дом Робийяра, она умылась.

Элали и Полина были явно шокированы, когда она спустилась вниз и присоединилась к ним в гостиной. Но ни одна из них ничего не сказала. Молчание было единственным оружием, которым они могли безопасно пользоваться, когда Скарлетт была в гневе. Но когда она объявила, что собирается заказать завтрак, Полина заговорила.

— Ты пожалеешь об этом прежде, чем кончится день, Скарлетт.

— Не могу себе представить почему, — ответила Скарлетт и сжала зубы.

Возвращение в религию было у Скарлетт столь недавним, что для нее поститься — это значило просто есть в пятницу рыбу вместо мяса. Однако то, что сказала Подина, могло вызвать у нее бурю протеста.

Еда только один раз в день все сорок дней Великого Поста, и никакого мяса. Воскресенья были исключением. По-прежнему никакого мяса, но зато позволялось есть три раза в день.

— Я не могу в это поверить! — вскричала Скарлетт.

— Вы были детьми, — сказала Полина, — но я уверена, что ваша мать постилась, как ей положено. Я не могу понять» почему она не познакомила вас с правилами Великого Поста, когда вы вышли из детского возраста, но тогда она была изолирована в местах, лишенных наставничества священника, к тому же этому противодействовало влияние мистера О'Хара…

Ее голос замер. Глаза Скарлетт вспыхнули.

— Что вы подразумеваете под «влиянием» мистера О'Хара, хотела бы я знать?

Полина была в замешательстве.

— Всем известно, что у ирландцев существует определенная свобода в понимании законов церкви. Вы не можете обвинять их в этом, бедную неграмотную нацию.

И ока набожно перекрестилась. Скарлетт топнула ногой.

— Я не собираюсь стоять здесь и слушать все это напыщенное французское высокомерие. Мой отец был не кем иным, как хорошим человеком, и его «влияние» — доброта и благородство — как раз то, о чем вы и понятия не имеете. Более того, я хочу, чтобы вы знали: я провела вчера полдня с его родней, и все они замечательные люди, каждый из них. И я скоро предпочту, чтобы на меня влияли они, чем ваше бледное, религиозное ханжество.

Элали разрыдалась. Скарлетт сердито посмотрела на нее. «Теперь она будет хныкать несколько часов. Я этого не вынесу».

Полина громко всхлипнула. Скарлетт обернулась и посмотрела на нее. Полина никогда не плакала.

Скарлетт безнадежно посмотрела на две склонившиеся седые головы, Полина выглядела такой хрупкой и беззащитной.

О Боже! Она подошла к Полине и дотронулась до ее согбенной спины:

— Извини меня, тетушка, я не ведала, что говорила.

Когда мир был вновь восстановлен, Элали предложила Скарлетт сопровождать их во время прогулки.

— Мы с сестрой находим, что моцион замечательно восстанавливает силы, — сказала она радостно. — К тому же это заставляет не думать о еде.

Скарлетт моментально согласилась. Ей необходимо куда-нибудь выйти из дома. Она была убеждена, что сможет понюхать запах бекона, жарящегося на кухне. Она прошла со своими тетушками вокруг площади по лужайке перед их домом, затем они преодолели небольшое расстояние до следующей площади, затем к следующей и так далее. К тому времени, когда они возвратились домой, она волочила ноги с таким же трудом, как Элали, и она была уверена, что они прошли вокруг всех двадцати с небольшим площадей, которыми была усеяна Саванна и которые придавали ей удивительное очарование. Она также была уверена, что смертельно голодна и ей скучно так, что хочется кричать. Но в конце концов настало время обеда. Она не могла припомнить, когда в последний раз пробовала такую вкусную рыбу.

«Какое облегчение!» — думала Скарлетт, когда Элали и Полина пошли наверх вздремнуть после обеда. Их воспоминания о Саванне превращаются в долгую историю и могут довести до убийства кого угодно. Она прошлась по дому, поднимая вещицы из китайского фарфора и серебра и ставя их назад, не разглядывая.

Почему настоятельница оказалась таким сложным человеком? Почему бы ей было не поговорить с ней в конце концов? И почему такая женщина, как она, должна проводить целый день в уединении, даже если это такой святой день, как первая среда Великого Поста. Скарлетт была уверена, что настоятельница так добра, как только может быть человек. Зачем же ей нужно проводить целый день в молитвах и посте?

Пост! Скарлетт побежала обратно в гостиную к высоким часам. Не может быть, что сейчас только четыре часа. И даже еще нет четырех. Только семь минут четвертого. А поесть нечего до завтрашнего обеда. Нет, это невозможно. Это бессмысленно.

Скарлетт подошла к ручке звонка и дернула ее четыре раза.

— Иди одевайся, — сказала она Панси, когда девушка прибежала. — Мы уходим.

— Мисс Скарлетт, зачем мы идем в булочную? Повариха сказала, что продукты из булочной невозможно есть. Она делает всю выпечку сама.

— Меня не интересует, что сказала повариха. И если ты хоть комунибудь скажешь, что мы были здесь, я с тебя шкуру сдеру.

Скарлетт съела два пирожных и булочку прямо в магазине. Она принесла две сумки продуктов из булочной домой, к себе в комнату.

Прямо в центре ее бюро аккуратно лежала телеграмма. Скарлетт бросила сумки с хлебом и пирожными на пол и подбежала к бюро.

«…Генри Гамильтон», — гласила подпись. «Черт!» — она думала, что это от Ретта, который просит ее вернуться домой или находится уже в дороге, чтобы догнать ее.

Она зло смяла тонкую бумагу в кулаке. Затем она разгладила ее. Лучше посмотреть, что ей хочет сказать дядюшка Генри. Начав читать телеграмму, Скарлетт улыбнулась.

ВАША ТЕЛЕГРАММА ПОЛУЧЕНА ТЧК ТАКЖЕ ЧЕК ОТ ВАШЕГО МУЖА ТЧК ЧТО ЗА ДУРАЦКИЕ ВОПРОСЫ ЗПТ РЕТТ ПРОСИЛ МЕНЯ ИЗВЕСТИТЬ ГДЕ ВЫ ТЧК ПИСЬМО СЛЕДУЕТ ТЧК

ГЕНРИ ГАМИЛЬТОН

Значит, Ретт ее ищет. Этого она и ожидала. Ха! Она правильно сделала, что поехала в Саванну. Она надеялась, что дяде Генри хватит ума объяснить Ретту это телеграммой, а не письмом. И, может, он уже читает ее в эту минуту так же, как она читает телеграмму дади Генри. Скарлетт стала напевать мелодию вальса и танцевать с телеграммой, прижатой к сердцу. Он, может быть, сейчас уже в дороге. Поезд из Чарльстона прибывает приблизительно в это время. Она подбежала к зеркалу поправить прическу и нанести на щеки немного румян. Может, ей переодеться? Нет, Ретт может заметить и подумать, что она только и делала, что ждала его. Она подушила шею и виски туалетной водой.

Итак, она готова. Ее зеленые глаза сверкали, как у дикой кошки. Не забыть бы наклеить ресницы. Она взяла банкетку, поставила ее к окну и села так, что оказалась спрятанной за занавеской и тем не менее могла все видеть вокруг.

Прошел час, Ретт не приходил. Скарлетт впилась в булочку своими маленькими белыми зубами. Как тяжек этот Великий Пост. Только представьте себе, как можно есть, прячась в своей комнате, есть булочку даже без масла. Она была в очень плохом настроении, когда спустилась вниз.

А там как раз был Жером с подносом, на котором он нес ужин для дедушки. Уже одного вида этого было достаточно, чтобы сделать ее гугеноткой или пресвитерианкой, подобно старику.

Скарлетт остановила его в холле.

— Эта пища выглядит отвратительно, — сказала она. — Возьми это назад и положи побольше масла в пюре. Положи в тарелку толстый кусок ветчины. Я знаю, у вас внизу есть ветчина, я видела ее в кладовой. И добавь кувшин со сливками и чашку клубничного джема.

— Мистер Робийяр не сможет прожевать ветчину. А его доктор сказал, что ему нельзя сладкое, а также сливки и масло.

— Доктор хочет, чтобы он смертельно голодал. Делай, что тебе говорят.

Скарлетт сердито смотрела на Жерома, пока он не исчез.

— Никто не должен быть голоден, — сказала она. — Никогда. Даже старый лула.

Ее настроение внезапно изменилось, и она усмехнулась.